Альберт Олегович Бржозовский
Гипнос
Лифт остановился, и мы вышли в огромный зал со стеклянной крышей. Белые стены светились изнутри. В центре стоял шумный золотой фонтан – объёмная золотая репродукция картины Эжена Делакруа «Охота на львов». В зеркальном полу отражалось предрассветное небо. В противоположном от лифта конце зала находились открытые раздвижные двери – выход на открытый балкон. Я мог оказаться около них в один миг, но решил не торопиться и идти спокойно. Элис шла чуть позади меня молча. Она боялась, потому что видела Проекционную Метаморфозу в действии. Она стала свидетельницей преодоления непреодолимой преграды, и это переломило ее отношение ко мне. То впечатление, которое я мечтал произвести на мисс о’Райли в начале своего пути, теперь подавляло ее. Она могла в любой момент создать оружие и выстрелить мне в затылок, чтобы выбросить мое сознание в реальность. Но не делала этого, потому что была достаточно умна, чтобы понять, что это ничего не изменит. Что никакое ее действие не остановит меня. Элис осознавала своё бессилие, осознавала потерю контроля над ситуацией – и именно это пугало ее.
Мы вышли на открытый балкон. Вокруг гулял тёплый ласковый ветер. Несколькими этажами ниже плавали непроглядные пухлые облака. Красота предрассветного горизонта источала немыслимые градиенты. Мортимер Биссел стоял, оперевшись на перила открытого балкона и курил костяную трубку. Он не слышал нашего появления. Элис дала мне маску Элвиса Пресли, а сама облеклась в Курта Кобейна. «На всякий случай» – тихо, почти шепотом, сказала она.
⁃ Мистер Биссел!
Он медленно оглянулся и повёл густыми, но аккуратными седыми бровями. У него была холёная загорелая кожа, мясистые скулы и спокойные выцветавшие глаза.
⁃ Стаял зимний снег. Озарились радостью даже лица звёзд, – проговорил Биссел старший.
– Что это?
– Не знаю, – ответила Элис.
– Это хокку, – сказал «сэр Мортимер», – пароль, болван! Ответ знаешь?
Ни я, ни Элис ответа не знали. Поняв это, Мортимер Биссел резко вдохнул, чтобы закричать, но я набросился на него, сбил с ног и зажал его рот ладонью. Я помешал ему покинуть Джуджион, прижал к полу балкона, надавив коленом на грудь и свободной рукой сжал его горло.
Когда я держал путь к отцу Шеффилда, я не знал, что именно буду делать. Собирался действовать по обстоятельствам. Я держал Мортимера, и все ещё не знал, что делать. Элис отвернулась и отошла. Пока я судорожно искал варианты следующего шага, Лос-Анджелес лопнул – именно такое впечатление у меня сложилось. Мы оказались на большой высокой кровати – все в тех же позах, только старик Биссел не дёргался, а лежал неподвижно. Я быстро оглянулся и рассмотрел темную просторную комнату. В изголовье кровати висела картина Эжена Делакруа «Охота на львов» в резной золотистой раме. По бокам от кровати стояли лакированные тумбы темного дерева. Мортимер пытался кричать и судорожно напрягал мышцы, но не двигался. Он таращил в потолок округлившиеся выцветшие глаза, вращал ими, но не задерживал взгляда на мне. Мы находились в его спальне – в его настоящей спальне, вне Джуджиона – в той, в которой отец Шеффилда лёг спать после новогоднего торжества. Рядом с нами мирно спала женщина. Чаще всего Мортимер обращал вытаращенные глаза именно к ней.
Через несколько минут Джуджион снова оказался вокруг нас. Мортимер больше не сопротивлялся, не пытался кричать и смотрел прямо мне в глаза. Я ослабил хватку. Старик не реагировал. Только устало вздохнул через нос. Я отпустил его и встал на ноги.
⁃ Элвис! – Это кричала Элис. Я не сразу понял, что она обращается ко мне, – что произошло?
⁃ Мы были в реальности.
Моя спутница – не напарница – подняла брови и сжала губы.
⁃ Теперь я могу встать? – Спросил Мортимер. Он не дождался ответа и поднялся. Легко, плавно и уверенно, – что Вам здесь нужно?
