Алекс Д
По ту сторону глянца
Пролог
– Кира хочет замуж, Агния, – прикурив сигарету, я задумчиво смотрю на алеющий закат, наслаждаясь вечерней прохладой. Данилова останавливается, недоверчиво взглянув мне в глаза.
– За тебя?
– А ты против? – выпустив в сторону дым, задаю встречный вопрос.
Она вздрагивает, словно от пощечины, кожа лица приобретает пепельный оттенок. В этот момент внутри еще теплится надежда, что у нас может быть крошечный, призрачный шанс…, но Агния убивает меня одним единственным словом:
– Нет.
Это конец. В глазах темнеет, сердце полосует невыносимая острая боль, насквозь простреливающая грудную клетку. Я знал… готовился к подобному исходу, когда ехал сюда. Но, сука, нельзя быть готовым выхаркать с кровью собственное сердце.
– Тебе стоит подумать, Макс. Для брака Кира Баженова подходящая партия, – Агния прикасается к моему плечу, а я не чувствую. Вообще, ничего, кроме кипящего внутри желания сомкнуть пальцы вокруг ее шеи и заставить, наконец, заткнуться, но она продолжает лить яд на открытую рану: – Если ты женишься, это избавит нас от лишних слухов. Лера начала задавать о тебе неудобные вопросы, и в желтой прессе пишут разное.
То есть, она считает, что подстилка ее мужа для меня подходящая партия? Охуеть, это просто верх цинизма. У меня нет слов. Я чувствовал бы себя менее униженным, если бы она плюнула мне в лицо.
Криво усмехнувшись, бросаю сигарету на идеально стриженный газон. Агния вопросительно поднимает брови, ожидая от меня хоть какой-то реакции. С трудом сдерживая кипящую внутри ярость, я кладу ладони на ее бедра и рывком прижимаю к себе.
– Ты что творишь? – она ошарашено округляет глаза.
– Поздравляю с юбилеем, – наклонив голову, грубо впиваюсь в ее губы, вкладывая в жёсткий поцелуй всю свою злость и горечь.
Она сдается, отвечает, позволяя буквально насиловать ее рот. Подчиняется чисто на инстинктах, по привычке. Обычно в запертой изнутри квартире мы начинаем примерно с этого. Моя нетерпеливая грубость, ее молчаливое согласие и одержимая похоть между нами. А было ли что-то еще?
Потерявшись в знакомых ощущениях, Агния порывисто зарывается пальцами в мои волосы, скребет ногтями затылок, притягивая ближе. Ее гортанные стоны вибрируют на моем языке, посылая электрические разряды прямиком в пах. Чувствую дрожь и жар трущегося об меня тела и собственное болезненное возбуждение. Ширинка трещит по швам, мысли вышибает напрочь. Смяв ладонями упругую задницу, я подсаживаю ее на себя и рефлекторно толкаюсь бедрами.
– Не здесь…, – она со стоном отрывается от меня.
– Да похуй, – бросаю я и снова тянусь к ее губам.
– Здесь нельзя, Макс, – упирается ладонями в мою грудь, а в глазах безумный блеск, помада размазана по всему подбородку, соски призывно натягивают плотный хлопок повседневной рубашки.
– А если очень хочется? – Не отрывая ладони от ее задницы, вторую засовываю за пояс удлиненных женских шорт. Провожу пальцами по влажной ластовице трусиков и сдвинув в сторону сразу ныряю вглубь. Пиздец, там потоп. – Тебе сильно хочется, Агнюш? – толкаюсь в нее тремя пальцами, большим растирая набухший клитор.
– Дааа… нееет, – сбивчиво поскуливает она, мотая головой и ловя воздух открытым ртом. В широких темных зрачках концентрированная похоть. Глаза закатываются от удовольствия. Каждое движение моих пальцев сопровождается пошлым хлюпаньем. Это безусловное «да». – Быстрее, пожалуйста… дай мне больше … – умоляет, разводя ноги и нетерпеливо подмахивая бедрами.
– Больше? Что именно ты хочешь? Я не понял, Агния, – замедляясь, вытаскиваю пальцы с влажным хлопком.
