Алан Вильямс
Лига Чистоты

2

На улице перед отелем под дождем бегали щвейцары с зонтиками; в гардеробе снималась верхняя одежда, отряхивались вечерние костюмы. За массивными вращающимися дверями стояли двое молодых людей в темных шерстяных костюмах и собирали раззолоченные приглашения, предлагая каждому гостю подняться по лестнице наверх, в зал приемов.

Магнус заметил, что его карточку проверили быстро, хотя и не без интереса: молодых людей явно поразил личный автограф Кейна в нижнем углу.

Он поднялся наверх, но никого не узнал, знакомых лиц не было. Присутствовали только мужчины, и все, по крайней мере, лет на десять старше его. Профессионалы, безукоризненно выглядевшие в своих двубортных темно-синих костюмах, с чистым цветом лица, подтянутыми фигурами – здесь не найдешь и намека на повышенное кровяное давление или отвисший живот. И еще они отличались тем, что вообще не имели запаха – ни табачного, ни лосьона после бритья; напротив, над ними, казалось, висела и окружала их какая-то стерильная чистота, будто они не были сотворены из плоти и крови. Магнус проверил самого себя – нет, он позволил слишком разыграться своему воображению: ни в ком из них не было ничего необычного или зловещего. Просто группа людей среднего возраста и среднего положения собралась на вечеринку, чтобы собрать в благотворительных целях деньги на нужды спорта.

Однако он чувствовал себя неспокойно. У себя дома, одеваясь, он взбодрил себя парой бокалов крепкой водки, и сейчас чувствовал себя легко и свободно, пребывая в лихорадочном возбуждении, которое нельзя было отнести только на счет алкоголя.

Он прошел в длинную комнату, где на столах стояли легкие напитки и бутылочное пиво. Он мог бы выпить еще водки, но никак не светлого пива, которое он едва не расплескал. Он поставил стакан и огляделся, заметив, что никто не курит. Один мужчина держал в зубах трубку, но она не была зажжена. Вот тебе и веселый вечерок, подумал он и почувствовал, как кто-то дотронулся до его рукава.

– Мистер Оуэн? Магнус Оуэн? Замечательно! – Это был маленький круглый человечек, розовый и ясноглазый. – Я Мервин Пум, нас не представили в этой толчее! Полковник Кейн и все остальные уже здесь.

Их было трое, они стояли у стены как раз напротив других гостей. Когда Магнус подошел, один из них прервал на середине начатую фразу:

– О, это вы, Магнус! Рад, что вы смогли приехать!

Магнус пожимал руки, чувствуя совершенно неуместный приступ страха. Джон Кейн тепло улыбался – высокий смуглый человек с густыми бровями и волосами, в которых едва заметно пробивалась седина. Он обернулся и представил своих спутников. Тот, что стоял слева, был общественным деятелем, Магнус видел его фотографии в газетах – сэр Лайонел Хилдер, летчик-ас во время первой мировой войны, а ныне глава многих машиностроительных компаний, мультимиллионер. Это был крупный мешковатый человек лет семидесяти, со шрамом в уголке рта, придававшим его лицу выражение постоянной усмешки. Рядом с ним стоял холодно пожавший Магнусу руку мистер Генри Дип – седой человек с прозрачными глазами.

– А вот и мистер Пум, вы уже встречались, – сказал Кейн, представляя третьего господина. Улыбаясь, Кейн посмотрел на стакан в руке Магнуса.

– Я вижу, вы собираетесь что-нибудь выпить? – Магнус почувствовал, что покраснел, и знал, что Кейн заметил это. Улыбка Кейна стала чуть озорной. – А как остальные?

– Благодарю, мне достаточно, – Магнус, злясь на себя, пытался улыбнуться в ответ. Какого черта он дал себя в это втянуть? Никто из них троих не пьет, и вдруг у него появилось ощущение, что все представление было устроено в качестве проверки. Как посылка вчера того человека, который по-видимому имел задание проверить его квартиру. Хотя было смешно даже подумать, что Кейн, с его положением, мог иметь какое-то отношение к этому инциденту. Магнус вновь отогнал дурные мысли; он потягивал пиво и с признательностью принял несколько грубоватых комплиментов сэра Лайонела Хилдера по поводу своей работы в «Пейпер».