⁃ Мы пришли поговорить.
⁃ Могли просто сказать мне об этом. Мы – люди, разумные существа, у нас есть отличная штука, предназначенная для общения. Речь!
Он злился, потому что привык к дипломатии и деловым беседам, а физическое нападение, пусть и во сне, дезориентировало и унизило его. Мортимер расправил пиджак, выровнял воротник рубашки и поднял костяную трубку.
⁃ Что вам от меня нужно?
Мортимер Биссел не задавал тупых вопросов, вроде «Как вы сюда попали?» или «Кто вы такие?». Он уже получил на них ответы, когда увидел нас. Для него мы были теми, кто способен преодолеть преграду, созданную Шеффилдом – и этого было достаточно. Я же, в свою очередь, не знал, о чем хочу с ним говорить. Не знал, что делать. Элис молчала. Она не мешала мне, но и помочь ничем не могла.
⁃ Вы знаете, что это за место, мистер Биссел?
⁃ Конечно, знаю. Я положил целое состояние на то, чтобы мой сын смог объяснить его. Разве я мог оставаться в стороне? Я дал ему ресурсы в обмен на свой покой. С возрастом приходит ясность. Способность отличить важное от неважного. Он дал мне слово, что эпидемия кошмаров не коснётся меня и каждый сон будет дарить мне отдохновение от реального мира. Все так и было до тех пор, пока не явились вы, паскуды. Поэтому проявите каплю уважения и объясните, что стало причиной Вашего прихода, нарушившего слово моего сына.
⁃ Я хочу знать, почему Вы лгали ему, мистер Биссел.
⁃ О какой лжи Вы говорите?
⁃ Вы построили империю общепита на благих намерениях. Но здесь, во сне, Ваши заведения – это источник ужаса.
⁃ Я не знал этого. Иронично выходит. Большие деньги не бывают следствием благих намерений. Добром их не сделать. А вот большими деньгами добро сделать можно. Получается, что я обратил зло в добро.
⁃ Что это значит?
⁃ Это значит, что мои методы увеличения состояния не были гуманными и порядочными. Они несли зло. Но существенную часть состояния я передал сыну – для того, чтобы он боролся с эпидемией и тем самым творил добро. Я не мог сказать своему ребёнку, что мир – это поганое место. Поэтому и лгал. Я не имел права сказать ему, что честность, совесть, отзывчивость и щедрость – это уязвимость и поводы для чёрной зависти и презрения со стороны. Я скрывал правду от сына, потому что мало кто способен выдержать и принять ее. Я оберегал его и поэтому лгал. А теперь он помогает миру быть не таким поганым местом.
Мортимер убедил меня. Не в том, что ложь во благо – это благо, но в том, что мстить Шеффилду через отца было дурной затеей. Старший мистер Биссел оказался мудр и честен ровно настолько, сколько этого требовали мои критерии уважения. Даже если старик лгал мне для того, чтобы обвести вокруг пальца и спасти свою шкуру, он делал это не нагло, глупо и неуклюже, но элегантно, грамотно и со вкусом. Я отвернулся и пошёл в сторону выхода с балкона – в белый зал со стеклянным потолком и зеркальным полом.
⁃ Мистер Пресли! Или кто ты там такой, – окликнул меня Мортимер вдогонку, – что там внизу?
⁃ Под облаками?
⁃ Да.
⁃ Там живой прекрасный мир, – сказал я.
Элис шла за мной. Мы немного посмотрели на фонтан, разбрасывающий тёплые вязкие брызги, и она взяла меня за руку. «Чтобы наверняка вместе выйти». – Сказала Элис тихо, почти шепотом. Она могла бы взять меня за запястье, предплечье или, в конце-концов просто положить мне руку на плечо. Она вообще могла бы не думать о том, чтобы покинуть Джуджион вместе. Ей могло быть все равно. Но ей так не было.
