Алекс Бертран Громов
Клеопатра. Любовь на крови
Мятеж Береники, вмешательство Рима
О старшей единокровной сестре Клеопатры современные авторы пишут под знаком ее внутрисемейного соперничества с будущей прекрасной царицей, соответственно, ради контраста чаще всего наделяют ее непривлекательной внешностью и полным отсутствием легендарного обаяния младшей сестрички: «Угрюмая царевна сидела рядом с Теа… Она мусолила длинный локон, будто маленькая. Правой рукой Береника поглаживала кинжал, который прятала под складками длинного платья. Обычно царевна ходила в коротком свободном хитоне – такой носили греческие подростки. Но Авлет и Теа, узнав о ценности Береники на рынке невест, больше не позволяли ей показываться в неподобающем наряде» (Карин Эссекс «Клеопатра»).
Иногда художественный образ Береники оказывается еще более несимпатичным: «…А Береника – та походила на быка: широкоплечая, с зычным голосом, с широкими плоскими ступнями и тяжелой поступью. Ничто в ней не напоминало нашу прародительницу Беренику Вторую, правившую двести лет назад вместе с Птолемеем Третьим: она вошла в историю в качестве сильной правительницы, а поэты воспевали ее красоту. Трудно представить себе поэта, способного вдохновиться нашей краснолицей, неуклюжей, вечно пыхтящей Береникой» (Маргарет Джордж «Дневники Клеопатры»).
Взаимная неприязнь со старшей сестрой в детстве не слишком огорчала Клеопатру, поскольку она была любимицей отца. Но, когда Клеопатра стала подростком, а Береника – взрослой девушкой, начались проблемы. И связаны они были уже не только и не столько с внутрисемейным соперничеством порфирородных сестричек, а с вопросом, кто же будет восседать на египетском троне.
То есть на нем пока сидел еще папаша обеих барышень Птолемей Флейтист, но это обстоятельство устраивало далеко не всех.
Пьер Декс в своей книге «Клеопатра» так описывает случившееся в тот момент: «Клеопатре было одиннадцать, когда ее отца изгнали из Александрии. Вместе с матерью, братьями и сестрами она осталась в Египте, возможно в качестве заложницы, и вступление на трон ее старшей сестры Береники могло при этих обстоятельствах лишь увеличить грозившую ей опасность. Клеопатра была еще в том возрасте, когда девочки не выходят из гинекея, но у нее была возможность понять, что творится на свете, до нее доходили вести и о политических убийствах, и о невероятных браках. Опасности и заботы способствовали зрелости ума».
Отец Клеопатры не имел возможности гарантированно пользоваться защитой могучего Рима. В свое время его возвели на престол не в последнюю очередь потому, что иначе египетскую корону превратили бы в римский трофей: его предшественник, правивший всего двадцать дней, по слухам, написал завещание, согласно которому власть над Египтом переходила римскому сенату, и держава на берегах Нила превращалась даже не в вассальную землю, а просто в одну из провинций. Поэтому так спешно был коронован Птолемей Авлет. И он всю жизнь опасался, что это то ли существующее, то ли нет завещание все-таки всплывет. Или просто Рим пожелает посадить на египетский трон более подходящего правителя. «В течение более чем двадцати лет правления Авлет мучился загадкой, отчего римский сенат реагирует на его существование упорным молчанием», – пишет Декс.
В 67 году до н. э., когда Клеопатра была двухлетней крошкой, Авлет попытался разрешить невнятно подвешенную ситуацию в свою пользу. Как раз тогда прославленный полководец Помпей Великий получил задание очистить Средиземное море от бесчинствовавших там пиратов. Вообще море было одной из основ жизни тогдашней цивилизации. «Когда мы говорим: “Средиземное море», мы вспоминаем о синем цвете, – пишет в своем знаменитом труде “Великий час океанов” французский исследователь Жорж Блон. – А Клеопатра, как и прочие жители Александрии, говорила: “Великое Зеленое море”… Глядя на это море, омывающее ступени дворца, Клеопатра мечтала о далеких странах, о которых рассказывали путешественники».
Упадок морской торговли был для Александрии равен катастрофе, ведь, как и всякий крупный приморский город, египетская столица процветала и богатела благодаря тому, что служила торговым портом. А когда из-за пиратов торговля пришла в упадок и купеческие суда почти перестали выходить в море, египтянам нечего было противопоставить морским разбойникам, ибо у них не было сколь-нибудь достойного военного флота. Обнаглевшие пираты устраивали свои базы прямо в дельте Нила.
