Алан Вильямс
Лига Чистоты

II. Фестиваль в Кардиффе

1

Питер Платт, председатель комитета Международного Кардиффского фестиваля живого искусства посмотрел на Магнуса своими большими глазами старого развратника.

– Что тебе нужно, Оуэн?

– Факты. Скажи. Штайнер, который входит в комитет твоего фестиваля, – это тот самый Штайнер из Ассоциации культурных связей «Восток – Запад»?

– Да.

– Что он делает здесь?

– В фестивале участвуют несколько джазовых групп из Восточной Европы. Ассоциация Штайнера помогла организовать их приезд. Ну и что?

Магнус иронически усмехнулся, глядя на стакан.

– Хочешь выпить, Питер?

– Извини, Оуэн, я занят… – Он уже озирался вокруг в поисках новых слушателей.

Магнус тихо спросил:

– Ты слышал когда-нибудь о Ядвиге Дузинской? – Платт обернулся, нахмурившись. – Польская эстрадная звезда, – продолжал Магнус. – В прошлом году она была в Лондоне… Ее оттуда выслали за кражу в магазине.

Платт шагнул вперед.

– Черт возьми, Оуэн, к чему ты клонишь?

– Дузинскую пригласила сюда Ассоциация «Восток – Запад», и твой приятель Штайнер был с ней, когда ее арестовали.

То ли от жары, царившей на приеме, то ли от шампанского на верхней губе Платта выступила испарина.

– Ты же не считаешь, черт возьми…

– Я ничего не считаю, Питер. Только то, что произошедшее с Дузинской было недоразумением. Надеюсь, это не случится снова.

Сзади кто-то толкнул его, и содержимое стакана выплеснулось Магнусу на руку. Он осекся и стал поворачиваться, как чья-то рука твердо удержала его за локоть. Он поднялся и что-то пробормотал. Платт уже удалялся.

Рука продолжала держать Магнуса и тогда, когда он повернулся и, прищурившись, увидел высокую девушку в простом черном платье.

– Извините, – сказала она, – но вам не следует продолжать разговор с этими людьми. – Она повела его к выходу. Он остановился и поставил стакан на пол, потом взглянул на нее и рассмеялся.

– Не рассказывайте сказки! Вы путешествуете налегке, перед ленчем пьете водку… и еще вы читаете «Инкаунтер», а это значит, что вы наконец, должно быть, еще и умны.

Она тоже рассмеялась, беря его за руку.

– Идем, вы уже достаточно выпили.

– Не так быстро! – На ступеньках, уже на улице, он обрел равновесие. – Я глубоко верю в эпоху рыцарства, но уже давно миновал тот возраст, когда меня в пьяном виде подбирали девушки.

– Я вас спасла.

– Вы считаете, что меня надо было спасать?

– Я считала, что вы ставите себя в глупое положение.

Он стоял на ступеньках и мотал головой.

– Ах да, эпоха рыцарства. Вероятно, вы подслушивали?

– Я ничего не могла поделать. Видите ли, вы разговаривали довольно громко, – она улыбнулась ослепительной улыбкой, и он наклонился и коснулся рукой ее щеки.

– Боже мой, настоящая, – пробормотал он, потом взглянул на ее волосы. – Настоящий Ренессанс. Откуда только берутся такие девочки, как ты? Ты не англичанка?

– У меня британский паспорт. Но родилась я не здесь.

Она взяла его под руку и повела по лестнице вниз. Солнце село, и над парком неслись дождевые облака.

– Что ты делаешь в Кардиффе? – спросил он, вспоминая, что видел ее нынешним утром на вокзале, за ней заехал черный «хамбер» с молодым водителем, одетым в темный костюм.

– Я просто нахожусь здесь, как и все остальные. – В ее речи был слышен едва различимый акцент.

– Где, говоришь, ты родилась?

– В Польше. Да не смотрите так удивленно. Ведь выходцы из Польши образуют самую большую эмигрантскую колонию в Великобритании.