Глава 9. Ризориус
Возможно, я был несчастен, потому что хотел этого. Люди стремятся к счастью из-за слабости. Из-за неспособности выдерживать горе, одиночество, пустоту, тоску и ночные кошмары. А я проверял себя. Готовился к худшему, потому что знал, что оно ещё впереди, как бы худо ни было сейчас. Когда мы – я и Элис, та самая Элис – вышли из комнат, ее квартира не была затопленной, но под одним из листов обоев вздулся пузырь. Он был чужеродным, неуместным, издевательски-заметным. Возможно, я был несчастен, потому что проспал Новый Год. Если опустить все подробности, так и получилось. Элис сходила на кухню и дала мне стакан воды. Она молчала и пила из своего. Когда с ее нижней губы сорвалась капля и побежала по внешней стенке стакана, Элис слизнула ее. Так, как будто меня здесь не было. Как будто она вожделела этот стакан или хотела соблазнить кого-то. Но она не хотела никогда соблазнять. Элис думала о своём и не контролировала поведения, движений, действий, но само ее естество
дышало дикой женственной сексапильностью. Возможно, я был несчастен, потому что знал, что если я добьюсь Элис, ее шарм растворится.
⁃ Вы правда были в реальности? – Спросила она.
⁃ Думаю, да. Обычно, когда находишься в неконтролируемом сне, все вокруг неестественно, с налётом прозрачности, как будто невесомо. А там, тогда все было наоборот. Окружение было настоящим, ощутимым, материальным, а я – нет.
⁃ Значит, твоё сознание было в реальном мире, в дали от тела. Что-то похожее делала Ронда.
⁃ Думаешь, это из-за неё? Из-за её вмешательств в моё сознание?
⁃ Я не знаю. Об этом надо говорить с Луи.
– Может быть, с Шеффилдом?
– Лучше не надо. Лучше с Луи.
⁃ Я уже попросил у него помощи. Он исследует ее феномен.
Элис походила по комнате, размышляя. Она пыталась понять меня – чего я хочу, зачем я искал Мортимера Биссела, насколько широки возможности Проекционной Метаморфозы. Она привыкла контролировать ситуацию, – ей было положено быть привычной к этому – но я нарушал ее привычку. Элис хотела систематизировать происходящее хотя бы для себя самой.
⁃ С Новым Годом, Элис, – сказал я.
⁃ С Новым Годом, Рэй.
Я наполнялся изнутри ее растерянностью, ее страхом и слабостью. Они питали меня и развивали уверенность. Ее растерянность становилась моей собранностью. Страх – безрассудной храбростью. Слабость Элис преобразовывалась в мою силу. Если я смог превратить волшебного светлого ангела, величественную царицу, за которую я ходил проливать кровь, пусть и чужую, в трепещущего беззащитного оленёнка, я мог сделать что угодно. Я чувствовал, что мы с Элис стоим на близких друг от друга ступенях. Мы условились на том, что нам обоим нужен отдых и договорились встретиться в бюро утром. По дороге домой я видел чудовищные праздничные бесчинства – экссудат колоссального социального напряжения. Улицы топли в воплях и перебегающих бликах синих мигалок. Медицинские работники и хранители правопорядка были готовы к тому, что не смогут встретить Новый Год в спокойной обстановке, поэтому действовали радикально и оперативно. Дебоширов скручивали и увозили, пострадавших не скручивали, но тоже увозили.
Таксист был молчалив, напряжен и угрюм. Я – тоже.
Кругом творились драки, гремел салют, бились стёкла, играла музыка, переворачивались машины и шумел разгульный гвалт. Пир во время чумы. На одном из светофоров на машину обрушилась группа удолбанной молодёжи. Они орали с истерической слёзной радостью о том, что «Антифиар» спасёт нас всех. Молчаливый, напряженный и угрюмый таксист давил на кнопку сигнала монотонно и равнодушно, как будто просто для порядка и безвыходно понимая, что его действия ни к чему не приведут. Он просто выполнял свою работу в эту трудную ночь.
Я вернулся домой и лег спать, не раздевшись, и видел прекрасные сны, которых не запомнил. Это было странно и неудобно с оглядкой на то, какую роль сны играли в моем бытии, и какую роль играл я в бытии снов.
Утро было мёртвым, но солнечным. Город ползал с трудом и неохотой, как будто разбитый разочарованием. Разочарованием от того, что праздничное беснование ничего не изменило. Как будто удаленный зуб не перестал болеть. Как будто новый смеситель все равно подтекает. Как будто выстрел из дробовика в лицо лишил самоубийцу не жизни, а лица.
