Алекс Джонс
Великая перезагрузка. Война за мировое господство

Впрочем, управление – это не только правительства: формальные структуры, создающие законы и правила. Управление включает разработку и использование стандартов, возникновение социальных норм, которые сдерживают или поощряют нас, схем личного поощрения, сертификацию и надзор со стороны специализированных организаций, отраслевых соглашений и политики, которые применяются компаниями добровольно или по соглашению, определяющие отношения с конкурентами, поставщиками, партнерами и клиентами³⁰.

В мире, который хочет построить Шваб, вам нужно будет беспокоиться не только за правительство. На самом деле правительство-то Швабу и не нужно, если только оно не занимается ровно тем, что он скажет. Вместо этого Шваб рассчитывает на крупные корпорации, которые будут выполнять роль правительства де-факто, возможно, с помощью правил и условий пользования своими услугами. Помните, как технологические корпорации ввели тотальную цензуру всех высказываний консерваторов во время президентской предвыборной кампании 2020 года в США? Как им это удалось, несмотря на то что их действия прямо противоречили Первой поправке?^[8] Интересно, как их руководители смогли найти компромисс с собственной совестью. Может быть, Клаус Шваб и другие участники конференции в Давосе так успешно промыли им мозги?

При этом вы обратили внимание, как Шваб ратует за «возникновение социальных норм», возможно, по итогам столь любимых им «разговоров», которые на самом деле не более чем сценарии, разработанные избранными актерами будто бы для бродвейской постановки? Но по сценарию Шваба вымысел становится реальностью.

Если вам интересно, как же будут создаваться эти новые стандарты, не волнуйтесь. Их разработают «эксперты»:

Для создания правильных стандартов жизненно необходимы сообщества профессионалов – особенно таких стандартов, которые отражают общие ценности и приоритеты заинтересованных сторон. Например, IEEE^[9] насчитывает 423 000 членов, которые вырабатывают консенсус среди организаций, обеспечивающих безопасность, надежность и возможности взаимодействия различных электрических и цифровых систем. Рекомендации, которые они выработали для искусственного интеллекта, показывают, что члены ассоциации всесторонне продумывают потенциальное воздействие технологий на жизнь, не останавливаясь на технических требованиях и соответствии уже существующим стандартам^31.

Вам уже становится ясно, что никакого голосования и выбора у вас не будет? Вместо этого будет управляемое обсуждение с заранее определенным результатом, соответствующим пожеланиям Шваба и его давосских друзей.

А правительствам Шваб советует применять «гибкое управление», которое он определяет следующим образом:

…это важнейшая стратегия, которую нужно применять для разработки, распространения, введения в действие и применения политики для создания лучших результатов управления в условиях Четвертой промышленной революции. Вдохновленная Манифестом гибкой разработки ПО (Agile Manifesto) и отчетом Комитета глобальной повестки Всемирного экономического форума о будущем программного обеспечения и общества, концепция гибкого управления стремится привести подходы представителей частного сектора, применяющих высокие технологии, в соответствие с живостью, текучестью, гибкостью и адаптивностью этих технологий³².

Если вы вдруг не поняли, что все это значит, поясню: Шваб хочет действовать со всей этичностью крупных корпораций, которые отравляют воздух и воду, фармацевтических компаний, любыми способами заставляющих нас покупать их продукцию, и технологических корпораций, ни разу не ответивших за подавление американских ценностей свободы слова и конкуренции. Шваб детально расписывает, как эти модели будут работать:

• Поощрение сотрудничества между правительствами и бизнесом для создания «песочниц развития» и «экспериментальных стендов» для разработки нормативных актов с использованием итеративных, межотраслевых и гибких подходов, о которых говорил Джефф Малган…

• Содействие развитию экосистем частных регуляторов, конкурирующих на рынках для обеспечения управления в соответствии с всеобъемлющими социальными целями, как предлагает Джиллиан Хэдфилд в книге «Правила плоского мира»³³.

Эти предложения – не что иное, как путь к катастрофе. Мощь разведывательных агентств, оборонного-промышленного комплекса и крупного бизнеса, которой так боялись либералы 70-х годов, просто ничто по сравнению с тем всемогуществом, которое получат корпорации в идеальном мире Шваба.