– Трахни. Быстро и жестко, сейчас…
Сука, похотливая бесстыжая сука. Всю душу мне вымотала, ненавижу и хочу до одури. Толкаю ее в ствол ближайшего дерева, резко разворачиваю спиной к себе и стаскиваю шорты вместе с трусиками до колен. Пока расстегиваю ширинку и приспускаю джинсы, снова провожу пальцами по влажной промежности, заставляя Агнию трястись от возбуждения. Ощутив первый грубый толчок, она вскрикивает, царапая ногтями щербатую кору. Мычит и кусает губы, прогибаясь под бесперебойные мощные удары. Похабные звуки сталкивающихся тел с каждым шлепком все откровеннее и громче. Я стискиваю зубы, и, впечатав пальцы в стройные бедра, в бешеном темпе вгоняю в нее член.
– Презерватив, – очухивается Агния за мгновенье до стремительного оргазма. – Чеерт, … – она все-таки срывается на крик и зажав рот кулаком, откидывает голову мне на плечо.
– Последний раз можно и без резинки, – хрипло рычу я, прижимаясь губами к открытой шее. Жадно втягиваю нежную кожу, наверняка оставляя следы и продолжаю механически долбиться в сотрясающееся тело.
Я не знаю, что происходит, но ощущения внезапно притупляются, возбуждение угасает, в голове звенящая пустота. Из чистого упрямства еще какое-то время пытаюсь закончить начатое, а потом резко отшатываюсь в сторону. Убираю опавший член в боксёры, и натянув джинсы, застёгиваю ширинку.
Меня все еще потряхивает, дыхание сбито, во рту растекается горький привкус поражения. Агния дрожащими руками суетливо поправляет одежду, и только потом поворачивается. Отраханная, помятая, раскрасневшаяся, с яркими следами засосов на шее. Наши взгляды встречаются, и меня прошибает острым осознанием. Я больше ее не хочу.
– Что? – Агния вопросительно выгибает брови, тыльной стороной ладони трет губы, думает, что дело в размазанной помаде.
– Как думаешь, охране понравится кино? – пихаю в рот сигарету и прикуриваю от зажигалки.
– В этой части нет камер, – невозмутимо отвечает она. – Пойдем, мне нужно умыться и привести себя в порядок, – взяв меня за руку, тянет к крыльцу гостевого коттеджа.
Оказывается, мы не дошли до него буквально десять метров, но хотя бы убрались достаточно далеко от беседки и зоны барбекю. Я не любитель показательных секс-шоу и по-мужски мне даже жаль ее мужа, как бы он меня не бесил. Врагу не пожелаешь такой юбилей «счастливой» семейной жизни. Не верю, что Матвея устраивает подобный расклад. Стопроцентно это была ее идея. Двадцать лет вместе, огонь и воду прошли, сына похоронили, а жена трахается в саду с другим. Ну а что? Такое вот у нее утешение. Видимо, лучшего способа справиться с горем не нашла.
Агния заходит в дом, оставляя дверь открытой, и терпеливо ждет на пороге, пока я докурю. Потом уходит в душ, а я плюхаюсь на диван перед плазмой во всю стену. Щёлкнув пультом, включаю новостной канал и пустым взглядом пялюсь в экран. Мысли лихорадочно мечутся в голове, постепенно выстраиваясь в логические цепочки.
Когда она возвращается в гостиную, озвучиваю выводы, к которым только что пришел:
– Ты ему мстишь.
Агния замирает, бросая на меня страшный, черный взгляд. Так и есть. Странно, что я не понял раньше. Или не хотел понимать. В нашей истории существовали только я и она, а ее муж всегда был лишним звеном, не играющим особой роли.
– Не можешь простить, что Матвей купил сыну тот проклятый байк.
С окаменевшим лицом она приближается к дивану. Напряжённая, как натянутая тетива, готовая в любой момент выпустить в мое сердце ядовитую стрелу. Поздно, милая, ты уже его расхерачила вдребезги.
– Я просила, не говорить об Алексее, – взбешенно цедит сквозь зубы.