Я приехал в бюро и пошёл прямиком в кабинет Элис, но ее не было на месте. Я звонил ей, но она не брала трубку. Луи тоже не было на организационном уровне. Он тоже не брал трубку. Я поехал к ней домой и звонил в дверь, которая в последствии оказалась незаперта. В квартире никого не было. Только шизофренический порядок и вздувшийся пузырь на обоях. На кухонном столе я нашёл незапечатанное рукописное письмо, обращённое к Эдриану: «Сынок, моя кровиночка, благослови тебя Бог! Имя, данное тебе при рождении – это твоя награда и твоё клеймо. Неси его с гордостью до конца так же, как это делала я. Я хочу, чтобы ты жил только своей жизнью, ведь никому, кроме тебя ей не жить. Будь кем хочешь. Можешь бросить школу и смотреть вместо неё фильмы ужасов, если думаешь, что они научат тебя большему, чем школа. Воруй, угоняй машины и торгуй наркотиками, если считаешь, что те, у кого ты воруешь и угоняешь машины пресытились, а те, кому продаешь наркотики, слишком глупы, чтобы не принимать их из твоих рук. Носи платья, если в них тебе не придётся думать о том, что ты кто-то другой, нежели ты сам. Будь самим собой. Только так можно создать что-то великое. Посредственности и так слишком много. Если ты станешь художником, никогда ничего не копируй. Назови свою первую картину моим именем. Если станешь музыкантом, не иди по проторенным тропам и назови свою первую пластинку моим именем. Так я всегда буду жива. Никогда ничего не бойся и не слушай других. Никто не сможет дать тебе верного совета. Они не могут дать его даже себе. Никогда не обращайся за советом. Только за помощью, ибо просьба о помощи не есть слабость, но способность доверять. Я мечтаю о том, чтобы ты не совершал моих ошибок – чудовищных, грубых и бездумных ошибок, каждая из которых омрачала мою жизнь и меня саму. Омрачала до тех пор, пока не превратила в абсолютную непроглядную тьму. Ее не искупить ничем. Бог забирает людей, когда те уже не могут стать лучше. Или хуже. У всего есть предел. Я не хочу встретить смерть в несчастном случае. Не хочу, чтобы это было внезапно. Ждать – вот что труднее всего. Поэтому я совершу один из очень немногих в моей жизни верных поступков. Я уйду сама, потому что пала безвозвратно. В этом прекрасном светлом мире не осталось ничего, что смогло бы очистить меня, мою душу и мой дух. Я мечтаю о том, чтобы ты не совершал тех же ошибок, что и я, поэтому преподам тебе урок, за который ты будешь меня ненавидеть. А потом – когда начнёшь понимать – полюбишь. Я готова покинуть этот мир с последними словами на устах – слушай свою совесть. Она никогда не ошибается. Она может быть приглушена и подавлена, может быть незаметна и уязвима, но она всегда жива. Яркость путеводной звезды не зависит от облачности. А моя путеводная звезда потухла. По моей вине. Все в твоей жизни будет зависеть только от тебя. Каждый поступок, каждая мысль, каждое слово вернётся к тебе. Благо вернётся благом, злоба – злобой. Везения и невезения не бывает, мой мальчик. Они – обычные выдумки людей, боящихся взять на себя ответственность за собственные поступки. Эти люди придумали случайности, придумали неожиданности, придумали все, что якобы не зависит от них. Иисус ходил по воде не потому, что обладал сверхчеловеческими способностями, а потому, что не мог утонуть. А мы все – можем. Если и ты не сотворишь в своей жизни зла – тоже пойдёшь по воде. Но это не та причина, по которой не стоит творить зла. Истинная причина в том, чтобы не утонуть, как утонула я.
С великой и бесконечной любовью, твоя глупая и слабая мать, Элис».
