Акилле Бонито Олива
Фрида Кало
Произведения
«Я пишу себя, потому что много времени провожу в одиночестве и потому что являюсь той темой, которую знаю лучше всего»
Фрида Кало. Из статьи Антонио Родригеса «Необычайная художница», «Así», 1945
Автопортрет в бархатном платье. 1926. Холст, масло, 58×79 см. Частная коллекция
Первый автопортрет Фрида написала, когда ей еще не исполнилось и двадцати, но он уже отражал сильную личность автора. Она умела сосредоточить внимание на себе: позировала накрашенная, в элегантных нарядах, точно особа голубых кровей с портретов Бронзино или святейшая Мадонна Дезидерио да Сеттиньяно. Используя этот прием, художница демонстрировала следование модным тенденциям в искусстве двадцатых годов: картины, изображавшие женщин в современных нарядах, воссоздавали атмосферу прошлого. Но делала она это еще и для того, чтобы обольстить своего молодого человека Алехандро Гомеса Ариаса: ему она подарила этот автопортрет с надписью: «Сегодня и навсегда», замаскировав за своей привлекательностью хрупкое состояние здоровья – результат страшной аварии, случившейся годом ранее. Покровительственный жест руки, сложенной у груди, отсылает к «Венере» Боттичелли, к картине художника, который нравился им обоим, если верить одному из писем Фриды Алексу. Тем не менее в отличие от богини, выходящей нагой из кристально чистой воды, Фрида изображает себя на фоне темных вод, одетой в платье с сексуальным вырезом. На воротнике, внутри цветочных узоров, обрамленных кроваво-красным, можно различить треугольники, символы из алхимии, которой художница интересовалась в те времена. Один из раскрытых бутонов, символизирующий женское лоно и пробуждающий плотское желание, сильно отдаляет от идеи непорочности «Венеры» Боттичелли.
Портрет Лютера Бербанка. Мазонит, масло. 1931. Мехико, Музей Долорес Ольмедо-Патиньо
Американский ученый Лютер Бербанк (1849–1926), посвятивший себя экспериментам с геномом растений, был признанным гением селекции. Если бы такой светлый ум взялся за выведение нового человеческого вида, то определенно сотворил бы немногочисленную группу счастливых, богатых и сильных особей. В 1931 году Диего и Фрида жили в США, где, вероятно, и познакомились с идеями Бербанка, прочитав его автобиографию. Для Фриды, пережившей серию выкидышей, его книга давала почву для размышлений. Она боялась передать будущему ребенку некоторые наследственные заболевания, например эпилепсию, от которой страдал ее отец Гильермо. Однако мысль о человеческой селекции, должно быть, казалась ей недопустимой – на картине, посредством символов, нашему взору предстают ее собственные сомнения в действиях ученого. Изображение Дерева/Бербанка гибрид человека и растения, пустившего корни в мертвое тело (возможно, самого Бербанка), вытягивая из него все соки. Раскидистая яблоня слева находит отражение в сухом, увядшем и почти лишенном плодов растении справа. Эти яркие образы смерти свидетельствуют о том, что художнице чужд путь слепой веры в технический и научный прогресс американцев.
Больница Генри Форда (Летающая кровать). 1932. Металл, масло. 38×30,5 см. Мехико, Музей Долорес Ольмедо-Патиньо
Данное произведение отсылает нас к мексиканской традиции написания «ретабло» – небольших красочных картин, позволяющей наиболее эффективно передать многообразие символов и метафор в одной работе. Выбор именного этого метода обусловлен еще и его практичностью: благодаря небольшому размеру холста Фрида могла писать, лежа в кровати, когда ее состояние ухудшалось. Но главная причина, по которой художница отдала предпочтение именно ретабло, кроется в том, что в мексиканской народной традиции такая живопись является своего рода ex voto – воззванием к высшим силам – это был ее способ выразить страдания из-за неспособности выносить и родить ребенка, драма, повлиявшая на всю ее жизнь. Картина изображает драму, которую Фрида пережила в больнице Генри Форда в Детройте, где они жили с мужем в 1932 году: у нее случился выкидыш – индустриальные пейзажи фона указывают на место, где произошли эти события. Над кроватью, на которой героиня в полном одиночестве неподвижно лежит, множество символических элементов, связанных красными нитями, похожими на вены, с рукой Фриды; среди них – два изображения искалеченных в аварии костей и органов таза, изображение ребенка, которого она только что потеряла, медицинский инструмент и орхидея, символ любви к Диего. В этом небольшом по размеру произведении художница собирает скрытые аллюзии, отсылки к литературным и художественным произведениям, некоторые из них навеяны сюрреализмом. Поразительная женщина Фрида! В Мексике тех лет женщина-художник – это уже исключение из всех правил, а уж женщина-художник, которая пишет саму себя и выражает собственные эмоции, да еще и в такой плотской и даже порой неприличной манере – это нечто доселе невиданное.