Я не знаю, воплотил ли кто-нибудь из голливудских или зарубежных режиссеров на экране все аспекты антиутопии, которыми будет богато такое будущее. Ближе всего к актуальному отражению этой картины приблизились создатели фильма «Чужой», где корпорации сотрудничают с правительством, чтобы доставить на землю инопланетного монстра с целью его изучения. Это будущее абсолютного беззакония, где справедливость определяется исключительно по прихоти могущественных корпораций.

Нужно понимать фокусы, которыми Шваб надеется ошеломить публику.

Он углубляется в мельчайшие детали развития технологий и перечисляет множество вопросов, которые эти технологии вызывают.

И пока мы должны в ошеломлении восхищаться инновационным будущим, он говорит, что есть и обратная, темная сторона высоких технологий.

А после он пытается убедить нас, что его богатые друзья не имеют ни малейшего отношения к возникновению темной стороны технологий, да и вообще, обязательно будут «прорывы» и новые подходы, которые навсегда устранят любые проблемы.

Тем не менее, чтобы оказаться в этом светлом будущем, нам придется измениться, убрать барьеры, ослабить, так сказать, некоторые законы. Но не волнуйтесь, он найдет «частных регуляторов». Дисциплину будут поддерживать торговые и профессиональные организации, которые не позволят вам зарабатывать на жизнь, если вы не будете делать то, что они хотят. А если вы все же не сдадитесь и продолжите жаловаться, что ж, он просто заставит технологические корпорации заткнуть вас.

Откуда же взялись все эти замечательные идеи? Разберем это в следующей главе.

Глава третья
Откуда весь этот мусор?

Пожалуй, в мире нет человека, который разбирался бы в происхождении Четвертой промышленной революции и «Великой перезагрузки» лучше, чем Патрик Вуд. Экономист по образованию, автор и лектор, Вуд изучает вопросы глобализации с конца 70-х годов прошлого века.

Впервые Вуд заинтересовался вопросом влиятельных групп в национальных элитах, когда, будучи молодым финансовым аналитиком и писателем, заметил, что после своего избрания президентом Соединенных Штатов в 1976 году Джимми Картер выбрал себе в качестве советников нескольких представителей из организации, известной как «Трехсторонняя комиссия^[10]», основанной Дэвидом Рокфеллером и Збигневом Бжезинским.

В опубликованной в 2016 году книге «Восход технократии» Вуд рассказывает об отношениях между Картером и Бжезинским:

Джеймс Эрл Картер младший – фермер из Джорджии, ставший президентом и обещавший: «Я никогда не буду вам лгать», был приглашен стать членом Комиссии Збигневом Бжезинским в 1973 году. На самом деле именно Бжезинский обнаружил в Картере задатки будущего президента и впоследствии обучил его основам экономики, международной политики и всем нюансам политического устройства мира. Первым указом Картера на посту президента стало назначение Бжезинского советником по национальной безопасности. Хотя чаще его называли главой Совета национальной безопасности США, поскольку подчинялся он непосредственно президенту. Многие справедливо замечают, что Бжезинский занимал второй по важности пост в правительстве Соединенных Штатов³⁴.

Это однозначно неплохая должность, выше только американский президент. Кто бы отказался? Особенно учитывая, что ни избирательной кампании, ни внутрипартийной борьбы для ее получения не потребовалось.

Но на самом деле этому назначению предшествовали десятилетия подготовительной работы. И эта работа определенно началась до создания Трехсторонней комиссии в 1973 году. Вуд прослеживает корни глобалистского движения до работ французского социолога и философа Огюста Конта (1798–1857), которого считают отцом современной социологии и первым философом науки. Учитывая интеллектуальную среду того времени, неудивительно, что Конт пришел к выводу о том, что научное знание – это единственное настоящее знание. Вскоре появился «сциентизм» – идейная позиция, постулирующая наивысшую культурную ценность научного знания и науку как единственный способ получить ответы на все вопросы. Для всех, кто назвал себя «прогрессистом», то есть верил, что человеческое общество развивается в сторону совершенства, эта религия технократов (собственно, и названная технократией ее создателями) стала дорогой к воплощению своих утопических мечтаний. Как объясняет Вуд:

