Алайна Салах
Отец моего жениха
Современный любовный роман, романтическая эротика
Теги: разница в возрасте, бойкая героиня, настоящий мужчина
* * *
1
Черт, мое платье… То, розовое, в котором я похожа на ангела. Где оно?
Перелопатив всю гардеробную, я беспомощно развожу руками и смотрю на своего парня. Нет, уже не парня. Берите выше – жениха. Ведь неделю назад Молотов Дмитрий, влажная мечта женской половины экономического факультета и по совместительству тот, с кем я, Юля Живцова, счастливо встречаюсь вот уже четыре месяца, под мелодичное завывание Федука сделал мне предложение в самом гламурном ресторане Москвы. Теперь на моем пальце красуется увесистый бриллиант, а на лице – счастливая улыбка, которую не под силу стереть завистливым взглядам одногруппниц и злым языкам, судачащим, что я встречаюсь с Димой из-за состояния его отца. Словно любви достойны лишь те, у кого денег хватает ровно на свиданку с крылышками из KFC.
– Ты во всем выглядишь как ангел, знаешь ведь? – стоящий в дверях гардеробной Дима одаривает меня задорной белозубой улыбкой и кивает в тряпичную гору у меня под ногами. – Чем плохо то голубое?
– Тем, что я твоему папе в нем не понравлюсь, – от расстройства я начинаю по-детски топать ногами. – У него вырез на груди слишком глубокий, и он может подумать, что я развязная.
Вот оно, нервное облачко на небосводе моей предсвадебной эйфории: недельный визит Сергея Георгиевича Молотова, крупного лондонского бизнесмена, прилетающего в Москву с целью познакомиться с невестой сына. То есть со мной. Было бы у меня опыта в подобных делах больше, я бы, может, не так нервничала, а так ведь в первый раз замуж собираюсь.
В общем, Димин папа – мужчина серьезный, а потому мне просто необходимо ангельское платье, чтобы при виде меня в нем он растаял и сию минуту дал свое олигархическое согласие на наш брак. Через день после того, как Дима сделал мне предложение, я переехала в семейное гнездо Молотовых – двухэтажный дом в Барвихе, где он проживает один и где ожидаемо остановится Молотов-старший. Лучше бы мне на это время вернуться в свою съемную однушку, вот только проныра-риелтор ее уже сдала.
– Похоже, оставила его в квартире, и теперь в нем разгуливает какая-нибудь студентка из Одинцово, – смиряюсь с утерей своего счастливого наряда. – Ладно, надену голубое.
Димка подходит ко мне и ласково щелкает губами по носу:
– Не боись, зайчик. Папе ты понравишься. Ты же у меня красавица.
Сама знаю, что красавица, но, думаю, обеспеченный холостяк Молотов на своем веку красавиц перевидал немало и выразительными зелеными глазами его точно не удивить. К тому же для любящего отца внешность будущей снохи – дело второстепенное. Главное – уверенность в прочности будущего союза.
Скинув с себя вафельный икеевский халат, я влетаю в голубое платье, по крою напоминающее бадминтонный воланчик, и старательно подтягиваю лиф вверх. И пусть в груди у меня не пышная четверка, но поприжать есть чего, и Молотову-старшему это «чего» видеть необязательно.
Распихав по полкам все свои гардеробные богатства, я быстро поправляю покрывало на нашей с Димой кровати и критично оглядываю комнату. Ровно неделю я потратила на то, чтобы руками студентки четвертого курса эконома вычистить эту люксовую холостяцкую конюшню от пыли, пустых банок колы и грязных носков. Четыреста пятьдесят квадратов – это вам не однушка в Марьино.
Заглядываю в зеркало и, убедившись, что по-прежнему мила и очаровательна, спускаюсь на кухню, где Дима увлеченно смотрит футбольный матч.
– Может, зря мы не поехали встречать твоего отца в аэропорт? Ему было бы приятно.
– Папа не любит всех этих условностей, – отмахивается Дима, делая глоток ненавистной мне с недавних пор Кока-Колы. – К тому же он всегда критикует, как я езжу, так что пусть его ворчание терпит таксист.
Я, конечно, с таким подходом в корне не согласна, но в детско-родительские отношения между мужчинами Молотовыми решаю не лезть. Мне еще только предстоит завоевать свое место в этой семье, поэтому на первых порах стоит быть скромнее.
– Твой папа точно любит курицу? – потянув ручку духовки, оглядываю подрумяненную тушку, запеченную по бабушкиному рецепту. С яблоками и черносливом.