– Хорошо, – киваю я, резко поднимаясь на ноги. – Давай поговорим о нас, – взяв ее лицо в ладони, внимательно всматриваюсь в мятежные глаза. – Перед тем, как приехать сюда, я заскочил в Хамовники. Оставил ключи в почтовом ящике. Назад не возьму.
Ее взгляд тускнеет, наливаясь горечью.
– Я надеялась это случится позже. Думала, у нас еще есть в запасе немного времени, – тихо произносит она, кусая подрагивающие губы. – Прости меня, мой хороший, – порывисто обняв меня руками, Агния утыкается лбом в обтянутое футболкой плечо. Судорожно вздыхает, снова сжимая в своем маленьком кулаке мое сердце. – Я не должна была позволить тебе влюбиться, но ты … ты такой упрямый мальчишка. Не смогла устоять.
– Я не первый да? – с щемящим чувством провожу по ее волосам. Они такие же мягкие и шелковистые, как в тот день, когда я прикоснулся к ним впервые.
– Нет, – качнув головой Агния подтверждает то, что я и так знал. – Но ты последний, Макс. Это я могу тебе обещать.
– Наладишь отношения с мужем? – надтреснуто спрашиваю я. Пока она еще в моих объятиях, боль от скорой потери режет по живому.
– Мы убивали друг друга слишком долго, чтобы можно было что-то исправить, – отзывается с обреченной грустью.
Она ошибается, но я не стану ее разубеждать. Нельзя исправить только смерть, все остальное нам по силам, если мы действительно этого хотим. Медленно тонуть в океане скорби – тоже выбор, и Агния сделала его задолго до моего появления. Кажется, теперь я понимаю, кем был для нее. Одним из маленьких островков, на которых она переживала бурю, чтобы потом снова нырнуть в свое горе с головой.
– Ты сделал Матвею подарок. Он ревновал к тебе… Гораздо сильнее, чем к остальным, – Агния внезапно запрокидывает голову, и я замечаю дорожки слез на ее щеках. Она впервые плачет обо мне. Я бережно стираю мокрые полосы подушечками пальцев. Внутренности дребезжат, как проржавевший мотор. – Когда шоры спадут и боль остынет, ты поймешь, как много я у тебя забрала. Мне так жаль всех влюбленных дурочек, что будут после меня…
Часть 1
«Есть два пути избавить вас от страдания: быстрая смерть и продолжительная любовь.»
Фридрих Ницше
Глава 1
Максим
Она курит в открытое окно, изящным жестом стряхивая пепел в пузатую бронзовую вазу с уродливой трещиной по середине. Агния купила ее в антикварной лавке в Милане за тридцать евро. Три года прошло, я до сих пор дословно помню, что она тогда сказала: «Искусство рождается там, где исчезает гармония».
Теперь в разбитой вазе исчезает пепел и окурки ее сигарет. И никакого искусства в этом нет. Но я вижу его в ней самой, когда она стоит ко мне спиной. Окутанная предрассветной розоватой дымкой, обнаженная, босая и задумчиво-отрешенная. Агния Данилова для меня не просто женщина, с которой я периодически сплю. Она – искушение, вызов и настоящее проклятие для любого мужика, осмелившегося забраться в ее постель.
Приподнявшись на подушках, я любуюсь тем, как темно-каштановые волосы ласкают хрупкие плечи и густой волной струятся до середины спины, затем прохожусь взглядом по тонкой талии, подтянутым округлым ягодицам с россыпью крошечных родинок и с сытым удовольствием залипаю на длинных стройных ногах. Пять минут назад они отлично смотрелись на моих плечах, но в тот момент я не мог оценить в полной мере их совершенство, потому как постигал острые грани наслаждения. Плавных с ней не бывает, но, наверное, поэтому я за три года отношений ни разу не взглянул на другую.
Нащупав под подушкой телефон, я навожу фокус и делаю с десяток кадров. Не удержался, хотя знаю, что она не любит, когда ее снимают.
– Сотри немедленно, – в хрипловато-чувственном голосе звучит усталость.