Тем временем Кейн посмотрел на часы.

– Итак, джентльмены, пора идти ужинать. – Он пошел впереди, а сэр Лайонел Хилдер – на шаг позади, будто заместитель своего командира. Толпа мгновенно подалась назад, с кивками и улыбками принимая приветствия проходившего Кейна, и двинулась в зал приемов. Столик Кейна, накрытый на пять персон, находился в углу. Не было ни меню, ни бокалов для вина, стоял только кувшин с ледяной водой, которую официант разливал по высоким стаканам, пока гости садились.

Магнус решил, что остается только скрипеть зубами и постараться выдержать это. С самого начала беседу вели в основном Пум и Хилдер. Мервин Пум был школьным учителем. Его имя, насколько помнил Магнус, каким-то образом было связано с каким-то весьма неприятным инцидентом, имевшим место несколько лет назад.

Во время первого блюда Пум излагал свои взгляды на современное образование. Закрытые школы для мальчиков были пристанищем гомосексуализма, но так называемая прогрессивная система была еще хуже: губная помада и поп-музыка с возраста половой зрелости порождают расу слабоумных. Затем сэр Лайонел Хилдер коснулся обширной темы морального падения нации: длинноволосые продувные интеллектуалы проникали во все слои общества.

Магнус молча жевал, с унынием отмечая, что в основном их взгляды были скучным пересказом его собственных сочинений в «Пейпер» – катехизис избитых фраз, которые можно было услышать на любом городском собрании или в деловом клубе. Он никак не мог избавиться от ощущения, что все это только внешняя сторона происходившей встречи. Его смущало что-то бесконечно фальшивое в четырех сидящих рядом с ним мужчинах; казалось, каждый из них надел на себя маску скучной анонимности.

Генри Дип, как обнаружил Магнус, имел какое-то отношение к министерству внутренних дел. Во время ужина этот человек практически ничего не сказал, и несколько раз Магнус ловил наблюдающий взгляд его бесцветных глаз.

Какое-то непонятное, странное сборище, подумал Магнус. Кейн, который также больше молчал, безусловно являлся доминирующей личностью; во время ужина у Магнуса появилось ощущение, что весь разговор был тщательно подготовлен, словно дискуссия, организованная по телевидению, с Кейном в качестве режиссера. Хотя он и сомневался, лично ему отводилась только одна роль. И он должен был ждать своей очереди, а когда она подошла, сделал все от него зависящее.

Были поданы бараньи котлеты, и разговор перешел от мошенников-психиатров к безнравственным писателям и к правильному, по мнению сэра Лайонела Хилдера, подходу в Советском Союзе к виновным интеллектуалам: заключение либо в тюрьму, либо в сумасшедший дом.

Неожиданно Кейн наклонился и коснулся руки Магнуса.

– Магнус, мы все читали вашу работу. Совершенно ясно, что вы человек чрезвычайно строгих, даже предубежденных взглядов. Нет, не беспокойтесь! Я не критикую. У нас у всех свои предубеждения: было бы лицемерием отрицать это.

Магнус отхлебнул ледяной воды.

– Да, сказал он осторожно, – у меня есть предубеждения. – Его слова упали в тяжелую тишину. – Я был предубежден против этой новой самовлюбленной элиты поп-идолов, и парикмахеров, и манекенщиц, и бесстыжих молодых артистов.

Был момент, когда ему показалось, что он перестарался; но остальным, казалось, это очень понравилось – они ловили каждое его слово. Кейн одобрительно похлопывал его по руке, пока он излагал свои мысли по поводу падения британской драмы. Он как раз высказывал надежду на то, что наконец-то будет предпринята попытка пресечения таких течений в искусстве, как Театр Дьявола, когда сэр Лайонел Хилдер перебил его глухим постукиванием костяшек пальцев по столу.

– С ним покончено. Мы с ним разделались. Справедливость восторжествовала, больше не будет его мерзких пьес, изображающих грязные непристойные ночи!..

Кейн поднял голову:

– Давайте сначала выслушаем, что хочет сказать Магнус, Лайонел.

Лающий смех Хилдера перекрыл шум в комнате:

– Нам больше не придется терпеть подобное! Этот шарлатан Ивор Несбит пытался подняться на верхние ступени общества со своими деньгами и манерностью. Ничего, теперь он получил по заслугам.

