bannerbannerbanner
полная версияГоречь

А. Норди
Горечь

Полная версия

Дэн кивнул в сторону распластанных Арнольда и Лики. Только сейчас Мартин заметил, что наркоманы валялись возле узкой расщелины в земле. Провал, казалось, уходил в бесконечность – настолько непроглядной была сгустившаяся внутри чернота.

– Засунь туда руку, дотронься до горечи, – пояснила Яна. – А затем положи ее под язык.

Мартин удивленно посмотрел на девушку, ожидая объяснений, но их не последовало: Яна, сложив на груди руки, с интересом за ним наблюдала, словно мысленно делала ставки – слабо ему или нет?

– Дотронуться до горечи? – уточнил Мартин. Он не хотел, чтобы Яна считала его трусом, хотя прекрасно понимал, что смельчаком он никогда не был.

– Меньше болтай. – Дэн подтолкнул его к расщелине. – Пробуй, если не зассал. Потом расскажешь, понравилось или нет.

Мартин опустился на колени у провала в земле. Из черноты несло гарью, и он поморщился. Рядом лежали Арнольд и Лика, их затуманенные взоры по-прежнему впивались в небосвод, а на лицах кривились блаженные улыбки.

Закатав рукав рубашки, Мартин просунул руку в расщелину.

– Если это дурацкая шутка, я тебе кости переломаю, – на всякий случай пригрозил он Дэну.

– Глубже суй, – словно не услышав его слов, скомандовал Дэн. – И жди.

Мартин протолкнул руку по самое плечо, ощущая твердый шершавый грунт. Вдруг провал расширился – ладонь провалилась в пустое пространство.

И нечто чуждое – холодное, мягкое, влажное – коснулось пальцев.

Резко выдернув руку из ямы, Мартин подскочил на месте. Должно быть, вид у него был настолько ошарашенный, что Дэн и Яна прыснули от смеха, но Мартину было плевать на их реакцию: в глубине провала нечто живое дотронулось до него, оставило след на коже. Сердце бешено колотилось, и в тусклом лунном свете Мартин пытался рассмотреть, что за дрянь прилипла к его руке.

– В первый раз все пугаются, – успокоила Яна. – Теперь пробуй.

Девушка посветила фонариком Мартину на ладонь, и он увидел пальцы, покрытые черной, как смоль, слизью.

– Что это?

– Горечь. – Дэн приблизился к Мартину и впервые ему улыбнулся. – Не бойся, дружище. Положи ее под язык.

Мартин хотел послать наркомана куда подальше, но поймал взгляд Яны: она ободряюще улыбнулась, словно давая понять, что ничего страшного не случится. Он уже и забыл, когда в последний раз на него так смотрели – с надеждой и поддержкой. Мартин сглотнул вязкую слюну, облизнул пересохшие губы и поднес руку, перемазанную слизью, ко рту. Секунду помедлил – и засунул указательный палец под язык.

Рот обожгло горьким. Мартин поморщился, ощущая, как прогорклая субстанция растворяется на слизистой. Ноги вдруг подкосились. Мартин повалился на опаленную землю, и черный космос распахнул объятия.

Горечь растекалась по сосудам и мышцам, тканям и органам. Она растворяла в себе боль, страхи, отчаяние – и наполняла образовавшуюся пустоту восторгом и умиротворением. Где-то на краю сознания в пульсирующей звездным светом тьме мелькнул образ Алины, но тут же погас в неукротимой волне радости, блаженства и покоя.

Впервые за много лет Мартин чувствовал себя по-настоящему спокойным и счастливым.

* * *

Он проснулся от жужжания мух. Мартин поднялся в постели и осмотрелся: его комнату, расположенную в домике старосты Осмунда, заливал яркий утренний свет из окна. Тело казалось невесомым, голова – необычайно ясной: Мартин уже забыл, каким упорядоченным и тихим может быть течение мыслей. Неподъемный камень из вины, сомнений и саморазрушения, который каждый день давил на грудь, наконец-то исчез.