Помпей быстро решил поставленную перед ним сенатом задачу, в считаные месяцы ликвидировав основные пиратские гнезда. А после этого полководец двинул армию против понтийского царя Митридата. После победы Помпей получил от сената неограниченную власть над всей Азией, завоевал Сирию.
Авлет воспользовался моментом и, уверяя победоносного Помпея в своей дружбе, послал тому драгоценные дары, в том числе золотой венец с камнями, стоивший четыре тысячи талантов. Грандиозность подарка становится ясной, если вспомнить, что талант – мера веса драгоценных металлов, причем весьма внушительная: финикийский талант (серебряный) равнялся 43,59 кг, еврейский весил 44,8 кг. Даже если рассматривать аттический талант, ставший стандартной единицей со времен Александра Македонского, то он был равен 25,902 кг. Даже в серебре 4 тысячи таких более чем полуторапудовых единиц являли собой изрядное богатство.
Помпей подарки принял. А еще более римский военачальник обрадовался военной помощи египетского царя: когда Помпей осаждал Иерусалим, Авлет прислал ему в помощь свою конницу, что способствовало победе. Кстати, это совсем не обрадовало Авлетовых подданных, которые еще помнили, что не так уж и давно тамошние земли находились под властью Египта. Александрия в который раз была на грани мятежа, и избегнуть его удалось лишь благодаря тому, что потенциальные вожди бунта пока еще опасались спровоцировать Рим на немедленное вторжение. Диодор Сицилийский, посетивший Египет около 60 года до н. э., отмечал, что римлянам оказывалось подчеркнутое внимание, как говорится, лишь бы не разозлить. Диодор описывает лишь один эпизод, когда этот страх был забыт, – гневная толпа на месте растерзала римского посланника, который случайно убил кошку. Произошло это прямо под стенами дворца, и даже сам царь не смог остановить мстителей за священное животное.
И, к слову, среди прочих особенностей Египта того времени было неизбывное противоречие между александрийскими греками и собственно египтянами.
Наконец-то установленная дружба с Римом продолжала раздражать народ. И, конечно, были те, кто умело пользовался подобными настроениями. Стейси Шифф в книге «Клеопатра» так описывает ситуацию: «Для Авлета все осложнилось. Наблюдая за переменами в Риме, он сделал вывод, что пора подумать о благосклонности Цезаря. Не беремся восстанавливать в деталях всю проведенную им операцию, но только Цезарь, как нам известно, добился у сената официального признания Авлета; мало того, он был еще наделен титулом союзника и друга римского народа. Авлет, в свою очередь, за оказанные ему услуги послал Помпею и Цезарю шесть тысяч талантов, значительная часть этой суммы досталась третьему триумвиру Крассу, щедро ссужавшему Цезаря. Сделка Авлета могла представиться шагом опытного политика, но в действительности, сменив молчание сената на поддержку, Цезарь не перестроил римской политики в отношении Египта… Вряд ли Цезарь знал, как отнесется Александрия к возникшей недавно дружбе Авлета с римлянами. Что же касается самого Авлета, то в скором времени он почувствовал, чем это завершится».
В декабре 59 года Цезарь вел войну в Галлии. И в это самое время народный трибун Клодий Пульхр подготовил решение сената, которое превращало Кипр в римскую провинцию. Прелесть ситуации заключалась в том, что Кипр вообще-то принадлежал Египту. Более того, остров имел важное экономическое значение – там были медные рудники, с Кипра поступала древесина для александрийских построек.
Клодий Пульхр был доверенным лицом Цезаря, и главной целью решения было не только переменить статус острова, но и спровадить из Рима подальше одного из лидеров оппозиции против Цезаря – Катона Младшего, ибо именно его предполагалось сделать правителем Кипра.
Как только новость докатилась до Александрии, в египетской столице вспыхнул бунт. История с Кипром стала последней каплей, переполнившей чашу терпения египтян, измотанных податями, которые Авлет повышал постоянно, чтобы иметь деньги для покупки римской дружбы. Немедленно нашлись осведомленные личности, уверявшие сограждан, что Птолемей тайно продал римлянам весь Египет и передача Кипра – только начало.