– Ага, – рассеянно отзывается Дима. – Перестань суетиться, зайчик, папа вообще не привередлив.
И правда. Надо перестать так нервничать.
Я опускаюсь на противоположный стул и наливаю в стакан охлажденную Перье.
– А он совсем не общается с твоей мамой? Даже когда бывает в Москве?
– Не-а. Они не слишком ладят.
Родители Димы поженились, когда им было по восемнадцать, и, судя по тому, что Снежана Борисовна недавно праздновала свое тридцатидевятилетие, это был брак по классическому залету. С мамой Димы у нас, кстати, хорошие отношения, хотя меня и немного смущает то, что она просит называть ее просто Снежкой и регулярно делится своими амурными похождениями. Все-таки регулярность половых сношений будущей свекрови – немного лишняя для меня информация.
Я успеваю осушить половину стакана минеральной воды, когда из окон доносится приглушенное урчание автомобильного двигателя, означающее, что Сергей Молотов успешно добрался до семейного гнезда.
– Приехал, – бодро восклицает поднявшийся со стула Дима. – Ну что, зайка, готова к встрече с будущим свекром?
С колотящимся сердцем я быстро поправляю волосы и натягиваю на лицо свою лучшую улыбку, против которой не устоял даже вредный препод по макроэкономике.
– Готова. Молотов-старший обязан меня полюбить. Железно.
Пока мы с Димкой наперегонки выбегаем из кухни, из прихожей уже доносится стук открывшейся двери. Интересно, его отец будет против, если я стану называть его дядей Сережей? Сразу «папой» это, наверное, слишком?
– Привет, пап, – вырвавшийся вперед Дима крепко обнимает вошедшего мужчину, закрывая его собой, и все, что я успеваю заметить, – это густые темные волосы и широкую ладонь, приветственно стукнувшую его по спине. После коротких секундных объятий Дима отстраняется и с улыбкой поворачивается ко мне:
– Знакомься, это моя Юля, пап.
Все заготовленные слова приветствия моментально вылетают у меня из головы, когда я встречаюсь глазами с Молотовым-старшим.
Это что, отец моего Димы? Какой, к черту, дядя Сережа? Сергей Шнуров – это дядя Сережа. А это потерянный брат Ника Бейтмана и Давида Ганди. Разве мужчины под сорок не должны выглядеть толстыми и старыми? Откуда эти широкие плечи и синий, пробирающий до костей взгляд? И почему рубашка на нем сидит едва ли не лучше, чем на Диме, а Дима, между прочим, четыре раза в неделю посещает спортзал!
Эй, Живцова. Окстись. Если молчание затянется еще на пару секунд, Сергей Бейтманович Ганди подумает, что невеста его сына отстает в умственном развитии.
– Здравствуйте, Сергей… э-э-э… Георгиевич, – надавав себе мысленных оплеух, бодро протягиваю руку мужчине, не забывая одарить его той самой улыбкой. – Как добрались?
– Неплохо, – он цепко оглядывает мое лицо, и я невольно сглатываю от звука его густого баритона, пропитанного льдом. Блин, кажется, я ему не нравлюсь. Все же надо было разыскать то розовое платье. Ох, это плохо, плохо, плохо.
– Пап, Юля приготовила курицу, – с гордостью объявляет Дима, словно говорит не о курице, а о защите докторской. – Ты, наверное, проголодался.
Прихожая оглашается грохотом брошенной на пол сумки, которую Молотов-старший все это время сжимал в руке, а сам он, минуя застывшую меня, направляется в сторону кухни. Не снимая обуви. По отмытым мной и мистером Пропером полам.
– Спасибо, сын, – звучит удаляющийся голос, – но ты же знаешь, что я терпеть не могу курицу. Давайте-ка вы с твоей девушкой соберетесь, и поедем на Дмитровку поедим что-нибудь нормальное.
Терпеть не может курицу? Поедим что-нибудь нормальное? Да что я вообще успела сделать не так?
2
Сергей
Я люблю сына, но иногда жалею, что проспонсировал его поступление в МГУ, а не послал отращивать яйца в армию. Сидел бы сейчас спокойно в лондонском ресторане и заключал сделку с австралийцами. Многомиллионную, между прочим, сделку. А вместо этого буду протирать брюки от Canali в ресторане московском и выводить охотницу за моими фунтами на чистую воду. Дослужился до звания сваха наоборот. Кто бы мог подумать, что в мои почти сорок такой хренью придется заниматься?
