В Академии я училась хорошо, но никогда не была отличницей – многие предметы, связанные с физикой, сопроматом или с мелиорацией земель, а это было как раз направление по орошению и осушению почв для дальнейшего их использования при посевах сельскохозяйственных культур, давались мне с трудом.
Это потом уже, замучившись учиться на эколога, я перевелась на юридический факультет и финансовый одновременно, получив все же два высших образования.
Так вот, несколько предметов, которые относились к области инженерных коллекторно-дренажных решений, мне не давались совсем. Но преподаватель, который был фанатиком своих дисциплин, оказался человеком неподкупным и принципиальным – он полагал, что раз сама Академия имеет такую специализацию, связанную с сельским хозяйством, значит студенты просто обязаны знать не только состав почв, но и филигранно уметь чертить сооружения.
Тогда не было и речи об использовании компьютеров. Мы должны были ночами сидеть за ватманами и заниматься графикой, высчитывая азимуты или значения коэффициентов откосов.
Я понимала, что родители, а выбрали мне эту специальность именно они, решили сделать из меня гения. И второй момент мучил меня еще сильнее – я не смогу доучиться и получить заветную специальность эколога. Хотя папа и мама в унисон голосов уверяли меня в том, что я как специалист буду востребована на рынке труда.
Нет. Не только инженерные и мелиоративные дисциплины, но и все виды химий оказались для меня дорогой в ад.
Я не знала, что делать, поскольку увидела свою фамилию в списках должников. Отлично осознавая, что это конец моей учебе.
Но моя подруга Катюха, очень яркая и пышная брюнетка с пятым размером груди и тонкой талией заверила меня в том, что нашего Аркадия Арнольдовича (того самого неподкупного препода) можно охмурить на экзаменах, надев юбку покороче. Ну или откровенное декольте.
Она действительно крутила романы с доцентами и даже с деканом нашей кафедры. Аркадий Арнольдович был седовласым профессором в круглых очках, напоминающих пенсне, бороду, кажется, никогда не стриг. И всегда носил один и тот же замусоленный земляного цвета костюм, погруженный в науку.
Глядя на него, я не представляла, что он может быть мужчиной и вообще иметь какие-то потребности в виде любви. Нет. Выглядел этот старик, как Кощей Бессмертный. Совершенно не понятно было, сколько ему лет.
Каждый раз этот вурдалак приходил в экстаз, если какой-нибудь студент выводил длинную формулу на доске. И мог с упоением часами углубляться в хитросплетения гидрологических и агроклиматических задач.
К тому же, будучи очень хрупкой блондинкой без груди, я сомневалась в своей способности обольщать. Вот Катька сможет, а я? Часто меня вообще путали с мальчиком, поскольку я носила короткую стрижку и джинсы. Нет. Эту идею я отмела сразу же.
Мы курили, прячась где-то за корпусами нашего ВУЗа и снова возвращались к теме своих долгов. Катька была настроена более оптимистично, чем я. И держала в руках тубус с чертежами и папку с курсовыми работами, собираясь воплотить свою идею в жизнь.
На ней была самая короткая юбка, которая облегала пухлые ляжки. И кофточка, обтягивающая ее громадный бюст. В таком виде моей подруге можно было сниматься в фильмах для взрослых, но не заявляться на кафедру.
Доверившись плану Катьки, я поплелась за ней, уверенная в том, что из ее затеи ничего не выйдет. И проходя мимо огромного зеркала в фойе, отметила про себя, что при всей моей худобе ноги у меня выглядят очень даже ничего.
Не зря я налегала на силовые в спортзале, чтобы приобрести видимость округлостей в фигуре.
Мы обе пошли искать того самого старика, которому и с двадцатого раза невозможно было сдать эти чертовы предметы. Именно это дурацкие почвоведения, мелиорацию земель и геодезию вместе с сопроматом сделали основными предметами на нашем курсе.
Катька начала шнырять по аудиториям с деловым видом и спрашивать у его коллег, где можно найти Аркадия Арнольдовича. Ей ответили, что он на больничном. Выяснилось даже из сплетен то, что старика отлупили в переулке студенты, которых из-за его упрямства отчислили из ВУЗа.
Катька почему-то обрадовалась и нашла по своим каналам домашний адрес нашего мучителя. Выяснилось, что живет он не по прописке, а совсем рядом с ВУЗом, что нас удивило.
Решено было отправиться к вредному старику домой и там решить вопросы, связанные с пересдачей его предметов.
С ощущением какой-то тоски я последовала за вездесущей Катькой, которая перед тем же зеркалом в фойе ярко накрасила губы и затянула ремешок на своей талии. И заверила меня в том, что такие миловидные блондинки, как я, похожие на эльфов, тоже могут нравиться мужчинам.
Я с трудом доверилась Катьке, но деваться было некуда. Я знала точно, что родители меня придушат, если я вернусь домой без диплома.
Мы выдвинулись в гости к Аркадию Арнольдовичу.
Когда мы стали с Катькой подниматься на третий этаж в квартиру к профессору, она вдруг проговорила полушепотом:
– Ой. Капец. Кажется, у меня критические дни начались. Пойду-ка я домой.
При этом она начала крутиться и осматривать свою юбку, нет ли на ней характерных пятен.
– А как же я? – Испуганно уставилась я на нее, теряя всякую смелость.
– Ты иди, а я попозже присоединюсь. Мне надо переодеться. – Отрапортовала Катька, позвонив в дверь преподавателя и чуть ли не силой меня подталкивая к входу. А сама тут же исчезла.