Замешкайся Авлет, и это могло стоить ему жизни, но царь решил искать помощи в Риме. Он оставил семью в Александрии, фактически как заложников, и отбыл на галере в Рим. Вернее, сначала он отправился на остров Родос к Катону, теперь уже правителю Кипра. Современники утверждали, что Катон принял Авлета не то что без почестей, но с демонстративным презрением – римлянин во время этой встречи восседал на стульчаке в отхожем месте.
Незадолго перед тем покончил с собой родной младший брат Птолемея Авлета, бывший царем Кипра. Его никто не мог упрекнуть в распутном и расточительном образе жизни, скорее наоборот, – римляне утверждали, что кипрский правитель слишком скуп при своем огромном богатстве. В обмен на царство Катон предложил царю Кипра назначить его властью Рима верховным жрецом храма Афродиты в Пафосе. Однако брат Птолемея Авлета предпочел смерть. Катон не взял себе ничего из его сокровищ, все тонкой работы доспехи, мебель, ювелирные украшения, дорогие ткани были отправлены в Рим.
Пришлось Авлету плыть в Рим, дабы напомнить о своих подношениях и настоятельно попросить поддержки. А в Александрии в это время возвели на престол его старшую дочь – Беренику. Стейси Шифф отмечает: «Любимица египтян Береника столкнулась с той же проблемой, что и Клеопатра в свое время. Ей требовался супруг-соправитель. Решить эту задачу оказалось непросто, ибо среди знатных македонян не нашлось никого, достойного руки царицы (ее по какой-то причине решили не выдавать за родного брата). В конце концов выбор пал на персидского царевича. Береника не питала к будущему мужу ничего, кроме отвращения. Через несколько дней после свадьбы он был задушен. Следующим претендентом стал понтийский жрец, обладавший двумя несомненными достоинствами: он был врагом Рима и в принципе мог сойти за человека благородного происхождения. Взойдя на престол весной пятьдесят шестого года, понтиец продержался дольше, чем его предшественник».
В это же самое время из Александрии в Рим было отправлено многочисленное посольство, долженствующее убедить римское руководство в достоверности многочисленных бесчинств, учиненных Авлетом, и законности смены власти. Однако отец Клеопатры тоже не дремал – его люди отравили главу посольства, а остальные участники были либо тоже убиты, либо перешли на сторону Авлета. Некоторым удалось бежать.
«Царь вернулся из Рима в пятьдесят шестом году на щитах римских легионеров, – пишет Шифф. – Едва ли марш-бросок через жгучие пески и зловонные топи Пелузия пришелся им по вкусу. Авл Габиний, сирийский проконсул и протеже Птолемея, согласился возглавить этот поход то ли потому, что имел зуб на мужа Береники, то ли за вознаграждение, равное примерно годовому доходу всего Египта, то ли по настоянию дерзкого молодого командующего своей кавалерии, подпавшего под влияние Авлета. Буйноволосого командира звали Марком Антонием, в том походе он стяжал славу, ставшую основой всех его будущих свершений. Сражался Марк Антоний храбро. Когда армия добралась до египетской границы, он попытался убедить Авлета даровать прощение изменившим присяге воинам. Однако царь в очередной раз продемонстрировал недальновидность и слабость, предпочтя обрушить на изменников “всю мощь своего гнева” и предать их смерти».
Конечно, противники Авлета пытались организовать сопротивление. По свидетельству Плутарха, «Береника спешно поручила мужу заняться обороной города. Царь-слуга безропотно повиновался. Антоний, так сказать, изрубил его армию в лапшу. Архелай по-рыцарски позволил себя убить ради своей жестокой супруги, и римляне без малейшего труда овладели Александрией. Подошел Габиний с большей частью войска; затем в город прибыли Флейтист (Птолемей) и его дети».
Родственные связи не могли смягчить сердце царя. Береника и ее сторонники были казнены, отцу принесли на подносе голову мятежной дочери. Погибшему в бою Архелаю царь отказал в погребении, что по тогдашним меркам было невероятным оскорблением даже для заклятого врага. Муж Береники был похоронен подобающим образом только благодаря вмешательству Марка Антония, который взял на себя все расходы.
