Прогулки с Пушкиным – Абрам Терц

Заглянув однажды в учебник литературы для средней школы, я был поражен обилию штампов, перекочевавших туда из советских времен. Бедный Пушкин, оказывается, был ярым противником крепостничества, и заодно самодержавия, непонятым обществом поэтом (которое почему-то, при этом, раскупало по сумасшедшим ценам его «Евгения Онегина») и прочим борцом. Ужаснувшись, я срочно выписал своей дочери в качестве противоядия «Прогулки с Пушкиным».

Андрей Синявский (он же Абрам Терц) сочинял их сидя в «Дубровлаге», заучивая наизусть, а затем пересылая частями в письмах жене.

В чем же «секреты» творчества Пушкина по Синявскому.

«Легкость – вот первое, что мы выносим из его произведений в виде самого общего и мгновенного чувства. Легкость в отношении к жизни была основой миросозерцания Пушкина, чертой характера и биографии. Легкость в стихе стала условием творчества с первых его шагов.

До Пушкина почти не было легких стихов. Ну – Батюшков. Ну – Жуковский. И то спотыкаемся. И вдруг, откуда ни возьмись, ни с чем, ни с кем не сравнимые реверансы и повороты, быстрота, натиск, прыгучесть, умение гарцевать, галопировать, брать препятствия, делать шпагат и то стягивать, то растягивать стих по требованию, по примеру курбетов, о которых он рассказывает с таким вхождением в роль, что строфа-балерина становится рекомендацией автора заодно с танцевальным искусством Истоминой: …Она,

Одной ногой касаясь пола,

Другою медленно кружит,

И вдруг прыжок, и вдруг летит,

Летит, как пух от уст Эола;

То стан совьет, то разовьет

И быстрой ножкой ножку бьет.

***

Излюбленным местом сочинительства сделалась постель, располагавшая не к работе, а к отдыху, к ленивой праздности и дремоте, в процессе которой поэт между прочим, шаляй-валяй, что-то там такое пописывал, не утомляя себя излишним умственным напряжением.

Постель для Пушкина не просто милая привычка, но наиболее отвечающая его духу творческая среда, мастерская его стиля и метода. В то время как другие по ступенькам высокой традиции влезали на пьедестал и, прицеливаясь к перу, мысленно облачались в мундир или тогу, Пушкин, недолго думая, заваливался на кровать и там – «среди приятного забвенья, склонясь в подушку головой», «немного сонною рукой» – набрасывал кое-что, не стоящее внимания и не требующее труда. Так вырабатывалась манера, поражающая раскованностью мысли и языка, и наступила свобода слова, неслыханная еще в нашей словесности. Лежа на боку, оказалось, ему было сподручнее становиться Пушкиным, и он радовался находке:В таком ленивом положенье

Стихи текут и так и сяк.

***

Современники удостоверяют чуть ли не хором: «Молодость Пушкина продолжалась во всю его жизнь, и в тридцать лет он казался хоть менее мальчиком, чем был прежде, но все-таки мальчиком, лицейским воспитанником… Ветреность была главным, основным свойством характера Пушкина» («Русская Старина», 1874, № 8).

Естественно, эта ветреность не могла обойтись без женщин. Ни у кого, вероятно, в формировании стиля, в закручивании стиха не выполнял такой работы, как у Пушкина, слабый пол. Посвящённые прелестницам безделки находили в их слабости оправдание и поднимались в цене, наполнялись воздухом приятного и прибыльного циркулирования. Молодой поэт в амплуа ловеласа становился профессионалом. При даме он вроде как был при деле.»

И еще сто страниц увлекательного текста. :)

Если советский диссидент Абрам Терц берёт литературный псевдоним Андрей Синявский – это понятно и объяснимо, а вот если наоборот… Андрей Синявский писал «Прогулки с Пушкиным» в тюрьме тайно, заныканным карандашиком на листочках в клеточку и тайно же передавал эти листочки жене… Абрам Терц пишет: « на тонких эротических ножках вбежал Пушкин в большую поэзию и произвел переполох». Эту книгу единодушно не приняли союз писателей, диссиденты и эмиграция. Единодушно. Второго такого случая я не знаю. Автор воспринимает Пушкина просто, как любого другого русского поэта, оказывается можно Пушкину сказать: «Эй, мужик, а вот тут ты напортачил», а не только восторгаться и пресмыкаться перед ним. Знаменитый литературовед Анненков как-то сказал: «как человеку я бы швырнул ему в лицо перчатку, а как поэту целовал бы ему ботинки» и всё русское академическое литературоведение с этим мнением согласилось. А вот этот неудобный Синявский, он по простецки болтает с самим Пушкиным, советует ему, как лучше написать, да как он смеет!!! Ироничнейшая, смелая книга. Сейчас как и сто лет назад модно низвергать кумиров, но к таким мнениям нельзя относиться серьёзно. К Пушкину Синявский просто критичен. Эта книга достойна своего читателя.

Эта книга – вода на мельницу тех, кто не любит Пушкина, ну а всем остальным – вряд ли придется по вкусу. Оставим в стороне мнение автора о Пушкине как о человеке малопривлекательной репутации: ловелас, ветреник, повеса, разгильдяй, проныра и т.п. Спорить не буду, тем более что гениальные личности часто неприглядны в быту. Но автор умудрился человеческие качества Пушкина спроецировать на его творчество. Не отрицая (как бы!) его талант, Синявский разбивает в пух и прах все его достоинства.

Легкость стиля и слова – от лени и небрежности, нежелания утруждать себя, – Иванушка-дурачок, царствующий лежа на боку.

«Капитанская дочка» – просто анекдот, потому как изложить исторические события через повествование о заячьем тулупчике – полный абсурд. И пусть для меня «Капитанская дочка» не лучшее произведение Александра Сергеевича, но мне кажется, такой подход и есть свойство настоящего таланта.

Роман «Евгений Онегин» вообще ни о чем, а мыслить Пушкин просто не умел и видеть глубину в его произведениях невообразимо, потому как все его творчество бездуховно, тщеславно и во многом – разменивание на мелочи. При этом автор явно пытался использовать все тот же пушкинский стиль, пытаясь писать живо и свободно. Но в отличие от Пушкина это больше напоминает галоп плохого наездника, выглядит не свежо, а нарочито и вертляво.

Каждый имеет право на собственное, пусть и субъективное мнение (и в отдельных моментах! я могу согласиться с автором), но мне показалось, что во многом это шло от желания выделиться. Хорошо, хоть объем невелик, – для меня и то хлеб.