Александр Цыганов
Перебеги меня. Современная проза

– А карьера? – я достал из-за спины два пакета чипсов.

– Я постараюсь… – нырнула в постель и протянула ко мне руки, – Давай мне! – я кинул ей пакет, сам сел рядышком.

Она забрала и мой пакет тоже, переложила на кресло:

– Верно говорят, что мужчины – вечные дети, ничего не понимают…

– Результат эмансипации, – я попытался развести руками, но в таком сиянии сделать это было невозможно, – Меня знаешь, что волнует?

– Что? – она слегка отстранилась.

– Мы отель не разнесём? Не спалим?

Она крепко обхватила меня.

Я видел Таню, нет, Тингрин сразу в двух формах, и это было удивительно. Иногда она или я начинали терять контроль, тогда второй обнимал его и своим теплом отменял начавшиеся изменения. Это было и странно и приятно, напоминало полёт, но при этом я чувствовал, что несу её, а иногда она несёт, поддерживая, меня. Я понял, что вдвоём мы сможем лететь вечно, никогда не останавливаясь и не приземляясь. Когда. Один несёт другого.

Нам в номер звонили с ресепшена, Таня прокричала в трубку, что у нас никого не убивают, бросила её, даже не положив.

Наверное, поэтому, когда мы съезжали, смешливые администраторы подарили Татьяне большого плюшевого зайца, а мне – маленького пластмассового щенка.

– А знаешь, – призналась мне моя Таня как-то утром, – Теперь я вижу тебя чётко.

– И я тебя тоже, – согласился я.

– Я, конечно, инстинктом чувствовала, что золотые – это ужас какой, но… У тебя одна только голова занимала весь номер…

– А внутри неё калачиком свернулась ты…

– Я знаю, – она прижалась ко мне. – Никакой ты не «ужас»! А ещё смел мне врать, будто я способна тебя сжечь? Смешно!

– А я тебе сопротивляться не буду.

***

В Финляндию мы ехали на машине, которую взяли в аренду, поэтому половину вещей пришлось отправить почтой в город, который я выбрал местом следующего нашего пребывания. Границу переехали без проблем, причём и русские и финские пограничники были максимально вежливы, только спросили:

– Mikä on vierailun tarkoitus?¹ – принимая документы.

– Häämatka.²– ответил я, почти не соврав. Пограничник улыбнулся:

– Hyvää matkaa. – и добавил, глядя на Татьяну, но обращаясь ко мне – Olet onnekas.³

Едва мы отъехали, пришлось пересказать Тане весь диалог. Она расхохоталась:

– «Медовый месяц»? – сделала шутливо-чопорный вид, – Я ещё не готова к столь серьёзным отношениям… – в ответ я тоже рассмеялся и «втопил» педаль газа, наплевав на местные законы.

Будь это обычная девчонка, она бы взвизгнула, а эта только высунула голову в окошко и закричала:

– Быстрее, быстрее!

Скоро остановились в каком-то безлюдном кемпинге с окультуренным лесочком и провалялись пару часов прямо на траве.

Конечно, Европа всюду бросалась в глаза. Гостевые домики с припаркованными у причала катерами, высокие черепичные крыши, газончики, неторопливо идущие люди. Более-менее крупные города мы старались объезжать, а одну ночёвку сделали прямо на берегу Саймы⁴, перекусив и немного поплавав, так как вокруг не было ни единой живой души.

***

Преображение – интересный процесс, чью физику или химию я не могу целиком объяснить. Лучше всего преображаться среди множества камней, груды металла или песка, хуже и труднее – в воздухе, совершенно недопустимо в лесу или рядом с живыми существами.

Внешне он слышится как схлопывание крупного воздушного шарика, после чего от тебя расходится какая-то энергия, которая подхватывает всё, находящееся в определённом радиусе, и несёт к тебе. Выглядит это свечением большого яйца с ярчайшим пятном в центре, похожем на шаровую молнию. Ты начинаешь расти и становишься тем, кем всегда был.

Машину мы бросили глубоко в лесу, одежду оставили там же.

– Я первая? – Таня ходила вокруг, подпрыгивая от возбуждения, – Тогда отойди… Ещё дальше отойди…

Она вытянулась, как струна, сосредоточенно развела руки в стороны… в воздухе хлопнуло и тихонько, на грани слуха засвистело. Странно, но снаружи преображение выглядит быстрым: хлоп, вспышка света, и передо мной – самое красивое создание, которое я только видел:

«Зелёненькая какая!» – подумал я с восхищением.