Наука, технологии и изобретения сделали возможной индустриализацию. Знания множились, и предполагалось, что соответственно изменится общество или по крайней мере адаптируется. Прогрессисты ратовали за расширение правительств, состоящих из профессиональных менеджеров, с одновременным ограничением личных свобод и национального суверенитета, но в то же время боролись за снижение бесполезной бюрократической работы и увеличение эффективности правительства. Концентрация на эффективности привела многих прогрессистов к технократии, поскольку наука казалась единственным способом достижения их целей³⁵.

Теперь можно представить, как технократия будет взаимодействует с другими идеологиями, такими как прогрессизм, социализм, фашизм и даже капитализм. Ученые и инженеры будут контролировать общество, не ограниченные необходимостью решать досадные проблемы демократии и прав личности. (Когда я говорю о демократии, читатель должен понимать, что речь не о демократии в чистом виде, а скорее о нашей конституционной республике – системе, где правит большинство, но гарантированы права меньшинства, в которой выборные представители обладают властью принятия решений, но которые им придется публично защищать перед переизбранием, если они хотят остаться на своем посту.)

Вуд утверждает, что многие идеологические системы в истории, например фашизм или коммунизм, применяли эти принципы, однако не допускали возникновения и развития правящего класса научной элиты, который контролировал бы общество. Некоторые из этих идеологий могли быть абсолютным злом, однако их представители прекрасно видели потенциальную угрозу своему авторитету, когда таковая возникала.

Благодаря открытым демократическим институтам, западные страны, казалось, явились прекрасной почвой для возникновения этой научно-инженерной элиты – технократов. Людей же просто нужно было убедить принять эту благодатную тиранию, что, конечно же, избавило бы их от всех забот.

Колоссальные потери в Первой мировой войне, когда погибло более девяти миллионов человек, должны были обеспечить невероятные возможности для развития технократического государства. Однако технологические и социальные изменения, вызванные войной, разбили мечты о таком государстве и раскрылись полностью в ревущие 20-е.

В начале ХХ века огонь технократии продолжали поддерживать такие люди, как Фредерик Тейлор, американский инженер, наиболее известный как автор книги «Принципы научного менеджмента», и профессор Колумбийского университета Уолтер Раутенстраух.

Многие технократические идеи были поддержаны группами университетских интеллектуалов, которые вскоре оставили Колумбийский университет и основали научно-исследовательскую организацию «Новая школа, Нью Йорк». Среди них был Торстейн Веблен и его молодой протеже Говард Скотт. В 1921 году Веблен опубликовал свой шедевр, книгу под названием «Инженеры и ценовая система», в которой он писал:

Если производящую промышленность организовать как единую систему под управлением профессиональных технических специалистов, главной задачей которых будет максимальное увеличение производства продукции и услуг, в противоположность нынешней ситуации, когда промышленность возглавляют невежественные бизнесмены, главная цель которых – максимальная прибыль, то в результате объем производства товаров и услуг, несомненно, превысит нынешний на несколько сотен процентов³⁶.

Однако реальные возможности у технократов появились только после краха фондовых рынков в 1929 году и наступления в США Великой депрессии. Вуд пишет:

Общество созрело для технократии в самые черные дни Великой депрессии. Всем казалось очевидным, что капитализм отжил свое. Безработица, дефляция, голод и озлобление в адрес политиков и капиталистов, а также другие социальные потрясения заставили людей искать объяснения, что же случилось и как исправить ситуацию. Технократия была готова ответить на оба эти вопроса: капитализм умер своей смертью, выполнив свое предназначение, а технократическое общество и есть выход. Инженеры, ученые и технические специалисты, которые будут управлять этой технократической утопией, прекратят нерациональную трату средств и уничтожат коррупцию. Люди будут работать не больше 20 часов в неделю, и работа будет у всех. Наступит всеобщее изобилие³⁷.

Казалось бы, лучшего момента для становления технократии невозможно вообразить. Самой по себе страшной бойни, унесшей миллионы жизней, которой обернулась мировая война, было недостаточно, но наверняка президент Соединенных Штатов Франклин Делано Рузвельт был готов, чтобы его убедили принять эту идею.

