Альбина Анатольевна Орешникова
На грани. Книга 2. Часть 1

– Уже нет. Привык.

– Даже не представляю, каково тебе было. Один приезжаешь, снег убираешь, дом обогреваешь…

– Рифму сочиняешь?– шутливо спросил Влад.

– Кофе наливаешь,– сказала я и рассмеялась. – Серьезно, как ты делал это все один?

– Выбора не было, – спокойно ответил парень, взяв свою кружку, сделал несколько больших глотков.

– Трудно тебе было,– сказала я, утверждая очевидное.

Влад посмотрел на меня, отставил кофе в сторону, покачал головой и сказал:

– Никогда не говори так. Трудно инвалидам идти на работу, чтобы прокормить себя. Трудно женщине после рабочего дня тянуть детей и дом одной, трудно старикам. Трудно брошенным и тем, кто никогда не родится на этом свете. А у меня есть все: молодость, сила, ноги, руки. Это не трудно. Это – дом семьи, и проводить тут время для меня только в радость. А все, что я ощущал – это тоска, особенно, когда я узнал, что значит быть частью семьи.

– Трудно понимать, что ты один в этом доме. Что больше никогда их не увидишь,– сказала я.

Он хотел возразить. В его глазах промелькнуло равнодушие, но я видела, что за ним скрыто много эмоций. Он сдерживался, но, взглянув на меня, он признал это. Парень наклонил голову вниз и сказал:

– Да. Вот это трудно.

– Расскажешь мне о них больше? Я ведь ничего не знаю, и постоянно хочу узнать о них все, – сказала я, делая глоток горячего кофе.

Парень огляделся по сторонам и, видимо, ища взглядом, за что зацепиться, сказал:

– Однажды я решил посмотреть вещи отца и, когда я потянул на себя с полки дневник с его записями, я разбил статуэтку. Она упала на меня, и образовала шишку, тогда я думал, что отец меня убьет, ведь, как он говорил, эту статуэтку вручили ему в Академии за заслуги перед Кланом. Я поднял шум, и уже слышал шаги, но убегать не стал – смиренно ждал своей участи. Когда отец вошёл, я увидел, насколько разочарованным он был. Тогда я опустил голову и сказал:

– Извини, я случайно ее разбил. Я не хотел.

Парень снова посмотрел мне в глаза и спросил:

– Знаешь, что он мне сделал тогда?

– Что?– заинтересованно спросила я.

Парень погрузился в воспоминания и вспомнил тот день до малейших деталей:

Отец сел на корточки, что бы быть со мной одного роста, и, найдя мой испуганный взгляд, сказал:

– Статуэтка – это всего лишь памятная вещь, что она ничего не стоит.

– Но ты же так ее любил,– ответил я, изучая реакцию отца.

Тогда он посмотрел на меня и сказал:

– Ты взял вину на себя и признал, что это сделал ты. Я горжусь тобой.

– Но она разбита,– сквозь слезы произнес я, осознавая, что я наделал.

– Да, сынок, разбита. Но она не сломана. Все, что разбито на множество осколков – можно собрать воедино вновь. Пусть это будет тебе уроком.

Парень вернулся из воспоминаний и произнес:

– То, что разбито – можно собрать воедино и починить, но то, что стёрто и потеряно – невозможно восстановить,– сказал Влад, повторяя слова, когда- то сказанные ему. Он посмотрел на меня и сказал:

– Он всегда мог преподать урок наглядным примером. Тогда мы вновь собрали статуэтку, она до сих пор стоит в спальне родителей.

– Удивительно. Так жаль, что я не знала их.

Парень усмехнулся, ненадолго отвлекшись на счастливое воспоминание из детства, и сказал:

– В тебе это от него, Ники, ты так же как и он любишь принимать решения, уважаешь правду и надеешься починить разбитое.

– Но их стёрли? Как мы вернём память о них?

– Я не думаю, что исчезло все, что связано с ними. И у меня есть идея.

– О чем ты?

– Твой парень Глава. Скорее всего, у него есть доступ, если не ко всему, то точно ко многому. Зашифрованные тайны, свитки, документы, ген, все, что угодно. Тебе лишь надо попросить его дать тебе доступ к этому.

–Это шутка?– возмущенно спросила я.

Выражение лица парня не изменилось, тогда я поняла, что Влад не шутил.