Он продолжал идти, чувствуя, как кружится голова. Поляки и в самом деле могли составлять самую большую колонию, и в Кардиффе сейчас было, по крайней мере, двое поляков, имеющих отношение к фестивалю. Но даже будучи пьяным, опытный Магнус знал, что два совпадения – уже достаточно много.

– Ты имеешь отношение к Ассоциации культуры «Восток – Запад»? – наконец произнес он и увидел, что ее лицо стало жестким.

– Для журналиста вы слишком неосторожны, мистер Оуэн.

Он остановился:

– Как, черт побери…

– Ничего особенного, я тоже читаю «Пейпер». Видите ли, ваше имя достаточно хорошо известно. – На лице девушки снова вспыхнула очаровательная улыбка.

Но он не улыбнулся в ответ.

– Как ты догадалась, кто я?

– Я узнала вас. Видите ли, у вас очень характерное лицо, – теперь улыбка стала злой и насмешливой.

Магнус начинал сердиться.

– Откуда ты узнала, как я выгляжу? «Пейпер» не печатала моей фотографии.

Она промедлила долю секунды.

– Я читала вашу книгу. Ваша фотография появилась вместе с журналами. Она очень хорошая… я имею в виду книгу.

Магнус, кивая, медленно шел рядом с ней.

– Итак, четыре года назад ты увидела в журнале мою фотографию и теперь едешь за мной из Лондона в Уэльс только для того, чтобы сказать, как тебе нравится моя книга?

Она отпустила его руку.

– Я думаю, нам следовало бы немного поговорить.

Они дошли до отеля «Парк». Не спрашивая и не дожидаясь его согласия, она повернулась и прошла сквозь вращающиеся двери, исчезнув на противоположной стороне вестибюля. Девушка села возле низкого столика, вытянула ноги, вид которых заставил его судорожно сглотнуть, и вытащила пачку сигарет.

– Хотите?

– Не курю. – Он неловко сел напротив и взглянул на часы. – Через пять минут мы можем выпить.

Она зажгла сигарету и какое-то время сидела, разглядывая его через дым.

– Вы слишком много пьете.

Он откинул голову назад и мрачно хохотнул в потолок.

– А еще я схожу с ума! Во всяком случае, кто ты такая, черт побери? Кто прислал тебя сюда? Кто тот шофер, который встречал тебя на вокзале сегодня утром?

– Вы очень наблюдательны. Что еще вы знаете обо мне?

– Да я о тебе вообще ни черта не знаю! Даже имени.

– Майя.

– А фамилия?

– Даже если я назову ее, вы не сумеете произнести.

– А как насчет номера телефона?

Но она не ответила. Возле них появился официант.

– Стесненные обстоятельства – самое подходящее время для водки, – сказал Магнус, взглянув на часы. – Одну водку со льдом, – велел он официанту, – и один двойной бренди.

Девушка со слабой улыбкой наблюдала за Магнусом, но в ее голосе не было веселья.

– Вы обвиняете меня в том, что я приехала сюда за вами из Лондона. Почему вы так сказали?

– Это была шутка.

– Глупая шутка.

– Самое лучшее, на что я способен. Но чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что это была, пожалуй, не такая уж и шутка. Ты все еще не сказала мне, что здесь делаешь.

Она сидела в кресле, наклонившись вперед, держа обеими руками сигарету и опираясь локтями на колени, выступающие над столом. Но Магнус следил только за ее лицом; в нем была тайная власть, и внезапно оно стало очень неженственным и очень холодным.

– Мистер Оуэн, вообще вы слишком много говорите. Сегодня днем вы ужасно много мололи языком. Почему вы кричали на Питера Платта?

Он ошарашенно вытаращил на нее глаза.

– Я не кричал на него, я задавал вопросы.

Она кивнула.

– Вопросы о Яне Штайнере.

Он выпрямился на кресле.

– О Штайнере! Что вы знаете о нем?

– Нет, что вы знаете о нем, мистер Оуэн?