Так ведь кроме меня больше некому. Помощникам, водителям и секретарям отцовские обязанности не доверишь. На пустоголовую Снежану рассчитывать не приходится: она дальше своих силиконовых имплантатов и бутиков на Третьяковке ничего не видит.
– Три машины в гараже стоят, Дима, – с раздражением оглядываю продольную царапину на крыле Range Rover. – Тебе мало? Непременно нужно было на моей кататься?
– Пап, ладно тебе, – беспечно отмахивается сын. Он всегда беспечно отмахивается, потому что жизнь у него такая. Беспечная. – Отгоним в ателье на Сретенке, заполируют. У тебя багажник вместительный, а я Юле вещи помогал перевозить.
Значит, помимо сорванной сделки с австралийцами и затекших от перелета ног, я обязан этой притихшей зеленоглазой проныре еще и царапиной на крыле автомобиля ценой в девять миллионов. Ну и отвратительным навыкам вождения сына, конечно же, тоже обязан.
– Тогда сегодня же машину отгонишь на полировку, раз все так просто. Завтра она мне нужна.
– Сегодня не могу, пап. У меня тренировка, а потом я с парнями встречаюсь в клубе.
– Очень жаль, Дима, но придется все перенести. Машина нужна мне завтра.
Сын пытается возражать, но я уже залезаю в салон и завожу двигатель. Наверное, в том, что Дима такой инфантильный, есть и моя вина: я пахал как проклятый с восемнадцати лет, чтобы обеспечить его пукающий новорожденный зад и Снежану, а на воспитание много времени не оставалось. Да и много ли я мог дать ему в свои восемнадцать – сам был ребенком. Снежана залетела, как комар в распахнутую форточку: то есть быстро. Я и понять ничего не успел, как мне на руки агукающего пупса сунули и сказали – теперь ты муж и отец.
Мужем я продержался чуть больше одиннадцати месяцев, а вот отцом уже двадцать один год держусь. Поэтому не могу позволить сыну совершить ту же ошибку. Эту скромницу в голубом я насквозь вижу. Сидит на заднем сиденье, губы кусает и глазами хлопает, прямо Настенька из сказки «Морозко». Нет, я сына не виню за то, что на ее внешность повелся. Симпатичная эта Юля, факт: лицо, фигура. Губы пухлые, явно сделанные. Грудь для ее комплекции тоже большевата – без силикона тут не обошлось, хотя она и пытается это замаскировать. Не на того напала, милая.
Юля замечает мой взгляд в зеркале заднего вида, краснеет и дергается. Хороша актриса. Я и правда немного увлекся изучением ее анатомии, но это необходимо для дела. Нужно не забыть Конникову позвонить – пусть ее биографию изучит.
– Сергей Георгиевич, вы снова к нам, – рассыпается в любезностях брюнетка-администратор ресторана «Жаровня». Он принадлежит моему другу Илье Малышеву, меня тут все знают.
– С сыном зашли перекусить. Организуй нам столик, Дина.
Юлю я нарочно игнорирую и с удовлетворением замечаю, как она снова дергается. Теперь уж точно по-настоящему. Интересно, а чего она ждала? Что я ее дочерью назову и предложу оплатить свадебное путешествие?
– Пройдемте со мной, – Дина как бы невзначай скользит пальцами по моему запястью и, виляя задом, устремляется вглубь ресторана. Соблазняет меня, как сопляка. Смешно. И если меня не подводит зрение, нахлебница сейчас закатила глаза. Смеется надо мной? Да что вообще она о себе возомнила?
– Как дела в универе? – спрашиваю у Димы, после того как мы по очереди называем официанту заказ.
– Отлично, пап. Юлька помогла мне с курсовой работой по менеджменту, и вот недавно с ее помощью я написал контрольную работу по экономике предприятия на отлично.
– Помогла, то есть сделала вместо тебя? – вопрос я адресую сыну, но смотрю при этом на охотницу. Та губы кусает, но взгляд не отводит. Строптивая, стало быть. Сказать бы ей, что не на того нарвалась, и таких, как она, Сергей Молотов каждый день в шредере перемалывает, так ведь не поверит.
– Юля у меня умная и отлично учится, так что все мне объяснила.
Пожалуй, что не дура. Но за этим столом есть и умнее.
– Юля, расскажи-ка мне немного о себе.
Девчонка перестает ковырять маслины в салате и, сделав удивленные глаза, смотрит на меня. Да-да, милая, готовься к первому экзамену от Сергея Молотова.
