Адам Нэвилл
Под неусыпным надзором
Глава 7. Время вспять
Юэн стоял на дороге.
Себ выскочил из машины и чуть не упал назад, успев ухватиться за крышу и удержаться на ногах.
Он закрыл глаза, досчитал до трех и вновь открыл их.
Ухмыляющийся Юэн все еще стоял перед ним. Он сделал шаг вперед, и гравий захрустел под подошвами его ботинок. Он был здесь.
Это был он. Странные эффекты, сопровождавшие его предыдущие появления, отсутствовали. В этот раз все, вероятно, было по-другому.
С первого взгляда Себ решил, что ничего не изменилось: Юэн был пьян, неряшлив и несказанно этим гордился. Пристальнее вглядевшись в своего бывшего соседа, Себ понял, что, по сравнению с тем, каким он видел его последний раз в Лондоне, в его внешности произошли разительные перемены. Чувствовалось, что Юэн побывал в таких местах и делал такое, чего Себ не мог и представить.
Нелепая огромная голова, возможно, была тяжким грузом для этого человека. Несоразмерно большой плоский сзади череп сидел на дряблой шее – такой короткой, будто ее и вовсе не было. С превеликим сожалением Себ сразу узнал и эту приплюснутую верхнюю часть лица с глубоко посаженными глазами под низкими нахмуренными бровями, и короткий нос, напоминающий свиной пятачок. Ушедшие года, впрочем, немало потрудились над этим лицом, оставив паутину шрамов вокруг глаз и на впалых щеках – свидетельства былых разборок и потасовок. Это делало его внешность по-новому чудовищной.
Его лицо буквально кричало об усталости, интоксикации и вероятном поражении печени. Желтоватая кожа – от козырька кепки до усов – была сплошь покрыта пятнами порванных кровеносных сосудов. Его, как обычно, нечесаная, всклокоченная борода пестрела белыми заплатами – следами былых переживаний и драм.
Наибольшее же отвращение у Себа вызвал рот Юэна. Когда он увидел его в Лондоне, кошмарное состояние этих покрытых желтыми и коричневыми табачными пятнами зубов привело его в ужас. Теперь же, увидев его практически на пороге своего дома в Бриксхеме, Себ еще раз пережил то жуткое чувство, которое испытал однажды в зоологическом саду. В тот раз он столкнулся с гениталиями и задним проходом бабуина.
Рот Юэна выглядел дико, гротескно. Вероятно, виной всему была эта отвратительная неряшливая черная борода, на фоне которой его губы выглядели синими и распухшими, обнажая в гнусной ухмылке два ряда редких, практически квадратных зубов, напоминающих засохшие зерна кукурузы. С момента появления Юэна на дороге усмешка так и не сходила с его лица, и этот оскал пугал и приводил Себа в трепет.
Это было самое ужасное лицо из тех, что он видел в своей жизни. Если когда-то на нем и отражались какие-то чувства, хотя бы смущение от дискомфорта, что он причинял окружающим, теперь от этого не осталось и следа. В лице Юэна больше не было ничего цивилизованного, ничего человеческого. Это было лицо настоящего дикаря.
Стараясь сдержать дрожь в голосе, Себ будто со стороны услышал свой хрип:
– Что тебе надо?
– Узнáешь, – ответил Юэн. Его голос всегда был высоким и тихим – полная противоположность его внешности. Он звучал слишком по-женски, слишком интеллигентно. Но и он тоже изменился: хроническая простуда сделала его хриплым, а возраст – более глубоким.
Несмотря на свой страх, Себ едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Ему хотелось дико взвыть от смеха при виде этих сальных волос, свисающих, как старые лохматые веревки, из-под бейсболки, нахлобученной на самую макушку огромной головы.
Тем не менее он был застигнут врасплох. Ему необходимо было собраться с мыслями и постараться избежать открытого конфликта. Он оставил машину и пошел прочь от своего дома.
Юэн, однако, предвидел подобный маневр и, предвкушая удивление Себа, стал шаг за шагом постепенно теснить своего бывшего приятеля к парадной двери его дома.