Кейн спокойно сказал:

– Мы не должны говорить слишком плохо о мертвых, Лайонел. У меня нет оснований нападать ни на мистера Ивора Несбита, ни на других, ему подобных. Не забывайте, у него осталась жена. И это ужасный конец для человека, несмотря на его грехи.

Вокруг носа сэра Лайонелла словно маленькие червячки проступили сосуды.

– Этот человек пил. Ужасно пил, к тому же был гомосексуалистом. Не зря вынюхивали его около подозрительного клуба…

– Лайонел, прошу вас! – Лицо Кейна потемнело от ярости. – Я сказал, нельзя плохо говорить о покойном. Я нахожу это наихудшим из человеческих пороков.

Магнус напряженно слушал. Он помнил, что нигде не упоминались обстоятельства задержания, – даже не принимая во внимание азартный клуб – ни в одной из вечерних газет, ни в одном из телеграфном сообщений. В этом он был уверен. Лицо его горело, сердце колотилось, пока официанты разносили сыр и кофе. Кейн сумел смягчить разговор, но в конце ужина он утратил интерес к Магнусу и казался погруженным в свои мысли. Наконец, он отпил свой кофе и встал, призывая к тишине.

– Джентльмены, теперь я предлагаю отправиться на основной аттракцион нашего вечера. – Голос его звучал ровно, но рука, оставшаяся на столе с чашкой кофе, нервно двигалась. – От имени администрации отеля я прошу вас оставаться спокойными и не шуметь во время раундов, приберегать ваши аплодисменты к концу каждого поединка.

Кейн провел их в темную комнату, где с высокого потолка свисали люстры. Единственная лампа освещала огороженный канатами ринг, устроенный на помосте между двумя рядами стульев.

Гости занимали места будто по предварительной договоренности. Кейн и его друзья сидели в первом ряду, прямо под канатами; Кейн – в центре, Магнус – слева от него, вслед за мистером Генри Дипом.

Казалось, все происходило согласно протоколу, когда государственные служащие уступали место рядом с Кейном почетным гостям.

Человек в спортивной одежде с микрофоном в руке подлез под канат.

– Джентльмены, приветствую вас на вечере любительского бокса, в котором примут участие шесть подающих большие надежды юношей. В легком весе первый поединок состоится между Доном Мочемом из Финлея, – на ринг вынырнул смуглый подвижный молодой человек в розовых трусах, – и Тэдом Ситоном из Камбервела.

Мускулистый юноша с рыжеватыми волосами, собранными в «хвост», пролез на ринг, поклонился в темноту и сел.

– Начинается первый раунд.

Двое молодых людей покинули свои углы и в наступившей тишине стали слышны глухие удары перчаток. К концу первого раунда на губе у Мочема появилась капли крови и один глаз начал заплывать. Магнус взглянул на Пума, прямо сидящего на стуле: его рот приоткрывался по мере того, как тяжелое дыхание и сопение бойцов становились громче. Они напоминали вздохи двух запыхавшихся любовников и звучали довольно неприлично в тишине зала.

Еще до конца второго раунда проигравшему Мочему помогли дойти до его угла; Тэд Ситон был объявлен победителем. И Кейн, и Хидлер горячо аплодировали, Магнус был вынужден к ним присоединиться. Следующий бой должен был состояться между звероподобным детиной по имени Джуд и высоким бледным юношей, больше похожим на студента-богослова. Юноша вышел на ринг, его лицо под ежиком светлых волос было печально. Наружности прилежного студента противоречила только зеленая змея, обвившаяся вокруг левого бицепса в смертельной схватке со львом, чуть ниже шла татуированная надпись «Добродетель побеждает». У Магнуса было достаточно времени, чтобы прочитать ее, пока молодой человек, представленный как Том Мередит из Кардиффа медленно прошел по рингу, посмотрел вниз под канаты и неторопливо поклонился Кейну.

Джуд вышел из своего угла, протянув волосатые ручищи к Мередиту, который удерживал его на расстоянии в уверенной спокойной обороне. Бой длился три раунда, и Мередит победил по очкам.