Я плохо помню, о чем я думал после прочтения, потому что привычные мне хладнокровие и рационализм рассеялись. Барьер, которым они защищали меня от внешних воздействий, был преодолён письмом Элис. Тот факт, что я прочёл его было куда более серьёзным нарушением личных границ, нежели мои посещения Точки Истины мисс о’Райли. Я пытался сопоставить все, что знал о ней, все, что додумал про неё с тем, что было написано в ее последнем послании – и из этих попыток ничего не выходило. Возможно, Элис была несчастна из-за неспособности выдерживать горе, одиночество, пустоту и тоску. Я всегда готовился к худшему, и на тот момент этим самым худшим стало письмо не царицы, не ангела, не напуганного оленёнка, но сломленной матери.
Именно в тот день, первого января 2021 года я первый раз в жизни испытал истинную скорбь. Неподъёмную, разъедающую и непоколебимую. Я понял, что не знал об Элис ничего. Она скрывала себя во всеобщем неведении, а потом, в одну ночь, Новогоднюю ночь, сама стала его воплощением. Я сидел не ее кухне – в той самой квартире, которую покинул несколько часов назад и принимал на себя вину за случившееся. Если бы я не ушёл, весь мир сейчас был бы другим. Ведь так? Она говорила мне, что не хочет оставаться наедине с самой собой и самой собой быть. И это была не констатация факта, а крик о помощи, которого я не услышал. Потому что был оглушён жаждой мести. Поэтому она пошла со мной на поиски Мортимера Биссела. Элис искала свою путеводную звезду. Поэтому она не отказала мне в просьбе о разговоре с Дином Лиллардом. Она искала чувствительности и понимания, и хотела заслужить их. Поэтому она не возражала против моего присутствия в ее Точке Истины. Она отчаянно нуждалась в открытости и честности. Но я ушёл. Покинул ее. И все это произошло из-за Арнеллы. Из-за этой игривой легкомысленной суки, чьё дыхание шептало: «Это было круто».
Меня отвлёк телефонный звонок с неизвестного номера.
⁃ Добрый вечер, Рэй. Там же сейчас вечер?
Звонил мистер Биссел. Я оглянулся на окно и увидел, что там действительно вечер.
⁃ Да, уже вечер.
⁃ Я пытался связаться с Элис о’Райли, нашим координатором, про которую ты спрашивал у меня. Но не дозвонился. Ты не знаешь, где она?
⁃ Нет.
Я действительно не знал, где она. Если бы Шеффилд Биссел спросил, знаю ли я, что с ней случилось, я бы помедлил с ответом, ища верный, и выдал бы этим скрываемую осведомленность. Но он задал простой вопрос и при этом произносил слова будто через чёрную вязкую патоку. По глубокой и раздавленной интонации, по трудным протяжным гласным, гудящим из динамика телефона, можно было бы подумать, что на самом деле он знает, где Элис.
⁃ Я бы не стал беспокоить тебя в первый день Нового года, если бы не чрезвычайные обстоятельства. С Новым годом, кстати.
⁃ И Вас.
⁃ Я собираю специальную группу на поиски человека в Джуджионе.
Элис?
⁃ Я не могу сказать, кого вы будете искать, но обещаю щедрое вознаграждение. Это не общественно-полезная деятельность, а индивидуальный заказ. Обращаюсь к тебе, потому что в процессе поиска может пригодиться Проекционная Метаморфоза. Я вышлю договор, если все устроит, перешли мне подписанный скан. Сутки на размышление.
⁃ Хорошо, мистер Биссел.
Он положил трубку, не попрощавшись. Я задержал дыхание и улыбнулся – сквозь всё, в надежде, что вскоре солнце проглянет сквозь тучи. Я мог это сделать, потому что был готов к худшему. Электронное письмо с договором не заставило себя ждать. В нем были пункты о неразглашении, медицинском обследовании, сроке отсутствия в реальном мире и сумме вознаграждения. В документе не было подводных камней и мелкого шрифта. Он был составлен просто и доступно, как рецепт варки какао. Я был готов оставить на нем свою подпись только из-за неординарной прозрачности и лаконичности содержания.
Но прежде, чем сделать это, я отправился к Ронде и звонил по дороге архивариусу бюро «Антифиар» – Луи Бойлу. Пока я безуспешно пытался дозвониться ему, таксист рассказывал мне о новом препарате, предложенном фармацевтической компанией «Хелслайт». Сыворотка вводилась внутривенно. Испытания начинались послезавтра. Ее назначением было – искоренение эпидемии. Это все, что я успел услышать прежде, чем Луи ответил на звонок.
