Агата Богатая
Моя мама – ведьма. Книга вторая
Про мою религиозную маму
Моя мама всегда была ужасно религиозной. Впрочем, я об этом уже писала. Однажды она придумала такую историю – нам срочно нужно отправиться в паломничество в Киево-Печерскую лавру, благо именно в тех краях жили родственники моего отца.
Значит нужно пользоваться возможностью. Родных проведать, а заодно к мощам монахов приложиться.
Денег особо тогда у нас не было. Кажется, в стране был кризис. Или это в нашей семье он наступил, я не помню. Мама взяла деньги в долг у своей знакомой, так как та охотно маму спонсировала. Она ведь на благое дело просила ее выручить финансово.
У меня была какая-то смешная сумма денег, которой бы нам все равно не хватило на билеты. Но она хранилась у меня на всякий случай. Кажется, это было что-то около двух тысяч.
Можно было, конечно, проесть или прокатать эту сумму. Но с ней я ощущала какое-то спокойствие. Тогда я нашла работу и приобрела статус госслужащего. Платили мне, разумеется, мало, но стабильно. И это в то время было счастье – многим людям не отдавали зарплату по полгода.
Отец мой пытался заняться бизнесом на Севере. И как раз сошелся со своей компаньонкой, к которой собирался уйти навсегда. Думаю, именно поэтому мама решила совершить такой тур. Она, видимо, верила, что Богу нужны такие жертвы, как паломничество.
Потом мама все-таки после этой поездки села на поезд и поехала возвращать мужа в семью. И даже обратилась к магии, чтобы отбить у отца желание любить другую женщину. Но я отступаю от темы.
В общем, мы купили билеты, что было не так легко. И отправились по святым местам. В то время уже складывалась странная ситуация не только в нашей стране, но и в той, куда мы отправились.
Было много проверок, но нам каким-то чудом удалось избежать недопониманий с паспортным контролем на границе. И вообще – разногласий или каких-то препятствий.
Все прошло вполне неплохо. На одном дыхании. Мы присоединились к какой-то группе религиозных туристов и даже вместе с ними трапезничали как паломники. Это было очень даже кстати. Поскольку денег было в обрез. А экскурсии были не дешевыми. За то, чтобы поставить свечи и приложится к мощам, нужно было платить.
Именно в том святом месте мама ощутила Присутствие. Она очень часто говорила об этом фанатичном состоянии верующих, которое ей никак не удавалось узнать.
Остановились мы, как и планировали, в столице у родственника отца, полковника в отставке, который в свои восемьдесят выглядел прекрасно. И, хотя овдовел, пользовался успехом у противоположного пола.
Все из-за отличной благоустроенной квартиры, которая находилась самом престижном районе громадного города.
Петр Михайлович (тот самый родственник), узнав о том, что мы имеем цель богоугодную, прослезился и принял нас самым радушным образом, предоставив нам с мамой огромную кровать в одной из комнат с высокими потолками и объяснив расписание обеда и ужина в его квартире.
Старик питался и вообще жил по часам – привычка соблюдать режим у него осталась, не смотря на то, что он давно вышел в отставку.
И, похоронив супругу и единственного сына, продолжал радоваться жизни – вел научную деятельность в архивах, много читал и гулял даже до ближайшей булочной только в костюме или в выглаженных брюках и рубашке, считая, что трико или шорты – это исподнее и стыдоба.
Полковник за обедом обычно угощал нас наливочкой собственного производства. И пили мы ее всегда из малюсеньких хрустальных рюмочек дозированно, чтобы не пристраститься к алкоголю.
Застолье было лаконичным, непременно с хорошей сервировкой посуды, которую вытаскивала помощница этого деда из серванта и с благоговением выставляла для дорогих гостей.
Старик, облачившись в нарядную одежду, немного захмелев, всегда декларировал "Кобзаря" в оригинале. А когда я заикнулась о том, что люблю Булгакова, тут же подарил мне собрание его сочинений в редчайшем издании.
К слову, в этой чудесной квартире была громадная библиотека, старинные часы с кукушкой, много окон, смотревших на площадь, на которой уже тогда проходили вечные митинги.
И одна из кузин, помню, потащила меня знакомить с невероятно красивым городом, утопающим в церквях и каштанах. А потом мы присоединились к какой-то компании. Все потому, что за лозунги тогда платили и хорошо кормили.