Возможно, кому-то мои эстетические предпочтения покажутся странными, но крылья, лазурно искрящиеся под незаходящим здесь в июне солнцем, длинные руки и ноги, которые язык не поворачивался назвать «лапами», гибкая шея на сильном, гибком вытянутом туловище. Она больше всего была похожа на кошку или куницу. Вы видели крылатую кошку, таинственно блестящую тускло – зелёными чешуйками? С большими глазами, которым никакие «стрелки» в принципе не нужны – они просто уже были в виде вытянутых вверх и вниз базальтовых ресниц. Конечно, наличествовали и клыки, но в такой форме поцелуи – я откуда-то это знал – заменялись «потиранием» чешуйками друг об друга или обматыванием шей…

Конечно, мы являлись животными, а разве человек не является? Больше мне все-таки нравится определение «биологическая форма жизни», ну, может, вот сейчас – не совсем «биологическая», а какая-нибудь «кварцевая». Или «разумное существо».

Тингрин жестами указала на своё горло:

– «Я не могу говорить…» – и, грустно на меня посмотрев, легла на песок.

– Не надо говорить, – я подошёл к ней и провёл пальцами от самого кончика носа до опущенного ко мне чешуйчатого лба, – Надо вот тут думать, – постучал по точке в самом возвышении.

Крепко зажмурив глаза, целую минуту она пыталась. Я же улавливал какой-то сумбур про кофточки, маечки, вообще всякие структурно неясные мысли, куда вклинивался ещё и страх, что она мне не понравится.

– «Какие ещё кофточки?» – подумал я, за что тут же был локтем отброшен метра на три.

– «Ой, прости, – чётко, вероятно от страха, у неё получилось, – Ты теперь и мысли мои читаешь? Зато я больше, чем ты»! – и она протянула мне свой «коготок», чтобы я мог подняться.

– Это ненадолго, – пообещал я и пошел в воду. Удивлять смотрителей парка видом бомбардировки его побережья мне не хотелось.

Как я уже говорил, субъективно процесс длиться несколько минут, но Тингрин сказала, что это было мгновенно – будто вся вода в том месте, где я нырнул, мгновенно испарилась, а потом захлопнулась, как по велению посоха Моисея.

Я вышел на берег.

– «Божечки, Божечки..». – Тингрин отступила, сложила ручки перед грудью и распахнула крылья, намного превосходящие размером её остальное тело.

Я тоже распахнул крылья в таком своеобразном ритуале приветствия, где красота соседствует с беззащитностью: «Я не враг, смотри…»

– «Лучше присядь, тебя над деревьями видно, – она несмело подошла ко мне, – Нереально.»

– «Я уже сижу».

– «А почему чёрный»? – спросила, потрогав лапкой одну из чешуек.

– «Солнце позади, – ответил я и засветил буквально на кончике языка крохотный огонёк, – Видишь?»

– «А …как?..Ну, про это?» – передала она мне новый вопрос, вложив него смешной и интересный образ, здорово меня развеселивший.

Я лёг и легонько почесал ей шейку. Замурчала. «Ну, точно, кошка.»:

– «Что ты знаешь про огонь? Ты должна помнить, это глубже тебя. – я подождал, – Огонь бывает красным, синим, белым, фиолетовым, зелёным… Бывает фосфорическим, газовым, реактивным, атомным…»

– «Я помню все названия! Так много?!» – она придвинулась ко мне. Я аккуратно положил голову рядом:

– «Он может разрушать, убивать. А может создавать и рождать, понимаешь?»

– «Я так люблю смотреть на огонь… – положила лапку мне на нос, закрыв одну ноздрю, – Я так хотела камин… А приходилось смотреть на газовую плиту.»

– «Вот!» – я прочертил когтем борозду на песке.

– «Я вспомнила…» – Тингрин, как и раньше делала, запрокинула голову.

– «Здорово! – поднялся, – Пошли купаться, маленькая!» – она засмеялась.

Плыли мы, естественно, под водой и парой. Когда я особенно разгонялся, благо глубина озера позволяла, она хваталась за мой гребень, и мы почти летели, вероятно, поднимая на поверхности среднюю волну.«А может, миф о Лохнесском чудовище – это о таком же, как мы? А что, по размерам Тингрин как раз подходит…» – думал я, скашивая глаз, – «Если мы – создание эволюции, то какими же были наши естественные враги? – также приходило на ум, когда я разглядывал свои когти. Но больше я, конечно, смотрел на Тингрин…

Воздух был нам не нужен, лишь ускоренный метаболизм вызывал голод: по пути она чавкала мелкой рыбешкой, некрупными затонувшими деревцами, я уминал со дна всё, поэтому возвращались мы в густых тучах поднятого ила.