– Я видел его лишь раз, в отеле в Лондоне.

– Тогда почему вы им так интересуетесь?

– Я интересуюсь? – воскликнул он. – Я не… Я просто задавал Платту кое-какие вопросы… – Он беспомощно пытался найти нужные слова, чувствуя, что разговор переходит в какую-то сюрреалистическую плоскость. Принесли напитки, и он получил минутную передышку.

– Может быть, это совпадение, – наконец произнес он, – но не знаете ли вы Ядвигу Дузинскую?

– Лично нет. Но я знаю, что с ней случилось.

– А что случилось?

– Вы сами прекрасно знаете. Вы же рассказывали Платту. Зачем вы это делали?

Он подался вперед и сжал бокал с бренди.

– Так, Майя. Значит, вы работаете в Ассоциации культуры «Восток – Запад» и хотите защитить своего приятеля Яна Штайнера от нескромных вопросов.

Ее лицо посуровело, кожа обтянула широкие скулы, а глаза стали злыми и безжалостными.

– Вы дурак, мистер Оуэн. Отвратительный дурак!

Он кивнул и выпил.

– Итак, вы подцепили меня на выставке лишь для того, чтобы сказать это? Или вы пытаетесь меня предостеречь?

– Почему бы вам не перестать пить и не выслушать меня, Магнус? – Она впервые назвала его по имени, и он смутился.

– Хорошо, я слушаю.

Она проглотила водку, аккуратно поставила бокал обратно на стол и сказала:

– Магнус, я увела вас оттуда, потому что вы трепали языком. Предполагалось, что вы здесь составляете для «Пейпер» отчет о фестивале. Вместо этого вы начинаете пить и задавать глупые вопросы людям вроде Платта. Почему вы не сидите тихо, глядя в оба и держа язык за зубами? Ведь вы здесь именно для этого, не так ли?

В течение нескольких секунд он просто таращился на нее, беспомощный, почти загипнотизированный. Даже Хью Риссел вряд ли осмелился бы обращаться таким образом с кем-либо из своих сотрудников. Наконец, он откинулся назад и сунул руки между коленями.

– Майя, я понятия не имею, к чему все это, я могу только сказать, что до сих пор не верю ничему из того, что вы наговорили. Я не верю, что вы запомнили мою фотографию в журнале, который вышел четыре года назад. Я не верю, что вы совершенно случайно оказались сегодня утром в Паддингтонском поезде, случайно очутились на этой выставке, случайно стояли за моей спиной, когда я расспрашивал о Яне Штайнере. По сути дела, я считаю вас прелестной, очаровательной лгуньей.

Уперев локти в колени, она сидела совершенно неподвижно, наблюдая за ним; потом вдруг ее облик стал расплываться, лицо потеряло четкость.

– Ну? – не выдержал он.

– Что – ну?

Он вяло потянулся за бренди.

– Детские забавы, Майя. Вы спрашивали, почему я интересуюсь Штайнером. Теперь спрашиваю я: почему вы так интересуетесь мной?

Она помолчала, закуривая очередную сигарету.

– Я его плохо знаю. Встречала несколько раз в Лондоне, в польских клубах и на приемах.

– Чем он занимается?

– Полагаю, он какой-то чиновник в Ассоциации. Он там с тысяча девятьсот сорок восьмого года.

– Вы знали, что он был с этой самой Дузинской, когда ее арестовали?

Она не шелохнулась, но ее лицо напряглось, будто она сдерживала нервный тик.

– Да, я действительно кое-что слышала. – Она взглянула в сторону официанта, подзывая его. – Счет, – произнесла она, открывая сумочку и подавая официанту фунтовую банкноту, и добавила, адресуясь к Магнусу: – Я заплачу. В конце концов, это я пригласила вас.

Он кивнул.

– Вы на службе, да? Вы действительно по пути из Лондона сюда все время следовали за мной.

Она слегка улыбнулась, оставляя сдачу официанту, потом встала, и он, огибая стол, пошел за ней, безуспешно пытаясь взять инициативу в свои руки.