Если бы Себ описывал подобную ситуацию в одном из своих романов, он обязательно показал бы драку и героическое противостояние главного героя силам зла. Но это был не роман – это была жизнь. Его жизнь. И в этой жизни он вовсе не был борцом. Оказавшись в этой переделке, он понял, как часто люди воображают себя теми, кем на самом деле не являются.
– Себби, дружище, – захихикал Юэн и протянул вперед свою огромную ладонь. Кожа на ней была красной, как мраморная говядина, а ногти, как всегда, черными от грязи. Радужная оболочка его глаз почти сливалась с черными зрачками. От этого его напряженный взгляд казался еще более устрашающим, тем более теперь, когда он находился в такой опасной близости от Себа. На ум стали приходить разные истории о садистских нападениях и прочем кошмаре. – Ты обронил свою шляпу, когда убегал. На конце его длинного пальца висела шляпа, которую Себ потерял в скалистых садах Гудрингтона. – Я вернулся и подобрал ее. Я бы мог повесить ее на забор, но подумал, что вряд ли ты вернешься туда в ближайшее время.
Себ совершенно не представлял, как Юэну удалось так быстро проникнуть в его дом. Им овладели страх и замешательство. Он смутно помнил лишь то, как вытирал ноги на пороге дома, раздумывая, вынимать или не вынимать из кармана куртки ключи. Все это время Юэн был с ним рядом, как будто обволакивая его со всех сторон. Себу казалось, что силы, со свистом, словно воздух из проколотой шины, вытекают из него. Позже он вспоминал, что его действия походили на поведение довольно пожилого человека, которого обдолбанный наркоман захватил в заложники и запер в собственном доме.
Вся прихожая была словно затянута туманом, на фоне которого ярко выделялись темные глаза Юэна. Они злорадно светились, проникая в самую душу.
– Нет. Ни за что. – Себ действительно попытался это сделать, но его сопротивление было тут же сломлено одним взмахом грязной руки. Юэн проскользнул мимо него, и Себ закашлялся от исходящего от него запаха.
Не впустить Юэна сейчас – только отсрочить неизбежное. Так или иначе он все равно проникнет в дом. Разве он еще этого не сделал?
Ему нужно было знать, зачем Юэн здесь. Причина его вторжения в жизнь Себа все еще оставалась тайной, но Юэну наверняка что-то было нужно. Себ искренне надеялся, что деньги. Только деньги.
После ужасного столкновения на шоссе тишина его дома, его чистота, белые стены, прямые углы и открытые пространства вызывали в нем ощущение хрупкости. Он окинул все это взглядом, как будто смотрел на здание, предназначенное для сноса, или на дом, расположившийся на утесе, пораженном эрозией. Все, что питало и защищало его, все, что было результатом его многолетних трудов, было под угрозой уничтожения.
Юэн нагло ворвался в тишину этого дома. Остановился на мгновение на лестничном пролете и огляделся. Его обветренное лицо выглядело нелепо и вызывающе на фоне окружающей роскоши. Само его присутствие здесь было неуместным.
Взгляд его упал на эскизы обложек книг, вставленные в рамки, и рекламный плакат «Призрака». Тело Юэна напряглось: казалось, он вот-вот сорвет постер со стены, швырнет на пол, разорвет на мелкие кусочки. Однако вместо этого он пренебрежительно хмыкнул и все с тем же заносчивым видом поднялся наверх. Таким же он был и двадцать лет назад, в их студенческие годы. Вероятно, он все еще верил, что обладал той энергией, которая позволяла ему доминировать.
За ним шлейфом тянулись осязаемые, словно грязный туман, пары алкоголя, смешанные со всеми прочими ароматами его тела.
Юэн двигался прямо на третий этаж, легкой, но чуть пошатывающейся походкой. Он заглянул в кабинет и кухню, но задержался лишь на секунду, как будто был ошеломлен, увидев вид на залив из окон гостиной.
– Чего ты хочешь, Юэн? – повторил Себ, пораженный мыслью, что следует за диким и опасным зверем в глубь своего дома. – Ты следил за мной.
Внимание Юэна привлекли награды за писательские труды Себа за последнее десятилетие, блеск и сияние стекла и металла. Его глаза сузились, выражая самую крайнюю степень неудовольствия. Под полкой с наградами пестрели разноцветными обложками первые издания произведений Себа, а также их переводы на иностранные языки, собранные из более чем тридцати стран.