Под конец всё же не удержались, взлетели над озером, камнем рухнули вниз и доплыли до берега, вылезая и отряхиваясь уже мокрыми беленькими «черепашками» с мягким панцирем. Один ругался на острые камешки, а вторая на длинные запутавшиеся волосы…

– Всегда тебя узнаю. – уточнил я в машине.

– А я тебя… – улыбнулась моя Таня.

***

В аэропорту Вантаа⁵ мы познакомились с довольно большой компанией молодых людей, как и мы, летевших в Японию. Сначала они привлекли внимание Татьяны, так как всё время смеялись, фотографировали друг друга, незлобно шутили и дарили подарки пассажирам.

– Это «блогеры», – просветил я её, приглядевшись, – Некоторых я знаю. Сами снимают, ведут трансляции и каналы в сетях. Самоорганизованные ребята.

– Подойдём? – она вопросительно подёргала меня за рубашку.

– Ага! – я снял солнечные очки, так как сегодня тоже был в линзах.

Мы подошли как французская пара, под ручку, наверное, странная: Таня в длинном облегающем платье, а я в бермудах. Правда, мои кроссовки и рубашка были в тон её платью, а её туфельки – в тон моих ярко-жёлтых шорт. Ребята сразу нас окружили.

– Привет, Сень, Саша… – я приподнял край шляпы, – Вот уж не ожидали…

– Ух ты! Юрий Михайлович! Вы тоже тут? – высокий и худой парень, Семён, не скажешь, что акробат и танцор, потряс мою протянутую руку, – А мы слышали, что вы в Питере зависли?

– Отпуск, – я легко пожал плечами, – А вы куда такой командой?

Смугленькая Саша произнесла «Здравствуйте», улыбнулась нам, а потом стала шёпотом что-то втолковывать стоящим рядом девчонкам. Судя по «перегляду» и оценивающим взглядам, я примерно представлял, о чём идёт речь.

– Знакомьтесь, это Татьяна, – я представил свою спутницу, – моя жена, которую я от всех скрываю… – Таня игриво толкнула меня локотком в бок.

– А мы в Японию, – Сеня вскинул вверх кулак, – Хей!

– Хей!!! – подхватило большинство.

Тут же, имевший характер няньки Семён принялся всех со всеми знакомить:

– Это Валя из Москвы, Паша с Олей тоже, Серёжка из Кемерово. Еще один Сашка, только «он», а не «она», хе-хе – с нами из Питера, это близняшки наши, Оксана с Роксаной, кто из них кто – не знаю… Волгоград. – он легко увернулся от порядочной зуботычины. О-о! – вспомнил вдруг, – И ваши тоже здесь – Максим, Гриша, как его… Егор, только они где-то в кафе пасутся…

– Ладно, ладно, хорошо, – улыбаясь я его остановил, – Мы тоже в Японию… Ана тано нихонго ха доа десука?⁶

Семён замер:

– Сукоши⁷… Немного, – и засмеялся.

До самой посадки мы все вместе общались: ребята рассказывали о своих планах, я – о том, как создавались первые продюсерские проекты и какие войны идут сейчас на «большой сцене», что, в принципе, должно случиться, а чего опять же «в принципе» не может…

В самолёте Татьяне захотелось идти в эконом-класс к ребятам, на её место явился Григорий, рассказал про дела «на Родине» и взялся за книжку. Лететь было 10 часов. Судя по музыке, доносящейся из хвоста самолёта, у ребят пошла «веселуха».

***

В отеле Таня рассказала, что помимо обычных клипов с шутками, сценками и «пранками» некоторые ребята планируют прыгнуть с парашютом:

– Давай тоже, а? – упрашивала она меня.

– А справку и книжку когда тебе делать? – я отошёл от компьютера и сел в кресло, – Там ещё и обучение пройти…

– Но мне же не страшно, ты же знаешь! – она села на подлокотник, – И воздух я чувствую лучше любого парашютиста…

Я думал. Угодить очень хотелось, тем более, что в современной Японии за тобой не будут гоняться с пулемётами и танками – только с фотоаппаратами и камерами.

– Раскроем себя, – выразил я сомнения.

– А у тебя все эти документы есть? Твои? Тебе можно? – меня явно решили дразнить. Перламутровый призрак за Таниным лицом сморщил носик, – Ты сам как медосмотр проходил, Юрий!?..