И действительно, некоторые из подходов технократов Рузвельт воплотил в жизнь, например, положив конец господству золотого стандарта, конфисковав золото у граждан и национализировав некоторые отрасли промышленности, однако отдать власть технократам он готов не был. Вуд объясняет:

В любом случае американская демократия оказалась не готова к технократии и решительно отвергла ее по следующим причинам:

• Никто не был готов отказаться от национального суверенитета и конституционной формы правления.

• Никто не был готов отказаться от частной собственности и права накапливать частное богатство.

• Технократия изрядно напоминала фашизм, что вызывало отвращение у большинства американцев.

• Обещания невероятных благ, которые давала технократия, отчетливо отдавали бесплатным сыром, а к концу Великой депрессии американцы на собственном опыте убедились, где он бывает³⁸.

В результате ни во время Великой депрессии, ни позже, во Вторую мировую войну технократы своего не добились, считает Вуд. И тем не менее после поражения нацистской Германии многие из лучших немецких инженеров и ученых перебрались в США в рамках операции «Скрепка» и заняли ключевые места в фармацевтических компаниях, на оборонных предприятиях, в аэрокосмической отрасли. Известный нацистский ученый Вернер фон Браун, разрабатывавший немецкие ракеты, возглавил американскую лунную программу и руководил работами по высадке американцев на Луну.

Технократы не смогли завоевать общественное доверие, но даже технократы-нацисты прочно устроились в американской промышленности и правительственных организациях.

Монстр технократии дремал в недрах американской нации, ожидая возможности подняться и захватить власть.

* * *

Патрик Вуд любезно согласился дать мне интервью, поскольку уже больше 40 лет пишет и читает лекции об опасностях технократии. Это высокий, видный мужчина с гривой седых волос и аккуратно подстриженной бородой, обычно он одет в костюм с галстуком и напоминает выдающегося профессора.

Что неудивительно, ведь Вуд уже много лет плотно сотрудничает в своих исследованиях с доктором Энтони Саттоном, бывшим профессором экономики Стэнфордского университета и членом Гуверовского института войны, революции и мира. Коллеги в шутку зовут Саттона «пылесосом» за его ненасытную жадность до деталей любой темы³⁹.

Вуд впервые заинтересовался технократией вскоре после прихода к власти Джимми Картера и вице-президента Уолтера Мондейла.

Будучи молодым финансовым аналитиком и писателем, я с пристальным вниманием следил за тем, кого Картер назначал членами своего кабинета министров и на другие важные должности. В конце концов, одним из главных посылов его предвыборной кампании была мысль, что он сам не принадлежит к политической элите и у него мало знакомых в правительстве. Кого же он поставит на ключевые места? Когда начали появляться списки назначений, я обратил внимание, что в них было несколько членов не особо известной на тот момент организации под названием «Трехсторонняя комиссия». Я был заинтригован. Я откопал и проанализировал списки членов этой Трехсторонней комиссии и обнаружил, что в правительство попали больше десятка человек оттуда. Стало ясно, что творится что-то неладное, но что именно?⁴⁰

Во время интервью с Вудом я попросил его рассказать о роли, которую сыграли покровитель Картера Збигнев Бжезинский и советник президента Никсона по национальной безопасности и государственный секретарь США Генри Киссинджер, а также о вкладе Дэвида Рокфеллера, который, похоже, финансировал генератор технократии с самого начала. Я спросил и о том, как Трехсторонняя комиссия эволюционировала, превратившись во Всемирный экономический форум, созданный Клаусом Швабом, и о Четвертой промышленной революции, она же «Великая перезагрузка».

Начнем с Трехсторонней комиссии, основанной в 1973 году. Это было на заре современной глобализации. До 1973 года глобалисты особых успехов не добились, и представители элиты прекрасно это понимали. Поэтому они создали Трехстороннюю комиссию, чтобы окончательно разрушить понятие национального суверенитета в мире. И чтобы создать то, что они назвали «новым международным экономическим порядком». Это было их главной целью.