Магнус в замешательстве заерзал. Он вновь удивился, какого черта он тут делает, когда Кейн повернулся к нему и сказал:

– Этот парень, Том Мередит – валлиец, отличный боец.

Магнус молча кивнул.

– Вы его знаете?

Долю секунды Кейн колебался.

– Я встречал его.

Тон ответа был приветлив, но что-то в нем давало понять, что вопрос сочтен неуместным: вроде это было бы то же самое, что спрашивать у офицера, как хорошо он знает кого-нибудь из своих подчиненных. Магнус больше ничего не сказал, отметив про себя сдержанный зевок с левой стороны, где вежливо мирился со скукой мистер Генри Дип.

На ринге вновь появился рефери, объявивший последний бой вечера. Магнус взглянул на Кейна, но тот, сидевший к нему в профиль, остался неподвижен. В свой угол прошел юный шотландец с кудрявыми черными волосами, а под канатами пролезал стройный светловолосый человек, когда рефери выкрикнул:

– Питер Склирос из Филхэма!

Схватка началась так быстро, что у Магнуса едва хватило времени, чтобы осознать подобное совпадение. Склирос дрался со спокойным и беспощадным мастерством, которое уловил даже неопытный глаз Магнуса. Боксер двигался легко, как танцор, и дрался с широко открытыми глазами. У его противника не было шансов. Склирос подпрыгивал вокруг него, нанося удары, которые казались беззвучными. Именно его, подумал Магнус, можно назвать настоящим бойцом.

Шотландец, шатаясь, привалился к канатам. Он провисел так секунд пять, пока к нему не приблизился Склирос и, глядя серыми глазами в лицо противника, стал наносить ему удары по голове и по телу, работая кулаками, как поршнями. Судья остановил бой и развел их. Голова шотландца упала на грудь, и он соскользнул на пол, смешно сверкнув ягодицами в ярко-голубых трусах, затем перевернулся и остался лежать. Рефери начал счет.

Магнус мельком взглянул на шотландца, когда его выносили секунданты – тяжело дышавшего, окровавленного, с закрытыми глазами, слизью, истекавшей из носа. Магнус почувствовал минутное головокружение. Все встали со своих мест, и Хилдер громко сказал:

– Что случилось с этим парнем? До сих пор он не проиграл ни одного боя!

– А другой? – рассеянно спросил Магнус. – Как его зовут?

Кейн и Хилдер стояли к нему спиной, и ему ответил Генри Дип:

– Склирос. Я думаю, он держался молодцом.

– Вы о нем что-нибудь знаете? – как бы случайно спросил Магнус, когда они двигались к выходу.

Дип покачал головой.

– Боюсь, я не настолько хорошо разбираюсь в боксе, мистер Оуэн.

Конечно нет, подумал Магнус, – за исключением того, что ты помнишь его имя.

– Склирос, – громко сказал он. – Необычная фамилия.

– Да, довольно необычная. – Генри Дип остановился перед дверью. – Извините, мистер Оуэн. – Он слабо улыбнулся и проскользнул к лестнице.

Магнус остался стоять у двери. Вечер ошеломил его, но если уж он зашел так далеко, дело надо доводить до конца. В этот момент Кейн отходил от коротенького толстого лысого человека, чей пиджак выглядел как с чужого плеча. В человеке не было ничего примечательного, за исключением того, что Кейн обращаясь к нему, быстро говорил на каком-то иностранном языке. Они энергично пожали друг другу руки, маленький человек слегка поклонился и направился к лестнице.

Любопытство Магнуса возросло. Несомненно, это не был ни один из основных европейских языков. Чешский? Может быть, финский? Он стоял позади Кейна, раздумывая, куда идти дальше, когда тот вдруг закричал:

– О, приветствуем героев-победителей!

Магнус обернулся и увидел двух молодых людей, спускающихся с лестничной площадки: их волосы были еще влажными после душа. Один был Том Мередит из Кардиффа, другой – Питер Склирос из Филхэма. Кейн приветствовал их с распростертыми объятиями.

– Ради Бога, что случилось, Питер? Этот шотландец упал словно кегля. Смотри, в конце концов, обязательно найдется кто-нибудь, кто пустит тебе из носа кровь!

Склирос усмехнулся, собрав в ямочки мелкие правильные черты лица.

