Adorenne Eved
NO-death-SENSE
– Можете начать с самого утра, – подсказал ещё один присутствующий, лейтенант Шэлти, сидевший справа от майора на своём столе и также наблюдавший за девушкой, но с более мягким выражением.
Упоминание об утре сразу воскресило в её памяти синеволосую девушку, Жизель собиралась сказать о ней, несмотря ни на что. Пусть её посчитают сказочницей, но она расскажет всё, что знает, это её долг, ведь она была твёрдо уверена, что её коллеги были намеренно убиты.
– Сегодня произошло что-то странное, – резко начала Ворри, но тут же запнулась: начать, пожалуй, следовало не так. – Утром, когда я ходила на пробежку…
– Хэээй, мальчики! Как дела? – дверь резко открылась, и реплика вошедшей прервала нашего аналитика на полуслове. – Ваша пицца in the house!
Обернувшись, Ворри обмерла и ощутила страшный озноб с очередным за день приступом тошноты. В кабинет уверенно вошла она: в руках снова была коробка, но на сей раз тонкая и квадратная – похоже, и правда пицца.
– Ну наконец-то, Пау, мы заждались, – приветливый лейтенант с улыбкой до ушей встречал ту, что Жизель подозревала в убийстве. – Ты ведь знаешь, наша тяжёлая работа требует постоянной подпитки, – при этих словах он похлопал себя по плоскому животу, обтянутому чёрной водолазкой.
– Сори, сори, кэп, – длинные синие косички “Пау” весело прыгали, когда она качала головой: – Если бы я решала, к кому ехать сначала, или, например, умела летать… – тут она закатила глаза и усмехнулась: – То не работала бы в доставке! – весело подмигнув Шэлти, она поставила коробку на стол майора.
– Мы должны быть рады, что Джинни вообще пришла, Чес, – Ноктон стал открывать коробку и бросил взгляд на больную ногу девушки, стоявшей возле его стола и смотревшей на него с улыбкой: – Как твой ушиб?
В ответ она оттолкнулась от стола и пару раз подпрыгнула, но лейтенант прервал это хвастовство: – Нет-нет, для такого точно рано, – он положил руки на её плечи, как бы придавливая к полу, и, достав из коробки приличный кусок, протянул ей: – За усердную работу.
Принимая сырный треугольник пиццы с мелко покрошенным в начинке орехом, “Джинни” наконец посмотрела на Ворри, резко, прямо в глаза, и сказала: – Интересным делом пахнет, а? – и опять перевела взгляд на копов.
– Да это как сказать, – расплывчато ответил лейтенант: – Вот очевидец, – он махнул пиццей на Жизель: – Собирается дать важные показания, – он произнёс это шутливо-назидательно, а потом добавил, обращаясь к “очевидцу”: – Как насчёт удивить нас и тоже получить кусочек “Cheeshew”?
– Чес, – майор сердито посмотрел на напарника: – Не обращайте на него внимания, – вежливо и гораздо более благодушно, чем поначалу, обратился он к девушке и пододвинул коробку в её сторону: – Должно быть, Вы сильно голодны, поешьте с нами и расскажите, что случилось.
За разворачивающейся сценой Ворри наблюдала всё это время будто издалека. Ей было сложно понять, что это происходит на самом деле: как может террорист быть на короткой ноге со следователями? Здесь что-то не так… Может, она всё же повредила голову сегодня, не заметив этого? И эта девушка привиделась ей в офисе? Или утром?
Или сейчас на её месте кто-то другой? Поверить в происходящее казалось невозможным.
Медленно доставая и откусывая кусок пиццы, девушка продолжала размышлять, глядя в стол, но почувствовала пристальный взгляд, её взгляд. И в этих глазах была вселенская отрешённость, так равнодушно не мог смотреть тот, кто имел отношение к взрыву. Но стоило этой мысли пролететь в голове Ворри, как лиловая вспышка прорезала этот взгляд, он стал язвительным, и, иронично подняв брови, она засунула остатки своего куска в рот с ехидной ухмылкой.