Нам выдали самые настоящие деньги, которые мы обменяли с мамой потом на рубли, по бутылке воды и талоны на то, чтобы получить горячий обед. Это были какие-то бутерброды с бужениной, очень вкусные кстати. И по порции самого настоящего борща.
Как сейчас помню, с каким аппетитом мы все, мама, кузина и я, лакомились этой отлично приготовленной едой. Или я была тогда просто голодной?
Петр Михайлович, кстати, рекомендовал моей маме перевести меня на усиленное питание, поскольку выглядела я до того тощей в своем сороковом русском размере, что могла не выйти замуж никогда.
И именно поэтому уже имела за плечами болезненный развод. Такое определение этой ситуации вынес полковник.
Мама тут же всю эту историю с митингами и прибылью от этого приурочила к нашей религиозности – мы смогли отлично устроиться и сэкономить на гостинице и питании. Это Бог о нас позаботился, повторяла мама.
Она самозабвенно прикладывалась к иконам и крестам. И молилась. Петр Михайлович всю эту деятельность приветствовал. Он рассказывал о том, что в древние времена жену могли запросто похоронить живьем вместе с мужем и его имуществом, если тот вдруг умирал по каким-то причинам.
Мама почему-то призналась, что хотела бы, чтобы такие традиции вернулись. Полковник был снова обескуражен таким религиозным фанатизмом и настолько, что снял с себя внушительных размеров крест из золота и вручил трясущимися руками маме.
Та сделала вид, что отказывается от подарка. Но потом приняла подношение, которое по приезду заложила в ломбард. Оказалось, что это какая-то древняя реликвия. И стоит так дорого, что можно жить на вырученные от нее деньги целый год точно.
Странно, что на границе никто не отобрал у мамы этот крест. Она выглядела в платке, повязанном, как у крестьянки, и в хлопковом длинном платье, прямо настоящей верующей матроной.
Мне она тоже велела платок с головы не снимать и выдала такое же платье, как у простолюдинки. Видимо для того, чтобы никто не сомневался в том, что мы – паломницы. В руках мама для пущей убедительности держала Библию, которую вручил ей папин родственник.
По приезду домой я, открыв свою шкатулку с заначкой, выяснила, что она украдена. Но кто мог это сделать, если дома оставался только мой брат Илья и сестра Злата со своим будущим мужем Ваней?
Я объявила маме о пропаже. И мы начали искать деньги. Мама с присущей ей хваткой следователя провела целое расследование. И стала упрекать меня в том, что я скрыла от нее факт наличия денег. Поэтому все так вышло. Она снова говорила о Боге.
Конечно, никто не признавался в том, что мог залезть ко мне в комод и перерыть все мои вещи. Но мама была упорна в допросах – это амплуа ей очень даже импонировало.
Не найдя виноватых, она решила обратиться к своему справочнику – толстой тетради с заговорами и начать совершать обряд.
Мы стали с мамой варить ключи и читать длинный текст с какими-то страшными словами. Они должны были вызывать вора на порог дома.
Всем этим процессом руководила мама с каким-то особым усердием. Но, когда я дошла до каких-то проклятий обидчика, мне почему-то стало жалко потенциальную жертву. А вдруг это кто-то из своих, а я буду желать ему всякой кары, подумала я? И прекратила обряд.
Мама осталась мной недовольна и стала уверять меня в том, что мы не совершаем ничего крамольного. Воровство – это грех.
Но на душе у меня было странное предчувствие и просыпалась тоска. Я была уверена в том, что случится какое-то несчастье.
Так и вышло вскоре.
Про друзей
Сразу же после проведения обряда к нам во двор явился друг Ильи, простой парень Альтаир из бедной семьи матери-одиночки и больной бабушки. На некоторое время он исчез из поля нашей видимости – такое с ним часто случалось.
Мама его, вечно страдающая Гая, женщина неопределенного возраста, изможденная и тощая, с копной пакли на голове, пыталась дружить с моей мамой, но та встретила раболепие Гаи с отторжением.
А вот сына ее всегда принимала в доме, где непременно была кастрюля борща. Никогда я не видела еще такой сцены, чтобы подросток ел с таким аппетитом все – даже крошки со стола не смахивал, а отправлял в рот.
