Акилле Бонито Олива
Фрида Кало
Четыре жителя Мексики. 1938. Металл, масло, 32,4×47,6 см. Частная коллекция
Здесь речь пойдет об одной из самых богатых символами работ Фриды, начиная с самого названия, оно отсылает к четырем персонажам, хотя на картине их пять: Иуда, Смерть, статуя беременной женщины, всадник и девочка, – выбивающаяся из этой компании, – образ маленькой Кало. Действие разворачивается в Сокало – мексиканской рыночной площади, хоть Сокало, изображенное Фридой и не передает оживленности, колорита и чувственности – неотъемлемой части подобных мест. В отличие от большинства работ художницы фигуры на этой картине отбрасывают длинные тени на асфальте, что придает им превосходство и создает фантастическую атмосферу. Синее здание на фоне напоминает о доме, в котором Фрида жила в детстве в Мехико, – «Синий дом», сейчас это ее Дом-музей. И снова она изображает себя ребенком, погруженным в раздумья. Четыре персонажа же олицетворяют ее тревоги: бумажная фигура Иуды, аллегория зла, как правило, сжигалась на пасху; скелет, символ смерти, сопровождал все ее мысли; соломенный всадник – карикатура на благородство и аристократичность; статуя доколумбовых времен, похожая на те, что изображены на многих ее картинах, и вдохновленная коллекцией древних предметов Диего Риверы, – символ тяжелого детства, воспоминания о нем довлеют надо всем в жизни художницы.
Самоубийство Дороти Хейл. 1939. Мазонит, масло, 60,4×48,6 см. Художественный музей Феникса
Это еще одна работа Фриды Кало, сбивающая с толку. Сюжет оказался настолько непростым, что от картины отказалась даже заказчица. Дороти Хейл – бродвейская актриса, совершившая самоубийство из-за несчастной любви и внезапно навалившихся экономических трудностей. Общая знакомая Кало и Хейл, сценаристка Клер Бут Люс, попросила Фриду написать картину в память об актрисе, которую намеревалась подарить матери погибшей. Однако работа шокировала заказчицу, она никогда не осмелилась бы преподнести ее в дар скорбящей матери: настолько откровенное изображение самоубийства, даже в такой сверхъестественной и нереалистичной манере, в то время было неприемлемым. Автор же в очередной раз использовала возможность порассуждать на тему жизни и смерти. Кало пишет Дороти, используя прием серии портретов, который и до этого применяла в написании автопортретов. На картине мы видим три фигуры, изображающие покойную актрису: первая, лежащая на земле, накрашенная и в вечернем платье, словно только что сошедшая со сцены, – это публичная личность, настоящая Дороти. Вторая, что летит вниз с небоскреба на Манхеттене, – это ее душа, та часть ее личности, что больше не хочет играть роль. Третья, крошечная темная фигура, устремившаяся вверх, – бессмертный дух Дороти. Подпись в стиле ex voto, выполненная кроваво-красным, и пятно крови над именем Фриды указывают на глубокое переживание художницы, связанное с драматической гибелью подруги. Клер Люс не захотела быть связанной с произведением, изображающим суицид, поэтому ее имя было вычеркнуто из подписи.
Четыре жителя Мексики. Фрагмент. 1938. Металл, масло, 32,4×47,6 см. Частная коллекция
Самоубийство Дороти Хейл. Фрагмент. 1939. Мазонит, масло, 60,4×48,6 см. Художественный музей Феникса
Две Фриды. 1939. Холст, масло, 173,5×173 см. Мехико, Музей современного искусства
Этот двойной автопортрет имел большой успех на Международной сюрреалистической выставке в Художественной галерее Мехико 1940 года, в которой принимали участие и сюрреалисты из Европы. Свой успех Фрида закрепила на выставках в Нью-Йорке и Сан-Франциско, где ее картины выставлялись вместе с работами Джорджии О’Кифф и Леоноры Каррингтон. Это произведение, созданное в момент развода с Диего Риверой в 1939-м, повествует о боли расставания и свидетельствует о двойственности психологического мира художницы: слева Фрида в белом платье, сшитом на европейском стиле, справа же Фрида, одетая в традиционное мексиканское платье, женщина, любимая и брошенная Риверой. Обе фигуры держатся за руки; их сердца, ярко-красное у одной и блеклое и темное у другой, связывает общая артерия. В своем дневнике, в части «Истоки «Двух Фрид», Кало вспоминает о своей воображаемой подруге детства. Две Фриды, монументальные, пугающие своим зеркальным сходством, вырисовываются на фоне нереального грозового неба. Сердце, выполненное с особым вниманием ко всем анатомическим особенностям, что потребовало от художницы изучения этой темы в книгах по медицине, часто появляется на ее картинах и считается символом ее личной внутренней боли. Сила Фриды заключается в способности вводить сюрреалистические и пугающие элементы в традиционные композиции, в нелегком стремлении сохранить внутренний баланс после развода с Диего.
