А. ЗЕЙМАХ
С пометкой «ЖИЗНЬ»
– Нет Мария, боюсь, цель моей жизни не в этом.
– Что за глупости? Важнее семьи цели быть не может, Соня. Какая же тогда цель твоей жизни?
– Пока не знаю… но знаю, что это не семья. Вот представьте, человек рождается глухим, и он уже точно знает, что никогда не станет певцом или композитором, это не может стать целью его жизни, потому что так распорядилась Природа.
– А как же Бетховен?
– Ну, он не рождался глухим, он оглох гораздо позже.
– Сонечка, кто же тебя так обидел, что ты разуверилась в любви? – в глазах Марии пробежала тень тревоги.
– Никто, – честно ответила я, – Просто я никогда никого не любила, да и меня никто не любил. Так бывает, ничего страшного, – я натянула улыбку, хотя мне совсем не хотелось улыбаться.
– Ну, тебе ведь не шестьдесят лет, вся жизнь еще впереди. Я вот со своим мужем познакомилась, когда мне двадцать шесть было, и вот мы уже девятнадцать лет живем вместе. Так что не забивай свою голову всякими глупостями, отдохни здесь, а затем собирайся и уезжай куда-нибудь еще. – Мария взяла меня за руку, и то напряжение, что царило внутри меня, вмиг испарилось.
– А дети? – спросила я, потому что никогда не слышала, чтобы она о них упоминала.
–Да, у меня был сын, сейчас ему должно было быть шестнадцать. Мой мальчик…, – глаза Марии наполнились болью, я видела, как слезы просачиваются сквозь потускневший взгляд.
– Простите, – прошептала я. – Я не хотела.
Я почувствовала, как тяжесть ее боли легла мне на душу. Я потревожила ее еще не зажившие раны, и они засочились у меня на глазах. Я не люблю человеческой боли, и человеческих слез. В такие моменты я цепенею и теряюсь, не зная, что именно я должна говорить и делать.
– Ничего, – вздохнула Мария, вытирая скопившуюся у уголков глаз влагу. – Это было очень давно.
– Если хотите вы можете рассказать мне о нем? Но только если хотите.
Мария опустила голову и сложила руки в замок. Я видела, как ей было тяжело, и уже пожалела, что не перевела разговор на другую тему.
– Не знаю, что именно рассказывать, Соня. Ему было всего восемь, когда он умер. Он был милым, хорошим мальчиком. И мы с мужем любили его, любили больше жизни. Он учился играть на фортепьяно, оно до сих пор стоит у нас в зале, накрытое покрывалом. Долгое время я просыпалась по ночам, потому что мне казалось, что я слышу, как звучат клавиши. Но сейчас это прошло. Порой мне кажется, что я хорошо помню его лицо, а потом беру в руки фотографию и понимаю, что там другой мальчик, не тот, что остался в моей памяти. Он был с нами совсем недолго, но это были самые счастливые восемь лет в моей жизни, после его ухода образовалась пустота и эта пустота ничем не может быть заполнена.
– А что с ним случилось?
– Он болел с самого детства, как оказалось, у него была сердечная недостаточность, мы обнаружили ее, когда ему было шесть лет, начали проходить лечение, но потом у него просто остановилось сердце, – Мария закрыла глаза ладонью, пытаясь сдерживать слезы.
– Почему же вы не завели еще детей? Вы ведь были молоды.
– Не знаю, не хотела. Может быть боялась. А теперь уже поздно. У мужа слабое здоровье, да и у меня уже нет прежних сил. Мы просто доживаем свой век. Ладно, давай не будем говорить на такие печальные темы. Ты молода, нечего забивать свою голову моими проблемами. Я совсем забыла про чай, чайник уже закипел, – Мария вскочила с места и принялась разливать воду в кружки. А во мне накрепко засело чувство печали. Я не знала, откуда у Марии находятся силы излучать такое тепло и так искренне и часто улыбаться. Я видела в ней силу, силу которой, увы, обладают немногие. И эта сила восхищала меня, она удивляла и завораживала. Я смотрела, как Мария заваривает чай, насыпает в вазу конфеты и печенье, и мне хотелось остановить ее, сказать, что я вижу ее боль, и что ей не обязательно скрывать свои чувства. Но я промолчала, потому что еще больше я хотела видеть ее сильной, знать, что такая сила возможна, и питаться этим знанием.