– Ага, – согласно киваю, но мы оба понимаем, что я этого не сделаю.
В моем телефоне сотни ее фотографий и еще столько же в зашифрованной папке в ноутбуке. Иногда мы просматриваем их вместе, после чего Агния каждый раз просит меня удалить все до единой. Но я уверен, на самом деле она хочет обратного. Ей нравятся мои работы вне зависимости от того, кто находится в кадре.
– Ты помнишь, что в эту пятницу у нас с мужем юбилей? – затушив сигарету, она закрывает окно, и развернувшись, вопросительно смотрит мне в глаза.
Хотел бы я забыть. И об ее муже, и о чертовом юбилее, где мне придется несколько часов подряд наблюдать за семейной псевдо-идиллией. Меня дико раздражает этот постановочный фарс, повторяющийся из года в год и по особым праздникам.
– Кира тоже будет? – сухо спрашиваю я.
– Разумеется. Соберемся, как обычно, вчетвером. Матвей приготовит карпа на гриле. Посидим в беседке в саду. Если хочешь, можешь остаться на ночь, – Данилова грациозно приближается к кровати и, наклонившись, подбирает с пола кружевные трусики и бюстгальтер. Пока она одевается я смотрю на ее красивую налитую грудь с крупными темными сосками, ощущая, как стремительно тяжелеет в паху.
В этом году Агнии исполнилось сорок два, но ее подтянутое тело не уступает формам двадцатилетних моделей, периодически позирующих мне во время съемок в стиле ню. Она выглядит максимум на тридцать пять, у нее божественная фигура, бархатистая кожа и практически нет морщин, за исключением тоненьких паутинок в уголках глаз. Секрет ее неугасаемой молодости прост и состоит из трех компонентов: спорт, хорошая генетика и пластическая хирургия. В качестве четвертого можно добавить качественный регулярный секс с молодым любовником.
– Кира тоже останется на ночь?
– Понятия не имею, – равнодушно бросает Агния, застегивая молнию на узкой юбке, которую достала из-под кровати. – Кстати, я отменила твой авиабилет в Париж на субботу, – протянув руку за свисающей с изголовья блузкой, добавляет она. – Со мной полетит Матвей.
Я зависаю, переваривая услышанное. Это дурацкая шутка? Какого хрена на мою выставку в Париже с ней летит Матвей? Ладно, пусть не полностью мою, а всего лишь на десять процентов. Из головы вылетело точное число моих работ, получивших возможность украсить стены одной из самых крупных арт-галерей Парижа. Тем не менее автор тридцати из них стопроцентно я. Поэтому – да, свое присутствие на открытии выставки считал само собой разумеющимся.
– Серьезно? – сквозь зубы цежу я, поймав спокойный уверенный взгляд.
– Извини, но так сложились обстоятельства. Лера прилетит в Париж на выходные и хочет провести это время с родителями, – невозмутимо объясняет Агния.
Судя по ее тону, решение принято и обсуждению не подлежит. Спорить бесполезно. Лера – ее дочь. И Матвея, разумеется, тоже. А я – лишнее звено. Замечательно, просто супер.
– Вы не могли выбрать другое время для семейной встречи, – клокочущее возмущение прорывается из меня потоком. – Например, через пару недель, когда у Леры начнутся летние каникулы.
– Не могли, – категорично отрезает Агния. Я яростно сжимаю челюсть, удерживая рвущиеся на волю гневные слова. – Валерия не вернется в Москву в июне, – смягчившись, поясняет Данилова. – Ей предложили поучаствовать в научной экспедиции от университета. Неизвестно, сколько времени она займет. Для меня это тоже не самая приятная новость, но Лера два года ждала, пока одобрят ее заявку. Я не могу запретить дочери исполнить свою мечту.
– А как же мои планы и договорённости? Я согласовал несколько встреч с представителями круп…
– Я проведу их за тебя, – бесцеремонно перебивает она. – Представлю твой коммерческий бук[1] в лучшем виде. Поверь, у меня это получится намного лучше. Мое агентство сотрудничает с ними много лет. К моему мнению прислушиваются, Макс. Ты проверял почту?