– Да, очень мило. – Юэн кивнул, как будто доказывая что-то самому себе. – Очень, очень мило, действительно.
Дом вызвал у Юэна чувство обиды. Вероятно, он ожидал, что Себ поставил свою жизнь на паузу или окончательно загубил ее за прошедшие три десятилетия, как сделал он сам. Но почему он появился именно сейчас, почему не десять лет назад, когда писательская карьера Себа круто шла вверх?
Юэн шлепнулся на диван, как неуклюжий подросток. Раздался громкий хруст: то ли сломалось что-то внутри дивана, то ли хрустнули половицы под ковриком.
Себ дернулся, словно заклятие, которое заставляло его подчиняться, было снято.
– Осторожнее! Христа ради!
– Ой, – Юэн снова захихикал.
Злость захлестнула Себа, словно горячая желчь. Теперь слишком поздно. Он проник внутрь. Он уже внутри.
Но при виде этих долговязых конечностей, по-хозяйски небрежно раскинувшихся на его диване, ярость сменилась страхом. Некогда синие, джинсы Юэна давно почернели от грязи. Носы стоптанных ботинок треснули, подошва практически сточилась из-за долгих бессмысленных шатаний хозяина.
Куртка лоснилась от пятен, в нескольких местах она была порвана, первоначальный цвет ее уже невозможно было угадать. Судя по всему, Юэн не собирался снимать верхнюю одежду, и Себ был ему за это благодарен. Возможно, это предполагало краткость его визита.
– Зачем ты здесь?
– Спешишь. Не нужно. Всему свое время. Неужели не предложишь мне выпить?
В словах Юэна многое было непонятно. Это означало, что он не собирался говорить больше, чем успел сказать с момента своего появления.
– Давай. Выпей со старым другом. Сто лет ведь не виделись. Только посмотри на себя – автор бестселлеров! Чувствую, здесь попахивает одним из этих воскресных журнальчиков.
Он вновь оглядел комнату, покачивая головой, как бы в раздраженном отчаянии, подтверждающем его наихудшие опасения. Себ ничего не понимал. Но он знал, что Юэн хитер. Сводящая с ума, жгучая ревность сжигала его. Эти симптомы были ему хорошо знакомы, и не только из-за Джули.
– Одна порция. Объяснение. Затем ты должен уйти.
Выражение лица Юэна изменилось: он поджал губы в жалкой попытке изобразить обиду.
– Я отрываю литературного гения от работы? Мы с тобой столько не виделись, а ты хочешь от меня поскорее избавиться?
– Я же не просил тебя приходить сюда. Или… ты знаешь.
Юэн осклабился, и Себ догадался, что он собирается сделать нечто из ряда вон выходящее, то, чего Себ не мог понять. Однако Юэн не торопился говорить ни о своих намерениях, ни о чем-либо другом, что могло стать подсказкой. В своих играх он использовал разные уловки: настойчивость и манипулирование, скрытую угрозу и запугивание. Возможно, то, что он делал сейчас, должно было стать прецедентом их грядущих взаимоотношений. Его ухмылка, наглое требование выпивки и то, как он беззаботно развалился на диване, – все говорило о его намерении вновь выйти на сцену.
Чтобы не видеть черных глаз Юэна, а заодно собраться с мыслями и обдумать свой следующий шаг, Себ отправился на кухню за выпивкой. Выбрал две бутылки некрепкого пива. Он не знал, что еще сделать. Возня с дверцами кухонного шкафа и стаканами немного отвлекла его от того панического состояния, в котором он пребывал, хотя его по-прежнему била дрожь. Он никогда ни с кем не конфликтовал. Если, конечно же, не брать в расчет Интернет.
Он подумал о полиции и попытался нащупать свой телефон в переднем кармане джинсов, но вспомнил, что оставил его в куртке. Да и что он мог сказать?
Себ даже собрался было взять нож из ящика, но эта идея привела его в еще больший ужас, чем та ситуация, в которой он сейчас оказался.
Он ненавидел себя за это, но решил сохранять спокойствие, оставаться сдержанным и не поддаваться эмоциям. Юэн ведь как раз и рассчитывал на то, что Себ оставался прежним.
Он вернулся в гостиную без оружия, но с двумя бокалами пива.