****
Следующие несколько дней шли дожди. Нескончаемым потоком они лили и день и ночь. Во дворе образовалась огромная лужа, а дорога к библиотеке превратилась в кучу размокшей грязи. Я с трудом несколько раз выбралась повидаться с Марией, остальное же время я сидела в доме, продумывая план занятий, читая, и косо поглядывая на стену воды за окном. На кухне теперь уже в нескольких местах с потолка капала вода, и весь пол у меня был заставлен кастрюлями и ведрами. В дом со всех щелей проникала влага, и запах сырости стоял в каждой комнате. В зале в углу была маленькая железная печка, но я абсолютно не представляла, как ею пользоваться, поэтому я согревалась горячим чаем и теплым пледом. К четвергу мое жилище дало еще несколько трещин, вода начала ручьем бежать по стене в зале, и капать у входа в дом. А дождь все не переставал сокрушаться на и так промокшую землю. Наконец настала пятница. На улице стояла серая, пасмурная погода. Небо было затянуто иссиня- черными тучами, и казалось, что на дворе не раннее утро, а поздний вечер. На дорогах повсюду валялись, вылезшие из своих нор дождевые черви. Эти красноватые существа были везде, некоторые лежали на земле, некоторые разбухнув, плавали в лужах. Многие из них были уже мертвы, и именно от этого мне кажется, воздух наполнялся странным запахом сырой земли и мяса. От этого запаха и вида земли, устланной телами беспозвоночных, меня начинало мутить. Я старательно обходила все лужи и вздохнула с облегчением, когда началась асфальтированная дорога. Вскоре я увидела мелькающую впереди школу. Одновременно и радость, и жуткое волнение накатили на меня как морская волна, чуть не сбив с ног. Я зашла внутрь школы и, выпрямившись, как можно увереннее пошла в сторону учительской. Первый урок уже начался, поэтому в коридоре было довольно тихо. Лишь издали, раздавался совсем глухой женский голос. В этой школе был всего один коридор, он шел прямо, а затем сворачивал направо. По обе стороны от коридора находились кабинеты, их было немного, если я не ошибаюсь, я насчитала всего десять, два из которых были кабинетом директора и учительская.
Мой урок был по счету следующим, поэтому я хотела зайти в учительскую, отдышаться и проверить еще раз план своего занятия. Но все, что меня там ждало, это несколько весьма любопытных пар глаз. В кабинете оживленно о чем-то болтая, находились две женщины. Это была светловолосая молодая девушка и маленькая круглая женщина с раскосыми глазками. Они улыбнулись мне, и блондинка махнула рукой.
– Заходи, – кинула она, так, словно, мы давно были с ней близкими подругами.
– Привет, – сказала я и вошла внутрь.
– Твой первый день? – широко улыбаясь, спросила блондинка.
– Да.
Я сняла куртку и повесила ее на вешалку, которая стояла у входа.
– Волнуешься?
– Да, раньше я не пробовала себя в роли учителя.
– Да ничего страшного здесь нет. Детей у нас немного, привыкнешь, – заговорила другая женщина. Говорила она как-то странно, слегка приоткрывая свои тонкие губы и искривляя рот.
– Главное не давай им спуску, а то эти маленькие чертята сядут тебе на голову, – засмеялась блондинка.
Мне было стыдно, что я не помню их имен, хотя более чем уверена, они моего тоже не помнили. Я улыбнулась и села на стул рядом с ними.
–Так, как ты оказалась у нас? В этот городишко уже сто лет никто не приезжал, – продолжала говорить девушка. Она сидела, слегка откинувшись назад, и закинув одну ногу на другую. Внешность у нее была довольно яркая, черты лица смотрелись гармонично и очень естественно. Она действительно была очень красива, хотя, я всегда предпочитала людей необычных и харизматичных, людям обычной заурядной красоты.