– Нет, – хмуро отзываюсь я. – Когда? Вчера у меня целый день были съемки, потом сразу поехал сюда.
– Не кипятясь, Максим. Сегодня у тебя будет достаточно времени, чтобы посмотреть отобранные снимки и заполненные анкеты на участие в двух ежегодных международных конкурсах. Я думаю, у тебя есть все шансы попасть в десятку лучших, – она соблазнительно улыбается, наблюдая, как меняется выражение моего лица. Стерва! Знает, чем меня можно подкупить и бессовестно этим пользуется. – А еще я вчера созвонилась с «Конде Наст»[2]. Они хотят продлить сотрудничество еще на полгода и вдвое поднимают расценки. Согласен?
– Шутишь?
– Нет, – Агния качает головой, застегивая последнюю пуговицу на блузке. У самого горла. Ее безупречный строгий стиль всегда заводил меня сильнее самых откровенных дизайнерских нарядов. – Не подведи меня, Макс.
– Выложусь на полную, – заверяю ее.
– Я в тебе не сомневаюсь, – опустив одно колено на матрас, Данилова ласково проводит кончиками длинных пальцев по моим скулам. В зеленых ведьминских глазах на долю секунды проскальзывает затаенная грусть. – Мой красивый мальчик, – шепчет с чувственным придыханием, от которого у меня все сворачивается внутри. – Мне безумно жаль, что мы так сильно разминулись во времени.
Я импульсивно перехватываю ее запястье и прижимаюсь губами к центру горячей ладони.
– Впереди целая жизнь, и я планирую провести ее с тобой, – в моих словах нет ни грамма фальши или лести. Я совершенно искренен с ней и предельно открыт.
Безусловно Данилова многое делает для продвижения моей творческой карьеры, без ее протекции и связей я до сих пор безуспешно обивал бы пороги фотоателье и крупных издательств, попутно подрабатывая на свадьбах и юбилеях. Это она открыла мне дверь в мир большой моды, рассмотрев потенциал в амбициозном студенте, посещающим все ее курсы для начинающих фотографов. Но мое отношение к ней базировались вовсе не на сопутствующих выгодах. Я на самой первой лекции влюбился в эту роскошную, стильную, умную, многостороннюю, успешную и безумно соблазнительную женщину. Она казалась мне далекой и недосягаемой как звезда. Я фантазировал о ней сутки напролет, абсолютно ни на что не надеясь. Блядь, да я до сих пор не верю, что мне не приснились последние три года, пролетевшие, как одно мгновенье. Словно вспышка фотокамеры, в одном кадре запечатлевшей всё, о чем я мог только мечтать.
– Через пару лет ты заговоришь иначе, – мягко улыбается она, осторожно высвобождая запястье.
– Никогда.
– Глупый, ты и сам не заметишь, как это произойдет, – мимолетный короткий поцелуй, и Агния ускользает, оставив на моих губах свой сладкий вкус с нотками ментоловых сигарет.
Я заворожённо слежу, как она ныряет в черные лодочки на высоченных шпильках и с царственной осанкой дефилирует к креслу, чтобы забрать оттуда брендовую сумочку. Невероятная и по-прежнему неразгаданная. Не моя… Чужая. Еще пару минут, и она снова уйдет, вернется в свой красивый шикарный особняк в английском стиле с идеально стриженным газоном, приготовит завтрак мужу, а потом они вместе поедут в офис арт-агентства, разойдутся по своим кабинетам, делая вид, что в их иллюзорном счастливом браке ни меня, ни Киры не существует.
Как им удается? Я никогда этого не пойму.
– Я на днях прочитала обзор на книгу твоей матери, – накинув ремешок сумочки на плечо, Агния поворачивается ко мне и испытывающе смотрит в глаза.
– Ты про «Как вырастить вундеркинда»? Мама написала ее давно, лет десять назад. Не знал, что она еще издается, – пожав плечами, я откидываю в сторону одеяло, встаю с кровати и, не удосужившись надеть хотя бы боксёры, голый плетусь к окну, чтобы тоже немного подымить перед тем, как принять душ и свалить домой.
