Акияма
Останься подольше
–Может знаю её, нужно лицо увидеть, есть фотография в телефоне?
–Нет, в соцсетях лицо своё она не выкладывает, говорит, не хочу пугать людей, дурочка моя. Эх, быстрей бы снова увидеться с ней, лицезреть это блестящую нежную кожу, наполненную невинной молодостью, всегда думал, что тихони самые миленькие.
–Что есть, то есть, однако всякие девушки есть, среди экстравертов хороших много, ну любит она покутить, в хорошем смысле, нравится ей быть приветливой, жизнерадостной, сияющей, как цветок на солнечных лучах после дождика. Такие всегда имеют свой оптимистический ореол, они счастливые и открытые, в таких спеси мало, филантропии и жизни полно. Мне всё равно, какая из двух типов будет, замкнутая, открытая. Главное в девушке, в любом человеке – это отсутствие лицемерия, пусть она гордая или гиперактивная, может дурная чуток, если любит по-настоящему, откровенна с тобой, готова пойти с тобой хоть на кромку земного шара, невзирая на низменные вещи, на подобии запрета родителей, вопреки каким-то своим идеям и мечтам, то это точно та. Да, это эгоистичное суждение, но хочу сказать, что от тебя требуется то же самое, если готов бросить ради её любви всё на свете, то не сомневайся, ты влюблён серьёзно. Для кого-то это нерациональная глупость, мне же видится это очень романтичным поступком, блин, а какой смысл жить с убеждениями о непродолжительной любви, что ради неё не стоит двигаться, стараться, ведь она когда-нибудь, да и пройдёт; всё же проходит, жизнь тоже, но на это они не жалуются. Эх, странные люди, говорят, что верят в настоящую любовь, а почувствовать, погрузиться в неё не хотят, не дают себе счастья своими предубеждениями и отмазками. Знаешь, что мне это напоминает?
–М?
–Романтический деизм,– Твёрдо, понизив голос, сказал Он.
Саша одобрительно покачал головой. Выражение его лица показывало недоумение, ясно было видно, что он не понял о чём идёт речь. Значение слова «деизм» Саша знал, в какой-то псевдонаучной передаче услышал, где рассказывали про, как им казалось, три основных степени верования в Бога: теизм, деизм, атеизм. Конечно же, представлял чёткое определение «романтики», «романтизма»; произнося в голове это слов, то тотчас перед ним представали картины художников восемнадцатого или девятнадцатого века, а то ещё более позднее творчество, бывало и наоборот, куда ранее творчество. На самом деле он не знал, какой это век, не знал писателя, он только видел перед глазами эти картины, масленые краски на льняном холсте, прекрасные виды на заднем плане, стоящих милых девушек в платьях нежного цвета. Картины, на которых изображён мужчина, в красочном сюртуке целующий руки розовощёкой молодой девчонки позади которой протекала узенькая речка, больше походящая на криницу с холодной, кристальной как самый чистый алмаз водой. Девушка одета простое серое платье, худая и очень красивая, на румяных щеках видно немного грязи, видно прачка какая-то понравившиеся галантному мужчине, он с жаром целует руку, пальцы, кажется, что картина оживёт и девушка бросить к любимому освободителю, страстно поцелует и пообещает быть рядом всегда. «Романтика прекрасна,– Подумал Сашка,– Но она точно такая, какой выдают её картины, фильмы, общепринятые представления». Ещё подумав о значении романтики, о её сущности, представив картины, вспомнив Аню, её губы, плечи, запах волос он только смог побагроветь, да засмущаться, этим привлёк внимание рядом сидящего друга. Он посмотрел на него спокойным взглядом, в котором читался обыкновенный вопрос «Всё хорошо?», Саша жестом руки и теплотой взгляда, которым, как правило, смотрят на любимых (в глазах реяли смутные, но в тоже время чутки черты Ани, как бы наводя фокус и в ту же секунду рассеивая его). Собеседник деспотично принял вожделенный взгляд едва заметной ухмылкой и устремил взгляд вдаль, будто прочитал мысли Саши, понимающе увидел в этой зарождавшейся любви свой сюжет. Каждый был при своих мыслях, тонкая чуть колеблемая струна звучала между ними раз в минут десять, может пятнадцать. Оба нырнув с логовой в самих себя, думая о «сюжетах», прошлого и настоящего – для будущего место не было, сейчас оно совсем ненужно – испытывали дуновение катарсиса, вскоре превратившегося в расторопную бурю, ураган.