И не поспоришь ведь, медосмотр я не проходил нигде и никогда. Даже рентген с флюорографией не делал, не говоря уж об ЭКГ- результаты были бы странными.

– Нет, прости, Тань, – я решил окончательно, – Мы прыгать не будем. Вот с земли или с самолёта посмотреть можем. Но сделаем, обещаю.

– Эх, ну, ладно. – она легко, почти намёком поцеловала меня в щёку, – Покушать тебе сделать?

– Ага, я тоже сейчас помогу, только письмо отправлю, – быстренько закончил, пошёл к Татьяне – последнее время нам нравилось готовить вместе самим, и только ужинать мы ходили в разные экзотические места.

– Завтра у нас музей кукол? – она передала мне морковку, которую я быстренько нашинковал – ножи в отеле были великолепны, да и плита предоставляла массу возможностей.

Я наклонил голову, вытер руки, подошёл к Тане сзади, обнял и поцеловал в шею:

– Угу… Не злись, ёршик!

Она перестала что-то мыть, сама повернулась ко мне и вдумчиво смотрела в глаза:

– Всё, не могу больше злиться! – поцеловала в ответ в губы.

Японцы – люди очень спокойные и терпеливые, со стойки администратора нам никто не звонил, только по утрам прилично кланялись.

Нам с Татьяной совсем не нужно было друг к другу привыкать – если мы ходили по магазинам по одиночке, то я или она приносили как раз что-то недостающее, если я видел что-то и в моей голове раздавался внутренний голос: «Да, хочу», – то это всегда было «то самое».

После ужина, если не приходили ребята, мы ненадолго спускались в SPA или в бар, после чего, побродив по пригороду, возвращались в номер, где я садился за работу, а Танька – за русско-японский разговорник. С языком у неё выходило всё лучше и лучше, чему она удивлялась и радовалась. Когда мы полетим на Багамские острова или вернёмся в Россию, даже не обговаривалось.

Ребята делились новостями о том, что уже сделали, иногда приглашали на свои съёмки Татьяну – я сниматься категорически отказался, мотивируя занятостью.

– Просто ты себя не видишь со стороны, – вздыхала Таня, на что я лишь посмеивался.

Однажды в баре мы познакомились с одной итальянской парой, которые оказались очень интересными и приятными собеседниками.

– Как приятно встретить соотечественника, – сказал на первой встрече Алессио и был очень удивлён моим ответом, – А ваша жена русская?

– В этом вопросе о женщине сложно не ошибиться… – мы втроём посмеялись.

– You are beautiful.⁸– сказал Алессио специально для Татьяны. Та немножко улыбнулась.

Алессио оказался бизнесменом и профессиональным рыбаком – поэтому его и «занесло» в Японию.

А вечером я заметил, что Танька чего-то хмурится.

– Тань, – позвал её, – Иди ко мне, сядь… – похлопал рукой по своей коленке, – Чего ты, котёнок? Что мы морщимся, мой ласковый и нежный?…

– Зверь… – закончила она за меня словом из вальса и села, обхватив за шею, – …Признавайся, Юджин Лонг Ня… – узнала, что я не люблю это прозвище.

– В чём?

– Догадайся! – похлопала меня по щеке, – А то сейчас же не получишь поцелуя, – Сколько? – я молчал. Тогда она пересела на кровать, уперев руки в подбородок и специально встряхнула волосами так завораживающе и хитро, что сразу же захотелось зацеловать её всю.

Я сполз с кресла и встал перед ней на колени:

– А ты прочитай! – прошептал в её ладошку, отняв ту от лица.

– Ха! – она подставила мне для поцелуя вторую ладонь, – Ну я же не факир, как вы, великий и могучий… Сколько языков ты знаешь?

Вопрос заставил задуматься, потому что на самом деле был сложным:

– Не в равной степени, Котёнок. Около 400, может, больше… Я уже давно перестал считать.

– Целуй! – Таня подставила губы.

На следующий день в её сумочке поселился еще и учебник итальянского.

На пляже она спросила:

– А почему ты не любишь медосмотры? Вроде, нормально всё… – зарыла ноги в песок и стала им же забрасывать меня, – Вот тебе, мой любимый ананас!… – я вертелся и яростно «отбивался», – Я же вот неоднократно, точнее, ежегодно прохожу!