– Такого еще не нашлось. Кстати, Тэд Ситон просит вас извинить его. Ему нужно вернуться на работу.

– Да, разумеется. Передайте ему мои поздравления. – Кейн повернулся к Мередиту. – Я думаю, вы показали прекрасный бой, Том. Только сожалею, что у вас не было более достойного противника.

– А, этот кровожадный коротышка пытался уложить меня своей головой, да, да! – Он говорил с резким южноваллийским акцентом, который совершенно не соответствовал его строгим чертам.

Склирос ухмыльнулся:

– Том знает, что с такими делать, не так ли, Том?

Мередит хитро ответил:

– Черт возьми, конечно!

Слушая разговор, Магнус продвинулся вперед и теперь стоял рядом со Склиросом.

– Простите, сержант сыскной полиции Склирос?

Аккуратное молодое лицо обернулось, оказавшись всего в нескольких дюймах от его собственного.

– В чем дело?

– Я думаю, случайное ли это совпадение. Я сотрудник «Пейпер».

– Да? – У Склироса были светло-серые глаза.

Магнус сказал:

– Я только что закончил писать некролог Ивору Несбиту. Ваше имя упоминалось в одном из первичных материалов. Сообщалось, что вы были в суде этим утром.

– Совершенно верно. И что из этого?

Магнус хмуро посмотрел на него.

– Извините. Я не должен был об этом говорить.

– Почему нет?

– Ну, – Магнус обнаружил, что избегает взгляда Склироса, – этот случай такого рода, что вряд ли бы вам захотелось, чтобы ваше имя упоминалось в связи с ним, не так ли?

– Вы так думаете? – Серые глаза ничего не выражали; затем Склирос вдруг рассмеялся, дружески, доверительно. – Вы имеете в виду, что это был старый педик? – Он покачал головой. – Я не столь чувствителен, во всяком случае, к вещам такого рода.

– Что же произошло?

– Прошлой ночью с этим старым дятлом? – Склирос усмехнулся. – Обычный случай. Я позволил ему поболтать с собой, а когда он начал меня уговаривать, я арестовал его.

– Это произошло на улице?

Усмешка стала шире.

– Совершенно верно.

– Не в клубе?

Склирос стоял рядом, его руки были опущены вдоль тела в каком-то странном угрожающем положении. Он очень тихо спросил:

– Что-нибудь говорили о клубе?

Магнус пожал плечами.

– Я просто поинтересовался. Потому что Несбит был «своим парнем» в ночных заведениях.

– Разве? Вы знали его?

– Не очень хорошо. Несколько раз я брал у него интервью.

– Понимаю.

Голос его принял бесстрастную четкость, которую он видимо выработал для использования в суде, полиции, тюрьме, а может быть и дома.

– Рад был встретить вас, мистер?..

– Оуэн. Кстати, когда состоится дознание?

– Полагаю, в начале следующей недели. Разве «Пейпер» не информирует вас о подобных вещах?

– Все в свое время, – ровно сказал Магнус. – Я просто поинтересовался, существуют ли какие-либо осложнения, которые могут задержать его.

– Почему они должны существовать?

– Это я задаю вопросы, сержант?

Серые глаза невозмутимо встретили его взгляд.

– Не упоминайте мое звание, мистер Оуэн. Сейчас я не при исполнении служебных обязанностей.

– Я думал, полицейский всегда находится при исполнении служебных обязанностей.

Склирос вздохнул.

– Ну, как вам нравится, мистер Оуэн. Рад был вас встретить. – Он повернулся к Кейну. – Думаю, мне пора, Джон. Спокойной ночи и спасибо за все.

Магнус посмотрел вслед полицейскому, сопровождаемому долговязой фигурой Мередита.

Сэр Лайонел Хилдер повернулся к Кейну и проворчал:

– Я отправляюсь в бильярдную, Джон. Если хотите, мой шофер отвезет вас домой. – Он взглянул на Магнуса. – Что ж, молодой человек, рад, что вы были с нами. – Он холодно улыбнулся и твердо пожал руку Магнусу. Внезапно тревожная мысль пронзила Магнуса: ведь это легендарный знак масонов – прикосновение ладони, молчаливое приветствие тайного общества.

