Agvid Barr
Будет больно
Картинка меняется, я уже стою в лесу, темном, холодном лесу. Смотрю как эти ублюдки в ночи под светом луны закапывают моё уже остывшее обнаженное тело. Я кричу в безумии горя, бью кулаками из последних сил, но меня не слышат, не видят и не чувствуют. Я рыдала, я кричала, я упала на свою могилу.
Внутри снова всё кричало от отчаяния, билось в истерике и ныло от боли. Нет, уже не от физической боли, а от внутренней, душевной. Но снаружи была только каменная глыба без эмоционального…, кого? Человека? Духа? Или чего-то ещё?
– Любовь, она всё прощает, со всем помогает и исцеляет,. – раздался детский голос сзади.
– Любовь коварна и жестока! Она завязывает людям глаза, заставляя лгать самим себе. Безжалостная убийца, вот кто она! – не оборачиваясь, ответила я.
– Она дарует жизнь…
– И забирает её! – с долей циничности перебила девочку я.
– Ты много натерпелась, ты не заслужила этой участи.
Я обернулась, обычная девочка лет девяти, но уже рассуждает как взрослый.
– Что ты понимаешь в этом, малявка? – специально грубила я.
– Позволь мне дать тебе ещё шанс, – проигнорировала мою грубость она.
Я лишь фыркнула и продолжала смотреть в след уезжающим монстрам.
– Какой шанс? – спустя некоторое время молчания посмотрела девочке в глаза.
– Шанс новой, достойной жизни, – ответила девочка.
– Я хочу свою жизнь обратно! Зачем они отняли у меня её?
В отчаянии кричала я.
– Эту жизнь уже не вернуть! Пойдём, покажу тебе кое-что.
В отличии от меня девочка была спокойная, она взяла меня за ладонь, и мы снова переместились.
Мы вернулись обратно в тот солнечный зимний день.
– А где мы?
– Мы в пространстве между мирами. Сюда все души попадают и готовятся уйти.
– Куда уйти?
Девочка промолчала.
– Хотя, в прочем это не важно. Тут так здорово, хочу здесь остаться.
– Меня зовут Вика, я так же, как и ты умерла, только чуть раньше тебя.
Я присмотрелась к этой девочке получше. Каштановые косички волос, с милыми розовыми бантиками. Карие, яркие глаза в обрамлении пушистых ресниц. Искренняя улыбка, демонстрирующая щель между передних зубов. Она была одета в джинсовые шортики и розовую с котятами маячку. По своей сути, милый и невинный ребёнок. Но глаза выдают всю боль прожитой очень короткой жизни.
Мы бродили по бескрайним просторам снега. День никогда не заканчивался, а мы рады были прыгать в сугробы, играть в снежки и кататься по прочному льду озера.
Внезапно, в отдалении мне послышался голос моей подруги Даши. Она кричала моё имя, отчаянно звала вернуться. Неожиданно лёд подо мной треснул, я провалилась в холодные воды отчаяния и безысходности.
Минута темноты, выпущенные крохи воздуха, я закричала в неизвестность и закрыла глаза от страха. Закрыла, чтобы вновь открыть, стоя в церкви, где моё истерзанное тело отпевают в закрытом гробу.
Мои учителя, тихо роняя слёзы, сидят, отдавая дань уважения своей ученице.
Дашка, моя любимая Даша, сидит в трауре, убитая горем. Красные глаза выдавали, что она всю ночь плакала.
Безразличный голос священника перебивал тихие всхлипывания присутствующих. Меня не видели, я была призраком для них. В порыве хоть как-то успокоить подругу я обняла её своими призрачными руками и тихо прошептала.
– Ну, Дарёна, переставай плакать. Ты знаешь, я люблю тебя и буду любить тебя до бесконечности.
Потом поцеловала подругу в макушку и ушла. Девушка, будто почувствовав, это, перестала плакать, вытерла слёзы платком. Старшая воспитательница, сидевшая рядом с девушкой, взяла её за руку.
Выйдя из церкви, я стояла под козырьком крыши и смотрела, как хмурится небо и как срывается дождик, угрожая перейти в более серьёзный, грозовой.
– Подходящая погодка для такого случая.
Вика в своей розовой маячке встала возле меня и вздохнула полной грудью.
– Как долго я не дышала вот таким свежим, настоящим воздухом. А ведь я тоже отпускала свою прежнюю жизнь, очень долго не могла поверить и особенно принять случившиеся . Меня тоже отпускать долго не хотели мои родители, друзья и учителя по школе. Их скорбь чувствовалась каждой клеточкой меня.