Юэн просматривал первые издания и грубо листал их своими грязными пальцами. Одну книгу он поставил не на свое место, вторая неаккуратно торчала из ряда, а третья просто валялась открытой на столе. Царящий беспорядок ошеломил Себа. Это было еще одно напоминание о прошлом и, возможно, предчувствие будущего, если ему не удастся быстро избавиться от Юэна.
– А вот и угощеньице, – сказал Юэн и взял протянутый стакан. – Кажется, ты не очень-то рад меня видеть?
У Себа зачесались кулаки: он почувствовал острое желание выплеснуть всю свою злость и хорошенько врезать по этой потной физиономии. Дрожь прошла по его рукам, однако тот, кто сидел где-то внутри него, тот, кого всю жизнь задирали другие, был скован по рукам и ногам требованиями хорошего тона. Его желание было импульсивным, и ему никогда не суждено было исполниться.
– А ты удивлен?
Его страх перед ночными кошмарами и появлениями Юэна оставался заперт где-то внутри него, как незаземленное электричество. Он осознавал, что готов пойти на все, лишь бы это поскорее закончилось. Кроме того, он понимал, что было бы глупо поддаться на провокацию: ответ не заставил бы себя ждать и мог быть гораздо сильнее, чем он мог себе представить.
– Наши дороги разминулись. Это ясно как божий день. – Себ надеялся, что последние слова прозвучат нейтрально, но, как бы он ни старался, в его голосе послышался сарказм.
– Сначала ты сбегаешь, а теперь вот весь напряжен. Расслабься, Себастьян. Или ты не хочешь узнать, зачем я здесь?
– Я сыт тобой по горло.
– Что ты! Ты откусил лишь маленький кусочек. – Юэн подмигнул ему. – Ты и понятия не имеешь о том, что я сделал. Чего я достиг. А судя по тому, что я видел в твоих книгах, ты давно сбился с курса и сейчас очень далек от всего, что тебя когда-то занимало.
– Это от чего же?
Юэн захихикал и затряс головой, как будто Себ сморозил какую-то глупость.
– Я не понимаю тебя, Юэн. «Далек от всего, что меня занимало». Чего же мне не хватает?
Словно в порыве величайшего волнения, Юэн вытаращил глаза.
– Истинной мистики! И просветления.
Целая флотилия капель слюны мелькнула в свете солнца и упала где-то между ними.
– Мои амбиции никогда не были столь грандиозны. Я просто хотел быть хорошим писателем…
– Да, хорошим… – Юэн поднял брови. – Не обращай внимания. По крайней мере, для халтурщика ты все сделал правильно, если не говорить о полном отсутствии вкуса…
Он с тайным злорадством наблюдал за реакцией Себа. Удовлетворившись тем, что ему удалось разбередить еще одну его рану, он сменил тему и продолжил вершить суд.
– И сколько же мы с тобой не виделись? – рассеянно спросил он, озадаченно насупив брови. Он изо всех сил хотел показать, что ему это неизвестно.
– Лет десять по крайней мере, – сказал Себ, хотя точно знал, что, с тех пор, как он выкинул этого вонючку из своего жилища, прошло двенадцать лет.
– Давно… – Юэн собирался вновь с грохотом плюхнуться на диван, но, перехватив взгляд Себа, опустился на него с преувеличенной осторожностью, как на чрезвычайно дорогую и хрупкую мебель. – Слишком давно! Вот я и подумал, что пора бы навестить тебя. Должен признать: все чудесно. Тебе повезло.
Юэн принялся жадно пить из своего бокала, словно бы его мучила жажда. Вероятно, он хотел показать Себу, что в данный момент ему совершенно наплевать на ответ собеседника, гораздо важнее побыстрее вылакать свое пиво. Закончив, он преувеличенно удовлетворенно рыгнул. С его черной бороды свисали белые клоки пены.
Себ подошел к балконным дверям.
– Повезло? О да, мне жутко повезло, Юэн. Ты мог бы сказать, что я превысил свои собственные ожидания, что я вышел за рамки. Но еще я очень много работал. Все эти разговоры об ответственности и самоотверженности писателей на самом деле не пустой звук.