В это время Кейн взял его под руку.

– Вы хотите остаться, Магнус, или предпочтете легкую беседу перед тем, как лечь спать? Вы без машины? Хорошо. – Он уже вел его к лестнице. – Мне как раз на Пикадилли. Это ведь в вашу сторону?

Магнус кивнул, но ничего не сказал. Итак, Кейн знал, что он живет в Баттерси, хотя поддерживал с ним связь только через «Пейпер». В дирекции был адрес Магнуса, но он понадобился Кейну не потому, что тот захотел иметь с Магнусом более близкие отношения? Или, может быть, он понадобился для того, чтобы прислать маленького человечка для проверки утечки газа?

В конце лестницы все еще стояли, как часовые, молодые люди в темных костюмах. Когда Кейн проходил мимо, каждый из них поднял руку в не совсем понятном приветствии. На улице стоял старомодный черный «роллс-ройс». Дверь придерживал шофер в кепке с козырьком и серой форме с длинным рядом пуговиц, как у казаков. Стеклянная перегородка отделяла место водителя от салона.

Некоторое время они ехали в тишине, откинувшись на мягкие сиденья; уличного шума не было слышно, как и в конце ужина. Кейн казался погруженным в свои мысли, и некоторое время Магнус не прерывал его покой; но вскоре молчание начало беспокоить его. Ему ужасно захотелось выпить; ему также чрезвычайно хотелось получить ответы на целый ряд вопросов, но он знал, что преждевременное любопытство может все испортить.

– Я очень доволен проведенным вечером, Джон. Этот последний бой – нечто грандиозное. – Он старался говорить как можно веселее. – Как звали того парня – Склирос?

– А, Склирос! Он действительно сильный противник.

– Ведь он из сыскной полиции, не так ли? – Он внимательно следил за реакцией Кейна; но тот отвернулся к окну, и Магнус мог видеть только часть его подбородка в мелькании огней встречного транспорта. Кейн даже не кивнул.

Магнус немного подождал и затем продолжил:

– Это, наверное, совпадение, но сегодня днем я занимался одним делом, и его имя там упоминалось.

– Вот как? – Кейн не шевелился, голос его звучал спокойно и безразлично. – Каким образом?

– Он связан с сегодняшним случаем в Юго-Западном окружном суде. Этот Ивор Несбит, что был убит прошлой ночью.

Кейн медленно повернулся и какое-то время сидел, поглаживая подбородок; затем невнятно проговорил:

– Да, грязное дело. Даже его конец должен быть запутанным и сенсационным.

Теперь они стояли в транспортной пробке на Шафтсбери-Авеню, заполненной праздной толпой и довольно подозрительными личностям, появлявшимися со стороны Сохо. Кейн взглянул в окно, а затем тяжело вздохнул.

– Только посмотрите. Знаменитый Вест-Энд Лондона, центр того, что когда-то было одним из красивейших городов мира!

Машина немного продвинулась вперед в транспортном потоке, и мимо окна Кейна, заглядывая внутрь и хихикая, прошла компания молодежи – парни с длинными волосами, разбросанными по плечам, девушки в юбчонках, обнажавших бедра, с бусами на голых шеях. Одна из девушек остановилась напротив «роллса», провела пальцем по решетке радиатора и с усмешкой облизала его. Магнус заметил, что она была чрезвычайно хорошенькой; но у Кейна ее жест вызвал более бурные эмоции.

– О, Боже мой! – воскликнул он. – Как мы это терпим? Раньше они меня только раздражали, но теперь они пугают. Если это будущее нации, то мы погибнем так же, как и Рим!

Магнус не мог придумать этой вспышке гнева подходящего объяснения.

Кейн погрузился в мрачное молчание. Несколькими минутами позже они выехали к Пиккадили, на Олбани. Водитель открыл дверь и стоял, внимательно глядя, как Кейн идет мимо домика привратника вдоль каменного прохода.

Апартаменты Кейна помещались на последнем этаже. Один угол комнаты занимал огромный рояль «Стейнвей»; там были старинные кресла, по всем стенам высились книжные полки; масляная картина изображала всадника под лучами полуденного солнца. Мрачное жилище холостяка, освещенное двумя лампами над щитом, под которым висела окантованная фотография известного альпиниста, впервые покорившего пик Маттерхорн в Альпах.