– Так получилось, я выбрала этот город абсолютно случайно, ну, по крайней мере, так мне показалось.
–Ты просто переехала в незнакомый город? Просто так? – я видела в глазах девушки удивлении и непонимание.
– Да, мне надоела моя прошлая жизнь.
–Так поехала бы куда-нибудь в большой город, где есть хоть какие-то возможности. Здесь ведь абсолютно нечего делать!
– Я устала от больших городов, – коротко ответила я. Мне начинал надоедать этот допрос, и я хотела поскорее прекратить эту тему.
– Ладно тебе, Кать, пристала к девушке, кто-то в мегаполис рвется, а кому-то деревню подавай, – заговорила плотная женщина. Ее слова были для меня спасением, и я тихонько выдохнула.
Через пятнадцать минут урок закончился. Звонка в этой школе не было, каждый учитель знал, когда прекращается урок и просто отпускал детей. Сейчас должна была быть пятиминутная перемена, а затем наступал мой час. Я, прихватив свою сумку, направилась в кабинет. Я вошла внутрь, стараясь не выдавать свое волнение, и осмотрела класс. В кабинете было всего несколько человек, они перестали разговаривать и со всем вниманием уставились на меня. Я поздоровалась, и они словно ожившие каменные статуи, поздоровались в ответ. Я подошла к учительскому столу и стала спокойно разлаживать все необходимое. Через пару минут в класс подтянулись и остальные детишки. Всего их оказалось не пятнадцать, как говорила Мария, а девятнадцать. Пятеро из них были еще совсем маленькие, им не было и десяти лет. Остальные ребята выглядели чуть постарше. Я должна была заниматься со всеми детьми сразу, что конечно влекло за собой определенные сложности. Когда все дети оказались в кабинете, они встали у своих парт, приветствуя меня. Нечто приятное заискрилось в моем теле. Я еще раз поздоровалась с ними и разрешила сесть. Теперь наступил самый ответственный момент, я должна была начать урок.
– Здравствуйте дети, меня зовут София Евгеньевна, и я буду преподавать у вас изобразительное искусство, ну или урок рисования, как вам удобнее. С вами я познакомлюсь в процессе обучения, так что не обижайтесь, если я не сразу запомню все ваши имена, – я улыбнулась, надеясь, хоть как-то расположить к себе этих детей. Затем я вышла вперед, и осмотрела класс. На столах у детей почти ничего не было, лишь у некоторых лежали тетрадки и ручки.
– Скажите, у вас раньше был урок рисования?
– Нет, – выкрикнул какой-то мальчишка с задней парты.
– Да, – перебила его девочка, сидящая передо мной. – Но всего несколько занятий, потом учительница уехала жить в другое место, и больше уроков у нас не было.
– Понятно. Значит, принадлежностей для рисования у вас тоже нет?
Все хором замотали головой.
– И альбома и красок дома ни у кого нет? – переспросила я.
По классу начал разноситься шум, кто-то выкрикивал «есть», кто-то «нет». Я хлопнула в ладоши, привлекая внимание к себе.
– Ладно, поступим так, к следующему занятию, пусть каждый из вас принесет альбом, простой карандаш, краски и кисточки. Хорошо?
– Да, – почти хором выкрикнули дети.
– Тогда сегодня у нас будет небольшое вводное занятие. Я расскажу вам, что такое изобразительное искусство, и мы попробуем немного к нему прикоснуться. Итак, давайте начнем. Что же принято понимать под искусством? Искусство – это способ отражения, воспроизведения действительности в художественных образах. Мы видим мир, воспринимаем его всеми органами чувств, а затем переносим этот образ на бумагу, камень, глину, на что угодно. В искусстве нет границ. Стремление к искусству было заложено в человеке с момента его появления на свет, и не человека в нашем привычном понимании, а человека времен палеолита, первобытного человека. Ему не нужно было учиться искусству, оно было с ним от рождения. Кто может мне сказать, о каком искусстве я говорю?
Девочка, сидящая на первой парте, вскинула руку вверх.
– Хорошо, как тебя зовут?