Трехстороннюю комиссию основали два человека: Дэвид Рокфеллер, председатель банка Чейз-Манхэттен, выходец из династии нефтяных магнатов, и специалист в политических науках из Колумбийского университета Збигнев Бжезинский.

Важно отметить, что именно в стенах альма-матер Бжезинского, в Колумбийском университете, зародились первые ростки технократии в начале 30-х годов. Бжезинский написал книгу, озаглавленную «Между двумя эпохами: Роль Америки в эру технократии», где предсказал наступление технократического мира, в котором мы сейчас живем.

Эта книга чрезвычайно понравилась Дэвиду Рокфеллеру, который пытался расширить свою монополию, для чего ему нужно было захватить природные ресурсы не только в Америке, но и по всему миру⁴¹.

Дальше все было довольно просто. Идеал технократии, мир, которым правят инженеры и ученые, начал оформляться в конце XIX века и обрел широкую научную базу в 30-х годах прошлого века в Колумбийском университете. Эту философию не принял Франклин Делано Рузвельт, но зато она прекрасно подошла Адольфу Гитлеру, который полагался не на политиков, а на ученых и инженеров в управлении Третьим рейхом.

Бжезинский продолжил работу над идеями технократии и изложил ее результаты в книге, которая привлекла внимание Дэвида Рокфеллера. Технократы воспользовались возможностью сменить вывеску и вскоре привели к власти собственного президента Джимми Картера, за спиной которого стоял советник по национальной безопасности Збигнев Бжезинский.

Важно понимать, что технократия не является в полной мере ни демократией, ни коммунизмом. Точнее будет сказать, что это монополия на власть, которую делят крупный бизнес и мировое правительство. И нужно признать, что, несмотря на то что «дубина репрессий» находится в руках мирового правительства, настоящая власть заключается в финансовой мощи крупного бизнеса.

Баронам, в незапамятные времена награбившим столько денег, что они смогли превратить их в титулы и власть, таким как Рокфеллеры, совершенно не нужен свободный рынок. Им не нравятся профсоюзы, а в их идеальном мире люди живут в городках, принадлежащих корпорациям, и полностью от последних зависят.

Баронам нужен рынок закрытый, монополия, или видимость конкуренции нескольких игроков, хотя на самом деле все эти игроки будут принадлежать одной и той же группе влиятельных людей.

Вуд продолжает историю становления Трехсторонней комиссии, описывает роль президента Джимми Картера, участие Организации Объединенных Наций и восход китайской звезды как экспериментальной лаборатории идеала технократов:

Эти двое [Рокфеллер и Бжезинский] основали Трехстороннюю комиссию, этот «новый международный экономический порядок», а потом передали эстафетную палочку Организации Объединенных Наций. В 1974-м ООН приняла резолюцию «Установление нового международного экономического порядка», где и разъяснялись его основы. Так он стал известен публике.

 

С 1973 года много всего произошло, особенно в Китае. Например, в 1976 году, когда Джимми Картера избрали президентом Соединенных Штатов, когда Бжезинский стал советником по национальной безопасности, а сам Картер и его вице-президент Уолтер Мондейл были членами Трехсторонней комиссии, именно Бжезинскому приписывают организацию визита в Соединенные Штаты Дэн Сяопина, чтобы пригласить его за шикарный стол, а потом вернуть в лоно глобальной экономики. Во многих учебниках по истории указано, что именно Бжезинский разработал операцию по возвращению Китая на мировую экономическую арену.

Впрочем, тут сыграл довольно значительную роль и Генри Киссинджер, который также входил в число основателей Трехсторонней комиссии⁴².

Вуд говорит, что у членов Трехсторонней комиссии было достаточно связей в самых верхах дипломатических кругов, чтобы иметь основания рассчитывать на высокие посты в любом правительстве, будь у власти демократы или республиканцы. Президент Ричард Никсон, будучи республиканцем, назначил советником по национальной безопасности Генри Киссинджера, а советником и доверенным лицом демократа Джимми Картера был Збигнев Бжезинский.

К 1970 году технократы добрались до вершины американской власти. После 40 лет усилий они могли наконец приступить к исполнению своих планов. Но эти планы нужно было на ком-нибудь протестировать.