– Почему бы не попытаться? Надо брать из сложившейся ситуации максимум выгоды.

–Алекс не глупый, он может догадаться, – коротко ответила я.

– На счёт меня он ничего не знает, поэтому он явно умом не блещет,– самодовольно ответил Влад.

– Неужели? С самого твоего появления ты стал ему интересен. Он подозревал тебя. Я поручилась за тебя, сказала, что ты тот, кому можно доверять. И если бы не я, то ты не учился бы сейчас в Академии и, тем более, не размышлял бы так. Не вызывай лишних вопросов, все остальное я беру на себя.

Глава 4

Дом быстро начал прогреваться, и когда я согрелась окончательно, то решила пройти по второму этажу. Увидев мой взгляд, Влад сказал:

– Пойдем?

Я молча встала, оставляя плед на диване, прошла вслед за парнем. Половицы под ногами скрипели от каждого нашего шага, я коснулась рукой пыльных перил.

– Почему ты не сказал мне правду сразу, когда я оказалась здесь? Обязательно ли было держать меня в неведении тогда?

Влад остановился, нащупав на стене выключатель, и коридор озарился ярким светом.

– Потому что не мог,– спустя минуту молчания ответил он.

Я надеялась, что он продолжит говорить, но он замолчал.

– Серьезно? – спросила я, пытаясь пробудить интерес парня к беседе.

Он вдохнул и ответил нервно, словно это было для него больно:

– Я хотел, чтобы ты мне доверяла. Если бы я вывалил на тебя все это, то ты бы мне поверила? Я думал, что мы сможем подружиться без правды о тебе. Но ты упрямая.

Парень отвернулся от меня, но на мгновение его взгляд рассказал мне о многом.

– Нет,– сказала я ему, заставляя смотреть мне в глаза,– ты испугался того, что я узнаю.

– Да,– коротко ответил он.

Влад молчал, а я не хотела нарушать тишину, я вошла в комнату, в которой была ранее, а Влад остановился в проёме.

– Здесь прохладнее, чем внизу, если будет холодно, то можешь спуститься вниз.

– Ты будешь спать там?

– Нет, я сплю в комнате в конце коридора. Внизу камин из-за этого там теплее. Отдыхай.

Влад вышел, прикрыв за собой дверь, и в комнате осталась я одна. Свет лампы тускло освещал небольшую комнату. Я вспомнила первое мое появление здесь и ненароком усмехнулась, пока не поняла, что усталость взяла свое. Я умылась и легла на кровать, смотря в потолок. За окном была тишина, ни одна птица не пролетела мимо нас, темное небо, укрытое полотном звёзд, освещало макушки деревьев, что были покрыты снегом. Лишь ветер иногда нарушал тишину, задевая ветви деревьев. Закрыв глаза, я подумала об Алексе и не заметила, как уснула.

Как непривычно было вставать без будильника, без Алекса рядом. К утру в доме стало заметно холоднее, я встала, оделась, умылась и спустилась вниз. Скребущие звуки насторожили меня, и я пошла на звук, убедиться, что привлекло мое внимание. Это был Влад, он чистил дорожки, которые за ночь покрылись толстым слоем снега. Увидев меня, парень сказал:

– Вижу, ты хорошо спала.

– Да, неплохо. Хотя я не люблю незнакомые кровати и плохо к ним привыкаю.

Парень подошёл ко мне, оставил лопату у входа и прошел за мной в дом, говоря:

– Это не незнакомое место. Видимо, ты все-таки помнишь.

Я кивнула в знак согласия, мы прошли на кухню, я заварила нам кофе и подала Владу. Его лицо было красное от мороза, а руки немного потрескались. Я перевела взгляд на его руки и сказала:

– Я принесу крем, поможет.

Парень ухмыльнулся и сказал:

– Расслабься, меня это не убьет.

– Наверное,– сказала я.

Неловкая пауза заставила меня отвести взгляд на кружку с кофе, я нервно вертела ее в руках. Влад уловил мои движения и спросил:

– Все нормально?

– Да, наверное.

Влад посмотрел на меня, требуя подробного ответа.

– Новое место, воспоминания о родителях, перемешанные чувства – ответила я, осматриваясь по сторонам.

Не дожидаясь ответа Влада, я продолжила:

– А ещё этот дом, похоже, с тех пор не видел уборки,– сказала я иронично.