– Рита, – ответила девочка. Она не была похожа на тех зазнаек, которые обычно сидят на первых партах и знают больше остальных. Нет. Она выглядела абсолютно заурядно, держалась она немного сковано, а в глазах мелькала неуверенность.
– Так, о каком искусстве идет речь, Рита? – переспросила я.
– Они в пещерах царапали различные рисунки, – ответила девочка.
– Правильно. Первобытные люди часто изображали различных животных или сцены охоты. Вот, смотрите, – я достала книгу и открыла ее на рисунке с маленькими фигурками оленей и людей с луками. – Это выглядело примерно так. Если захотите, можете потом взять книгу и посмотреть. А мы пока продолжим. После того как человек стал более разумным и появилась цивилизация, искусство стало более разнообразным и сложным. В Египте строились пирамиды, храмы, стали делать скульптуры. В Греции стали зарождаться основы изобразительно искусства, которые используются художниками по сей день. Искусство продолжало развиваться в Риме. И развивается до сих пор, постоянно появляются новые виды, техники, направления. Мир меняется и вместе с ним меняется взгляд на искусство. Я не хочу слишком много рассказывать вам об истории, думаю это немного скучно. Давайте лучше немного с вами поговорим. Ребят, может кто-то из вас знает какое-либо произведение искусства? Может где-то видели или слышали?
В классе повисла тишина. Все сидели молча, опустив взгляд вниз или устремив его в стену.
– Ну же, не стесняйтесь.
Через секунду, рука одной девочки поползла вверх.
– Да, – я указала на нее взглядом.
– Мона Лиза, – неуверенно пробормотала девочка.
– Отлично. Как тебя зовут?
– Лиза, – ответила она. В классе тут же раздался веселый смех.
– Очень символично, – я улыбнулась, но только, чтобы поддержать Лизу. Я видела, как ей неловко, она сидела, опустив голову, и нервно перебирая свои пальцы. На вид ей было лет двенадцать, хотя я определенно могла ошибаться. Первое, что привлекло меня в ней, были ее большие голубые глаза, они были такие светлые, будто небо в самую ясную погоду. А затем веснушки, которые как брызги краски рассыпались по ее носу и щекам.
– Лиза, знаешь, кто написал эту картину?
Лиза покачала головой.
– Это был Леонардо да Винчи. Мона Лиза одна из самых известных его картин. На нем изображена девушка, по одной из версий, это была жена торговца шелками. Картина стала популярна из-за улыбки Мона Лизы, она завораживает людей. В свое время, многие поклонялись ей, словно божеству. В этой книге, – я взяла в руки книгу из библиотеки, —Есть изображение картины.
Я начала листать страницы, пока не наткнулась на нужную.
– Вот и она, смотрите, – я вытянула книгу вперед и прошлась по рядам. Дети поворачивали головы, рассматривая картинку, и видимо пытаясь понять, что же такого необычного в улыбке этой девушки.
– Кто еще, какие картины знает? – спросила я, вернувшись на свое место. Все молчали.
– Ладно, тогда вам домашнее задание. Пусть каждый из вас поинтересуется, и выберет для себя любую картину, а на каждом уроке мы будем разбирать одну из них. А теперь, давайте немного порисуем, раз уж у нас урок рисования. Я раздам вам альбомные листы, карандаши есть у всех?
В классе тут же послышался гул, все хором закричали, да и я продолжила.
– Хорошо, тогда берем в руки карандаш и начинаем рисовать. Рисуйте, что захотите, все, что вам будет угодно. Дайте волю фантазии, и помните, у искусства нет рамок. Закройте глаза, закройте, и первый образ, который появиться у вас в мыслях, изобразите его. Пусть ваш рисунок отражает вас, ваше настроение, ваши интересы, что угодно. Я не хочу, чтобы вы долго думали, что именно нарисовать и красивым ли будет ваш рисунок, это совсем не важно. Мне важно, чтобы этот рисунок был сделан от души. Дома вы его раскрасите, как захотите и чем захотите: красками, карандашами, фломастерами, все на ваше усмотрение. А на следующее занятие принесете готовую работу. А теперь можете начинать, до конца урока осталось 20 минут. Есть вопросы? – я осмотрела ребят. Мальчик, сидевший на среднем ряду, поднял руку.