Бюст Птолемея XII Авлета
«Встреча Авлета с младшей дочерью прошла по-иному… – пишет Шифф. – К тому времени она уже добилась немалых успехов в изучении риторики, декламации и философии. К пятьдесят шестому году завершилось и политическое образование царевны, поневоле начавшееся за десять лет до этого. Быть фараоном хорошо. Дружить с Римом еще лучше. Секрет не в том, чтобы противостоять его могуществу, как предлагал Митридат, потративший столько сил на то, чтобы дразнить, обманывать и убивать римлян, а в том, чтобы использовать это могущество в своих целях. Тем паче что манипулировать римскими политиками, поголовно грезившими о местах в сенате, было несложно… Кроме обычных школьных дисциплин Клеопатре пришлось осваивать искусство плетения интриг».
Имущество казненных вельмож было конфисковано, за счет этого Авлет щедро наградил землей и золотом легионеров Габиния, которые присягнули египетской короне. Впоследствии Цезарь язвил, что «солдаты быстро переняли обычаи изнеженных александрийцев и разучились вести себя, как подобает римлянам».
И вполне возможно, что именно тогда Клеопатра впервые обратила внимание на дальнего родственника Цезаря, который «в своя двадцать восемь лет достиг высокого положения, ибо он командует конницей Габиния. Его участие решило судьбу сражения в Пелузии, на берегу восточного рукава Нила, где войска Архелая были разгромлены». Он вступался за пленных, стремясь сохранить им жизнь, он до конца исполнил свой долг перед Архелаем, когда-то принимавшим его у себя в гостях. В целом Марк Антоний действовал намного энергичнее и решительнее, чем предписывали его скромные полномочия военного трибуна.
Есть мнение, что и сам Марк Антоний тогда не остался равнодушен к царской дочери. Некоторые авторы даже относят к этому времени начало их любовной связи. Жорж Блон, реконструируя события, так описывает встречу Марка Антония с Клеопатрой: «Он вошел в небольшую комнатку, отделанную золотом. Девушка сидела в окружении нескольких мужчин и женщин. Она внимательно слушала мужчину, читавшего вслух папирус на древнеегипетском языке. Девушка изучала историю своей страны, вернее страны, ставшей родиной ее семьи… Все встали, кроме нее. Она выдержала пристальный взгляд римлянина. Он был молод, приземист, но очень красив. Его лоб казался низковатым из-за ниспадающих кудрей. Римлянин разглядывал девушку с нескрываемым восхищением. Он приветствовал ее по-латыни, она грациозно встала и ответила на том же языке. О чем они говорили дальше, неизвестно, но офицеры из его свиты утверждали, что он с энтузиазмом и, не стесняясь в выражениях, воздал хвалу приятным округлостям ее тела. Он также высказался о ее глазах, об отливающих синью волосах, о красивой линии ее носика…».
Была эта встреча на самом деле или нет, но историки свидетельствуют, что Клеопатра единственная из всей династии Птолемеев могла объясняться с коренными египтянами на их родном языке и всерьез интересовалась историей страны, которой правила. Кроме родного греческого, египетского и латыни она свободно владела еще четырьмя языками.
Завещание Птолемея
После казни Береники Птолемей Авлет назначил юную Клеопатру и ее младшего брата Птолемея наследниками престола – им по традиции предстояло вступить в очередной близкородственный династический брак.
Римская помощь дорого обошлась отцу Клеопатры. «Все сокровища царя Птолемея Филадельфа, сберегавшиеся столь долгое время, были пущены на ветер последним Птолемеем, ввязавшимся в габиниеву войну и показавшим себя не мужем, а флейтистом и фокусником», – писал Афиней в пятой книге «Пира мудрецов».
Птолемей Флейтист недолго радовался своему возвращению на престол. Он смертельно заболел и скончался весной 51 года до н. э. Вскоре состоялась коронация новых властителей Египта. Как предписывали древние обычаи, торжественная церемония была проведена в священной столице Мемфисе. По дороге, которую охраняли бесчисленные статуи сфинксов, блистательное шествие достигло храма, где совершалось поклонение и древним египетским, и новым греческим богам. Сложенное из известняковых блоков святилище было покрыто яркими росписями и в честь празднества украшено флагами и цветными полотнищами. Здесь среди каменных львов и пантер, в дыму пряных и сладких курений жрец в белоснежных льняных одеждах, с леопардовой шкурой на плече вознес над головами Клеопатры и Птолемея украшенную золотыми змеями корону Верхнего и Нижнего Египта.