Альт, как называл его брат, был хитрым до ужаса и умел втираться в доверие. А промышлял тем, что шнырял по дворам и собирал металлолом – оставленные без присмотра ведра, лопаты, грабли. К этому же занятию приобщил и моего брата. До такой степени, что Илья потом имел проблемы с полицией – сам его друг выкрутился. То есть, подставил дурачка Илью.
Моя мама быстро раскусила натуру мальчика, который рос без отца – по этому поводу Гая ничего не смогла объяснить на допросе, который устроила ей мама.
Она (мама) все же заказывала у Гаи для себя платья, но сетовала на то, что портниха из ее новой знакомой так себе. Но что делать, надо людей выручать. Гая рада была хоть каким-то деньгам от своей покровительницы, которых в то время и в нашей семье не было.
Так вот, Альт появился на пороге нашего дома, как всегда, в приподнятом настроении, так как относился к людям улыбчивым круглосуточно.
Что маме в нем симпатизировало – она прощала другу Ильи периодические кражи столовых приборов из мельхиора из нашей кухни.
Альтаир держал в руках пакет с подарками для моего отца – он был к нему паталогически привязан, но не знал, что тот уехал на заработки. Щедрость Альта нас поразила. Обычно тот побирался по дворам и просил есть. Или сам добывал себе на пропитание махинациями.
В тот день он достал и выложил на обеденный стол, покрытый белоснежной скатертью, бутылку очень дорогого вина, несколько спелых гранат, мушмулу, еще какие-то фрукты. Дорогущие конфеты в красивой коробке. Колбасу, нарезанную порционно и завернутую во что-то блестящее.
Помню, глаза его сияли, а курчавые волосы развивались в разные стороны. И белые зубы сверкали, контрастируя со смуглой кожей нашего гостя.
Мама похвалила подарки, но предупредила Альта о том, что отца нет. Но можно все это съесть и выпить и без него – чего дожидаться какого-то повода, когда жить нужно здесь и сейчас!
Она попросила меня достать из старинного серванта бокалы и тарелки для сервировки стола. После того, как все мы пригубили отличного вина, мама перешла к делу – она с присущей ей хваткой бульдога вцепилась в Альтаира – откуда у него деньги?
Друг Ильи знал эту мамину привычку выводить всех на чистую воду и не раз выкручивался, уходя сухим от преследования людей в погонах, поэтому в очередной раз стал что-то придумывать на ходу, вращая глазами и размахивая руками.
И казался убедительным в своих аргументах, но мама не поверила ни единому слову этого лжеца, решив предупредить бедную Гаю о том, что сын может себе позволить купить вино по стоимости полугодовой зарплаты. А значит в их семью снова придут неприятности.
Пока шел спор между мамой и другом Ильи, которого тот принялся защищать, в гости явилась моя сестра с зятем Иваном. У того опухла рука от заражения инфекцией. В то время он нашел подработку у предпринимателя на ферме и перекручивал мясо на фарш. Свинина оказалась зараженной болезнью.
Иван поранил руку, поэтому она опухла. Врачи предупредили его о том, что если они не смогут устранить гниение тканей, то кисть придется ампутировать.
Злата стенала, заламывая руки. Это произошло так внезапно, что выглядело странно. Особенно для моей мамы, которая объявила сестре новость – у меня пропали деньги. И указала на правую пострадавшую руку Ивана – разве могут быть такие совпадения?
При этом у зятя забегали почему-то глаза и он пулей выскочил за дверь, а Злата стала вдруг оправдываться – она открывала шкаф и комод, но только для того, чтобы взять поносить мои вещи.
Хотя мы в то время не совпадали в размерах. Я весила всего сорок килограммов, и походила на анорексичку. Злата была упитанной, и носила пятьдесят четвертый русский размер.
Все в итоге разошлись, упрекая меня в том, что я имею запасы денег в такие сложные времена. А могла бы поделиться с семьей.
Через пару дней Злата похвасталась новыми золотыми сережками, которые ей подарил Ваня. Того готовили к ампутации руки. И выглядела такая покупка неуместно.
Мама опять подняла тему пропавших денег, о которых я перестала вспоминать, но она с упорством ребенка расковыривала ранку на коленке. Ей хотелось докопаться до истины и найти вора.
Ужасная развязка
О своих деньгах, которые у меня пропали, я окончательно перестала убиваться. Это была ровно та сумма, которую я когда-то попыталась украсть у своей подруги в общежитии. Но потом вернула ей все деньги. Был у меня такой грех, в чем я потом жутко раскаивалась. И корила себя за соблазн.