Кейн потер руки и улыбнулся.

– Как насчет стаканчика на ночь? Немного шотландского виски?

Магнус колебался.

– А это удобно?

Кейн заговорщически подмигнул:

– Вполне. Мы сейчас одни. Показываться нет необходимости. Садитесь, расслабьтесь. – Он направился к буфету в углу. – Содовая или чистый виски?

– Содовую, пожалуйста.

Магнус сидел и смотрел на фотографию, пока Кейн не принес непочатую бутылку, сифон и один бокал.

– А вы не будете? – спросил Магнус.

– Нет. А вы наливайте.

Кейн сел в кресло напротив и молчал, пока Магнус открывал бутылку, наливал виски в бокал, разбавив его большим количеством содовой. Когда он поднял глаза, Кейн смотрел на него с улыбкой на смуглом лице.

– Пейте, Бога ради, дружище! – засмеялся он. – Не стоит притворяться, что вы не любите выпить: я вас достаточно хорошо знаю. Кстати, вы выглядите так, будто вам хватит одного бокала.

Магнус плеснул себе еще немного виски, уже без содовой.

– Вы устали, – сказал Кейн. – Вы сыты всем этим по горло, мой мальчик.

Магнус сделал хороший глоток, стараясь преодолеть смущение.

– А я здесь, чтобы помочь вам, – продолжил Кейн. – Мы все.

– Все?

– Мои друзья, Магнус. Я пригласил вас этим вечером, потому что хотел, чтобы вы встретились, чтобы они послушали вас.

– Я не так много говорил.

– О, вы говорили великолепно. На всех произвели впечатление. Я горжусь вами, Магнус. Но сейчас мне бы хотелось узнать, что вы думаете о нас?

Магнус сделал еще глоток и откинулся в кресле.

– Хорошо, Джон, давайте поговорим. Что я об этом думаю? Собрание престарелых анонимных алкоголиков? Отколовшаяся ветвь союза морального возрождения? Новоявленная масонская ложа, поддерживающая связи с бойскаутами? Вы сами мне расскажите.

Кейн минуту посмотрел на него, хлопнул по подлокотникам и рассмеялся.

– Нет, ничего столь сложного. Мы даже не являемся обществом, в том смысле, что у нас нет официального членства. Давайте назовем это свободной ассоциацией обычных людей разного происхождения и разных профессий, связанных общими взглядами и стремящихся к общей цели. Никакой политики, ничего общего с правым крылом, левым крылом; все это только ярлыки. Мы за то, что стоит выше политики – что сломает догмы и экономические барьеры. Нечто действительно замечательное, мой мальчик!

Магнус тихо сидел и размышлял, то ли Кейн слегка сошел с ума, то ли это лишь его причуды.

– Что же это замечательное, Джон?

Но Кейн поднял руку.

– Не торопитесь. Прежде, чем мы пойдем дальше, я должен предупредить вас об одной вещи, Магнус. Этим вечером вы были на высоте. Даже слишком на высоте. О, я знаю, я сказал, что мы все были под впечатлением. Да, да. Вы говорили замечательно, и полностью одурачили остальных. Но не меня. Ложь я чувствую издалека. Изобличать лжецов и обманщиков было моей работой во время войны. Вам, конечно, это известно?

Последовала пауза, комната словно уменьшилась, стала темнее, будто все сосредоточилось в пристальном взгляде черных запавших глаз Кейна.

– Итак, вы думаете, что я лжец?

– Я так не сказал. Просто я говорю, что вы не были с нами совершенно честны. Я не говорю о ваших взглядах. Их вполне можно понять по вашим публикациям. Нет, я имею в виду нечто очень личное, вроде того, что вы представляетесь непьющим. В этом вы лгали, Магнус.

У Магнуса появилось внезапное желание залпом выпить то, что оставалось в бокале и хлопнуть дверью. Его назвали лжецом и мошенником. Но что за мошенник из службы газа был вчера в его квартире? Если бы он выпил чуть больше, он бы поднял этот вопрос и навлек на себя неприятности. Но Кейн пригласил его сюда наверх по каком-то делу. Магнус хотел узнать, по какому.