Себ вышел на балкон и с удовольствием вдохнул глоток соленого воздуха. Вечерело, солнце клонилось к закату. На улице заметно похолодало, но его мутило от вида и запаха Юэна.
– Бр-р-р, – громко сказал Юэн, заглушив конец речи Себа и всем своим видом демонстрируя, что не намерен и дальше выслушивать жалкие оправдания хозяина этого дома. Так было всегда. Если он чувствовал, что спор оборачивался не в его пользу, он тут же начинал производить какие-то непонятные звуки или отвлекающие внимание телодвижения, особенно когда напивался. У него никогда не хватало терпения выслушать других, он предпочитал подавлять всех своей неуемной энергией. Себ очень сомневался, что его тактика ведения споров сильно изменилась: он лишь нападал, не давая сопернику ни малейшей возможности контратаковать.
Юэн всегда считал себя самым умным, не отдавая себе отчета в том, каким беспардонным хамом он был на самом деле. Всё новые и новые воспоминания наваливались на Себа, и главным образом на ум приходило все то, о чем он с радостью бы позабыл.
Себ осторожно уселся в одно из своих любимых кресел, что стояло ближе всех к балконной двери.
– Итак, что ты здесь забыл, Юэн? Я уже устал задавать тебе этот вопрос. В чем дело?
Вопрос заставил Юэна поморщиться.
– У тебя нет ни единой мысли на этот счет? Действительно, нет? Ну, хоть что-нибудь. Никакой идеи? Неудивительно, у тебя никогда их и не было. Ты всегда был таким. Никогда не видел всю картину целиком. Ты всегда был, осмелюсь сказать, безыдейный. – Он поджал губы и демонстративно отпил из бокала.
Себу захотелось запустить в него пультом от телевизора – прямо в его мерзкую рожу, изо всей силы. Но вместо этого он вспомнил далекую черную фигуру, стоящую в море, и чуть было не вздрогнул. Он должен был узнать, как Юэн это проделал. Так что пусть говорит. Чем бы он сейчас ни поделился, выводы сделать Себ всегда успеет.
– Я пытался прочесть пару твоих книг, – сказал Юэн, морща нос, будто его беспокоил какой-то запах, куда хуже вони его собственной одежды. – О боже! О боже мой! Но видно, что ты вложил в них немало труда.
– Юэн. Чего ты хочешь?
– А людям действительно нравится та история про больницу? Должен сказать, я нашел ее довольно глупой. Боюсь, что ни одной твоей книги из тех, что мне удалось отыскать в библиотеке, я так и не дочитал. Я пытался. Но ты сделал все, что мог. – Он вновь оглядел комнату с таким выражением лица, будто хотел расколошматить здесь все. – В наши дни люди вообще покупают что ни попадя. Весь этот маркетинг, ребрендинг… Ну, ты знаешь.
Он сердито, но понимающе покачал головой.
Себ проглотил обиду. Это был способ существования Юэна: унижение других придавало ему сил.
– Так ты за этим здесь? Чтобы поддержать меня?
«Вот оно, будущее ужастиков: человек, ни разу не принимавший душ за эти чертовы десять лет», – улыбнулся Себ про себя. В эту игру могли играть двое.
– Помнится, когда-то, очень давно, я видел и твое имя на полках в WHSmith[21]. Не лучше ли было для начала самому попытаться закончить книгу?
– Ты думаешь, я завидую всему этому? – Юэн отпрянул. – Вряд ли. Мне было бы стыдно, если бы я накалякал все это, – он указал на книжные полки. – Макулатура, не так ли? Разве это ты хотел писать? Что дала тебе вся эта писанина? Деньги? Где-то по дороге, Себ, ты сел не в ту лодку. Но я пришел сюда вовсе не для того, чтобы говорить с тобой о твоих книгах. – Он издевательски выделил последнее слово, словно самой интонацией хотел принизить значение его работ. – Я пришел сюда не расхваливать тебя. Уверен, для этого у тебя достаточно прихлебателей. Хотя они и понятия не имеют о писательском ремесле, не так ли? Как и о многом другом.
– О чем, например? Мы наконец-то добрались до самого главного, я заинтригован.
Юэн прервал его, выбросив вперед руку с демонстративно поднятым пальцем.