– Тьфу, – я выплюнул песок, оставшимся во рту хрустнул, – Ты «проходила», потому что на вас, бюджетниках, где-то халтурили. Ты знаешь, что у тебя три сердца даже вот в таком вот состоянии? Здесь ты думаешь, – я постучал пальцем ей по виску, – А здесь, – положил ладонь на живот чуть пониже линии талии, – Здесь ты знаешь. Даже то, чего не могла бы… А кварцевая ты вообще как компьютер.

Было похоже, что она расстроилась:

– Получается, мы роботы?

– Все мы немножко роботы.

– Устала. Пойдём домой.

***

Прыжки ребят мы решили смотреть с земли, для чего те ребята, которые не прыгали, вооружились биноклями и длиннофокусными объективами. Я об этом аспекте как-то совершенно позабыл. Немножко поволновался, но посчитал незначимым. Таня же вообще не обратила никакого внимания. Полагаю, её отсутствие бинокля тоже нисколько не смущало.

Саша раздала всем наушник – слушать переговоры в воздухе:

– Прыгают Семён, Саша, Максим с Егором и Паша с Олей.

– Эта такая рыженькая девчонка? – удивился я. Таня толкнула меня: «Видишь, я тебе говорила?!»

– Три тысячи?

– Да, – Саша кивнула, – Саша оператор, но камеры у всех. Давай, тёзка!

Самолётик вылетел из-за холма и стал кругами набирать высоту. Танюшка хихикнула, и уже я толкнул её: «Хватит!»

– Уже! – Валя следил за самолётом по дальномеру.

– Пошли! – раздался в наушниках Сашин голос, вслед за ним – счастливый и лихой визг нескольких человек.

– Мы ловим картинку, Саш, – «тёзка» показала мне планшет, на который передавался сигнал.

– Лево – право, – командовал в небе Сашка, и человеческие фигуры, сначала разбежавшись, сформировали потом почти правильную звезду, потом две «четвёрки» подряд.

– Красиво, – даже Таня, сделала шаг вправо, неотрывно глядя вверх.

– Перекличка на десять, девять… – стал считать Сашка, пока фигуры разлетались, – Три… Кто готов, двигайте…

В небе раскрылось три купола.

– Остальные на крыле, – пояснила Сашка, а её «коллега сверху» отсчитал «ноль». Раскрылось ещё три парашюта. Один всё ещё падал, а Сашка в ухе орал:

– Сенька, с..ка!!! Саша, Семён не отвечает, я за ним…

– Семён… – прошептала Сашка, выронив планшет, – Саша…

Рядом кто-то всхлипнул, близняшки закрыли руками лица.

Один из куполов свернулся – это отстегнулся Сашка, падая за Семёном на запаске.

– Сто пятьдесят, сто двадцать… – глухо и монотонно считал Валя.

– Не успеет! – покачал я головой.

– Не успеваю!!! – словно в такт мне кричит и плачет вверху Сашка.

– Сашка! Запаска! – я тоже кричу, схватив девчонку с микрофоном и подтащив её, почти бесчувственную, к самому своему лицу…

Над нами раскрывается купол запасного и резко под ветром уходит вправо – в сторону леса…

Позади нас раздаётся очень знакомый мне хлопок и, засыпав ребят веером травяной трухи и веток, повалив половину, рывками бросая себя вперёд, стрелой в небо взмывает что-то ярко-зелёное и большое… и только я знаю, что это.

– «Нет»… – замирает во мне собственный голос. Я чётко вижу закрытые глаза вертящегося Сёмки, каждую перепонку Тингрин, с пронзающими их лучами солнца.

– «Не лови!» – кричу я где-то внутри,

– «Хорошо!» отвечает мне её голос, и она не ловит, а принимает падающее тело себе на крыло, переворачивается и ловит на другое.

– Сорок, – отсчитывает Валька.

– «205 километров в час» – проносится у меня в голове, а она, перехватывает Сёмку когтями и пытается планировать в сторону леса на одном крыле, постоянно заваливаясь.

С земли поднимаются ребята, на ногах остался только Валя и Сашка, которую я крепко держал.

– Что это было? – нетерпеливо хрипит наушник – купола уже совсем рядом.

– Эта штука не съест Семёна? – тормошит меня, как самого старшего, Сашка.

– Нет. – отвечаю и разворачиваюсь к лесу, сначала иду, а потом бегу туда:

– «Как ты?»

– «Живая»…

– «Семён?»

– «Тоже. Только он без сознания.»

– «Ясно. – я принимаю решение, – Уходи к океану. Мы идём.»

Меня догоняют Валя и Гриша:

– А где Таня? – спрашивает второй.