– А можно нарисовать Бэтмена? – спросил он. В классе снова захихикали. Мальчику на вид было лет семь или восемь. Весь его внешний вид выдавал в нем местного хулигана. Волосы были неопрятно взъерошены, край рубашки торчал из брюк, рукава были закатаны, а в глазах читалась непоколебимая уверенность и наглость.
– Конечно можно. Супергерой— это здорово.
Мальчик удовлетворенно кивнул, затем засунул карандаш в рот, словно задумал нечто великое и закатил глаза. Я с трудом подавила смешок, и ограничилась просто улыбкой.
Вскоре мой урок был закончен. Дети, прощаясь, начали выходить из класса, а я принялась собирать свою сумку.
– Как ваш первый день? – в дверях появилась наша директриса, загородив собой почти весь проход.
– Думаю, что хорошо. Все дети замечательные.
– Ладно, пошлите в учительскую, попьем чаю и поболтаем.
После чаепития в учительской я заглянула к Марии. Она засветилась от счастья, увидев меня, и в тот же миг теплом окуталось все мое тело. Не знаю почему, но моя душа тянется к этому месту, словно цветок, тянущийся к солнцу, и желающий получить немного света и жизненной силы. В этом городе, Мария мое солнце, и, не смотря на ту боль и удары судьбы, которые выпали на ее долю, я вижу в ней свет и любовь, которые давно должны были угаснуть, но каким-то волшебным образом продолжали свое существование. В этот день мы много разговаривали, наверно, больше чем обычно. Мария рассказала о своем первом муже, который как оказалось погиб через два года после их свадьбы. Они поженились совсем молодыми, ей тогда было всего восемнадцать лет, а затем ее муж был отправлен воевать в Чечню. Он служил в артиллерийских войсках, и погиб при штурме Грозного от пулевого ранения. После этого она долго оставалась одна, пока не встретила своего второго мужа. Мария в красках расписывала, как они познакомились, как он ухаживал за ней, и как сделал предложение. Ее глаза были наполнены таким блеском, словно она вновь переживает самые счастливые моменты своей жизни. А затем она сказала одну фразу, которая напрочь пригвоздилась в моих мыслях, и которая раскрыла мне всю сущность этой женщины.
«Я готова пережить любую боль, чтобы еще хоть раз испытать подобное счастье».
В этих словах я почувствовала отвагу. Она сказала «любую» боль. И она сказала это так осмысленно и серьезно, что сердце мое замерло. Я слышала в этой фразе отчаяние, и мольбу, словно она молила меня о помощи, но я ничего не могла сделать. А даже если бы это было в моей власти, разве я смогла бы причинить ей боль? Ту самую, «любую боль» о которой она просила. А потом я задумалась, а готова ли я пережить любые страдания, чтобы однажды, возможно совсем ненадолго, обрести счастье? Это слово «любые» меня так пугало, не было ни ограничений, ни четкого списка, словно делаешь шаг в пропасть и не знаешь, насколько она глубокая и что на ее дне, ты знаешь, что в любом случае будет больно. Но на сколько? Будет это сломанная рука, ребра, пробитый череп, или быть может, тебя переломает вдоль и поперек и ты, захлебываясь кровью, не доживешь до обещанных пары мгновений счастья. После того как Мария произнесла эту фразу, я точно убедилась в своей трусости. Может поэтому мне так тяжело найти счастье? Я не готова идти в пропасть, надеясь на лучший исход. И не буду готова, пока не услышу, как мое счастье на дне этой пропасти, призывает меня к себе.