– В семь часов я буду передавать материал в «Пейпер», – сказал он ей в спину, – к половине восьмого закончу. Если вы свободны, давайте пообедаем вместе.

Она вывела его из холла и пересекла половину вестибюля, прежде чем ответила, не оборачиваясь.

– Хорошо, с удовольствием.

Он почувствовал, что влюбился в нее. Ему захотелось взять в руки ее лицо и поцеловать этот большой рот, ощутить, как тяжелые волосы струятся между пальцами. Он постарался, чтобы его вопрос прозвучал небрежно:

– Вы где остановились?

Она направилась к вращающимся дверям.

– Думаю, будет проще, если я заеду за вами. Я на машине.

– Парень с «хамбером»?

Она засмеялась:

– Он вас в самом деле беспокоит, да? Ну, хорошо. Я буду одна.

Он одарил ее своей самой хищной улыбкой и сказал:

– Я живу в местечке под названием Бьют, за вокзалом. Но думаю, вы это уже знаете.

– Вообще-то нет. Но у вас милая компания.

– Компания? – нахмурился он. – А-а, вы имеете в виду Гарта Скаммела? Сегодня утром я его видел.

– Еще есть Берлинер и этот американец, Ортиц. У вас там целый театр. Вероятно, вы очень весело проводите время.

Магнус внимательно посмотрел на нее. Как она могла знать, что Берлинер с друзьями и Скаммел остановились в отеле «Бьют»? И потом, после всего этого словесного поединка он так и не получил ни малейшего представления о том, почему она подошла к нему – днем подобрала его пьяного, загнала в гостиничный бар, где сразу обозвала дураком, а потом стала пытать, почему он интересуется таинственным Яном Штайнером. Что-то было не так, все произошло слишком быстро, слишком легко.

– Где мы встретимся?

– В «Ройял». Мне нужно быть в этой стороне, ну и, во всяком случае, это ближе к вам.

– Я буду там. Бар в нижнем этаже, семь тридцать. – Он помолчал. – Если я вдруг задержусь, я могу как-нибудь связаться с вами?

– Думаю, нет. Просто постарайтесь не напиться, вот и все.

Магнус покосился на нее:

– Вы начинаете говорить, как духовный реформатор. Вам это не идет. – На ее лице промелькнуло болезненное выражение. – Вызвать такси? – добавил он. – Идет дождь.

– Я останусь… Мне нужно позвонить.

– Тогда до половины восьмого, Майя.

– До свидания, Магнус.

Он повернулся и, выходя сквозь вращающиеся двери под дождь, знал, что она смотрит ему вслед.

2

По возвращении в «Бьют» он был встречен старым портье, бочком выходившим из-за своей конторки.

– Мистер Оуэн, телефонное сообщение из Лондона. – Он вручил Магнусу листок, на котором каракулями был записан номер телефона «Пейпер». – Сказали, что это срочно, мистер Оуэн.

Магнус взглянул на часы; еще не было пяти. Из опыта работы в «Пейпер» он знал, что и намного позднее шести исключительная срочность была большой редкостью даже для тех, кто находился за пределами Лондона. Он попросил старика соединить его и прошел в обитую тканью будку под лестницей. «Пейпер» ответила, и он сказал, чтобы его соединили с отделом новостей. Риссела там не было. Он представился и сказал, что считает дело срочным; после очередной паузы трубку взял секретарь.

– Подождите секунду, мистер Оуэн. Господин Риссел сейчас будет говорить с вами.

Прошло добрых две минуты, прежде чем он услышал голос Риссела:

– Алло… Магнус? Как дела?

– Прекрасно. С какой стати такая спешка?

Некоторое время Риссел не отвечал.

– Алло! – прокричал Магнус.

– Я слушаю, – голос был рассеянным, как будто Риссел разговаривал с кем-то на том конце провода. – Материал готов?