– Я приехала в Москву из Рязани, – подтверждает мои умозаключения о провинциальном происхождении охотница. – Окончила школу с отличием, занималась бальными танцами…
– Пап, – Дима со скрежетом отодвигает стул и прикладывает телефон к уху. – Я отлучусь ненадолго. Пообщайся пока с будущей золовкой.
Не золовкой, а снохой. Естественно, я его не поправляю. В чем смысл? Моей снохой эта зеленоглазая аферистка никогда не будет. Дима уходит, и теперь мы с охотницей Юлей остаемся вдвоем.
– Продолжай, – распоряжаюсь, увлеченно нарезая стейк. Мясо у Ильи в ресторане – высший сорт.
– В 2012-м году заняла второе место в Чемпионате по бальным танцам. Ветрянкой переболела в четыре, группа крови третья положительная, люблю арт-хаусное кино и ненавижу снобов.
Я чуть стейком не давлюсь. Она язвить, что ли, пытается? Глаза от тарелки поднимаю: девчонка нос вздернула, руки на груди скрестила, так что силикон подобрался, и смотрит на меня с вызовом.
– Мой папа работает на заводе сварщиком. А мама – учителем младших классов. Это весь допрос, Сергей Георгиевич? О чем еще полюбопытствуете?
Кажется, стерва выходит из подполья. Вот и прекрасно. Чем раньше покажет свое истинное лицо, тем скорее поедет в свою Рязань на бла-бла-каре.
– Нет, Юля, – не вижу больше смысла скрывать свою неприязнь. – Не окончен. Меня интересует, как вы с моим сыном предохраняетесь.
Отодвигаю пустую тарелку и приступаю к творожному десерту – Илья все хвастал, что этот рецепт эксклюзивно из Швейцарии привез. И правда, неплохо.
– Что, простите? – возмущенно шипит девчонка. – Я совершенно не обязана отвечать на подобные вопросы, тем более такие личные и интимные!
Я с нарочитой насмешкой смотрю, как ее лицо покрывается красными пятнами, и промакиваю губы салфеткой. Плохо держит удар, плохо. Думаю, уже через неделю со спокойной душой вернусь в Лондон.
– Поговорим как взрослые люди, Юля, – перехожу на деловой тон, потому что от этого детского пинг-понга меня воротит. – Первое, я против вашей свадьбы. Второе, затею случайно, – рисую в воздухе кавычки, – забеременеть можешь оставить, потому что от моих денег тебе ни рубля не достанется.
– Мне не нужны Ваши деньги, Сергей Георгиевич, – заносчиво бросает нахалка. – У меня есть свои планы на жизнь, среди которых числится карьера. И да, мы предохраняемся, – тут она начинает сладко улыбаться, да так, что я чувствую редкий прилив раздражения. – Мы с Димой не настолько легкомысленны, чтобы заводить детей, когда нам едва исполнилось восемнадцать. Ой, – фальшиво прикрывает рот рукой, – я имею в виду двадцать один.
Я на секунду дар речи теряю. Вот это стерва. Она же меня подначивает.
Ее слово оказывается последним, потому что за стол возвращается улыбающийся Дима. И словно этой маленькой победы стерве Юле было мало, она демонстративно обвивает тонкими руками шею сына, и они на моих глазах начинают целоваться. Явно с языком. Все-таки недооценил я ее. Завтра же займусь этой дрянью вплотную.
3
Юля
– Кажется, ты понравилась папе, – весело говорит Дима, когда мы оказываемся в спасительном уединении нашей спальни, куда не могут добраться синие рентген-лучи Молотова-старшего. У меня от его взгляда подмышки потеют, а ведь не потели сроду.
– Ты шутишь, что ли, Дим? Твой отец возненавидел меня заочно.
– Ничего такого не заметил, – хмыкает мой жених, эффектно стягивая с себя футболку. Ням, конфетка. Все-таки недаром по нему половина нашего универа сохнет. – Вы вроде мило болтали.
Угу. Задержись Дима со своим телефонным разговором еще минуты на три, Мистер Олигарх принялся бы меня душить.
Стаскиваю с себя платье в сопровождении заинтересованного взгляда Димки и, швырнув его на пол, усталым мешком валюсь на кровать. Встреча с лондонским воротилой выжала из меня все соки. И ведь я ровным счетом ни в чем перед ним не провинилась. Разве справедливо заочно кого-то презирать?