Влад закатил глаза, ответив:

– Не было времени на это. Уж прости.

– Но теперь у нас есть несколько дней. Почему бы и нет?

Парень хмуро посмотрел на меня, и я поняла, что он ненавидит убираться, а затем, он сказал:

– Я пойду дорожки чистить.

Когда парень вышел, я решила спуститься вниз в поисках необходимых предметов, и к вечеру, с помощью Влада, мы привели дом в более обжитой вид. Парень признался, что ненавидит убираться, что это для него противно, но, находясь в этом доме и когда я подтолкнула его к этому, он не испытывал плохих чувств.

– Выглядишь так, словно жалеешь, что мы закончили.

Влад недовольно хмыкнул, изучая пол, а затем сказал:

– Типо того.

Я удивилась и спросила:

– Так что заставило тебя изменить решение?

– Убирать я по-прежнему не так сильно люблю, но…,– парень остановился. Мы делали это вдвоем. Ты и я. Одни. Здесь. И знаешь, не важно, что мы делаем, главное, что мы вместе это делаем. Тогда ненавистный груз уборки ложится на нас двоих, а значит, каждому меньше достается. Согласна?

Я рассмеялась и сказала:

– Да, точно.

Немного помолчав, я добавила:

– Мне нравится убирать в доме. Не знаю, возможно, это прозвучит странно, но, когда мне скучно или грустно или когда нет настроения, уборка словно помогает убрать всю пыль не только с полок, но и из души, проясняя ситуацию. Возможно, так я убегаю от проблем, но мне это всегда помогало. Странно, да?

– Теперь я понял, почему у тебя дома идеально. Так все трудно?

– Я давно там не была. Теперь все труднее. Раньше мой дом был с приемными родителями, потом отдельно, затем, в Академии и теперь и это место мне не чужое. Это слишком для меня.

Парень подошёл ближе, изучая мои глаза, без посторонних мыслей, по-дружески, как старший брат. Он положил руку мне на плечо и сказал:

– У некоторых нет ни одного места, который они могли бы назвать домом, а у тебя их три, по-твоему. И ты ошибаешься.

– Но…

– Я не ошибся. И я поясню: твои приемные родители хорошие люди, но они всего лишь люди. Ты можешь быть честна с ними?

– Нет, но…,– Влад опять меня перебил.

– Эти люди воспитали тебя, помогли тебе выжить среди им подобным, но они никогда не будут твоей настоящей семьей, никогда не поймут твоего стремления расти в неизвестном им направлении. Такое место не может быть домом. И прежде чем начнёшь злиться, позволь мне закончить.

Я, удержав волну ярости, что хотела пустить в парня, позволила ему продолжить.

– Твоя квартира – это твой дом. Твое убежище, я бы так сказал – это твое место. Это не дом, это лишь несколько стен, где ты можешь укрыться от проблем. И все же это не то. Далее, Академия. Это опять не твой дом. А теперь подумай и скажи, что такое дом в твоём понимании?

– Это место, где тебя любят и ждут, где примут и согреют,– ответила я первое, что пришло на ум.

Влад ухмыльнулся, а затем ответил:

– Место может быть уничтожено. Хочешь знать мое определение?

Я кивнула, а он сказал:

– Дом – это состояние души и тела. Это чувства, что ты принимаешь в себе. Это люди, которые несмотря ни на что будут рядом с тобой не из-за личной выгоды, а из-за чувств, из-за своего выбора. Это люди, которые всегда выберут тебя вопреки всему. Это люди, которые знают правду, которые видят тебя насквозь и не презирают, не боятся и не осуждают. Потому что они понимают тебя и принимают. Дом – это безопасность, правда, доверие, безграничная любовь и поддержка.

Его слова доносились до меня с какой-то особенной силой, он был отчасти прав, и я ответила:

– Если следовать твоему определению, но ни у кого на земле не будет дома. И уж очень подозрительно описано лишь с одной стороны – твоей. А ты обрёл дом? – спросила я больше от злости на него, чем из любопытства.

Взгляд парня задержался на моих глазах, и он сказал:

– Пока что нет. Но я знаю, что обрету его.

Взгляд получился довольно длинным, проницательным, я отвела глаза в окно, изучая окрестности, а парень тихо отошёл в сторону, позволяя мне остыть.