Новая царица была на десять лет старше своего брата-супруга. Но ей было всего восемнадцать, по современным меркам юный возраст, но по античным вполне взрослый. Во многом Клеопатра была уже мудра, она прислушалась к словам тех наставников, кто рассказывал ей о древних верованиях и обычаях Египта. Простые египтяне оставались верны владыке, даже если греки-горожане устраивали очередной бунт.
Поэтому незадолго до коронации Клеопатра, узнав о кончине священного быка, которому как воплощению Солнца поклонялись в окрестностях Фив в Нижнем Египте, сочла необходимым участвовать в торжественном погребении, которое состоялось в Мемфисе. «Она оплатила пышную церемонию и щедро оделила жрецов вином, зерном, хлебом и маслом, – пишет Шифф. – Клеопатра могла гордиться произведенным эффектом: представ пред всеми на обрамленной сфинксами эспланаде храма, юная властительница, так не похожая на прочих Птолемеев, вмиг очаровала толпу».
А после печальной церемонии настало время водворения в святилище нового воплощения солнечного божества. Похожий на прежнего молодой бык, которого специально уполномоченные жрецы искали по всему Египту, учитывая родословную животного, время и обстоятельства его появления на свет, был украшен ожерельями из золота и лазурита, под звуки песнопений возведен на особую ладью. И в сопровождении многочисленных жрецов отправился в Фивы, где празднество продолжалось до первого новолуния. Молодая властительница тоже участвовала в речной процессии и в последующем торжестве. «В тяжелом ритуальном облачении она взошла на царскую ладью и во главе пышной процессии поднялась на триста миль по реке, чтобы присутствовать на церемонии в Фивах, – повествует в своем исследовании Стейси Шифф. – Вместе с другими паломниками “Царица, Владычица Обоих Царств, богиня, любящая своего отца” сопровождала нового священного быка на западный берег Нила. Этот эффектный жест тронул сердца простых египтян. Спустя три дня окруженная одетыми в белое жрецами Клеопатра почтила своим присутствием коронацию нового божества».
Клеопатра еще не знала, насколько важной окажется для нее симпатия жителей Фив, которую она тогда завоевала. Но над ее головой уже сгущались тучи. Насколько молодая царица была любезна простым египтянам, настолько же не любили ее греки-царедворцы. Центром недовольства был ближний круг брата и официального мужа Клеопатры.
Заговор против царицы. Бегство
Воспитатели и наставники юного Птолемея XIV рассудили, что до совершеннолетия царя у них есть время, – коронованному правителю было всего десять лет – которое они бы могли употребить для собственной пользы. Для этого надо было избавиться от царицы, а потом спокойно править Египтом вместо своего воспитанника.
«Потин, Ахилл и Теодот не собирались потакать наглой выскочке, вознамерившейся править в одиночку, – замечает Шифф. – Вскоре у них появился весьма могущественный союзник в тайной борьбе против царицы: Нил. Благополучие страны полностью зависело от разливов реки; засуха приводила к нехватке продовольствия, за голодом следовали волнения. Пятьдесят первый год выдался голодным, следующий был не намного лучше. Жрецы жаловались, что им нечем задобрить богов. Города и селения пустели, толпы голодных устремились в Александрию. По Египту бродили шайки мародеров…»
Клеопатра и Птолемей издали указ, согласно которому у земледельцев надлежало изъять запасы зерна и овощей. Следовало накормить Александрию, пока горожане не учинили очередной мятеж. За сокрытие продовольствия полагалась смертная казнь. Указ поощрял доносы на тех, кто пытался свои припасы скрыть. Свободный человек мог забрать треть имущества осужденного, раб – шестую часть, но при этом он получал еще и свободу. Также были обещаны льготы и благодеяния тем крестьянам, которые продолжали добросовестно трудиться на земле.
На этом фоне заговорщики готовили убийство царицы. Однако доверенный помощник Клеопатры Аполлодор узнал о заговоре и предупредил свою госпожу. С немногочисленными приверженцами ей пришлось бежать из Александрии в Фивы, жители которых были ее сторонниками, а потом в Сирию. Однако, несмотря на бегство, она и не думает отказываться от своих законных прав: «Соберем армию, вернемся в Египет и сметем заговорщиков».