Не люблю надолго задерживаться в квартире Агнии после ее ухода. Сразу лезут в голову дебильные мысли. Например, не водит ли она сюда другого талантливого протеже в свободные от наших встреч дни. Точнее ночи. Днем Агния с потрохами принадлежит своему агентству, на раскрутку которого потратила лучшие годы своей жизни. Это еще неприятнее, чем гадать о том, в какие ночи она трахается с мужем. Я давно научился не питать иллюзий на чужой счет. Во многом благодаря Даниловой. Она до основания раскачала вбитые мне с детства нравственные установки, превратив в законченного циника, благополучно забившего на моральные нормы. Иначе я бы просто не вывез то, что происходит в моей жизни сейчас.
– Ты никогда не рассказывал, что у тебя такая большая семья.
– Про Вику ты знаешь, – сунув в рот сигарету, щелкаю зажигалкой.
– Но у тебя есть еще тринадцать братьев и сестер, – стук каблуков медленно приближается, а я непроизвольно раздражаюсь. Зачем она лезет на мою личную территорию, при этом упорно не пуская меня в свою?
– Пятнадцать детей непросто воспитать, но мои родители справились.
– Не просто справились, – остановившись, восклицает Агния. Ее взгляд прожигает мой затылок, пока я пускаю кольцами дым в открытое окно. – Я погуглила статьи, и, честно говоря, в легком в шоке. Твоя мать получила орден родительской славы, когда у нас только закрутилось. Это же повод для гордости. Почему ты ничего мне не сказал?
– Ну вот, теперь ты в курсе, что я вырос в показательно благополучной семье.
– Все не так радужно, как пишет пресса? – деликатно уточняет она, озадаченная моей реакцией.
– Все еще лучше. Не без, сложностей, конечно. Но это мелочи, небольшие шероховатости, которые случаются в каждой семье, – развеиваю ее сомнения. – У меня лучшие родители на планете. Это чистая правда.
– Это невероятно, Максим, – растроганно произносит Агния, положив ладошку на мое плечо. – То, что они сделали для чужих детей.
– Для них мы были своими, – резко отвечаю я, бросая недокуренную сигарету в треснутую вазу. – Они дали нам столько любви, заботы, поддержки и внимания, какой не получают единственные дети в семье.
– Ты прав, – с горечью выдыхает она.
Ее рука безвольно соскальзывает вниз. Развернувшись, я зарываюсь пальцами в густые шелковистые волосы, и сталкивая нас лбами, смотрю в затуманенные болью глаза.
– Перестань себя винить. Ты его этим не вернешь, – отчетливо проговариваю я.
– Не смей… – она резко отстраняется, толкая меня в грудь. – Никогда! Понял меня? – срывающийся голос переходит в яростное шипение, в глазах плещется гнев.
Я ожидал подобную реакцию, но, блядь, сколько можно молчать. Мы три года делим с ней постель, и мне до чертиков опостылела роль бессловесного любовника. Не могу я равнодушно смотреть, как она сжирает себя заживо надуманным чувством вины.
– Не ты посадила шестнадцатилетнего сына на тот проклятый байк. Черт, даже не ты его купила. Если тебе так необходимо кого-то обвинить, то…
– Заткнись, – хлесткая пощечина обжигает мое лицо.
Стиснув зубы, я замолкаю. Какое-то время мы молчим, испепеляя друг друга тяжелыми взглядами. Напряжение между нами сгущается, становясь невыносимым. Густым и осязаемым. Словно сотни электрических разрядов взрываются в воздухе. Агния сдается первой. Шумно втянув воздух, тянется к моей пылающей щеке и виновато проводит по ней костяшками дрожащих пальцев.
– Прости, я не должна была…
– Не должна, – качаю головой и отвожу ее руку в сторону. – Тебе пора. Муж скоро проснется, а завтрак еще не готов.
– Матвей сегодня не ночует дома, – бесцветным тоном отвечает она. – У меня важная встреча через час, иначе я бы осталась и приготовила завтрак тебе. Еще раз прости, Максим, – она убегает прежде, чем я успеваю ее остановить.