Мартин не помнил, как вернулся в общину. Может быть, ночное приключение ему просто приснилось?

В комнату вошел Осмунд – гладко выбритый, с полотенцем на голых татуированных плечах. Нахмурив брови, он строго скомандовал:

– Подъем. Опаздываешь на завтрак.

Таким и было их общение все это время: Осмунд отдавал приказы, а Мартин покорно подчинялся, не желая навлечь гнев бывшего уголовника.

Мартин натянул одежду и выбрался на улицу. На стене дома, в котором члены общины собирались для совместных трапез, висели рукомойники. У одного из них умывался обнаженный по пояс Дэн, рядом чистила зубы Яна. Лика расставляла тарелки на столе под навесом. Завидев Мартина, они втроем хитро улыбнулись, но тут же спрятали ухмылки, как только рядом нарисовался Абсалом с большой кастрюлей. Из нее валил густой пар, распространяя аппетитный запах овсяной каши с орехами и медом. Мартин наконец-то вспомнил, какого это – чувствовать голод: в животе приятно забурлило, а рот наполнился слюной.

– Как я оказался у себя в домике? – тихо спросил Мартин.

Прополоскав рот, Яна сплюнула в таз.

– Ты дошел вместе с нами. После «горечи» из памяти вышибает несколько часов.

– Поэтому ее нельзя употреблять всем вместе, – шепотом пояснил Дэн, опасливо косясь на Абсалома, который помогал Лике сервировать стол. – Всегда рядом должен быть тот, кто поможет выйти из леса и вернуться обратно в общину.

– Мы ходим за «горечью» один раз в неделю – чаще нельзя, иначе Абсалом или Осмунд могут нас засечь, – добавила Яна.

Мартин набрал в ладони ледяной воды из рукомойника и плеснул в лицо, наслаждаясь бодрящим покалыванием на коже, словно ее рецепторы тоже обновились после «горечи».

– Что это за хрень в той расщелине? – спросил он, выдавливая зубную пасту на щетку.

– Никто не знает. – Дэн вытер полотенцем лицо. – Когда я впервые оказался в общине, один торчок по имени Стиг рассказал мне о котловине и спрятанной там «горечи». Стиг узнал о ней от другого наркомана, проживавшего в общине. Секрет о существовании «горечи» годами передавался по цепочке с тех пор, как Абсалом открыл «Юдоль».

– И где теперь все эти наркоманы? – Мартин орудовал зубной щеткой во рту, и его слова прозвучали невнятно.

– Исцелены. – Яна улыбнулась. – А ты думал, в общине столько завязавших благодаря молитвам и медитациям с Абсаломом?

Мартин прыснул от смеха, разбрызгивая пену изо рта, но тут же опасливо зыркнул в сторону стола: старик накладывал кашу по тарелкам и, кажется, совсем не обращал внимания на заговорщиков возле рукомойников.

– С каждым разом необходимость в приеме «горечи» уменьшается, – тихо пояснил Дэн. – А затем наступает момент, когда тебе совершенно ничего не нужно, кроме самых простых вещей – воздуха, еды и сна. Ты освобождаешься от всего.

– По тебе так не скажешь, – ухмыльнулся Мартин.

– Потому что я еще не прошел путь до конца! – огрызнулся Дэн. – Но уже близок к этому. Стиг ходил к котловине целый год, и только потом его отпустило. Он уехал из общины перед твоим появлением.

– А сколько ходишь ты? – Мартин взглянул на Яну.

– Пятый месяц. Дэн показал расщелину в апреле.

– А мне вместе со Стигом приходилось зимой откапывать ее из-под снега. – Дэн натянул футболку и пригладил растрепанные волосы. – Арнольд и Лика сидят на «горечи» с июня, а тебя мы собирались привлечь попозже – хотели убедиться, что ты не будешь стучать.

Мартин скривился, но постарался не выдать обиды. Ему стало неприятно, что даже среди наркоманов его не принимали за своего.

– Почему вы не расскажите Абсалому про «горечь»? – спросил Мартин.