– Хорошо, если я не прав, тогда почему ты так реагируешь на чужое мнение?– спросил Влад.

Он ушел наверх, не дожидаясь моего ответа, хотя я и сама не смогла ответить на этот вопрос. Парень всегда говорил мне лишь правду, а я отчаянно сопротивлялась, цепляясь за куски жизни, которые давали мне надежду. Влад не был врагом для меня, я злилась на то, что не могу отвернуться от тех, кого люблю. Он рос один, переживал потери, новые для него чувства, он не знал, где найти дом. У меня есть дом, их несколько. Но тогда почему во мне так резонируют его слова? Почему я не могу признаться? Ответ таился на глубине души: если я признаюсь себе в этом, тогда я потеряю все, а если это произойдет, то я не знаю, кем стану. Кем я буду, если в моей жизни не будет тех, кто был рядом со мной 18 лет? Если рядом не будет Алекса? Дина? Тони? Лины?

Я боялась того, что без них лишь ярость наполнит меня, и я с лёгкостью перейду черту, хорошо осознавая, что находится на другой стороне.

Вечер я проводила у себя в комнате, общаясь с Дином. Изредка писала Лина, а с Алексом мы перекинулись лишь парой фраз. Влад постучал в дверь, и, не дожидаясь разрешения, вошел и сразу же спросил:

– Не хочешь пройтись?

– Куда?– поинтересовалась я, отложив телефон.

– Здесь недалеко есть озеро и на закате открывается красивый вид. Сама увидишь. Только оденься теплее,– с этими словами он вышел из комнаты, закрыв дверь.

Я выглянула в окно и огромные сугробы будто отговаривали меня покидать теплый дом, но решив, что мне не помешало бы развеяться, надела свитер и спустилась вниз. Влад стоял уже в верхней одежде, он подал мне пальто, когда я надела сапоги, а затем я пошла за ним.

Холодный ветер ударил мне в лицо, и я подправила шарф, натягивая его до носа, Влад прищурил глаза из-за метели и я пошла за ним, ступая по его следам. Когда мы отошли дальше от дома, сугробы стали больше, идти становилось труднее, я наступала точно в следы Влада, хотя его шаги были шире моих. Мне приходилось чуть ли не прыгать, чтобы угнаться за ним. Он развернулся и посмеялся с моих попыток идти за ним, тогда я сказала:

– Что? Ты не предупреждал меня о сугробах.

– Я думал, что ты будешь чуть выносливее.

Я закатила глаза, а парень продолжил идти и в шутку бросил:

– Хочешь, на руках понесу?

– Справлюсь сама.

Парень ничего не ответил, мы продолжили идти, но теперь Влад ради меня делал шаги меньше, чтобы я шла спокойно, случайно не поскользнувшись где-нибудь.

Мы шли примерно минут 15, вдалеке показалось озеро, и солнце, оранжевые лучи которого покрывали снег и застывший на озере лёд, уходило на покой. Мы прошли к поляне, до озера оставалось шагов десять, а Влад сказал:

– Ты, наверное, не помнишь, но мы 4 раза выбирались сюда летом.

Я оглянулась вокруг, ища хоть что-то знакомое моему взору, но все было тщетно. Деревья тянулись высоко к небу, озеро, казалось, было бескрайним, и лес тоже.

Влад подошёл к краю озера, наступил на лёд, изучая его на прочность.

– Нет, мне ничего не кажется здесь знакомым. Почему мы пришли сюда?

Влад сильнее надавил на лёд, и, убедившись, что он достаточно крепкий, без страха прошел дальше. Сделав несколько шагов вперед, он развернулся ко мне и сказал:

– Зимой мы с отцом пошли на рыбалку, он сказал, что бы я никуда не отходил, но солнечные блики на льду манили меня своей красотой. И я его не послушал, ушел далеко по льду. Меня привлекли пузыри подо льдом и я решил их расковырять. Тогда я провалился.

Влад вспоминал это с болью в сердце, но я не знала, что больше его ранило: то, что он раскрыл душу мне или то, что ему было стыдно перед отцом.