– Я бы не назвал это материалом. Это больше годиться для правительственного сообщения.

– Что ты хочешь сказать? – раздражение в голосе Риссела было слышно даже сквозь помехи.

Как можно вежливее Магнус ответил:

– Пиккасо, Сартр и Бертран Рассел еще не выставлялись. Единственное происшествие – это то, что несколько местных шишек немного расстроились из-за некоторых картин Берни Берлинера, показанных на выставке.

– А как выставка?

– Так, чепуха всякая. А почему такая спешка?

– Нам газету надо выпускать, вот почему спешка.

Магнус стиснул трубку.

– К семи тридцати вы кое-что получите.

Он уже собирался повесить трубку, когда сквозь помехи голос Риссела прокричал:

– Ты сделаешь все, что можно, хорошо, Магнус? Я ведь говорил уже, сэр Джеймс Брум хочет, чтобы этот фестиваль стал сенсацией. И смотри, не пропусти завтра вечером лекцию о цензуре.

– Дискуссию, – поправил его Магнус, впадая в ярость от сознания, что и без него знает свою проклятую работу. Но его смутила настойчивость в голосе Риссела. – Что-нибудь особенное по поводу завтрашнего вечера? – добавил он.

– Это касается того, что ты приехал выяснить. Просто смотри в оба.

Магнус начал усиленно соображать, хотя и был пьян. Это были те же самые слова, которые произнесла Майя в отеле «Парк» менее получаса назад. И пока он стоял, привалившись к стене, в голову ему пришла мысль, которая заставила его резко выпрямится, а сжимающие трубку ладони вспотеть. Майя и Хью Риссел, оба указывают, как ему поработать. Сначала эта девушка, вытащившая его с приема и заявившая, что он поставил себя перед Платтом и остальными в глупое положение. А теперь еще и Риссел, срочно требующий материал, чтобы осветить фестиваль живого искусства для праздных читателей «Пейпер». Во всем этом вроде бы не было смысла. Или был?

Но Риссел уже повесил трубку. Магнус поднялся в свою комнату на третьем этаже, где посидел немного, ломая голову над тем, о чем можно было бы написать. Как поточнее назвать работы Берни Берлинера? «Противные», может быть? Или лучше «совсем не противные»?

Без четверти семь он был в гостинице «Ройял» и заказал разговор с «Пейпер». К семи двадцати пяти он закончил диктовать и опять поговорил с Рисселом, который, казалось, был вполне удовлетворен и даже посоветовал развлечься.

Теперь в соответствии с советом Риссела он сидел перед коктейлем с шампанским и ждал молодую польку по имени Майя.

Час спустя, уже за пятым коктейлем, он отнюдь не развлекался. Каждые десять минут он проверял у конторки, нет ли для него сообщений, а теперь еще стал на всякий случай звонить в «Бьют»: может быть, она пыталась связаться с ним там. На первый звонок ответил старый портье-валлиец, который был заинтригован муками Магнуса, а на третий – сердитый голос сказал, что ничего нет, и трубку повесили. Магнус решил, что это ночной портье.

Он вернулся на свое место в бар с чувством ярости, разочарования и некоторого беспокойства. Он не мог поверить, что она так проведет его. Весь день был невероятным, сумасшедшим и запутанным, так с какой стати он должен быть логично завершен? Тем не менее Магнус был встревожен. Его самолюбие и, наверное, инстинкт не допускали того, что Майя нашла на этот вечер что-нибудь лучшее, либо была слишком занята или ленива, чтобы связаться с ним.

Он заказал еще один коктейль и сэндвичи, а потом с достоинством пошел к конторке и опять спросил, нет ли для него сообщений. Ответ был тот же самый. На улице, где недавно кого-то стошнило прямо на мостовую, какой-то человек пел: «Манна небесная! Питай меня, пока не бу-у-у-ду сыт!»