***
Уже перевалило за полночь, когда, вконец измотанная, Жизель подъехала на такси к своему дому. Выйдя из машины, она оступилась и упала, ударив локтем машину, на что водитель глухо выругался и рванул, как только девушка, поднявшись, закрыла дверь. “Наверно, решил, что я пьяная…” – грустно подумала она: – “Лучше бы это была правда…” Конечно, она предпочла быть разбитой от чрезмерных возлияний, а вовсе не из-за теракта, погибших коллег и участия в череде бессмысленных допросов. В итоге, так и не рассказав о своих подозрительных встречах с “Джинни” следователям, Жизель чувствовала двойное давление. Возможно, нужно было это сделать… но если ей не поверят, то всё будет зря, к тому же, она сама может, как выяснилось, оказаться под подозрением. Как и любой из сотрудников “Даст корп”.
Медленно плетясь к дому, девушка и сквозь усталость ощущала ночную свежесть и умиротворяющую тишину этого района, отдалённого от центра, зато уютного и предсказуемого: а что ещё нужно аналитику? Напротив дома Ворри находилась новенькая детская площадка, и порой в непростые дни она расслаблялась, наблюдая за резвящимися детьми, слушая в наушниках что-нибудь из классики, вроде “Утра” Грига. Оказалось, и в этот час площадка не пустовала: кто-то медленно покручивал детскую карусель, которая под ночным фонарём отдавала неоновым ультрамариновым свечением. Что было странным, поскольку Жизель помнила – цвет карусели жёлтый.
Но ответ был до смешного очевидным для всех поклонников фильмов в жанре триллер: стоило девушке поравняться с краем площадки, как крутившийся на карусели резко затормозил, отчего синие всполохи косичек резко блеснули, и снова эти задорные лиловые глаза смотрели на девушку через дорогу, разделявшую их. Это длилось с минуту, но Ворри настолько устала, что нисколько не удивилась и не пыталась что-либо предпринять – она уже начала складывать закономерность из череды их встреч.
Тем временем “Пау”, или “Джинни”, спрыгнула с карусели и направилась к ней, по-прежнему хромающей, но уверенной походкой. С её приближением в девушке росла уверенность – ей что-то нужно, иначе зачем караулить возле дома, пересекаться как бы случайно утром, и в офисе, с этой жуткой коробкой… она что-то знает, даже если ни при чём. Подойдя вплотную к Ворри, девушка, криво улыбаясь, поздоровалась:
– Ну привет, Ворри, – надо сказать, что в кабинете при ней никто не называл фамилии Жизель, более того, только близкие называли её этим прозвищем, никто не знал его, даже среди коллег. Ну, кроме Тима.
Не зная, с чего начать этот и без того странный диалог, Ворри просто молчала. Её собеседница, молча всматриваясь в лицо девушки ещё с минуту, перекинула взгляд на дом и заметила: – Ну и далековато же ты перебралась! Старина Джо не оценил бы.
Казалось, на сегодня её лимит переживаний был исчерпан, но нервы снова натянулись, стоило незнакомке произнести это имя: – Ты знала моего отца?
В ответ “Пау” загадочно улыбнулась с намеренно интригующим прищуром: – Поправочка, я знаю твоего отца!
Это замечание и успокоило, и опечалило Жизель. Значит, и она знает не всё. Опустив голову, девушка прошла к своему подъезду и присела на скамью. Возможно, говорить об этом бессмысленно, но сегодня был тяжёлый день, и Ворри стало особенно тоскливо при мысли об ушедшем родителе: – Мой отец умер два года назад, – тихо произнесла она в пустоту.
Её собеседница, последовавшая за девушкой к скамейке, продолжала стоять, с руками в карманах широких спортивных штанов. Она без эмоций наблюдала за выражением лица Жизель и после этого признания снова усмехнулась: – А вот и нет!
В ответ Ворри вскинулась: – Откуда тебе знать? – похоже, поговорить с этой сумасшедшей нормально не получится: – Что ты вообще знаешь обо мне и моей семье? Откуда? – голос девушки становился всё громче. Обычно, она была не из тех, кто выпускает напряжение криками, но теперь у неё не было ни сил, ни желания терпеть чьи-то выходки, и, подорвавшись со скамьи, крикнула: – Это ведь была ты! Ты принесла в наш офис… – с усилием она оборвала себя, тяжело дыша. Безопасно ли говорить о своих подозрениях сейчас?
“Джинни” продолжала стоять напротив, слегка ухмыляясь, совершенно спокойно. Вспышка Жизель не произвела никакого эффекта, вместо этого, подойдя вплотную к девушке, она положила руки ей на плечи, наклонила к ней голову и прошептала: – Твой отец жив.