– Мне было так холодно, но тогда страх меня парализовал, я чуть не ушел под лёд, я не умел плавать, холодная вода меня сковала, попадала в рот, я захлебывался, но отец спас меня. Я помню этот ужас. Я знаю, что тогда мог умереть и мне становится страшно. Отец никогда не боялся смерти. Он был храбрым. Он был героем. Знаешь, в чем вся истина? Не надо быть героем. Ни один из них не доживает до конца. Правда в том, что выживший пишет историю, и именно он может сделать из погибших или героев или злодеев. Но каждый выживший, как и любой из людей, присвоит славу себе, омрачая честь павшего, ведь мертвым не важно, что о них думают. Пока ты жив – тебе не все равно. Как только перешагнешь грань миров – тебе не нужна будет честь или упреки живущих, потому что ты обретёшь покой.

Влад ещё раз посмотрел на солнце, что почти скрылось за деревьями, и подошёл ко мне, сказав:

– Твои родители всегда были храбрыми. Они были героями. Но из-за собственной гордости посмотри, к чему они пришли? Ники.

Его ладони аккуратно коснулись моей щеки, я видела, что Влад был открыт сейчас, что он был самим собой, и я сказала:

– Они наши родители, и хоть ты говоришь, что геройствовать плохо, ты веришь в них все равно. Они были хорошими, может, не всегда, как и любой из людей, но я верю и знаю, что они поступали всегда правильно, хоть я мало что помню. И я пойду за них до конца. Ведь именно то, что они боролись, даёт мне силы бороться тоже.

Влад перебил меня и сказал:

– Нет. Они ТВОИ родители, я вырос и теперь могу делать выводы сам. Они могли сделать хорошее просто так, а я делаю это ради личной выгоды. Конечно, я уважаю их, но я не их сын. А ты их дочь.

Его голос стал тише, он смотрел на меня долго, и, не отводя взгляда, сказал:

– Вчера ты спросила меня, почему я не сказал сразу правду о том, что мы были семьёй. Вот правда: я испугался. Я видел, какой ты растешь. Ты добрая, чистая, заботливая, ты не испорчена временем, вредными привычками. Я знаю, что в 17 лет ты была на благотворительном вечере у отца в больнице, как ты успокаивала пожилых людей, как общалась с ними, читала им книги. Я даже помню то, как ты заботилась о старушке, приносила ей конфеты, которые она хотела. В 18 я видел, как ты читала сказки больным детям,– Он запнулся,– я не хотел сломать твою жизнь. Я понимаю, что ты всегда ощущала пустоту, но это было твоим спасением. Теперь ты узнала правду, и это сделало тебя счастливой? Это уничтожит тебя. Раньше мне было жаль тебя, потом, когда я узнал тебя, мне стало любопытно увидеть все твои грани, а теперь…если бы я мог предотвратить вашу встречу с Алексом тогда, я бы это сделал.

Я не понимала, говорил ли он о моей жизни или о ревности, что скрывалась за этим.

– И даже теперь я хотел бы, чтобы ты всего этого не знала и отчасти я жалею, что рассказал тебе это.

Я посмотрела в его глаза, и, мысленно уважая его за правду, за все эти слова, которые он скрывал, а сегодня наконец-то решился поделиться, сказала:

– Но это моя история. Ты помог мне вспомнить, кто я есть. Да, ты прав, теперь я знаю ужасные вещи, но это лучше, чем жить в неизвестности. Я рада, что я узнала все это. И если бы мне предложили вернуться назад и сделать выбор заново, я бы сделала его таким же, потому что мне не жаль. Мои родители дали мне жизнь. Приемные родители подарили мне детство и юность, а теперь…ты заполнил пустоту. Все происходит так, как должно быть. И я не жалею.

Влад ухмыльнулся, отвел взгляд на озеро, и, будто вспоминая определенный момент из его жизни, снова перевел взгляд зеленых глаз на меня.

– О чем я и говорил. Ты такая же, как и твоя мать, – сказал парень с долей уважения в голосе.

– Никогда не смей сомневаться в том, что ты часть этой семьи, – сказала я, переживая о том, что с моим появлением он перестанет чувствовать себя моей семьей.

– Я не ее часть, Ники, и никогда не был, никогда и не буду, – сказал парень, подводя черту.

– О чем ты говоришь?– ответила я, разозлившись на него за пустые, необоснованные слова.

Губы Влада дрожали, возможно, от холода, я видела в нем терзания, и, что бы успокоить, положила свою руку на его плечо. Парень виновато посмотрел на меня, и произнес:

– Если бы я назывался твоим братом, то я бы испытывал отвращение к тем чувствам, которые зарождаются во мне.