Он пошел назад, в сторону железнодорожных путей. Миновал вокзал; после городского центра он выглядел спокойным и темным. Дверь «Бьюта» была не заперта. Над пустой конторкой горел свет. Даже ночной портье ушел с дежурства. Неизвестно, до чего дошли Гарт Скаммел со своими друзьями, но они либо занимались этим где-нибудь в другом месте, либо оставили свои занятия на потом, когда все закроется.

Магнус в последний раз пошел узнать, есть ли какие-нибудь известия. Ничего не было. Он потянулся за ключом и обратил внимание на то, что почти все ключи висели на стойке. Он взял свой и направился к лестнице. Было темно, а он не знал, где расположен выключатель. Помимо лампы над конторкой свет горел только в маленьком холле, расположенном дальше по коридору.

Магнус успел сделать лишь несколько шагов и вдруг понял, что боится. Он замер, прислушиваясь к тишине. Кто-то совсем рядом тихо дышал.

Магнус немного прошел вперед и заглянул в холл.

В деревянном кресле сидел мужчина с закрытыми глазами; его светлые волосы касались стены. Он сидел, положив на колени большие руки ладонями вверх; сквозь незашторенное окно в комнату проникал свет от уличного фонаря и подал на длинное лицо человека, придавая ему неестественную призрачную безмятежность.

Шагая на цыпочках, Магнус старался продвигаться в темноте как можно быстрее. Пошарив в поисках выключателя, он отыскал ощупью ступеньки, придерживаясь за стены, наконец добрался до первой площадки, не услышав за собой ни единого звука. Теперь второй пролет… а всего их три. В гостинице, как обычно, было тихо. Он прикинул, сколько жильцов может быть сейчас в отеле. Вопрос был не праздным; ему не хотелось нынешней ночью оставаться здесь в одиночестве.

Однажды, после поединка в среднем весе с пьяным коротышкой по имени Джадд, он уже встречался со спящим внизу человеком. Магнус познакомился с ним в присутствии переодетого полицейского офицера, и потом Джон Остин Кейн назвал его боевым героем. Это был Том Мередит из Кардиффа, на бицепсах которого над надписью «Virtus Vincit» («Добродетель побеждает») был изображен лев, вступивший в схватку со змеей.

Его комната выглядела так же, как раньше. Никаких оснований для противоположного заключения не было. Тем не менее, заперев дверь, Магнус принял меры предосторожности, поставив на дверную ручку стул и таким образом заклинив ее. Верхняя часть окна была открыта на несколько дюймов, но оно выходило во двор, и ночью было бы трудно открыть его снаружи.

Он разделся и лег, но не уснул. Он долго лежал без сна, прислушиваясь к стонущим звукам, которые издавали трубы водопровода, и однообразному шуму поездов.

Было далеко за полночь, когда Магнус наконец задремал, но всего на несколько минут. Он проснулся весь в поту, ринулся к столу за настольной лампой и уронил ее на пол. Ему показалось, что возле постели кто-то стоит.

Он нагнулся, поднял и поставил на место лампу, включил ее, подошел к умывальнику и выпил воды из-под крана. Он одурел от короткого сна и почти забыл о человеке внизу.

Когда он проснулся опять, прошло несколько часов. На этот раз он знал, что ему не мерещится. Было все еще темно, и несколько секунд он полулежал, опираясь на подушку. В коридоре были слышны шаги, и они приближались.

Шаги приблизились медленно, совершенно беззвучно, если не считать скрипа половиц. Кто-то поздно возвращается, подумал он, причем не хочет беспокоить других. Вряд ли это Скаммел или Берлинер со своей бандой.

Дошли до его двери. Он закрыл глаза в ожидании следующего шага. Вот скрипнула половица, очень тихо, – на этот раз, как ему показалось, совсем рядом с дверью – и наступила тишина. Он открыл глаза и услышал, как ключ поворачивается в замке соседней двери.

В тишине звук казался совсем близким. Потом несколько минут, длившиеся вечностью, ничего не было слышно. Наконец, ключ опять повернулся в замке: дверь снова закрыли.