– Не думаешь ли ты, что нечто настолько особенное может быть личным, даже сокровенным? Священным? Но всему свое время. – Он вытянул вперед руку. – Мой бокал пуст.
– Бар закрыт.
– Так открой. Какой во всем этом смысл, если ты не можешь хорошенько расслабиться и выпить со старым другом.
– Тебя вряд ли можно считать таковым. Разве друзья издеваются друг над другом?
– Издеваются! – Это чрезвычайно развеселило Юэна. Он с восторгом хлопнул себя по коленке. – Ты ничего не видел!
Одним взглядом он пригвоздил Себа к месту. Его глаза заплыли от постоянного пьянства, но пылали каким-то неестественным фанатичным огнем.
– Но сейчас, я думаю, ты просыпаешься и начинаешь видеть картинку целиком. И, следует сказать, вовремя. Ты вовремя стал ближе к действительности. Если ты был достаточно обеспокоен, чтобы сбежать на пляж, то будешь, скажем, сильно удивлен, узнав, что я еще могу делать. Может, когда-нибудь я покажу тебе. Но будь я на твоем месте, я бы не стал торопиться увидеть это. Это тебе не цирковое шоу. Лишь крошечная горстка людей в этом мире когда-либо достигала тех чудес, каких достиг я.
Себ изо всех сил старался не реагировать на угрозу и оставаться спокойным.
– Какую картинку я не вижу? Я не понимаю тебя.
– О, давай без кокетства… Кое-кто проводил время с гораздо большей пользой вместо того, чтобы писать глупые истории о… о… – вероятно, алкоголь действовал на его память. – О привиденьицах и всяком таком. Но ты не понимаешь, что на самом деле находится там, или здесь, или совсем рядом с тобой, понимаешь? Конечно, нет. Ты блуждаешь в темноте, как и все. Ты даже не знаешь, что это такое – то, о чем ты пытаешься писать. Это всё фантазии. Вот я и подумал: а не показать ли тебе что-то настоящее, что-то особенное, нечто, для чего требуется гораздо больше умения, нежели сидеть здесь и высасывать из пальца какую-нибудь нелепую историю. Ха! Ты удостоился привилегии увидеть то, что ты видел, но ты даже не осознаёшь этого. Ты не знаешь, что с этим делать. Как я и думал. Боже, боже мой. Ты действительно сел не в ту лодку. Но сейчас я наконец здесь, чтобы помочь тебе.
Себ не был уверен, задохнется он от своего страха или от отвращения, но он чувствовал себя как человек, которому кто-то в насмешку тычет в лицо револьвером.
– В чем помочь? Я в полном порядке.
Юэн посмотрел на свой стакан.
– Обо всем этом мы поговорим позже. А сегодня я только хотел сказать «привет» и выпить со старым приятелем. Обновить наше знакомство до того, как начнется веселье.
– Веселье?
– О да. Тебе многому предстоит научиться.
– Чему?
Юэн усмехнулся.
– Тому, что действительно происходит. Куда все идет. – Он снова обвел взглядом комнату. – Я думаю, ты исписался. Когда-то, еще в универе, я дал тебе шанс понять, как все устроено. Тогда ты был более покладистым учеником, но сейчас упустил все.
– Ученик? Шанс? Что ты несешь?
– Не отрицай этого. – Юэн продолжал разглядывать книжные полки. – Ты не написал бы ни одной из этих книг, если бы я не помог тебе.
– Я не думаю, что…
– Ты не читал ничего путного, пока мы не встретились. Ты ничего не знал. Подумай об этом. Конечно, ты мог бы сказать, – он вновь обвел рукой все вокруг, – что добился всего этого благодаря мне. Моему влиянию. Но ты никогда не признавал этого.
Чтобы сделать такое заявление, Юэн должен был проверять, кому Себ посвящал свои книги и кого благодарил в каждой из них. Должен был следить за всеми интервью: в них Себа всегда спрашивали, кто или что повлияло на его решение стать писателем. Это заставило Себа по-новому взглянуть на издевательские рецензии. Он подумал: может, и вправду за этим всем стоял Юэн. И это именно он вот уже два года издевался над ним в Интернете.
– Ты действительно веришь в это, Юэн?