«Конечно, первую армию Клеопатра собрала не за неделю, – отмечает Блон. – Молодая царица скиталась по убогим дворцам мелких вассалов, ночевала в палатках, вела долгие переговоры, а Аполлодор умело раздавал “подъемные” – вывезенные из Египта золото и драгоценные камни».
И вот наконец войско царицы собрано, «в лагере посреди пустыни, под обжигающим сирийским солнцем… ныне ее двор располагался за две сотни миль от дворца с ониксовыми полами и дверями черного дерева. Вот уже год ей приходилось довольствоваться шатром в поросшей колючим кустарником пустыне. Позади были месяцы отчаянной борьбы за жизнь, бегства через весь Средний Египет, Палестину и юг Сирии». Шифф, подобно большинству исследователей, констатирует: «На то, чтобы собрать войско, ушла баснословная сумма».
И вот в 48 году до н. э. возле крепости Пелузий, на восточном побережье Египта, готовилась к битве двадцатитысячная армия Птолемея. Восточнее крепости среди песков находился лагерь войск Клеопатры. Та и другая сторона опирались не столько на регулярные части (даже остававшийся формально у власти Птолемей), сколько на разношерстный конгломерат наемников – профессиональных вояк, предлагавших свои услуги всякому, кто в них нуждался, а также пиратов, преступников, изгнанников и беглых рабов.
Многие оценивали шансы Клеопатры на победу как ничтожные. Но тут до Египта докатились отголоски гражданской войны, разгоревшейся в Риме, – там пытались сокрушить друг друга Юлий Цезарь и Помпей. Вернее сказать, отголосок был один, зато более чем серьезный – 28 сентября как раз возле Пелузия к берегу приблизились корабли Помпея, уверенного, что он найдет в Египте приют и поддержку. Окажись Клеопатра в этот момент на троне, ей пришлось бы решать нелегкую задачу. Ведь Помпей был близким другом ее отца, благодаря ему Авлет удержался у власти. И теперь этот некогда блестящий полководец, от которого отвернулась удача, искал убежища у тех, кто раньше нуждался в его собственном покровительстве. Но ведь его преследовал Цезарь, покоритель Галлии, с которым шутки тоже были плохи.
Помпей прислал письмо царю Египта: «Ваш отец был моим другом. Уверен, что он не отказал бы мне».
Теперь же тяжесть решения легла на плечи заговорщиков, так успешно изгнавших Клеопатру из ее собственного дворца, – наставника юного царя Теодота, начальника царской гвардии Ахилла и воспитателя-евнуха Потина, вознесенного переменчивой судьбой на должность первого министра.
– Отказать Помпею означало обрести могущественного врага… – изрек один из них.
– Но дать ему приют – значит обратить против себя гнев Цезаря! И чью сторону он примет здесь?
– Мертвые не кусаются, – резюмировал Теодот, недаром он, кроме прочего, обучал царя искусству риторики. – Мертвый Помпей не сможет помочь царице. И сам не попытается стать царем.
Троица регентов кликнула писца и продиктовала ему приветственное послание, обращенное к Помпею. Начальнику царских кораблей было приказано отправить за римским полководцем лодку. Правильно уловив настроение тех, кто сейчас правил Египтом, корабельщик выбрал самую убогую посудину. Но Птолемей, облаченный в пурпурное одеяние, все же встречал на берегу друга своего отца. Впрочем, до твердой земли Помпей не добрался, он был прямо на мелководье убит ударом в спину, а потом обезглавлен. Возможно, в последний момент он еще успел узнать среди убийц своих собственных солдат, когда-то вернувших трон царю Авлету…
«Подобная жестокость произвела впечатление даже на Цезаря, – констатирует Стейси Шифф. – В дни бедствий друзья часто становятся врагами, заметил он. С тем же успехом можно было сказать, что в дни бедствий враги часто становятся друзьями. Советники Птолемея обезглавили Помпея, чтобы угодить Цезарю. Трудно было придумать лучший способ снискать расположение единоличного хозяина Средиземноморья К тому же такой исход значительно упрощал дело с Клеопатрой. В римской гражданской войне – непримиримом противостоянии, в котором противники не столько встречались на поле брани, сколько грабили, опустошали и жгли, – она оказалась на проигравшей стороне».