Шаги удалялись быстрее, с большим шумом. На лестнице они стали стихать, потом наступила полная тишина.

Прежде чем снова лечь, он опять поставил стул под дверь и оставил свет включенным.

Магнус проснулся поздно. Лампа возле кровати по-прежнему горела, а за окном светило солнце. Первые несколько минут, пока он вставал и открывал кран с горячей водой, чтобы побриться, события прошедшей ночи были вытеснены ощущением головной боли. Вода, льющаяся в раковину, занимала его больше. Бритье получилось неудачным, и он потерял несколько минут, прижигая порезы по краям шрама.

Магнус убрал из-под дверной ручки стул только после того, как оделся, и, прежде чем спуститься вниз, запер за собой дверь. С площадки второго этажа он услышал внизу веселые уэльсские голоса. Они доносились из маленького холла, где накануне ночью он видел Мередита. Холл был залит солнцем, женщина натирала полы, а старик-портье подбоченившись стоял и наблюдал за ней. Он увидел Магнуса и подмигнул.

– Поздновато встаете, а, мистер Оуэн? Погуляли ночку?

В сопровождении портье Магнус подошел к конторке и увидел, что все ключи висели на своих местах. Он вручил портье свой ключ и полкроны.

– А теперь, только между нами, – сказал он, перегнувшись через стойку, – не могли бы вы оказать мне маленькую услугу?

– Услугу? – старый валлиец чуял скандал как собака кость.

– Насчет хиппи, – сказал Магнус и подбородком показал на монету, которую старик уже пододвигал к себе, накрыв ладонью. – Какие комнаты они занимают?

– Занимают? – старческие глаза хитро заблестели, когда он оглянулся на стойку с ключами. – Вчера вечером ни один из них не вернулся. Ни один!

– Комнаты за ними все еще числятся?

– Да, но, видите ли, они до сих пор не заплатили. Их вещи там, наверху, но это неважно. А если они сбежали, то ими займется полиция, уж будьте уверены. Мы всего лишь маленькая гостиница…

Магнус опять спросил:

– Какие комнаты они занимают?

Некоторое время старик беззвучно шевелил губами.

– Рядом с вами, – наконец сказал он. – Номера восемнадцать и девятнадцать, и один из них с девушкой.

– Сколько еще у вас жильцов?

– Жильцов? Есть еще несколько – как говорится, приезжают и уезжают.

– А есть среди них Мередит?

– Как? – Глаза старика рассеянно опустились на вторую полукрону, которую Магнус отправил через стойку.

– Высокий молодой человек со светлыми волосами. Том Мередит. Знаете такого?

– А-а-а! – портье поднял голову и издал такой звук, будто пососал что-то. – Вы не из полиции?

– Нет, это личное дело. С ним что-то случилось?

Старик немного подумал и сказал:

– Насколько я знаю, нет. А в чем он замешан? Авария?

– Он давно живет здесь?

Портье покачал головой:

– Он не живет здесь, он работает. Он новый сотрудник – ночной портье.

– Работает давно?

– Недавно… только временно. Я не так уж часто вижу его. Он предпочитает одиночество.

– Вечером он рано начинает?

– Совершенно верно, – ответил старик, энергично кивая. – Видите ли, я – старый портье и работаю только днем.

– Когда Мередит уходит?

– Полагаю, около восьми утра, – он почесал затылок и шмыгнул носом. – А зачем вам все это, сэр?

Магнус подмигнул ему и подвинул к нему третью полукрону.

– Маленький секрет, только между нами. О'кей?

Валлиец забормотал что-то и сел, изучая три монеты в своей руке, а Магнус вышел на улицу, где по-весеннему ярко сияло солнце.

В клубе «Би-Би-Си» он позавтракал вместе с молодым человеком по имени Уинтерс, который отвечал за организацию телевещания о сегодняшней дискуссии. Магнус рассчитывал, что беседа будет частной, но почти сразу к ним присоединился высокий человек по имени Йорверт Эб Проубин, кожа которого напоминала рисовую бумагу. Это был король бардов и член комитета фестиваля. Ленч оказался нелегким. Магнус пытался было расспросить Уинтерса о дискуссии, но Проубин упорно перехватывал инициативу, читая им обоим лекцию об опасностях, которые несет фестиваль Уэльсу.