– Верю? Это факт. Пока ты не встретил меня, ты и понятия не имел о Мэкене, Уэйкфилде, Эйкмане или Блэквуде – ни о ком из тех, кто действительно верил. Я одалживал тебе свои книги. И, судя по тому, что ты написал, ты читал их не очень-то внимательно.
Себ уже едва сдерживал свой гнев. Костяшки его пальцев побелели, а тело натянулось словно готовая лопнуть струна. Он встал.
– Я в этом не участвую. Я не собираюсь обсуждать с тобой свои книги, как и что-либо другое. Но могу понять, почему ты огорчен. Жизнь твоя не задалась, Юэн, хотя это не имеет ко мне никакого отношения. Но я действительно не удивлен, что ты зол. Ничего не изменилось. Все тот же обиженный жизнью и всеми окружающими Юэн. Но ты выбрал свой путь, а я выбрал свой. Каждый спит в своей постели. А теперь тебе пора уходить.
– Я только что пришел и еще не готов уйти. – Он подмигнул и улыбнулся своей желтозубой улыбкой. – Тебе, должно быть, не нравится, как все это происходит, не так ли?
– Нет, по правде говоря, я…
Юэн перебил его, повысив голос:
– Оно того стоит? Совсем не рок-н-ролл, не так ли? Всякие безделушки, игрушки и прочие пустяки. Помнится, ты рассказывал мне, как собираешься пересечь всю Америку на автомобиле. Жить в лесах Норвегии… Или это был какой-то из греческих островов? Ты что-нибудь из этого сделал?
– Нет, но я…
– Ха! Я так и думал. Ты один из тех надутых, претенциозных домоседов, которые кропают макулатуру. Ты ничего не сделал! Да ты даже не жил толком! И не видел жизни. Чертов мошенник.
Слюна брызгала у него изо рта, глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Он смотрел куда-то мимо Себа. Он пытался этого не показывать, но Себ подозревал, что был единственным зрителем давно отрепетированного спектакля. Юэн годами ждал, когда сможет сказать все это.
Себ больше не мог сдерживать свою злость.
– Я скажу тебе, что я делал, Юэн. Я читал. Я читал книги, очень много книг. Я учился у них и у их авторов. Лучших авторов. Я сидел за столом и писал. Я освоил основы мастерства. И пока я годами писал, не имея признания, я оплачивал свои счета. Я выполнял скучную, разрушающую душу работу, но я прочно стоял на ногах. Я сам обеспечивал себя. У меня не было другого выбора. У меня не было богатых родителей.
У меня были перерывы. Тогда мне, конечно, помогали мои друзья: агенты, издатели, даже критики, но я пережил трудные времена. Я сам проложил свой путь. Только я мог сделать это. Один. Я не видел всей картины, как ты выражаешься, но, по крайней мере, я был последователен в достижении своей цели и работал.
Юэн попытался перебить:
– Только послушайте!..
– И я признаю свои недостатки, Юэн. Свои провалы. Я преодолевал их, обращал их в свои победы. Я изыскивал все возможности, выжимал себя досуха, чтобы найти то, что я мог сказать читателю, внести свой вклад в литературу. Год за годом. Половина моей жизни была посвящена работе над книгами, включая десятилетие полной безвестности. И меня наконец заметили. Благодаря моей настойчивости.
– Заметил кто? Несколько лондонских уродов со своими зваными вечерами, фестивалями, запусками новинок. Видал я таких. Тусовался в этой среде. Ни одной мысли. Ни одной идеи. Они даже не смешны. Ни один из них не умеет веселиться.
– Веселье? И это твоя цель? Вечеринка закончилась, Юэн. Она закончилась в 1990 году. Для всех. Кроме тебя. Твой собственный подход к жизни тоже не кажется мне смешным. Я имею в виду то, как ты выглядишь. Боже милосердный! Юэн, ты когда последний раз смотрел в зеркало?
Юэн опустил голову и оглядел свое тело.
– А что не так? – с неподдельным удивлением спросил он.
– Что сотворил ты? Где твои работы? Сколько тебе? Почти шестьдесят? К такому концу игры ты стремился?
– О, я работал. Я писал! Но не это нелепое дерьмо, которое продают в дешевых супермаркетах, чтиво для домохозяек. Не волнуйся обо мне.