– Устала, пупсик? – сочувственно улыбается Дима и гладит меня по голове. – Я быстренько метнусь в душ, а потом сделаю тебе массаж.
Он закрывается в ванной, а я в течение нескольких минут гипнотизирую глазами нашу фотографию на комоде и незаметно проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь я от приятных поглаживаний по спине. Мммм. Кайф. Димка делает мне обещанный массаж. И где он так научился? Теплые руки умело мнут шейные позвонки, отмеряя каждый, надавливают на поясницу, эротично растирают ягодицы. О-о, Дима определенно знает, что делает. Внизу живота начинает кипеть, отчего я грязно постанываю и ерзаю на кровати.
Пытаюсь отвести назад руку, чтобы поблагодарить своего массажиста, но тело меня не слушается. Тогда я старательно прогибаю поясницу, так что позвоночник начинает трещать (надо бы возобновить занятия йогой), и гостеприимно раздвигаю ноги. Надеюсь, Дима намек поймет.
Прикосновения к коже становятся грубее и настойчивее и плавно сползают к внутренней стороне бедра.
– Да, да, туда… – похотливо бормочу я, кусая губы.
– Нравится, шлюшка? – звучит в ухо хрипловатый баритон Молотова-старшего. – Так я и знал.
Твою же мать!
Я подпрыгиваю на кровати, как теннисный мячик, и, хлопая глазами, начинаю озираться. Фу-у-у-ух. Это сон. Идиотский сон. Судорожно ощупываю себя руками: майка насквозь мокрая, розовые Интимиссими тоже. От пота, разумеется.
Окидываю взглядом комнату, залитую солнечным светом, смотрю на пустую подушку рядом с собой, а затем на часы. Восемь тридцать. У Димы уже началась пара, а мне сегодня ко второй.
В универ я собираюсь с особой тщательностью: во-первых, у меня сегодня зачет, во-вторых, так я буду чувствовать себя увереннее, если столкнусь с Молотовым-старшим. Влезаю в неудобную юбку-карандаш, белую блузку с воротником-стойкой и классические черные лодочки. Собираю волосы в высокий хвост и покидаю спальню в надежде, что Сергей Бейтманович уже отчалил по своим неотложным олигархическим делам.
Едва спускаюсь на кухню, чтобы выпить кофе, и в носовые пазухи затекает терпкий запах дорогого парфюма с нотками кедра и лимона и стремительно влажнеют подмышки. Надо что-то с этой гиперпотливостью делать. Ботокс, что ли, вколоть?
Мои подмышки не врут. Едва я тычу в кнопку «капучино», на кухне появляется Молотов-старший, выглядящий, словно только что вернулся со съемок рекламы: угольно-черный костюм в сочетании с белоснежной рубашкой, на руке сверкает многомиллионный будильник, а на лице – высокомерная неприязнь.
– Доброе утро, – здороваюсь первая. Кто-то же должен быть умнее.
– Доброе, – холодно отзывается рекламная модель 30+ и, демонстративно обогнув меня, дергает ручку холодильника. Неужели решил почтить вниманием мою курицу? Видимо, нет, потому что захлопывает дверцу и покидает кухню, оставив меня наедине со своим утонченным раздражающим запахом.
Опускаюсь за стол и спешно поглощаю незатейливый завтрак – овсяные хлопья с молоком, после чего достаю телефон, чтобы вызвать такси. Ну нет в гламурной Барвихе маршруток.
– Гребаный Экибастуз! – несдержанно ругаюсь, швыряя мертвый мобильный в сумку. Видимо, Дима в очередной раз скинул мой айфон с зарядки, чтобы поставить свой.
– Что-то случилось? – слышу за спиной ледяной баритон и мысленно шлепаю себя по губам. Поганый твой язык, Живцова.
– Опаздываю на важную лекцию, а мой телефон разрядился, и я не могу вызвать такси, – стоически поворачиваюсь лицом к Молотову-старшему и заискивающе пищу: – Э-э-э… не одолжите на минутку свой мобильный?
Господи, вот это позорище.
Сергей Бейтманович пристально изучает меня глазами, вращая в руках брелок, после чего разворачивается на сто восемьдесят градусов и коротко бросает:
– Пойдем.
Дав себе несколько секунд на раздумья, я подхватываю сумку и бегу за ним на улицу. Ну чего он со мной сделает, в конце концов? Он же просто злобный олигарх, а не Чикатило.