****
Все выходные снова лил дождь. Я уже начала уставать от этой постоянной сырости и шума за окном, будто кто-то оставил радио включенным, на отсутствующей частоте. Эти помехи за окном вызывали у меня лишь чувство тоски и головную боль. Вкупе ко всему из моей крыши продолжала сочиться вода, словно через решето. По всему дому стояли тазы и ведра, и мне как кораблю, огибающему скалы, приходилось лавировать между ними. Ситуация начала усугубляться, в тот момент, когда у меня не осталось никакой посуды, а вода вновь и вновь находила новые прощелины в крыше дома. В меня закрался страх, что очень скоро эта крыша просто рухнет мне на голову, и я буду вынуждена остаться под этим завалом. Затем я решила, что необходимо позвонить хозяину, и сказать, что на его судне появились пробоины, и что очень скоро оно пойдет ко дну. Поднял трубку он только со второго раза. И услышав от меня суть проблемы, попросил потерпеть пару дней, пока он не закончит важные дела и не найдет рабочих. Я положила трубку и выглянула в окно, ливень немного стих, и ему на смену пришла мелкая морось. Я оделась, вооружилась зонтом и решила дойти до магазина, чтобы купить несколько ведер или тазов, иначе я была обречена проснуться по колено в воде.
Дорога была ужасна, везде стояли лужи, и грязь постоянно прилипала к обуви и забрызгивала все джинсы. А я как тот самый червь, испугавшись, что мою берлогу затопит, выползла наружу. Правда, в отличие от червей, у меня был зонт, и шанс утонуть в луже был крайне мал. Найдя в этом странное удовлетворение, я довольно быстро дошла до магазина. Зайдя внутрь, я словно мокрый пес, потрусила плечами, хотя, скорее всего это просто была дрожь, и отправилась вдоль стеллажей. Я прихватила пару небольших тазов и ведер и пошла к кассе. Но, не успев дойти до нее, я увидела знакомую мне фигуру старика, который не так давно украл у меня лошадь. Сначала я почувствовала укол обиды, а потом подумала, что довольно странно обижаться на того, кто просто забрал, то, что его по праву. Рядом с ним стояла женщина, тоже преклонного возраста, но выглядела она куда здоровее своего спутника. Она была выше его, и немного плотнее. На ней была зеленая плащевая куртка и резиновые сапоги. Пока она оживленно о чем-то болтала с продавщицей, старик молча стоял, а затем кинул взгляд на меня и улыбнулся. Я подошла ближе и поздоровалась.
– Что это вы в такую погоду? Дома бы сидели лучше, – заговорил мужчина. Его спутница развернулась и с интересом посмотрела на меня. – Майя, помнишь, я говорил тебе про девушку, у которой нашего Хранителя нашел? Вот, это она, София.
Женщина улыбнулась и ее небольшие приспущенные глаза стали еще меньше.
– А, так вот кто приютил нашего мальчика?! Мы тогда так испугались, думали не найдем уже, а он в целости и сохранности. Так что спасибо.
– Да не за что, Хранитель отличный собеседник, так что мне было приятно с ним познакомиться, – ответила я. Женщина или точнее даже старуха, засмеялась, так легко и непринужденно, словно мы были с ней добрыми приятельницами.
– Куда вам столько? – Майя кинула взгляд на ведра и тазы у меня в руках.
– В моем доме потоп, такое чувство, что дождь не только снаружи, но и внутри. Вода отовсюду течет. Хозяин приедет через пару дней, чтобы починить крышу, а пока…, – я подняла вверх ведро, – Будем справляться своими силами.
– О, бедняжка! – воскликнула Майя. – У тебя там хоть печка или обогреватель есть? А то сырость наверно жуткая, так и заболеть недолго.
– Да, есть маленькая печка, только я не знаю, как ею пользоваться, не хочу сжечь весь дом. Когда хозяин приедет, я у него спрошу.
– Лев, давай, заглянем к девушке, посмотришь на ее печь, не мерзнуть же ей там. А потом через лес и домой, мы там недалеко живем, – Майя посмотрела на мужчину, и он одобрительно кивнул.
– Хорошо, как скажешь, заглянем.
– Нет, не нужно, за два дня со мной ничего не случиться.
Мне было неудобно заставлять двух стариков идти по такой погоде на окраину города. Но по взгляду женщины я поняла, что настроена она серьезно.
– Успокойся дочка, нам не трудно. Ты нам помогла, мы тебе, как иначе может быть?
