Вот два новых положения в эстетике Оскара Уайльда: во-первых, искусство не следует за природою, ничего не заимствует из жизни людей, во-вторых, искусство, верное своим самостоятельным законам, не должно быть и не может быть символичным. При изложении первого из этих тезисов Оскар Уайльд сделал, как мы видели, ссылку на новейшую науку и метафизику. В самом деле, в этих мыслях – несмотря, с одной стороны, на излишество в реакции против всякого реализма, и с другой стороны – на ограниченность и узкость в понимании жизненных процессов, есть некоторая философская правда, просвечивающая сквозь парадоксальную форму. Природа, как мы ее знаем, во всем разнообразии её проявлений, существует не вне нас, а в наших собственных ощущениях, перерабатывающихся в представления, образы и цельные умственные картины. Каждая перемена в области наших идей, самая незначительная реформа в сфере нашего сознания, известным образом должны отразиться на содержании и характере этих ощущений, – на том, что мы именуем, на языке повседневного опыта, нашим восприятием природы. По мере развития наших понятий, утончается созерцание природы. Поле чувственного зрения обогащается новыми оттенками. Краски природы согреваются нашими чувствами и страстями и как-бы сливаются с отдельными актами нашей душевной жизни. Природа раскрывается и развивается вместе с усложнением и усовершенствованием наших познавательных и умственных сил. Можно сказать, что каждый оригинальный художник видит природу в новом свете, видит в ней то, чего не видят другие и, рисуя ее красками собственного воображения, приучает нервных и тонких людей переносить эти краски в живое восприятие внешних картин. Усматривая в лондонском тумане новый цветовой оттенок, недоступный прежним наблюдателям, талантливый художник вызывает прогрессивное изменение в чувственном горизонте лондонского жителя, казавшемся окончательно недоступным каким-либо переворотам. Чуткие, легко вибрирующие художественные натуры раньше других дают отклик на духовные веяния, еще не начавшиеся в жизни, но уже прорвавшиеся из каких-то неведомых глубин в той области, где идет напряженная, вдохновенная работа научно-философской мысли. Омывая живою водою, почерпнутою из источника чистого мышления, материалы житейского опыта, художники и поэты преображают их, сообщают им новый смысл и таким образом, в свою очередь, делают из них источник новых умственных восприятий. Искусство, с постоянным расширением своих эстетических горизонтов и средств художественной переработки впечатлений, является одним из самых могущественных посредников между отвлеченными истинами науки и философии и толпою, которая отрезана от этих истин неразвитостью своего духовного сознания. Как это ни странно сказать, – холодная, бесстрастная наука, живущая бесплотными идеями, вливаясь в прекрасные формы искусства, становится достоянием масс – темных, но всегда жаждущих света.