Вета мне доверяла, а я ее подвела. Она меня любила. Но что-то между нами тогда треснуло в отношениях. После того, как она меня подставила, когда потащила в незнакомую компанию. Именно тогда я попала в сексуальное рабство.
Лихие девяностые. Главное, что мне удалось сбежать от бандитов и восстановиться в ВУЗе. Наверное, в момент, когда твое тело становится чужим, что-то происходит и с душой. Я долго не могла собрать себя по частям.
Но, наверное, мою склонность в то время к воровству, нельзя оправдать. До сих пор я периодически борюсь со своей клептоманией. И даже работала с психотерапевтами.
В общем, пропажу этих денег я четко проанализировала, поскольку привыкла быть честной с собой. И мысленно попросила у Веты прощения – она смотрела на меня тогда глазами преданной собаки. Наверное, она не хотела, чтобы меня изнасиловали те самые отморозки, с которыми моя подруга связалась.
Дома я сидела на диване в своем углу и проводила в своей голове корреляции, и испытывала жуткое чувство. Мама же много говорила о Боге. Наверное, он, Бог, таким образом наказал меня.
Мама хотела докопаться до истины с маниакальным упорством Скорпиона – куда пропали деньги из дома, в который приходили только близкие люди? Она продолжала проводить допросы всем, кто попадался ей на глаза. И даже заставила брата отдать мне в качестве компенсации все его наличные деньги.
Я гордо не взяла их, понимая, что во всем, что произошло, есть моя кармическая вина. И, наверное, теперь мой долг погашен. Но те самые воспоминания о страшной истории и о прервавшейся дружбе с моей Ветой стали меня тревожить.
Вета, моя подруга и сестра. Девочка, которую я любила всем своим сердцем. Когда она потащила меня за руку в машину, я нисколько не сомневалась в том, что ничего страшного не произойдет. Зачем я осталась жива? Как мне жить теперь с клеймом шлюхи и воровки, стала добивать себя я?
Наверное, я могла бы сделать что-то в той ситуации? Отбиваться? Выпрыгнуть из машины? Убежать? Не быть такой доверчивой и красивой. Молодой и слишком инертной, чтобы не стать жертвой. Но ведь насилуют всех. И некрасивых тоже. Мужчин. Женщин. Младенцев. Старух и стариков.
Брату в это время принесли повестку. И мама стала хлопотать о том, чтобы Илью не забрали в Чечню. Именно поэтому она собирала деньги, чтобы определить своего сына служить где-то рядом с домом. Его забрали в стройбат. И там он столкнулся с дедовщиной. Но я снова отвлекаюсь от темы. И забегаю вперед.
В это время как раз вернулся папа. Ему не удалось ничего заработать на Севере. Я уже писала о том, что его ударили по голове тяжелым предметом и отобрали товар. Отец скитался, как бомж, по вокзалам. Но бывший его подчиненный, добрейшей души алкоголик дядя Коля, его спас.
К тому же, папа сошелся с женщиной, на которой собирался жениться. А мама упорно спасала рушившийся брак. Она периодически пила, а потом выходила из запоя и молилась. С содроганием вспоминаю тот страшный период в нашей жизни.
Альтаир пришел на проводы попрощаться с другом. И зачем-то закатил истерику – он сильно напился. Цеплялся за Илью и боялся того, что он больше его не увидит. Злата, которая уже работала учителем в местной школе, отхлестала раскисшего Альта по щекам, отобрала у того бутылку с водкой и велела ему заткнуться.
Она набрала в рот холодной воды и обрызгала не только Альтаира, но и всех друзей Ильи, которые тоже были в разобранном состоянии. Помню, она обозвала их подростками с педагогической запущенностью.
Я – уроженка С. Кавказа. И тогда по нашему курортному маленькому городу шли танки. И солдаты, эти молодые и полные жизни мальчики, стояли под дождем, конвоируя бронетехнику.
Сердобольные старухи выходили на улицу и старались впихнуть испуганным пацанам в камуфляжной одежде пирожок или тарелку супа.
Больше всего я запомнила стоящего под проливным дождем и укутанного в громадную шинель чьего-то сына, который торопливо ел снедь, которую впихнул ему кто-то в руку из местных. В его глазах было много страха и непонимания.