И вот, мы уже втроем шли под вновь усилившимся дождем к моему жилищу. Мне в очередной раз пришлось рассказать по какой таинственной причине я оказалась в этом городке, откуда я, чем занимаюсь, есть ли у меня семья и так далее. Мне уже начинали надоедать эти анкетные вопросы, словно я снова и снова прохожу собеседование на работу. Вскоре мы дошли до моего дома, и я с печалью взглянула на его покосившуюся крышу. Дождь продолжал барабанить по ней, словно сек плетью и без того ослабленное тело. Но от мысли, что скоро страданиям моей обители придет конец, мне стало немного легче. А эти несколько дней я буду вынуждена страдать вместе с ней, слушая как по всему дому, ударяясь о посуду, барабанят капли.
– Проходите, -я открыла дверь и пропустила своих спутников. – Только аккуратно, смотрите под ноги.
– Ну, у тебя тут и холодина! – сказала Майя.
– Да, прохладно. Печка в комнате, – я указала рукой. Майя и Лев прошли вперед.
– Так, что тут у нас? – старик обогнул ведро, и подошел к печке, он открыл дверцу и заглянул внутрь. – Да, – протянул он, – Давно ею не пользовались, печь дровяная, нужны дрова, чтобы растопить. У вас есть сухие дрова? – он посмотрел на меня.
– Думаю, что нет.
– Тогда плохо, сейчас вы вряд ли их где-то найдете. Печь нужно растопить, проверить есть ли тяга, возможно дымоход почистить придется.
– Ладно, ничего страшного, я на днях куплю себе обогреватель.
– За ним в город придется ехать, у нас вряд ли найдете, – пояснил Лев.
– Так, – прервала нашу беседу Майя. – У нас же дома есть дрова для камина? – она обратилась к спутнику.
– Да, точно, есть.
– Значит, София, дочка, собирайся, пойдешь с нами, переночуешь у нас, потому что здесь оставаться невозможно. А завтра Лев возьмет немного дров, и поможет тебе с печкой.
– А хозяин? – растеряно спросил старик.
– Его не будет, – резко ответила женщина. Я в недоумении посмотрела на нее, а затем на старика, пытаясь понять, о каком хозяине они говорили. Потом я решила, что наверно они снимают дом, и живут там вместе с хозяином, в больших городах такая ситуация не редкость, многие снимают комнаты в квартирах и делят площадь с хозяевами жилья.
– Давай дочка, погреешься хоть немного у нас, – улыбаясь, сказала женщина.
– Нет, мне как-то неудобно.
– Неудобно это когда на тебя сверху вода льется, так что не выдумывай. Дом у нас большой, места всем хватит. Я с утра пирог испекла, придем, напою тебя горячим чаем. Давай Лев, чего молчишь? – Майя недовольно кинула взгляд на старика.
– Да, София, пошли, она все равно не отстанет, пока не согласишься. Заодно повидаешься с Хранителем.
В этот момент мое сердце дрогнуло. Я вспомнила, каким прекрасным был мой мимолетный гость, и мне захотелось вновь прикоснуться к его гладкой шерсти. И хотя доля тревоги обитала в моем сердце, я все же решила принять их предложение. Собрав все необходимое, мы отправились в путь.
Мы вошли в лес и стали двигаться по тропинке. Дождь в лесу был не такой сильный, капли лишь изредка просачивались из-за крон деревьев. Воздух был пропитан запахом мокрой древесины, листвы и земли. И хотя ветра здесь практически не было, жуткий холод пробирался под мою куртку, кожу и проникал в кровь. Чем дальше мы шли по тропинке, тем мне казалось, тьма все больше сгущалась вокруг. И вот ужасающий страх охватил меня, я оглядывалась по сторонам, и видела, как деревья, шелестя тянут ко мне свои скрюченные ветви. И кто-то, прячась за деревьями, следует за нами. Шлеп, шлеп. Я слышала, как трещат ветки, и приминается листва под его ногами. А затем, могу поклясться, сквозь шум дождя и скрип деревьев, я услышала чей-то крик. Я замерла, точнее меня парализовало, я вдруг подумала, что должна уйти. Я ощутила то, что чувствовала в первый мой день в этом лесу. Меня отсюда изгоняли, я была нежеланным гостем, я была чужой в этой обители.