Сложно сказать, почему, но из глаз Ворри потекли слёзы, что вызвало на лице собеседницы подчёркнуто жалостливое выражение. Она вытерла слёзы с её подбородка ладонью и, нагнувшись к самому уху, проникновенно произнесла: – Он… живёт в тебе.
Эти слова, точнее, их сочетание, вызвали в девушке что-то ностальгически томное, но это не меняло факта, что “Пау” несла полный бред. И, очевидно, это был бред вполне осознанный. Отодвинувшись от Ворри и продолжая держать её за плечи, девушка сначала выпустила ироничный смешок, а затем и вовсе разразилась смехом. Она громко смеялась, широко открыв рот и запрокинув голову, отчего Жизель вышла из ступора, резко почувствовав прилив незнакомой ей ярости.
Эта сумасшедшая просто смеётся над ней. Не только над ней, над всеми! Над её погибшими коллегами, над следователями, которые пытаются отыскать виновников и причины теракта, над пострадавшими сегодня, теми, кого будут мучить кошмары, и теми, кто вовсе не сможет уснуть… Даже над её внезапно и глупо умершим отцом!
Безумная смесь отчаянных мыслей, противоречивых чувств и ужасной усталости взяла верх над логикой бедного аналитика: не до конца понимая, что делает, она со всей силы ударила “Джинни” по лицу, не целясь, она никогда не дралась прежде. От неожиданности та сразу упала, но этого показалось мало новоиспечённой немезиде – она подошла к лежащей и, приподняв её за шиворот короткой футболки, отчего та задралась, открывая грудь, и ещё раз ударила её, на этот раз прицельно, по левой щеке.
– Как ты смеешь!.. – прошипела она в лицо синеволосой бестии: – Смеяться над моим отцом!
Отсутствующее выражение лица и равнодушный кровавый плевок в сторону ещё больше разожгли гнев Ворри, она снова замахнулась, но на этот раз сделать ничего не смогла – в момент она оказалась на земле, даже не сразу почувствовав сильный удар затылком, потом в глазах закружились яркие всполохи, а во рту появился металлический привкус. Она зажмурилась и провалилась в пустоту.
Когда же она вынырнула, поняла, что лежит перед своим домом на асфальте. В затылке пульсирует боль, а весь рот в крови из носа. При попытке подняться, Ворри замутило, и она уже думала остаться лежать, когда увидела протянутую руку.
Над ней стояла “Джинни” и смотрела холодно, но с сочувственно поджатыми губами. На её левой щеке краснел след от удара, была даже небольшая припухлость, отчётливо видная на выразительной скуле. Несмотря на возникшее чувство вины, брать её руку девушке не хотелось. Она отвернулась, облокотившись на локоть, и стала ждать, когда пройдёт эта адская пульсация в голове.
Тогда "Пау" отошла от побеждённой немезиды и, сев на скамейку, скрестив ноги и положив на них согнутые руки, продолжила как ни в чём не бывало:
– Я правда знаю твоего отца, Ворри, – в ответ Жизель крутанула в её сторону головой и тотчас пожалела об этом, но отворачиваться больше не стала: – И я знаю также, что он убит. Знаю, кем и почему, – она говорила об этом, будто речь шла о самых простых, обыденных и очевидных вещах.
Ворри недоумённо на неё таращилась, не зная, что и думать. Только что она была как настоящая сумасшедшая, несла бред и заливалась гомерическим смехом, чем чуть не свела с ума и саму Жизель, а вот уже сидит и как ни в чём не бывало рассказывает истории, достойные криминальной драмы, но, на самом деле, вполне имеющие место быть…
Она бы так и не смогла прийти к какому-то выводу, если бы не внезапное появление того, кто уже несколько раз за день помогал в самый нужный для Ворри момент:
– Ворри! Боже, что случилось? – её верный Тим подбегал по дороге к подъезду, у которого лежала девушка. Оказавшись возле неё, он опустился на колени и, покачав головой, вытер ей лицо и посадил: – Джинкс! Ну зачем ты так? – нахмурившись, он бросил укоризненный взгляд на “Джинни”… то есть “Джинкс”. Ну да, ей подходит.
В ответ та лишь пожала плечами: – Я подошла поговорить, но она совсем не понимает шуток. Ей бы подрасти, – она произнесла это, глядя на Жизель, в конце выразительно подняв брови.