Кого же они выбрали?

Не американцев, которые предсказуемо могли технократам воспротивиться. Вместо Америки технократы решили поставить эксперимент над Китаем. Вот как это объясняет Вуд:

Китай на тот момент был похож на нынешнюю Северную Корею. Никакой системы в экономике, голод, никакой промышленности и ужасная депрессивная культура. И тем не менее это был прекрасный исходный материал для любых экспериментов Рокфеллера и компании. Когда Бжезинский наладил контакт с Дэн Сяопином, Рокфеллер не стал проповедовать китайцам основы свободного рынка и капитализма. Он рассказал им о технократии. Это одна из причин взрывного роста китайской экономики и промышленности. Китайцы преуспели в использовании технократического подхода, примерили его, расширили и принялись активно экспортировать за пределы Поднебесной. Китай – приемное дитя технократии. Правящие круги довели до совершенства постоянное наблюдение за гражданами, искусственный интеллект и систему социального рейтинга, чтобы заставить людей подчиняться и делать только то, что нужно правительству. Ну а если кто-то не захочет подчиниться добровольно, его просто расстреляют. Вот в общих чертах история того, как Китай оказался в нынешнем состоянии⁴³.

Вуд изложил историю настолько лаконично и заставил меня взглянуть на подъем Китая под настолько новым углом, что я на мгновение потерялся. Неужели Китайская коммунистическая партия могла настолько плотно сотрудничать с технократами, начиная с 70-х годов прошлого века? Действительно ли значительная часть нашей дипломатии с конца 70-х работала с китайцами?

Стенограмма первой встречи Збигнева Бжезинского и Дэн Сяопина, состоявшейся 21 мая 1978 года, доступна на сайте Института китайско-американского сотрудничества. Похоже, Бжезинский был настолько заинтересован в нормализации отношений с Китаем, что был готов продать Тайвань и его жителей, а также скрывать свои планы и намерения от американского общества.

Бжезинский: С уважением к дискуссии о нормализации, которая, как мы надеемся, начнется в июне, я хотел бы предложить сохранить конфиденциальность этой дискуссии и не распространять ее содержание публично. Я думаю, что сохранение конфиденциальности повысит шансы на успех переговоров и позволит минимизировать политические осложнения, которые в нашей стране неизбежно возникнут рано или поздно. И хотя обсуждение нормализации не входит в повестку моего нынешнего визита, я считаю его шагом вперед в наших отношениях. Мы намерены двигаться исключительно вперед, и я призываю вас рассматривать мой визит именно в таком ключе.

Мы продолжаем придерживаться концепции, принятой нами ранее, – концепции единого неделимого Китая. Мы не можем рассматривать «полтора» Китая, два Китая или Китай и Тайвань. Для нас Китай един и неделим. Мы также верим, что наши базовые отношения определяют три ключевых фактора. Существуют некоторые трудности, которые нам самим предстоит преодолеть. Но, несмотря на то что это наши внутренние проблемы, они возникли именно по причине наличия отношений между нашими государствами, и я прошу вас отнестись к ним с пониманием.

Главная трудность заключается в том, чтобы американский народ правильно понял природу этого исторического переходного периода в отношениях с народом Тайваня, который последует за нормализацией отношений. Во время этого исторического переходного периода внутренние американские сложности можно свести к минимуму, если наши надежды и ожидания, что исключительно внутреннее решение китайских проблем будет проводится мирным образом, в целом оправдаются⁴⁴.

Не нужно быть дипломатом, чтобы понять, что вас предали. Бжезинский очевидным образом сдал Тайвань в обмен на отношения с Китаем. Взамен же он умоляет Китай не совершать ничего такого, что могло бы излишне встревожить американскую общественность. Судя по всему, обе стороны переговоров прекрасно понимали суть сделки, которую заключают. Читая стенограмму, трудно отделаться от ощущения, что Бжезинский ведет себя, как дипломат подчиненного государства, в то время как к Китаю он относится, как к доминирующей нации, возможно, как к победителю в великой войне.