Две Фриды. Фрагменты. 1939. Холст, масло, 173,5×173 см. Мехико, Музей современного искусства
Две обнаженные в лесу. 1939. Металл, масло, 25×30,5 см. Частная коллекция
То, что больше всего поражает в этой работе – это стена из гигантских листьев и переплетенных корней деревьев, в тени которых и расположились две беззащитные обнаженные женские фигуры. Как и другие произведения Фриды, эту картину следует воспринимать на несколько ином уровне, отдаленном от буквальности изображенных элементов: белый лист отсылает нас к одной мексиканской поговорке, согласно которой «перевернуть лист» значит «сменить тему». Согласно мнению некоторых искусствоведов, защитный барьер из растений символизирует няню или мать, ведь второе название этой картины, выбранное Фридой совсем не случайно, – «Моя нянька». Две молодые девушки – Фрида и ее воображаемая подруга, то есть две сущности Фриды – запуганы обезьянкой, прячущейся среди зарослей. Обезьянка здесь символизирует похоть, а значит, мужскую агрессию в адрес двух девушек. У темнокожей героини картины грустное и задумчивое выражение лица, а ее подруга, которую она, успокаивая, поглаживает, символ духовной чистоты. Третье название этого произведения – «Сама Земля», с которым картина и участвовала в выставке в Мехико в 1953 году, – еще более загадочное и совсем не способствует пониманию работы. Стилистически картину относят к наивному искусству: хорошо заметна диспропорция между размерами листьев и человеческих фигур, изображенных в очень простой манере, почти по-детски. Несмотря на это, на этом полотне, как часто в работах Кало, присутствует огромное количество аллюзий и символов: ее личное решение начать «с чистого листа», которое призвано привлечь внимание зрителя, но главное, любимого человека, от которого Фрида, в конце концов, намерена отдалиться.
Автопортрет в терновом ожерелье с колибри. 1940. Холст, масло, 63,5×49,5 см. Техасский университет в Остине, Центр Гарри Рэнсома, США
Две обнаженные в лесу. Фрагмент. 1939. Металл, масло, 25×30,5 см. Частная коллекция
Автопортрет в терновом ожерелье с колибри. Фрагмент. 1940. Холст, масло, 63,5×49,5 см. Техасский университет в Остине, Центр Гарри Рэнсома, США
Жанру автопортрета Фрида отдавала явное предпочтение: «Я пишу себя, потому что много времени провожу в одиночестве и потому что являюсь той темой, которую знаю лучше всего». Подобно фотоальбому, в автопортретах художницы содержится повествование о различных этапах на пути к самопознанию через физические страдания и любовные переживания. Прячась за сложными символами своих произведений, она все же желает, чтобы кто-нибудь проник через все это хитросплетение аллюзий, понял бы ее и полюбил. Терновое ожерелье, которое до крови царапает шею женщины, олицетворяет боль расставания с Диего, это несомненная аллюзия тернового венца Иисуса, воплощенная, однако, в форме типичного женского украшения. Две изысканные заколки в виде бабочек символизируют возрождение. На своих автопортретах Фрида всегда предстает элегантно одетой и очень ухоженной, пленительной для мужчин и иконой стиля для женщин. Показ некоторых недостатков, как, например, пушок над верхней губой и сросшиеся на переносице брови, вполне невинное желание казаться именно такой, какая она есть (даже если это создает вызывающий намек на гермафродитизм автора). Атмосфера картины пронизана магией: черный кот, встречающийся только в этом произведении, олицетворяет сказочных колдуний. Обезьянка же символизирует похоть. Птица в форме распятия, подвешенная на ожерелье, повторяя и форму бровей Фриды, вновь отсылает нас к теме тяжелых отношений с Риверой и к эмоциональному плену, в котором, по ее собственным ощущениям, оказалась художница.