Портрет Лютера Бербанка. Фрагмент. Мазонит, масло. 1931. Мехико, Музей Долорес Ольмедо-Патиньо
Больница Генри Форда (Летающая кровать). Фрагмент. 1932. Металл, масло. 38×30,5 см. Мехико, Музей Долорес Ольмедо-Патиньо
Тут висит мое платье (Нью-Йорк). 1933. Мазонит, масло, коллаж, 45,5×50,5 см. Сан-Франциско, частная коллекция
Главным героем произведения выступает платье-тихуана – типичный наряд женщин региона Теуанепек на полуострове Юкатан, где еще сохранился матриархат. Фрида часто надевала это платье, о чем свидетельствуют фото и портреты. Где бы она в нем ни появлялась, ее экзотическая притягательность тут же привлекала внимание как мужчин, так и женщин, и платье стало новым веянием моды. На этой картине платье в стиле тихуана, подвешенное на бельевой веревке на фоне причудливого нью-йоркского пейзажа, занимает центральное место в композиции. Но здесь наряд никак не связан с той, что его надевает, как, например, на картине «Память (Сердце)»,1937. Само название «Тут висит мое платье» указывает на то, что его владелица находится в другом месте. Данная работа художницы отсылает ко времени их с Диего свадебного путешествия в Соединенные Штаты. Их брак был союзом не только в жизни, но и в искусстве. Сначала Кало выступала в роли привлекательной спутницы Риверы, но вскоре она смогла достичь независимости на поприще живописи. По словам биографа и критика Хельги Приньитс-Пода, художница далеко не всегда играла роль любящей жены, как подсказывает нам здесь ее одиноко висящее платье: это всего лишь один из образов Фриды в ее собственном спектакле. На холсте представлено оригинальное изображение Нью-Йорка, построенное в плоской перспективе и наполненное архитектурными формами и разного рода объектами, некоторые реалистичны, от других же веет сюрреализмом и метафизикой.
Тут висит мое платье (Нью-Йорк). Фрагменты. 1933. Мазонит, масло, коллаж, 45,5×50,5 см. Сан-Франциско, частная коллекция
Моя нянька и я. 1937. Металл, масло, 30,5×34,7 см. Мехико, Музей Долорес Ольмедо-Патиньо
Эта картина считается одним из лучших произведений Фриды, к тому же одним из ее любимых, еще одной страницей в дневнике в картинках, который она вела на протяжении всей жизни: рисование было своего рода терапией и способом избавиться от тревог. Тема произведения – сложное детство Фриды: мать отдала ее на воспитание няне после рождения младшей дочери – художница воспринимала это как предательство. На фоне неба, с которого вместо дождя падают капли молока, в черной каменной маске возвышается монументальная фигура няни-кормилицы, напоминающая индейские статуи доколумбовых времен. Так как такие маски имели только идолы, можно предположить, что к моменту написания картины женщина уже была мертва. Фрида покоится на руках няни/идола в образе младенца с лицом взрослого человека – ребенок, вынужденный слишком рано повзрослеть. Эта работа богата символами, которые изо всех сил пытаются разгадать критики всего мира: огромные листья, присутствующие и на других картинах, означают защиту, а бабочка в правой части картины – символ смерти и реинкарнации – указывает на радикальные перемены в жизни. В накрахмаленном платье малышки Фриды, по предположению Хельги Приньитс-Пода, кроется отсылка к гомеровскому гимну Деметре. Сила Фриды Кало заключалась в способности в особой художественной манере интерпретировать мифы, связывая их со своей жизнью.