Аким Волынский
Оскар Уайльд

Полная версия

Мы остановимся преимущественно только на одной из статей Оскара Уайльда, в которой автор передал нам свои эстетические воззрения. В статье этой, представляющей протест против всякого реализма в литературе во имя бесцельной поэтической «лжи», обрисовались важнейшие его понятия, выраженные, однако, без необходимых логических доказательств и пояснений. Между отдельными сентенциями нет связующих рассуждений. Верные мысли, не соединенные с какою-либо определенною философскою системою, но облеченные в форму едких, дразнящих афоризмов, производят впечатление беспорядочного собрания артистически сделанных драгоценных безделушек. Диалоги, в которых автор развертывает свои мнения, носят характер полухудожественных излияний с оттенком то местного британского сплина, то общеевропейской современной тоски на утонченной психологической подкладке. Обмен взглядов происходит между двумя лицами, из которых одно только задает вопросы, иногда проникнутые недоумением по отношению к смелым парадоксам, отражающим воззрения самого автора, иногда как-бы служащие к возбуждению новых признаний своего остроумного собеседника.

Все главные мысли вращаются около одной темы: в каких отношениях находятся между собою природа и искусство, жизнь и творчество? Оскар Уайльд с первых-же страниц заявляет себя убежденным сторонником самого свободного искусства. Все реальное в обычном смысле слова вызывает в нем злую усмешку, а иногда и открытое презрение. Он сторонник того, что невидимо чувственному глазу, того, что не су шествует в области нашего житейского опыта, но что само заключает в себе силу, творящую разные формы исторической действительности. Лучшие художники никогда не были реалистами. никогда не следовали за жизнью, но в своих произведениях всегда бросали идеи, мысли, которые, перелившись в общество, создавали в нем новые настроения, возбуждали и направляли известные умственные течения. Отрицая всякую действительность, как силу мертвую, пассивную, Оскар Уайльд противопоставлял ей силу вымысла, силу фантазии, которую, он, при своей склонности к рискованным эксцентрическим терминам, называет ложью. Эта ложь, говорит он, очаровывает, восхищает, дает удовольствие. Это единственный вид лжи, стоящий выше порицания, потому что ложь в искусстве – практически бесцельна, имея при этом высокую эстетическую задачу. Сотканная из высших поэтических идей, она является тою цветною средою, через которую должно пройти всякое восприятие природы, всякое жизненное впечатление. Не только люди подражают тому новому, что находит свое законченное выражение в искусстве, но и сама природа подражает тем новым краскам, которыми талантливые живописцы передают ее на своих холстах. Откуда, если не от импрессионистов, спрашивает Уайльд, взялись эти удивительные коричневые туманы, которые расстилаются по лондонским улицам, заволакивая газовые фонари и превращая дома в какие-то чудовищные тени? Кому, как не им, мы обязаны этой серебристой мглою, которая стелется над нашей рекой и придает томительную грацию изгибу моста и покачивающимся судам? Необыкновенная перемена, происшедшая за последние десять лет в климате Лондона, находится всецело в зависимости от известной школы искусства. «Вы улыбаетесь, говорит выразитель авторских идей в диалоге. Но рассмотрите предмет с научной или метафизической точки зрения и вы убедитесь, что я прав. Что такое, в самом деле, природа? Природа не есть та великая мать, которая родила нас. Нет, она сама есть наше создание. Она оживает только в нашем мозгу. Предметы существуют потому, что мы их видим. Они существуют такими, какими мы их видим, а то, какими они нам кажутся, зависит от искусств, влияющих на нас своими идеями. Смотреть на предмет не значит еще видеть его. Мы начинаем видеть вещи только с того момента, когда мы начинаем различать их красоту». К этим общим рассуждениям о взаимных отношениях между природой и искусством, опирающимся на новейшую науку и метафизику, Оскар Уайльд присоединяет еще один тезис, занимающий в его мировоззрении чрезвычайно важное место. Искусство, не следующее за природою, так сказать, законодательствующее над всеми формами жизни, искусство, чуждое всяких утилитарных соображений, это искусство не выражает ничего, кроме самого себя. «Вот принцип моей новой эстетики», заявляет Оскар Уайльд. Конечно, народы и отдельные люди, с их здоровой естественной суетностью, которая есть секрет всякого существования, полагают, будто музы говорят именно о них, и потому стараются в спокойном благородстве художественной фантазии найти отражение их взбаламученных страстей, упуская при этом из виду, что певец жизни не Аполлон, а Марс. Чуждаясь всякой действительности, отвращаясь и от замогильных теней, искусство обнаруживает ему одному свойственное совершенство, и изумленная толпа воображает, что чудесные откровения многолиственной поэтической фантазии есть история её собственного духа в новых формах. Но это не так. Истинное искусство отбрасывает тяготу людской психологии и выигрывает более от создания собственных сюжетов, чем от энтузиазма черни, чем от всех этих возвышенных страстей или от переворотов в сфере человеческого сознания. «Искусство развивается исключительно по своим собственным законам. Оно не есть символ никакого века. Века суть его собственные символы». Две вещи, которых постоянно должен избегать истинный артист – это современность формы и современность замысла. Для нас, живущих в девятнадцатом столетии, всякое столетие представляет подходящий материал для творчества, кроме нашего собственного. Единственно красивые предметы – те, которые не задевают наших интересов. Именно потому, что Гекуба – ничто для нас, её печали являются превосходным мотивом для трагедии. Все современное очень скоро становится старомодным.