Кейн сидел и, не мигая, наблюдал за ним. Как Склирос, подумал Магнус, собирающийся совершить убийство за канатами, уверенный и беспощадный. Он хотел, чтобы Кейн продолжал.

– Если вы пьете, то это ваше дело. А я знаю, что вы пьете слишком много. Вы пьете, потому что вы несчастливы, одиноки и боитесь самого себя.

Магнус покраснел и налил себе еще виски – молча, ничего не спрашивая, и Кейн без комментариев продолжил:

– Вы пьете из-за вашей жены.

– Черт с ней, с моей женой.

– Расскажите мне о ней. Что случилось? Что было не так?

– Все не так. Все, кроме постели, да и это обычно лишь только после хорошего ленча.

Он уткнулся в свой стакан, а Кейн мягко продолжил:

– Но решающий момент? Всегда бывает решающая причина, правда?

– Возможно. Кажется, мы были в каком-то клубе. Она отлично танцует и очень любит танцевать. А я танцевать не могу. Наверное, я слишком много выпил, вышел из себя и пытался увести ее оттуда. Она не соглашалась, затем был скандал с одним из ее друзей, и меня попросили удалиться. Все очень тривиально.

– Я так не думаю. А потом?

– Я назвал ее шлюхой, а она меня хромым уродом. Такая вот была сценка.

Он поставил виски и положил руки на подлокотники кресла.

– Но я не понимаю, какое это имеет отношение к нашему разговору, Джон. Ведь вы пригласили меня сюда не для того, чтобы поговорить о моей жене?

– Я хотел побольше узнать о вас. Я хочу вам помочь.

Магнус ничего не сказал, и он продолжил:

– А что случилось после скандала? Вы не сразу оставили ее?

– Мы пытались помириться, но ничего не получилось. Неудачный брак. Банальный случай.

– Держите это при себе, Магнус. Вы и так позволили себе быть униженным женщиной. Не то, чтобы я вам не сочувствовал, заметьте. Я сам проходил через такую грязь. Но с одной разницей – я не пытался забыться в вине. Я не прятался от себя самого, не ненавидел себя и весь мир вокруг.

– Нет?

Магнус попытался утопить свою ярость в очередном бокале виски. Ты, ханжеская моральная проститутка, подумал он.

– А с вами что произошло, Джон? Ваш брак тоже был не совсем удачен?

– Да.

– Что случилось?

– Случилось? – Кейн быстро перевел дыхание. – Это было в тысяча девятьсот сорок втором году. Я был в Северной Африке и не мог уехать оттуда более пяти месяцев. Однажды мне сказали, что в Англию в трехчасовой срок собирается отправляться самолет. У меня был десятидневный отпуск, который я и решил использовать. Когда мы прибыли, думаю, куда-то в Хемпшир, я мог позвонить домой, но не стал. Я знал, что жена была в Лондоне, но у меня все еще был собственный ключ – я хранил его как талисман от бомбежек. Я хотел сделать ей сюрприз. Действительно, хотел.

Он больше не смотрел на Магнуса, глаза его были опущены вниз, он был обращен внутрь себя; наконец он продолжил низким и странным голосом.

– Она уже встала, надела халат, когда я вошел в спальню. Но мужчина был еще в кровати, натянув простыни до подбородка, будто в сцене французского фарса. Что оказалось весьма уместным, поскольку этот паразит оказался французом.

Если бы не выражение лица Кейна, Магнус рассмеялся бы.

– Я подумал, что он французский офицер связи из окружения де Голля. В тот момент я чувствовал себя удивительно спокойным. Я достал мой служебный револьвер и сел в кресло, глядя им в лица. Жена долго и много говорила, пыталась вымолить прощение и взывала к благоразумию. Она наговорила кучу вздора о том, что война якобы создает особые моральные условия и тому подобное. Француз молчал. Я тоже. Я оставался там почти два часа, размышляя, кого из них прикончить. В конце концов, я встал, убрал оружие и ушел, не сказав ни слова. Я долго бродил по затемненным улицам, потом сознательно напился до чертиков в клубе военно-воздушных сил. Я проснулся с наихудшим, но последним в моей жизни похмельем, а также со странным ощущением внутренней чистоты и покоя. Я очистился от гнева и мог начать жизнь сызнова.