Когда рядом с крыльцом останавливается поцарапанный Димой Range Rover и Молотов кивком головы показывает садиться, меня затопляет чувство вины. Может, не так и плох этот Бейтманович, раз решил войти в мое студенческое положение.
Руку мне, естественно, никто не подает и двери не открывает, и я самостоятельно загружаюсь на переднее сиденье. Чтобы отвлечься от гнетущей олигархической близости, по дороге делаю вид, что сосредоточенно разглядываю пейзажи, пока голову атакуют дурацкие мысли: сильные руки, массаж, шлюшка. Шлюшка, массаж, руки… Фух, скорее бы приехать.
Нервно дергаю края воротника, ощущая острую нехватку кислорода, и улавливаю на себе сканирующий синий взгляд. Эй, Молотов что, только что смотрел на мои сиськи?! Уши начинают пылать, и я нервно одергиваю юбку, а водитель тем временем невозмутимо возвращает глаза к дороге и тычет пальцем в магнитолу.
– Сколько тебе нужно? – звучит его негромкий голос.
Мне приходится отодрать взгляд от колен и вновь посмотреть на своего вкусно пахнущего соседа, чтобы понять, о чем идет речь. На переносице Сергея Бейтмановича сидят брендовые «авиаторы», белый воротник рубашки подчеркивает волевой подбородок, покрытый легкой щетиной, и я нервно сглатываю, проклиная себя и дурацкий сон. Еще и родинки у него на щеке такие же, как у Димы. Похожие на созвездие Малой Медведицы.
– Я дам тебе двести тысяч, чтобы ты и твои дешевые шмотки завтра же убрались из моего дома. – Автомобиль останавливается на светофоре, а Молотов приспускает очки и окатывает меня холодным взглядом. – Хочу, чтобы ты оставила моего сына в покое раз и навсегда.
Ах ты ж, козлина олигархическая! Медведица Малая, блин. А ведь почти услугами доброго таксиста мою бдительность усыпил. Что у него вместо сердца, а? Банкомат или калькулятор? Правда считает, что все в мире можно купить и продать?
– Это шутка такая, Сергей Георгиевич? – копирую его холодность. – Если да, то я с удовольствием расскажу ее Диме.
– Нет, не расскажешь, – усмехается синеглазая козлина, продолжая оценивающе смотреть на меня. – Наверняка уже распланировала, куда пристроишь деньги. Триста тысяч, Юля. Сколько тряпок на рынке в Рязани сможешь себе купить, ты только подумай.
От возмущения и злости я на секунды лишаюсь дара речи и начинаю разглядывать замершие на руле руки. Широкие смуглые ладони, длинные пальцы, извитые вены… Да гребаный ж ты Экибастуз!
– Нравятся часы? – долетает сквозь пелену моего унижения насмешливый голос. – Это винтажные «Радо», если ты не в курсе.
– У меня такие же, – огрызаюсь я и хватаюсь за ручку, потому что в этот момент машина заезжает на парковку университета. – За полторашку деревянных на Рижском отхватила.
Я вываливаюсь на улицу едва ли не на ходу с риском сломать ноги и ловлю спиной самодовольное:
– Свадьбы не будет, Юля. Это я тебе обещаю.
– Это мы еще посмотрим, – шиплю я, но Бейтманович моей угрозы уже не слышит, потому что его черная махина с визгом срывается с места, оставляя меня нюхать выхлопные газы.
В этот момент я решаю, что мистер Олигарх непременно пожалеет о своих незаслуженных оскорблениях в мой адрес. Я буду бороться за свою любовь и за право быть женой любимого парня. Точка.
На парковке меня перехватывает Светка и, брызжа слюной и восторгами, начинает вопить:
– Матерь Божья, это что за сочный кекс тебя подвез? Я чуть из трусов не выпрыгнула.
– Это отец Димы. И он редкостное… – язык не поворачивается оскорбить будущего свекра, и я замолкаю.
– О-о-о, тебе ваще прет, Юль! Круто, если Димас твой будет так лет через двадцать выглядеть. А папик женат, не знаешь?
Мы заходим в прохладное помещение университета, где я немного остужаю пожар внутри себя. Триста тысяч! Да за кого он меня принимает, в конце концов?
– Ты вообще слышишь меня? – спрашивает Света, толкая меня в бок.
– Угу.
– Послезавтра встречаемся в «Sisters» на дне рождения Маринки, помнишь? Платье уже подобрала?
Я рассеянно киваю, все еще витая в своих мстительных мыслях. Не на ту напал ты, дядя Сережа. Рязанцы так просто не сдаются.