⁃ Рэй, старина! С Новым Годом!
⁃ И тебя Луи.
⁃ Я знаю, что ты звонишь мне не для того, чтобы поздравить. Я бы ради этого и трубку не взял, – он хохотнул.
Голос Луи был громким, бодрым, но вымученным и искусственным. Ночка выдалась бурной. Бойл страдал от похмелья, но не хотел этого показать. Он говорил:
⁃ Я изучил ответы твоего объекта. Дело отнюдь непростое, ни с чем подобным я раньше не сталкивался. Нам лучше лично встретиться, обсудить это. Да и посмотреть на неё не помешало бы. Что скажешь?
⁃ Я сейчас подъеду. Где ты живешь?
Архивариус сообщил мне адрес, и я передал его таксисту. Луи жил за городом, в частном небольшом двухэтажном домишке. Дорожка к двери была безукоризненно вычищена. Бойл встретил меня при параде, в белой рубашке, выбритый до красноты, густо облитый туалетной водой с приторным запахом и попросил располагаться, а сам ускакал на второй этаж. Я пошёл мыть руки. Дверь в ванную была гостеприимно приоткрыта, внутри горел свет. Войдя, я встретился глазами с развалившемся в пустой ванне стариком. Его серый пиджак аккуратно висел на кране, фетровая шляпа с атласной лентой покоилась на закрытой крышке черного унитаза. Левый рукав рубашки старика был расстегнут и закатан до плеча, над локтевым сгибом жилистой сухокожей руки висел ослабленный медицинский жгут.
⁃ Заходи парень, – сказал старик и убрал шляпу с унитаза, – ты поссать? Если чо посерьёзнее, будь любезен потом воспользоваться биде. Терпеть не могу грязнозадых.
⁃ Нет, я зашел вымыть руки. Извините, что помешал, но дверь была не заперта.
⁃ Да брось, я специально её не закрываю. У меня, знаешь, бывают невероятные калусто… клаустрофобические припадки под ширкой, а тут продукт новый, я решил не рисковать. Закрытые двери вообще никогда не дсота… доставляли мне большого удовольствия. Они, знаешь, как женщины.
⁃ Как женщины?
⁃ Ну да, – оттопырив склизкую нижнюю губу, кивнул он, – поглядываешь на них и думаешь: а что там за ней, внутри? Или это здесь "внутри"? Если говорить коротко, то пусть лучше открыта.
Я приподнял серый пиджак и включил холодную воду.
⁃ Как тебя зовут?
⁃ Рэй.
⁃ А я Рэндалл. Отец Луи.
Пока я мыл руки, старик как будто слушал чью-то историю с отеческим вниманием. Он изредка покачивал головой и постукивал ногтями по фаянсу.
⁃ Да ты не бойся, парень, – сказал Рэндалл, собирая инструменты в маленький кожаный чехол, – опасны только бедные наркоманы. Помоги-ка мне лучше вылезти.
Старик протянул мне руку и на удивление ловко перемахнул через борт ванной.
– Луи – ублюдок, – скривив губы, сказал он, – не водился бы ты с ним. Ты же к нему пришёл, да?
⁃ К нему.
⁃ Дебора взяла его на попечение у сестры, плюнувшей на воспитание своего чада. Но, как оказалось, мангуст уже скрылся в норе. Раньше Луи был спокойнее и покладистее в силу неокрепшего характера, а теперь позволяет себе быть свиньей. Пока дети растут – сложно родителям, когда вырастают – самим детям, когда взрослеют – обществу. И теперь мы пожинаем плоды.
– Он умный парень.
– Какой прок от ума, если ты – мразь? Пф!
⁃ Я думал, что Луи – Ваш сын.
⁃ В какой-то мере так и есть. Он доверяет мне, прислушивается ко мне, почитает меня, как человека, давшего ему возможность вырасти в великолепных условиях для ребёнка, которого бросила мать. В какой-то мере мать. Но все это не мешает ему быть потребляющим ублюдком. И вот теперь мне приходится продавать этот великолепный дом с той лишь целью, чтобы спровадить пацана.