– Порядочные люди этой страны не потерпят безбожного попрания наших древних национальный традиций! – кричал он, жуя волокнистое мясо, а Магнус и Уинтерс слушали его, вежливо потягивая пиво.

Монолог из скучного превратился в абсурдный:

– Пусть эти умники едут отсюда, разбрасывая вокруг свои данайские дары, полные грязи и порока. Но помяните мои слова – пройдет совсем немного времени, и все они окажутся на одной ветке, а когда это произойдет, придет Господь и отрубит ее!

Его прервали два человека в бабочках, с неопрятными седыми волосами, которые подошли поприветствовать Эба Проубина на валлийском языке. Переводя сказанное на английский, он представил этим людям Магнуса и Уинтерса, затем перевел то, что сказал, на валлийский, хотя каждому было понятно, ибо все здесь прекрасно говорят по-английски. Потом Магнус и Уинтерс нашли убежище в баре.

– Уф-ф! Какое сумасшедшее сборище! – сказал Уинтерс, заказав двойной виски. – Старик, я слушаю их уже целую неделю. И вот что я скажу тебе: если ты не говоришь по-валлийски (не имеет никакого значения то, что ты англичанин), ты просто подлый предатель.

– Прекрасный древний кельтский язык, – пробормотал Магнус. – Твое здоровье! За сегодняшнюю дискуссию.

– Вот именно! – Уинтерс покачал головой. – По правде говоря, я, наверное, немного переоценил себя. Ты знаешь о том, что некоторые члены местного фестивального комитета грозят порвать дипломатические связи? Хорошо, я согласен с тобой: кое-какая чепуха на вчерашней выставке была несколько шокирующей для непривычных людей, но я же ведь затеял сегодня вечером прямую передачу на сорок пять минут. Она вообще-то планировалась на час, но я ее урезал.

– С какой стати?

– Ну, я считаю, что Питер Платт здорово надул меня. Видишь ли, именно я подал идею прямой передачи с этих дебатов и получил одобрение – с условием, что улажу все с Платтом и что на экране не будет много партизанщины. Платт согласился председательствовать, трое основных выступающих были вполне надежной компанией. И вдруг, когда обо всем уже договорились, Платт подлетает ко мне и заявляет, что он уговорил этого поэта, Гарта Скаммела, быть третьим выступающим – после Мэри Даннок.

– Да ты что! – воскликнул Магнус. – А я думал, она умерла.

– Как бы не так, старик. Она до сих пор оплот и надежда библиотек: выдает как минимум две книги в год.

– Платту она понравится. Публике тоже.

– Да я беспокоюсь не о ней. О Гарте Скаммеле.

Магнус кивнул:

– Да, с ним можно повеселиться. Я слышал однажды, как он выступал перед группой Дерти Хэмпстед. Они просто без ума были от этих его словечек и четырех букв.

Уинтерс застонал и протянул бармену свой пустой стакан.

– Не переживай! – рассмеялся Магнус. – Если он станет шалить, ты всегда можешь включить любой коммутатор в студии.

– Старик, с открытыми дебатами это не так просто, – Уинтерс снова выпил виски так, словно это было лекарство. – Я молюсь лишь о том, чтобы выступление Платта и две другие речи растянулись на сорок минут. Думаю, ты там будешь?

– О, Гарта Скаммела я не пропустил бы ни за что на свете!

Уинтерс нравился Магнусу, и все-таки ему хотелось, чтобы Гарт Скаммел что-нибудь выкинул сегодня. В конце концов, надо же ему найти что-нибудь, о чем можно написать. Они допили свои бокалы, и Магнус опять пожелал Уинтерсу удачи, чувствуя, как тому она нужна.