Прежде, чем сам осознаю, что действительно хочу ее остановить.
– Блядь, – с досадой рявкаю я, когда хлопает входная дверь, и со всей дури луплю кулаком в стену.
– Явился, – фыркает Викки, моя бесячая близняшка, когда через час я заваливаюсь в наш таунхаус в закрытом коттеджном поселке. – Ты хотя бы иногда дома появляйся, а то я скоро забуду, как ты выглядишь.
– В смысле? Я вчера целый день тут торчал.
– Ага, – кивает сестра. – Не выходя из своей комнаты, а до этого две недели в Лондоне прохлаждался. Я, может быть, соскучилась!
– Не прохлаждался, а работал, Вик, – раздраженно поправляю я.
– Ты, кстати в курсе, что Машка в МГУ перевелась и в Москву переехала?
– Откуда?
Маша – это одна из моих многочисленных сестричек. В детстве грезила стать балериной, но что-то там у нее не срослось. Насколько я помню, она в прошлом году поступила в Тверской универ.
– Вот именно! Совсем про семью забыл, – с упреком бросает Вика, вываливая на мою голову подробности Машкиной жизни. Я, конечно, радуюсь успехам Марии, но сейчас болтовня сестры меня жутко утомляет.
Не проходит ни дня, чтобы я не пожалел, что согласился взять совместную ипотеку. Почему я вообще это сделал? Ах, точно, Викки же чемпион по попаданию в неприятности, разгребать которые в итоге всегда приходится мне. И я почему-то решил, что на расстоянии контролировать ее будет гораздо сложнее. В итоге, избавившись от одного головняка, приобрел себе новый. Теперь она каждый день играет на моих нервах. Причем виртуозно и со всей душой. У нее в этом особый талант. Я бы даже сказал – прирожденный дар. Вика – актриса, и не из погорелого театра, а из самого что ни на есть настоящего.
– А ты чего не спишь? Рано же еще, – мрачно интересуюсь я, и, разувшись, прохожу на кухню. Она семенит следом.
– В смысле? Ты забыл? Ко мне сегодня гости придут.
– Гости? Посреди недели?
– Макс, ты совсем, что ли? Я же тебе говорила вчера, что мне дали роль в новом спектакле. Будем отмечать в узком кругу, – Викки хлопает в ладоши, радостно пританцовывая. – Ты просто обязан мне что-нибудь подарить.
– Еще чего, – ухмыляюсь я. – Насчет гостей, Вик. Правила помнишь?
– Никакой музыки после десяти, никаких наркотиков, никаких оргий, – загибая пальчики, перечисляет сестра.
– Молодец. Смотри, я соседей предупрежу. Накосячишь, накажу финансово.
– Ууу, какой грозный, – скорчив смешную рожицу, дразнится Викки. Двадцать шесть стукнуло, а ума, как у шестнадцатилетки. – Погоди, а ты куда-то намылился опять?
– Ага, поеду к Сереге на базу за город. Он в отпуске, отрывается на природе, а у меня как раз пару дней свободных есть.
– Поезжай, конечно. Правильно, чего тут тухнуть. Лето на дворе, жара, отдыхать тоже иногда нужно, – поддакивает Викки.
– Не вздумай толпу притащить. Не больше десяти человек и много не пить, – снова предупреждаю я, дергая на себя дверцу холодильника. – Ты опять забыла заехать в супермаркет? Вик, тебе хоть что-нибудь можно доверить?
– Я не забыла, – обижено сопит сестра, убирая за уши растрёпанные рыжие волосы. – Вместо того, чтобы рычать, разуй глаза, братец Волк.
Ага, разул. Две упаковки натуральных йогуртов, кусок сыра, зеленые яблоки и пучок какой-то травы. Обожраться просто.
Усмехнувшись, бросаю взгляд на брошенную на столе мужскую футболку. Не мою. Я такую дешевую безвкусицу не ношу даже дома. Затем замечаю на столе два пустых бокала и коробку из-под пиццы. Пустую. Все ясно. Викки притащила в дом мужика, жрущего фастфуд и одевающегося на Садоводе.