– Кто там? – Услышала я женский голос и собиралась ретироваться, понимая, что наша авантюра – апофеоз глупости.
Но дверь неожиданно открылась, и перед собой увидела я интеллигентного вида старушку. Это мне так тогда показалось. На самом деле это была женщина лет пятидесяти, не больше. Одетая в домашний потрепанный, но шелковый халат, с бигуди на голове, с абсолютно чистым лицом, немного вытянутым и неинтересным.
– Я....на пересдачу пришла…Арнольд Аркадьевич дома....– Запуталась я, покрываясь красными пятнами.
– Ааааа…– Протянула она, внимательно рассматривая меня своими близко посаженными глазами мыши. – Аркаша, это к тебе.
Вслед за женщиной появился и сам профессор, который тоже был одет по-домашнему и вид имел не такой зловещий, как в Академии. На нем были простоватые брюки, застиранная рубашка, а сам он бесконечно курил, выходя из кухни, в которой что-то шипело на сковороде.
Я, все еще прикрываясь тубусом и курсовыми работами, ожидала своей участи перед дверью.
Преподаватель вышел в коридор, отодвигая женщину и тоже глядя на меня сквозь свои очки, напоминающие пенсне, удивленно. Видимо, он не ожидал от меня такой наглости – припереться к нему домой.
– А кто вам поведал такую глупость, что я, будучи на больничном, да еще дома, стану принимать у вас долги? – Задал он мне вполне логичный вопрос, продолжая курить.
Я занервничала и не знала, что ответить. И собиралась уже извиниться, только сейчас обратив внимание на то, что лицо и шея у профессора были в синяках. И снова вспомнилась мне сплетня о том, что Аркадия Арнольдовича отдубасили обиженные студенты.
– Меня из-за ваших предметов отчисляют, поэтому я и пришла. – Пропищал неожиданно какой-то голос внутри меня.
– Вон оно что! – Захохотал педагог. – Верочка, вообрази, какая досада!
И вместе с ним стала смеяться дама, которая все еще стояла в коридоре и изучающе сверлила меня взглядом. Мне сразу стало понятно, что женщина, которую старик назвал Верочкой, скорее всего, его супруга.
До этого мне и в голову не могло прийти, что профессор может быть женат. Мне он представлялся каким-то бессмертным вампиром, который спит в гробу и живет в замке.
А тут такое разочарование – обычная хрущевка с несвежим ремонтом и пыльным коридором, в котором перегорела лампочка.
– Не знаю, на что вы рассчитывали, когда имели наглость явиться сюда. – Перестав смеяться, захрипел своим глухим прокуренным голосом профессор. – Но ваша мысль заслуживает внимания. С этим нужно ознакомиться подробнее. Проходите.
Я все еще стояла на площадке подъезда, опасаясь того, стоит ли мне войти. Эта странная пара стала мне видеться маньяками. Во всяком случае, хохот их был недобрым и каким-то неестественным.
Все еще испытывая ощущение неловкости, смешанное со страхом и дикой неуместностью всего происходящего, я вошла в квартиру.
Женщина вдруг спохватилась и заорала:
– Голубчик. А ведь твоя яичница, как всегда, сгорела.
Она кинулась на кухню, из которой повалил дым.
Самое интересное, что ни один мускул при этом на лице профессора не дрогнул. Он все еще стоял в темном коридоре и, прищуриваясь, старался внимательно меня рассмотреть.
– Какая группа у вас? Геодезистов? Мелиораторов?
– Инженер – эколог – я. – Выдавила из себя я.
– Это интересно. – Пробормотал профессор. – Не могу вспомнить вас категорически. Видимо, вы ни одного моего предмета не посещали. Да и внешность у вас какая-то неброская. Стало быть, долги говорите у вас? Да чего же мы стоим? Сказано же – проходите.
В это время та самая Верочка отчаянно боролась с пригоревшей яичницей на кухне, открывая все форточки и возмущаясь.
Замечание про внешность меня зацепило. Я никогда не считала себя красавицей, но в то время уже подрабатывала в качестве фотомодели и даже просто модели в местных показах одежды.
Следом за стариком, шлепающим в очень старых тапках, я прошла в большую комнату, по пути цепляясь тубусом за стоящие коробки и стопки книг в длинном коридоре и сваливая все это на пол.
– Да что же вы такая неловкая! – Стал журить меня профессор, когда я задела какой-то гвоздь, торчащий из доски, и порвала колготки и в недоумении остановилась, осматривая ногу, из которой стала сочиться кровь.
Комната, в которую мы зашли, была, к моему удивлению, просторной и светлой. Но старомодно обставленной. В глаза мне бросился старенький патефон и безумное количество книг и журналов, сложенных аккуратными стопками в шкафах и просто на стульях. Они (книги и пресса) были повсюду.
Посредине стоял круглый стол, накрытый скатертью. Рядом еще один, видимо рабочий. С большой лампой и разбросанными чертежами на нем. От их вида (чертежей) мне снова стало плохо почти физически.
И я поняла, что проект, с которым я мучилась несколько месяцев, я не сдам.
Профессор потушил сигарету в пепельнице, переполненной окурками и снова закурил, показывая жестами на мой тубус. Я стала дрожащими руками вытаскивать ватманы с чертежами, надеясь на то, что вот-вот появится моя Катька и спасет меня.
Очень умелым жестом Аркадий Арнольдович разложил куски бумаги на столе, взяв в руки один из карандашей, которых стояло с дюжину в какой-то старой консервной банке, служащей подставкой для канцелярии.