Рэндалл Бойл надел пиджак, шляпу и прочистил горло по-вороньи. Мы вышли в гостиную.
⁃ Дом достался мне не без проблем, – сказал старик. Он говорил со мной, как с добрым приятелем, – прежде, чем сделать несколько успешных вложений и построить его, я здорово проштрафился на ремонте грузового корабля. Думал, что, поучаствовав в этом деле, смогу заручиться поддержкой судоходной компании и беспрепятственно заниматься транспортировкой на международном уровне, но оказалось, что я был не единственным умником. Компания разорилась из-за долгов. Точнее, её разорили, а мои вложения уплыли в Кейптаун. Я прожил здесь почти двадцать пять лет. С моим образом жизни я давно должен был умереть, но, по всей видимости, такие, как я, на небе не нужны. А разве возможно не относиться к происходящему с безразличием, если даже себя живым не воспринимаешь?
Старик сел на диван, двигаясь осторожно, как насекомое, очнувшиеся после зимней спячки, и уставился в одну точку.
Луи пришёл с исписанными бумагами и окинул оценивающим взглядом своего отца.
⁃ Извини, что заставил ждать, – сказал архивариус, – хотел довести все до конца прежде, чем показывать тебе. Пойдём на кухню. Я составил список выводов и резюмировал его. Все записано на бумаге, никаких электронных копий. Прочтёшь наедине с собой, потому что информация отнюдь не рядовая и лучше ей быть конфиденциальной. Я должен был лично отдать тебе конверт.
Он был непривычно серьёзным, собранным, – даже сжатым – но не смотрел на меня. Мне казалось, что Луи смятен принятым решением. Каким именно – понять я не мог. Он поставил передо мной пузатый рифлёный стакан и налил в него грушевый сок с мякотью. Положил несколько кубиков льда. Тишина пригорода гудела в ушах и давила на виски. Я физически ощущал напряжение Луи – оно буквально давило на меня с его стороны. Если бы со мной была Ронда, она бы смогла увидеть причину тяготящего беспокойства архивариуса. А мне оставалось только пить сок.
Бойл ждал, когда я уйду, но не говорил этого. Не поднимал на меня глаза. Стояло тупое бессмысленное молчание, с которым часто сталкиваются неопытные пары. Мне было насрать. Я мог превратить неуютность в душевную дружескую посиделку или в деловую дискуссию, но не делал этого, потому что хотел, чтобы Луи сам переступил через себя и через что бы то ни было, мешавшее ему чувствовать себя в своей тарелке. Я спокойно пил сок. Мне нечего было хотеть, не к кому идти, некем восторгаться, некому преклоняться. Элис пропала. Причина, по которой меня затянул круговорот событий, связанных со снами, больше не существовала, и я понимал, почему. Я понимал, почему мисс о’Райли сдалась – потому что у неё не осталось источника сил. Ни у неё, ни у меня больше не было истока, отправной точки, живого начала, не было ни хрена. Меня не интересовало, кого хочет искать мистер Биссел и в чем заключён феномен Ронды. Мне было плевать какая дрянь вылезала наружу, когда я моргал. Меня словно выбросило в реальность – будто я проснулся, а потом проснулся ещё раз, уже наверняка. Я только хотел проверить, что стало с Точкой Истины Элис.
Когда мне окончательно надоело ждать первого шага Луи, когда я уже собрался сделать шаг сам, – в сторону выхода – пожелать терпения Рэндаллу Бойлу, и убраться восвояси, появилась Ронда. Она вышла из комнаты, где сидел обдолбанный старик. На ней было шикарное атласное красное платье с разрезом до бедра, жемчужное ожерелье и кремовые лакированные туфли с настолько высоким каблуком, что стопы находились в почти вертикальном положении. Она выглядела роскошно, но это не произвело на меня впечатления. Ни ее внешность, ни ее появление. Луи не реагировал на Ронду. Она явилась только мне – как тогда, в квартире Элис. О, Элис, что же ты натворила… что же натворил я. Что натворила Арнелла… Ронда вошла на кухню и приняла демонстративную позу. Она улыбалась – легко, вызывающе и самодовольно.