– Можно подумать, тебе не нужно, – в этот раз Тим усмехнулся ей, и она ухмыльнулась в ответ.
Жизель одолевала орава мыслей и вопросов, что её старый добрый друг и коллега прекрасно понимал, но, ничего не сказав, он похлопал её по плечу, в то время как Джинкс снова встала и подошла к ним, слегка согнувшись над девушкой. Примечательно, что её голова оказалась прямо под стоявшим в отдалении фонарём, свет которого парил над синевлаской, точно нимб, придавая сказанному, какое-то особое значение: – Ворри, я могу ответить на все твои вопросы, если ты захочешь. Всё, чего я хочу, это открыть тебе правду, – и она мягко улыбнулась, может, даже искренне.
***
Солнце так живописно отражается в прозрачных панорамных окнах, ну просто всеми цветами радуги. Как же я это обожаю, oh my freaking godness! Сегодня снова прекрасная погода, отличный день, чтобы пострелять!
Мы с моими чудеснейшими напарниками на площади Рэндид, в самом сердце Сплитперса. Позади нас самый большой в городе торговый центр – “Хартен”, в моей любимой монохромной гамме оттенка “серебристый металлик”, шикарно смотрится. Поэтому его, конечно, не будем трогать.
Чуть левее расположился главный офис “Даст корп”: высоченный столб в 40 этажей, отдающий неприятной желтизной – ужасно безвкусный, но его эпичное падение предрешено и без нас.
По диагонали направо находится здание администрации – белый 4-этажный прямоугольник в стиле неоклассицизма. Именно туда с минуты на минуту должен приехать многоуважаемый Стивен Голдинг, к которому наша дорогая Ворри с недавних пор так “неровно дышит”.
Да, кстати, кто бы мог подумать, что в этой типичной тихоне зарыто столько потенциала! Впрочем, я поняла это после памятного удара, которым она наградила меня в день знакомства. И теперь, спустя три месяца, мы так же отлично ладим, периодически устраивая дружеские подубасики.
Так вот, дорогая Ворри сидит рядом со мной, на голове у неё красная балаклава, расшитая крутыми жёлто-неоновыми граффити. Её глаза в прорези поблёскивают, полагаю, от предвкушения. Она очень ждала этого дня, но уж слишком веет напряжением, я говорила ей, как важно расслабиться перед ивентом, надеюсь, она направит возбуждение в нужную сторону. Иначе я её угроблю, Джо…
С нами её любимый Тимка. Скажу честно, наблюдать за ними порой просто смешно. Пацан над ней трясётся, как над святым граалем, а она помыкает им, будто они в браке все эти 20 лет. Как можно так “дружить”, мне не понятно. Ну да ладно, их дело.
Тимон в тёмно-зелёной балаклаве с розовыми нашивками равнодушно поглядывает на здание администрации, следя за подъезжающими машинами. Нам нужна чёрная восьмая бэха. Кстати вот и она, родная, на подходе.
Ворри с Тимкой поднимаются с бордюра, на котором мы сидим, и начинают движение в сторону парковки налегке, стволы у них в безрукавках.
Я же поднимаю Кита, так зовут мой миниган, S. Keith (маленький кит типо). По традиции он в чёрном чехле от виолончели, мы же люди искусства как никак. С этим чехлом за спиной я направляюсь к зданию, в левой части которого на первом этаже расположено кафе с теми самыми волшебно сверкающими панорамными окнами.
Проходя по площади, окунаюсь в толпу людей. Среди них мне не хорошо и не плохо. Я знаю, что собираюсь сделать, и да, это символ моей прихоти, совсем не какого-то там протеста. Протестовать слишком душно.
Когда я оказываюсь напротив окон, свет бьёт в глаза до боли, но я всё равно смотрю какое-то время. Потом достаю Кита, предварительно заряженного патронами, ставлю здоровую ногу вперёд, на неё – миниган, и начинаю пальбу прямо в направлении блеска, застилающего взор.
И свет моментально исчезает, раздаётся треск и шум разбитого стекла, визг людей и, конечно, шум выстрелов. Кит будто говорит со мной, посылая приятные вибрации по телу, я расслабляюсь и начинаю смеяться. Aaah, aaah… do you feel no shame? can't you see my rage? You're a snake, I can see it in your face!..