– Я не волнуюсь. Мне наплевать.
– Думаю, ты будешь удивлен, узнав, что я замыслил. Что я сотворил. И сейчас мы говорим о серьезных вещах. Кое о чем, что будет иметь значение, когда появится. О да!
Себ больше не думал о фокусе с исчезновением, или об одиноком страже, наблюдавшем за ним издали, или о фигуре на дереве в «Мэрридж Вуд». Юэн набросился на самое главное, что у него было: на его писательский труд.
– Будет иметь значение для кого? Для тебя? И что появится? И когда? И откуда ты знаешь, что твои работы хороши? Кто их исследовал? Может быть, стоило получить обоснованную оценку? Ну конечно нет! Ведь ты знаешь, что твои работы выше всяких похвал. Все тот же старина Юэн. Обозленный и ленивый. Ты вообще слышишь, что за бред ты несешь? Еще один коронованный прыщ с родительскими деньгами. Да и они, судя по твоему виду, утекли у тебя сквозь пальцы. Или тебя лишили наследства? Неужели до твоих предков наконец-то дошло, что они тратили свои денежки впустую? Так-то ты отблагодарил их? Твое великолепие не простирается и на миллиметр дальше собственного грязного носа – и никогда не простиралось. Ты называешь меня безыдейным. Меня! Ты сказал, что я упустил свой корабль, сел не в ту лодку. Но я склонен верить, что, когда твой корабль покидал порт, ты крепко спал на скамейке в парке. Надравшись до беспамятства.
Юэн усмехнулся и понизил голос, что возвещало о грядущей опасности.
– Послушай себя! Ты воображаешь, что ты – этакий литературный франт. Джентльмен. Претенциозный. Манерный. Хлыщ, избалованный вниманием Хея-он-Уай[22]. Думаешь, ты кто? М. Р.черт побери Джеймс?
Собственная острота привела его в восторг. Он даже захрюкал от смеха.
– И этот авторский голос. Этот ужасный голос во всех твоих книгах. Какая жуткая подделка! Ведь это не ты. Бога ради, Себ, ты – рабочая лошадка. Пролетарий, пытающийся писать как джентльмен.
– Ты понятия не имеешь о…
Юэн, покачиваясь, поднялся с места, размахивая своими грязными лапами: его красные ладони замелькали в воздухе. Остатки пива выплеснулись из его стакана, и пена, взметнувшись пушистой аркой, осела на столе, на спинке дивана, на стене.
– Ты – посмешище! Безыдейный!
Себ сжал кулаки.
– Ах ты сукин сын! Моя мебель!
– Ой! – Разлетевшиеся хлопья пены показались Юэну смешными, но он выглядел немного смущенно. Очевидно, он понимал, что зашел слишком далеко и может потерять контроль над ситуацией.
От злости у Себа потемнело в глазах. Его трясло, но он сделал шаг вперед. Юэн отступил.
– Я трудился годами!
– На ощупь. Это надо признать.
– Ты учился в частной школе. От рождения ты обладал привилегиями. Ты думаешь, я забыл? Тебе не приходилось себя обеспечивать. Ты никогда не работал, правда? У тебя даже подработок никогда не было. Что ты скажешь в свое оправдание? Тебе нечего сказать. У тебя есть что предъявить? Нет. Ты недисциплинированный, безответственный подросток-переросток. И ты пришел сюда, в мой дом, чтобы критиковать и терроризировать меня? Это я, по-твоему, мошенник? Ты пытался мне угрожать этим… чем ты там занимаешься. Послушай, неужели ты настолько отравлен завистью?
Поначалу, слушая обличительную речь Себа, Юэн выглядел несколько шокированным и даже слегка деморализованным, но постепенно наглая ухмылка вновь вернулась на его лицо, и глаза его потемнели.
– Вот оно. Так-то лучше. Ты не пытаешься больше выглядеть как чертов Уолтер Де Ла Мар[23]. Теперь ты более настоящий. И это уже прогресс.
– Проваливай на хрен!
– Еще лучше. Но ты так и не добрался до сути. Ты все еще не понимаешь, что я здесь, чтобы помочь тебе. Сделать тебе одолжение. Поделиться с тобой кое-чем, что будет… что для начала поможет тебе писать лучше.