Я попыталась изменить тему разговора, но я видела, что Влад возможно в первый раз открылся мне. В нем не было той боли, он говорил искренне, не скрываясь за юмором и стенами, что возвел от одиночества.

Тон его голоса вмиг стал ледяным, и он сказал:

– Ты уже начала действовать. Мы начали действовать. И как долго ты будешь врать ему? А что будет, когда он узнает? Ты надеешься, что он простит тебя? Его главная цель – защита Академии и месть. Каким будет его шаг, если он узнает, что я убил его мамашу, а ты дочь тех, кто считается предателями?– спросил Влад, сократив между нами расстояние. Взгляд его смягчился, и он, с сожалением в голосе произнес:

– Он тебя погубит.

Парень смотрел в мои глаза с нежностью, медленно касаясь моей руки. Разорвав зрительный контакт, я сделала полшага назад и сказала:

– Возможно. Но это не тебе решать. Я разберусь с этим сама.

– История всегда повторяется, Ники,– с сочувствием и безумием ответил он. – Ты хочешь геройствовать, чтобы закончить так же как и они? – перешёл на крик парень.

Ощутив волну ярости, я отбросила его руку с ненавистью, которой прежде не испытывала, и, тоже перейдя на крик, сказала:

– Я хотя бы пытаюсь что-то сделать! Ты правильно сказал, ты не их сын. Это же мне до самой смерти носить чужую для меня фамилию и презирать фамилию де Клэр. Действительно. Давай, закапывай голову в песок и жди лучших времён. Я не собираюсь молчать. И если ты сдался, я сделаю это сама!

Парень в молчании смотрел на меня, и я не понимала, что произошло. Влад тихо сказал:

–Я не сдался, Ники.

–Тогда в чем дело?

Парень посмотрел за мою спину, не фокусируя взгляда, и, затем, сказал:

– Мы можем вернуть тебе все, без лишних рисков.

–Ты думаешь, что я не справлюсь? Что я слишком слабая для этого?

– Просто знай, что мы все еще можем быть семьей, бросим все это и останемся здесь. Мы можем не возвращаться туда, где ожидаешь нож в спину.

Я стояла, совершенно пораженная его словами, и, пытаясь понять его мотивы, сказала:

–Я не сдамся. Никогда. Если ты не хочешь, то я сама сделаю это. Оставайся здесь, я вернусь в Академию, где не буду ожидать удара в спину.

Парень стоял на месте, и выражение его лица обретало нотки безумия, и такой же ярости. Его руки были красные от мороза, а взгляд был сосредоточен на мне.

– У твоих родителей тоже были друзья, и к чему их это привело? Если ты последуешь за ними, тогда ты такая же, как и они. Ты умрёшь,– грубо ответил Влад, испепеляя меня взглядом.

– Я хотя бы умру, борясь за правду. Если я умру, то пусть моя смерть будет тем, что люди не забудут.

Влад подошёл близко ко мне. Я видела в его глазах ярость, на секунду я испугалась, что он ударит меня, но он прижал меня к себе и страстно поцеловал. Дыхание Влада обожгло кожу, его губы были холодные от ветра, и на мгновение я растерялась, позволяя страсти овладеть мной, а затем оттолкнула его от себя, удивлённо, перейдя на крик, спросила:

– КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ДЕЛАЕШЬ?!

– Выхожу из себя. Ты же хотела видеть меня настоящего, так почему же тебя удивляет мой поцелуй?

– Я с Алексом,– ответила я.

Я мельком взглянула на парня, он закрыл глаза, подняв его вверх, глубоко вздохнул, пытаясь утешить ту бурю, что находилась в нем. Его лицо приняло прежнее выражение, казалось, сейчас он снова воздвигает стены, чтобы не чувствовать боли. Я хотела утешить его, но не могла, и все, что мне пришлось делать, просто стоять, наблюдая за душевными терзаниями самого близкого мне человека.

– Пошли,– сказал он холодно, и мы направились в сторону дома. По пути он молчал, лишь снег хрустел под ногами, и теперь он шел быстро, а я не пыталась его догонять. Лишь изредка он останавливался, но не оборачивался, когда я доходила до него, он снова шел вперед.

Придя с прогулки, парень решил отогреться крепким спиртным напитком. Осушив несколько стаканов, он сразу пошел спать, избегая меня.