⁃ Видимо, ты не удивлён, – сказала она, – не смотри на меня. А то этот чудак заподозрит неладное. Старик в той комнате меня видел. Но он уверен, что у него галлюцинации. Я знаю, что на меня трудно не смотреть. Мне хотелось тебя подразнить.
Архивариус встал из-за стола и с трудом сказал: «Пожалуй, пора расходиться. У меня ещё есть кое-какие дела. Завтра уже надо быть в бюро». Ронда вышла на улицу вместе со мной. Она держала руки сложёнными на груди и искоса поглядывала на меня ясными травянисто-зелёными глазами. Я вызвал такси и закурил.
⁃ Что это за парнишка? – Спросила Ронда.
⁃ Это Луи, – ответил я тихо, почти шепотом, как недавно Элис говорила со мной, держа за руку перед фонтаном Мортимера Биссела, – он писал тебе список вопросов. Изучил твои ответы и дал рецензию.
⁃ Неужели? Давай посмотрим?
У меня не было причин отказать ей, и я вскрыл запечатанный конверт. Отсутсвие причин не гарантирует отсутствие следствия. Луи писал: «На основе проведённого исследования, заключаю: феномен объекта уникален. Объект не имеет энергетической привязки. Это означает, что он обладает свойством сквозного воздействия на оба мира – как перекрёстно, так и одновременно. Энергия, содержавшаяся в физическом теле объекта перестала нуждаться во вместилище. Она не преобразовывается в иные воплощения, так как стала самоуправляемой. Эта энергия больше не является материалом, который можно превратить во что-то, изменить или направить. Она обладает локальным интеллектом. Но не искусственным, не естественным, а энергетическим. Энергетический Интеллект (новый термин) – это интеллект, который реагирует не на факты и информацию, а на энергию. Аналог в реальном мире – интуиция. Только, в отличии от интуиции, Энергетический Интеллект абсолютно точен. Он способен отслеживать и регулировать причинно-следственные связи вроде эффекта бумеранга, эффекта бабочки, кармы и т.п. Нельзя утверждать с уверенностью, действует ли он в согласии с общим балансом или на собственное усмотрение. Он способен материализовывать мысли, эмоции, желания и все, что несёт энергетический посыл, так как обладает свойством сквозного воздействия на оба мира. Это – совершенно новое, неизученное и неконтролируемое явление, поэтому оно может быть очень – подчёркиваю – очень опасным».
Ронда ластилась ко мне, как кошечка, заглядывая в лист, описывающий ее существо. Она шла среди ветреного мороза, в платье с разрезом до бедра, рядом со мной, и касалась меня открытыми плечами, жесткими бёдрами, тонкими предплечьями, высокой грудью.
⁃ Ну, что там написано? Мне неудобно читать самой.
Я протянул ей записи Луи.
⁃ Ты хочешь, чтобы я взяла это? Я не могу.
⁃ Почему?
⁃ У меня… как бы нет тела.
⁃ Но я же чувствую тебя.
⁃ Хочешь, чтобы я объяснила различия между тобой и листком бумаги?
Подъехало такси. Мы сели в машину. Таксист видел только меня, но я был не один. Я положил ладонь на ногу Ронды и сделал несколько поглаживающих, ощупывающих движений, точно хотел убедиться в ее осязаемости. Ее кожа была тёплой, сухой и гладкой – ощущения невозможно сравнить ни с чем. Такова на ощупь только кожа женщины – настоящей, абсолютно реальной, не имеющей ничего общего с выдумкой или галлюцинацией. Мы ехали домой к Ронде.
Она открыла мне дверь изнутри квартиры, хотя подошла к ней вместе со мной снаружи. Реальное тело Ронды было бледным, слабым и усохшим внутри ветхого выцветшего вафельного халата. На неё опять было больно смотреть.
⁃ Ты что-нибудь ешь? – спросил я, снимая куртку.
⁃ Наверное, – ответила Ронда, – инстинкты у меня ещё сохранились. Но чувствую себя отвратительно. Обременённо. Тело мешает мне. Даже следить за ним не хочется.
⁃ Зря. Ты красотка.
⁃ Зачем мы приехали сюда? Ладно я… Я здесь живу. А зачем приехал ты?
⁃ Ты просила навестить тебя, когда будет возможность. Сейчас у меня есть не только возможность, но и повод.