Бжезинский сохранил дружеские отношения с представителями Китайской коммунистической партии до конца своей жизни. В июне 2017 года, уже после его смерти, в китайской газете China Daily была опубликована статья, где автор с теплотой отзывался об американском политике. Статья была озаглавлена «Нам будет не хватать Бжезинского и его прозорливой мудрости». Вот несколько цитат из нее:

Смерть Збигнева Бжезинского на прошлой неделе стала шоком для многих, ведь лишь месяц назад он выступал на публике с комментариями событий на Корейском полуострове. За прошедшую неделю многие журналисты, которым доводилось беседовать с Бжезинским или посещать его лекции, делились теплыми воспоминаниям о великом стратеге.

Для многих из нас Бжезинский был человеком мудрости, он глубоко понимал Китай и мир. Будучи советником по национальной безопасности при президенте Джимми Картере, Бжезинский сыграл ключевую роль в нормализации дипломатических отношений между Соединенными Штатами Америки и Китайской Народной Республикой в 1979 году…

Для моего поколения Бжезинский был одним из немногих американских политиков, которых знали китайцы. Среди этих немногих были также бывший госсекретарь Генри Киссинджер и бывший советник по национальной безопасности Брент Скоукрофт⁴⁵.

Если вас восхваляет Китайская коммунистическая партия, то вряд ли после смерти вас ждет апостол Петр с ключами от рая. Сомневаюсь, что вы попадете на небо с пушистыми облаками и окажетесь меж ангелов, наигрывающих на лирах. Более вероятно, что вас ждет вечность в куда более жарком местечке.

Вуд продолжает рассказывать историю, как технократы, закрепившись в правительстве, решили надолго сохранить за собой самые выгодные позиции:

Первоначально члены Трехсторонней комиссии не уставали повторять, что совершенно не заинтересованы в захвате власти. И тем не менее во время президентского срока Джимми Картера сам президент, вице-президент Мондейл и Бжезинский были членами комиссии. А в какой-то момент весь кабинет министров, за исключением одного министра, был составлен из членов Трехсторонней комиссии. Что это, если не чистый захват власти?

С другой стороны, говоря, что они не заинтересованы в захвате власти, члены комиссии всегда подчеркивали, что хотят всего лишь создать новый международный экономический порядок.

Но вскоре мы обнаружили, что Америка стала диктующим политику силовиком глобальной экономики. А любой, кто добрался до рычагов управления экономикой, может контролировать всю планету. Именно этим они и занялись начиная с 1976 года⁴⁶.

Повествование Патрика Вуда совпадает с известными фактами о начале работы Трехсторонней комиссии и вступлении Китая в мировое экономическое сообщество. И все это были не какие-нибудь мелкие чиновники. Это была верхушка политического руководства страны, которая реализовывала планы, ни разу не обсуждавшиеся в Америке публично.

Работать, однако, приходилось медленно, поскольку многие из их инициатив не пользовались поддержкой избирателей. Нужно было, чтобы при каждом последующем президенте в правительстве оставалось достаточно технократов. Вот как это происходило по описанию Вуда:

Технократы могли быть левыми или правыми, либералами или консерваторами – политическое самоопределение было для них пустым звуком. Они были в администрации Рейгана, Джордж Буш – старший сам был членом Трехсторонней комиссии так же, как и Билл Клинтон или Эл Гор. И в администрации каждого из этих президентов было значительное количество членов Комиссии. При Джордже Буше – младшем был Дик Чейни – тоже влиятельный член Трехсторонней комиссии. Барака Обаму окружали представители разведывательного сообщества, сплошь члены комиссии. При этом окружали практически полностью.

В администрации Трампа их было несколько меньше, но затем к власти пришел Байден, и все вернулось на круги своя⁴⁷.

Вуд рассказывал в интервью, что Генри Киссинджер как минимум два раза просто заявлялся в Белый дом и без всякого предварительного согласования встречался с президентом Трампом. Это чрезвычайно необычно, потому что день американского президента распланирован практически поминутно и все встречи назначаются заранее. Однако это свидетельствует о том, что Киссинджер сохранил свое влияние даже спустя 40 лет после того, как прекратил непосредственную работу на правительство, и это несмотря на то что в некоторых странах его считают военным преступником и объявили в розыск за действия во время войны во Вьетнаме.