Романтику и деизм суммировать ему не удалось. Проведя около получаса в молчании, прислушиваясь к звукам живого города, засматриваясь на девушек, принюхиваясь к ужасно знакомым духам, взирая на пролетающих букашек, колыхание зелени и её тени на вымощенной дорожке, меж камнями которой пробегали муравьи, целой оравой направляясь к тающему сочку шоколада. Пройдя за этот небольшой промежуток времени мириады воспоминаний каждый что-то для себя уяснил, кажется, понял что-то важное, пришёл к новой цели – Оставить и забрать.
Солнце кликнуло обоих, коснувшись гладким одеялом, сотканным их горячих лучей рук и груди, солнце поднималось, и тенёк из листьев постепенно исчезал. Марево, влажный воздух сменялся духотой и зноем, солнце показывало, как может припекать, прогревая до самых костей.
Молчание нарушилось.
–Ух, что-то жарко стало. Эх, безукоризненная утренняя свежесть канула в лету, ярость этого солнца и температуры, может послужить очень правдоподобным эрзацем ада,– Вымолвил Саша.
–Хах, ну ты и загнул, но я с тобой согласен. Светит ясно, и жжёт то как, чувствую себя беконом в масле на сковородке. Глянь-ка погоду в телефоне; зуб даю тридцать не меньше,– Выпалил Он, прикрывая глаза рукой.
–Подожди, сейчас посмотрю. Ха, не угадал, двадцать девять,– Со смешком произнёс Саша.
–Вот я лох несчастный, а было так близко,– С самоиронией поддержал Визави.
Молчание между ними сызнова воцарилось и взошло на трон атмосферы вокруг молодых друзей, одногруппников в большом городе неизвестности, отчуждённости от прошлых событий.
Произвольно отвергнутые чувства, и память причиняющая боль, тревожные ночи в слезах и соплях, панические атаки, желание кончить себя, кончить существование всего окружающего мира. Представления о смерти, об убийствах, испытывать внутренний трепет и эмоциональное возбуждение, переплетавшееся с чувством некого удовлетворения, жажда убить будущего, нынешнего, всех кто был до тебя. Всё оставлено в прошлом, в забвенном мире в котором хранится старый сюжет, в каких-то катакомбах города в котором нет меня, тебя, всех кто участвовал в этом спектакле.
Парни встали с лавочки и побрели вдоль сквера, налетевший чад отпустил обоих и остался где-то в траве.
–Жарко…Может, сходим куда-нибудь,– Спросил Первый.
–Я не возражаю, однако куда. Денег у меня совсем немного, на карте осталось рублей пятьсот максимум, чёрт, точно я же в магазин ходил утром.
–И?
–И у меня осталось от силы сотки две,– Со смешком высказал Второй, но не без тени грусти.
–Вообще, у тебя нет больше,– Как бы ни веря, спросил Отпустивший, хоть он прекрасно знал, что такое неимение денег.
–Думаешь, я шучу что-ли,– С раздражительность ответил Приобретший.
– Если так всё плохо, почему мне не сказал, я бы одолжил?
Саша посмотрел укоризненно на него, как бы говоря «Ты тупой совсем, склероз у тебя видимо».
–Точно, через два дня должна стипуха прийти, подзабыл я чуток, кажется, только недавно была.
–Так да, каждый месяц приходит нам на карты,– Патетически ответил Саша, будто пытаясь унизить его в своих же глазах.
–Не ёрничай, ты же понял о чём я,– Заметив подоплеку в словах и взгляде, высказал Он с не меньшим раздражением.
–Угу, поэтому мне ничего не надо, да ещё и родители должны деньги дать.