– Своего очередного ебаря, ты чем собираешься кормить? – повернувшись, смотрю на покрасневшую до самой макушки сестру.
– Ваня не ебарь. Мы встречаемся, – оскорблённо заявляет Викки.
– Давно? – выразительно закатив глаза, интересуюсь я.
– Две недели, – помявшись, отвечает она. – Но у нас все серьёзно.
– У тебя всегда все серьезно, но стабильно краткосрочно.
– Ну куда уж мне до тебя. Это ты у нас стабильно шпилишь престарелую замужнюю стерву. Родители пришли бы в ужас, если бы узнали, что их белокурый ангелок стал альфонсом на содержании богатой дуры со связями.
– Все сказала? – рявкаю я, шарахнув дверцей холодильника так, что она подпрыгивает от испуга.
– То есть тебе можно меня кусать, а я должна молчать в тряпочку? – артистично размахивая руками, вопит рыжая мегера. Заметив на ней свою рубашку за три сотни евро, я окончательно зверею.
– Какого хера ты лазаешь в мой гардероб?
– Тебе жалко, что ли? – попутав берега, дерзит Викки. – Не переживай ты так. Агнюша тебе новую купит.
– Да ты вконец оборзела! – я сгребаю свою рубашку у нее на груди и хорошенько встряхиваю.
Грубо – да, но иногда мою невыносимую сестру реально заносит. Даже наш семейный святоша бы психанул и всыпал бы ей по первое число. Хотя нет, Артур бы не всыпал, а прочитал занудную воспитательную лекцию. Что-что, а усыплять своими проповедями наш братец священник умеет, как никто другой.
– Ой, а что с рукой? – картинно восклицает Викки, увидев ссадины на моих костяшках. Разжав пальцы, машинально убираю травмированную руку в карман.
– Не твое дело, Вик. Не лезь, – хмуро огрызаюсь.
Но разве ее так просто заткнешь. Она только начала делать мне мозг. Встала видимо не с той ноги, или ее новый «серьезный» плохо потрудился ночью.
– Никак включил мужика и наконец-то врезал Агнюшиному муженьку? – не унимается язва. – Мощно, бро. Горжусь. А так и не скажешь. Вон даже пижонский пиджачок не помялся.
– Что за крик, а драки нет? – в проеме эпично появляется типичный представитель из сферы услуг по ублажению женских кисок в одних трусах. Фу, блядь.
Клянусь, все что говорят о некой неразрывной эмоциональной связи между близнецами – полнейшая муть, или просто нас обошла эта чудесная статистика. Мы с Викки абсолютно разные, как внешне, так и внутренне. Кроме набора генов у нас нет ничего общего. Вообще, ничего. Мы полные антиподы, с трудом выносящие общество друг друга. Но я все равно люблю эту дурынду, хоть и считаю конченной идиоткой без царя в голове. Поэтому меня дико злит, когда она растрачивает свое время на тупых жеребцов, потом ревет белугой на моем плече, проклиная весь мужской род. Удивительно, но в такие минуты она не считает меня придурком. Я внезапно становлюсь любимым братом, терпеливо подтирающим ее сопли. На пару недель, не дольше.
– Драка была. Ты все пропустил, – обращается сестра к перекаченному мачо. В мгновение ока она перевоплощается из брызжущей слюной мегеры в трепетную хрупкую лань. – Салат с руколой будешь, Вань? – щебечет ангельским голоском. Неужели и, правда, влюбилась вот в «это»?
– А посерьёзнее ничего нет? – интересуется качок и по-дебильному лыбится, протягивая мне свою граблю. Я не понял, он мне подмигивает или у него мышечный спазм? – Иван, а ты, я так понимаю, Максим.
– Ты бы хоть штаны надел, Иван, – проигнорировав приветственный жест, я самоликвидируюсь на хрен из кухни. В гробу я видал такие знакомства.
– Что это с ним? – слышу за спиной недоумевающий шепот.
– Макс придурок. Не обращай внимания. Слушай, Вань, а хочешь закажем что-нибудь?