На трассу, возле которой расположен дом родителей, выходили женщины, которые были одеты во все черное. Они рыдали и пытались обнять каждого солдата, которого встречали.
Мой брат не попал в горячую точку, но вернулся домой сломленным и с инвалидностью, которую позже с него сняли. Он весил при своем огромном росте под два метра всего сорок два килограмма. Мама привезла из госпиталя груду костей. Она несла Илью на руках, потому что ему отбили в части все, что можно было.
Помню еще, как она искала памперсы, чтобы не выносить постоянно из-под брата утки. Тогда с этим была напряженка, с товарами. Был дефицит. Или можно было купить, но у нас была вечная проблема с деньгами.
Хотя в свое время мы жили очень даже не плохо и ни в чем не нуждались.
Я не хочу возвращаться к прошлому. И его некоторые психологи советуют забыть. Но вот те события – это как какая-то кинолента в архиве, которую тебе упорно показывает память.
Руку моему зятю Ивану не ампутировали – мама стала читать над ним какие-то заговоры. И отек прошел. К тому же, с врачами тогда было сложно. Или в стране был бардак? И по какой-то причине об операции забыли.
Но Ваня, да и Злата с тех пор избегали меня и не смотрели мне в глаза. Мама давила на них и требовала признаться в воровстве. Она говорила, что это им облегчит душу. Исповедь грешникам необходима.
Альтаир и правда больше не встретился с моим братом, что и предчувствовал. Он, рыдая, рассказывал о том, что домой вернулся его дядя Видан из горячей точки, который превратил их жизнь с мамой в настоящий ад.
Вся их небольшая хата была напичкана порохом и оружием. Сам Видан устраивал домашним ежедневные квесты. Он стал чужим и плотно сидел на запрещенке. А однажды, когда кошка украла у него сосиску из тарелки, отрубил ей при всех лапы. А перед этим долго издевался над животным.
Альт дрожал, когда рассказывал эту историю и хватал за руки моего брата. Целовал его и называл "братишкой". Мама тогда сломала ногу и скакала на костылях. И выглядела смешной и одновременно жалкой. Папе приходилось самому накрывать на стол. И его почему-то это нервировало и то, что все вокруг пили много, до скотского состояния.
Мама металась и тоже закатила истерику, вцепившись в Илью на сборном пункте, где абсолютно все были пьяными и почему-то пели песни.
Мама, педагог по вокалу, заметила, что поют все задушевно и, как ни странно, хорошо поставленными голосами. И снова я обратила внимание на то, что все женщины, которые провожали своих сыновей и родных, были одеты в черное.
Почему столько вдов, подумала я? Мне снова стало страшно.
Потом я уехала на Север. И мама мне сообщила еще одну новость – Альт взорвался в той самой хате, которая была набита порохом. Его разбросало на мелкие кусочки. Это из-за Видана, который хранил боеприпасы в шифоньере.
Альт любил покурить прямо на кухне. В это время он был в доме один. Моя мама вместе с Гаей ходила собирать останки ее сына по всему двору. От хаты тоже ничего не осталось.
Потом были похороны. Альтаира, этого смуглого красивого парня, с потрясающей белоснежной улыбкой, закапывали в закрытом гробу.
Гая сошла с ума. И долго потом ходила по городу, как блаженная, и искала своего единственного сына.
Как только мне мама сообщила о том, что Альтаира похоронили, со мной случилась истерика. В то время я как раз уже нашла новую работу и получила статус госслужащего. Уже на Севере. В кабинете я была одна и выла, как белуга.
Сразу мне пришла в голову мысль о том, что наши заговоры сработали. Проклятые деньги. Разве стоят эти две тысячи жизни? А, возможно, это была Судьба? Еще я почему-то вспоминал рассказ Альта о мучавшейся кошке, которой Видан отрубил лапы.
Когда разбирали завалы из строительного мусора, то именно на кухне нашли руки Альта. На том месте, где Видан казнил бедное животное. Он, кстати, тоже не пережил смерть племянника и повесился через пару дней после того случая.
Мама опять говорила о Боге. И я поняла, что он есть. Но почему, спрашивала я сама себя, к нам, грешникам, он так жесток?
И еще хочу добавить в эту историю один момент – мне хотелось бы отмотать все назад и изменить. Но, к сожалению, прошлое нельзя прожить заново.
Ну да Бог со всеми нами.