– Что случилось? – Майя посмотрела на меня.
– Вы слышали крик?
– Крик? Нет, наверно птицы, или зверье какое, – ответила женщина. – Пошли, мы почти на месте.
Мы свернули еще на одну тропу и немного пройдя, вышли на поляну. И в этот момент, я, наконец, поняла причину моего страха. Эта причина была передо мной, она возвышалась серой кирпичной кладью, и смотрела на меня своими пустыми, зарешеченными окнами. Я узнала этот дом, я узнала бы его из тысячи других домов. Я слышала, как он кричит мне, кричит моля о помощи. Я чувствовала дыхание этого дома, оно было холодным и зловонным. Я знаю, можно сказать, что я преувеличиваю. Но вы просто не стояли рядом с этим домом, у него точно была душа, и эта душа безумно страдала.
Я стояла там, боясь пошевелиться. Башня, покосившаяся крыша, трещины покрывающие стены, все в этом доме отталкивало и пугало меня. Мне казалось, что по его коридорам бродят призраки, а в подвале пытают людей. Ничего другого на ум мне не приходило. Я уже было развернулась, и собралась уйти, как вдруг Майя коснулась моей руки.
– Знаю, выглядит не очень, но поверь, внутри все гораздо лучше. Половина комнат здесь, правда, нежилая, но остальные очень даже уютные.
– Дом старый, поместью лет триста наверно, а может и больше. Ремонт здесь не проводился очень давно, поэтому и загибается домик. Хозяин наш один живет, детей нет, родственников тоже, поэтому говорит, нет смысла вкладывать в него деньги, все равно после смерти государству отойдет. Мы с Майей что можем, делаем, а можем мы уже немного, сами вот как этот дом, старые уже, – старик усмехнулся, и мне вдруг стало немного легче.
– Идем дочка, а то холодно здесь стоять, – Майя взяла меня под руку, и мы вместе зашагали к дому. Я шла вместе с ней, вопреки протестам моего разума. Рядом с нами шагал старик, он молча смотрел себе под ноги, и что-то бормотал. По его лицу стекали капли дождя, волосы прилипли к голове, а он шел тихо и размеренно, словно тоже не спешил в этот дом. Мы с Майей также изрядно промокли, хотя над нашими головами и был зонт. Но как только дул ветер, стена дождя потоком забиралась под наше укрытие. Вскоре мы пересекли поляну и нырнули в арку. Майя отворила большую деревянную дверь, и все вместе мы зашли в дом.
Волнение и неловкость, такие чувства ты испытываешь, попадая туда, где тебя не ждут. Сейчас я чувствовала именно это. Дыхание сырости и холода ощутила я на своем лице. Это была маленькая комнатка с золотисто-белыми стенами, точнее стены ее уже отсырели, облупились и начали осыпаться. На полу лежал коврик, видимо такой же старый, как и этот дом, это был просто кусок грязной ткани, цвет которой было не разобрать.
– Пойдем, – Майя подтолкнула меня вперед, к еще одной деревянной двери. За ней оказался большой холл, с высокими потолками, старой пыльной люстрой, и деревянной лестницей с изогнутыми перилами, ведущей на второй этаж. Включив свое воображение, я представила, как величественно и роскошно смотрелся этот дом раньше. Как миллионами огоньков сверкала люстра, как изысканно и утонченно смотрелась лепнина на стенах и потолке, как блестел на полу отполированный мрамор. Я словно на секунду переместилась в прошлое, в то время, когда этот дом еще был полон жизни.
– Левая часть дома нежилая, – вдруг перебила мои мысли Майя. – Впереди находится хозяйская гостиная, справа остальные жилые помещения. На втором этаже спальные комнаты. Пошли я покажу тебе, – Майя махнула рукой. – Лев, а ты ступай, растопи нам камин в малой гостиной.
Майя зашагала в правую сторону. Мы прошли сквозь арку, и вышли в коридор. Стены коридора были отделаны синей тканью сверху и деревом снизу, вдоль одной стороны были двери, а другой окна, через которые совсем скудно проступал свет.