– Послал за медиками, – отмахиваюсь я.

После того, как мы нашли Семёна и Сашку, я сдал их и ребят приехавшей медслужбе – на базе тоже слушали переговоры и поехал искать Таню, которая «вероятно, заблудилась». Я нашёл её на берегу – голую, исцарапанную ветками – пока бежала – и уставшую.

– Прости меня, – шептала она, пока я заворачивал её в свою длиннющую футболку и нёс к машине, – Ты не мог… Ты бы там всех остальных поубивал. Не успел бы так далеко отбежать…

Я скрежетал зубами, потому что тоже это знал:

– Я бы крыло не сломал… Но ничего, ёршик, ничего… – переломов у тебя уже нет, потому что ты… сейчас другая. – я еще пытался её утешить, – Болеть будет. Память тела. И усталость, я помню. Пройдёт.

***

Андрей названивал каждые полчаса:

– Юра, что у вас там?, – я как мог оттягивал разговор и отмалчивался. Потом решился и позвал к себе обеих Саш, Ольгу и Гришу. Тем более, что ребята стали присылать мне свои видео ролики.

Когда все четверо пришли, я усадил их за стол в главной комнате:

– Слушайте, народ… Последние десять секунд видео со всех камер нужно удалить… – ребята недоуменно переглянулись и заёрзали:

– Я свою уронил, когда падал, – Сашка вздрогнул, – И ничего не видел.

– Почему, там же такие кадры!? – возмутилась Ольга, деловито сжав кулачки.

– Да, но есть два «но», – я сходил на кухню, принёс всем бокалы и лимонад, – Первое: ваш товарищ чуть не погиб, второе – любой скажет, что это видео – полнейшая подделка.

– Но вы же тоже видели! – Оля усмехнулась.

– Да не, не скажут! – уверенно добавил Гриша, – Этот зверь так реально крыло сломал. И падал потом.

– Ага! – Ольга кивнула, – Это был самый нестоящий…

– Стоп! – прервал я её. – Их не бывает, ясно? Совершенно, нигде, никогда и совсем не бывает! И кто спас Семёна – неизвестно. Скорее всего парашют сам собой раскрылся.

Несколько минут ребята сидели молча, потом Гриша осторожно спросил:

– А вы вашу Таню …нашли ведь? Её так и не было уже три дня… С ней… всё в порядке? – остальные мальчишка и девчонки непонятливо переглянулись. – Я просто за пригорок ходил, где этот… до того, как… а Тани нет.

– Она спит. Там, – я указал на спальную, куда мы потом все на цыпочках прошли.

Татьяна лежала на двух подушках, свернувшись калачиком, словно лежать просто на постели ей было больно. Бледное и осунувшееся лицо со шрамом на щеке, выбившиеся из-под вздыбленного одеяла исцарапанные ноги, такие же изодранные руки, все облепленные пластырем…

– Мальчики, выйдите, – строго сказала всем Оля, – И вы тоже, – повторила она специально для меня.

Когда они с Сашей вышли, то Ольга долго в раздумьях стояла у двери.

– Мы всё удалим, – наконец проговорила она, быстро на меня взглянув, и так же быстро отвернувшись. На секунду мне показалось, что я почувствовал тот самый «угол зрения», но нет, показалось, – Никто не знает, что это было, но спасибо ему за Сему…

Я наклонил голову.

Через час позвонила Саша, отчиталась что всё сделали. Я сделал вид, что поверил во «всё», сам позвонил Андрею и назначил его на своё место, так как всю «кухню» он не хуже меня знает.

– Опять отпуск? – спросил Андрей.

– Пенсия, – возразил я.– Отдых.

– В ваши-то годы? – он почему-то серьёзно перешёл на «Вы».

– В мои-то. – я улыбнулся.

***

Вечером, когда я вошёл, Таня уже проснулась и, сидя в кровати, учила японский. Я отнёс её на балкон и усадил на диванчик:

– Я чай приготовил, Коть… А завтра мы с тобой улетаем к Олегу.

– На Багамы?

– Да.

– Сами? – она опасливо посмотрела в открытое небо.

– Нет, на самолёте.

– Хорошо, – встала, «по стеночке» подошла к столику, потом с чашкой в руках вернулась ко мне, – Какой из тебя «Чёрный плащ»? – поставила чашку на бортик, – Возьмёшь меня на ручки?

– Конечно! – я посадил её к себе и обнял.

Почти до утра мы так и сидели, глядя на звёзды.