Дэн с удивлением вылупился на Мартина, будто тот был умственно отсталым, но ответить не успел: с диким криком из домика вывалился Арнольд и грохнулся возле стола. Следом выскочил разъяренный Осмунд и, подлетев к доходяге, пнул его ногой под дых.

Держась за живот, Арнольд постанывал на земле и отплевывал сгустки крови из разбитого рта – похоже, Осмунд успел залепить ему по лицу еще в домике. Мартин, растерявшись, обвел взглядом новых знакомых: Дэн с Яной остолбенели в замешательстве, Лика испуганно спрятала лицо за ладонями. И только Абсалом спокойно взирал на случившееся. Отложив тарелку с кашей, он подошел к Осмунду, со свирепым видом застывшему над скрюченным на земле Арнольдом.

– Что случилось, сын мой? – старик вскинул кустистые брови.

– Этот гаденыш прятал сигареты! – выкрикнул Осмунд, сжимая кулаки: капли слюны брызнули из перекошенного рта. – Я нашел пачку у него под подушкой!

Услышав слова старосты, Дэн покачал головой и едва слышно прошептал Мартину и Яне:

– Вот дурак. Я сто раз говорил Арнольду выкинуть сигареты.

Абсалом встал на одно колено возле стонавшего на земле Арнольда и, заглянув ему в разбитое лицо, мягко поинтересовался:

– Это правда, Арнольд? Ты втайне от меня курил?

Парень что-то промычал в ответ, но его признание мало интересовало Абсалома. Старик выпрямился и коротко бросил Осмунду:

– Десять ударов ремнем. – Абсалом перевел взгляд на Мартина и его друзей. – Дети мои, запомните: каждый проступок требует наказания. Вечером на собрании мы обсудим поведение Арнольда.

Абсалом удалился к столу, а Осмунд, довольно ухмыльнувшись, вытянул ремень из джинсов. Ногой перевернув Арнольда на живот, староста задрал ему футболку, оголяя костлявую бледную спину. Затем выпрямился и, размахнувшись, со всей дури ударил Арнольда ремнем. Парень закричал от боли, когда кожаный ремень со свистом впился в его спину. Он продолжал орать, пока Осмунд с остервенелым видом хлестал его ремнем.

Мартина замутило, к горлу подкатил ком, а в груди проклюнулось зернышко знакомой тревоги – пока еще подспудной, робкой. Но Мартин знал, что стоит дать ей волю, и дисфория распустится черным цветком. Он отвернулся, не в силах наблюдать за экзекуцией, и встретился взглядом с Дэном, который застыл с перекошенным от страха лицом.

Десятый удар рассек спину Арнольда: наказание закончилось. Заправив ремень в джинсы, Осмунд с кривой ухмылкой взглянул на своих подопечных. «Кто следующий?» – читалось в его глазах.

– Приступим к трапезе, – спокойно сказал Абсалом, жестом приглашая всех к столу.

Покорно кивнув, Дэн и Яна отправились вслед за Осмундом к столу, где их уже ждали невозмутимый Абсалом и до смерти перепуганная Лика.

 

Немного поколебавшись, Мартин помог Арнольду подняться с земли. Постанывая от боли, несчастный доходяга опустил на спине футболку и проковылял к столу. Мартин с неловким видом присоединился к остальным.

Обитатели общины взялись за руки, склонив головы над тарелками с кашей. Абсалом забубнил молитву, и его подопечные послушно подхватили слова, на смысл которых всем, кроме Осмунда, было плевать.

Повторяя заученную молитву, Мартин понял, почему его новые друзья беспрекословно выполняли жесткие требования Абсалома и строго придерживались царившим в «Юдоли» порядкам: Дэн, Яна, Арнольд и Лика тянули время, чтобы как можно дольше иметь доступ к «горечи» – загадочному веществу, которое дарило настоящее исцеление.

* * *

После завтрака и медитации Абсалом распределил работы. Мартину снова выпало выгребать дерьмо из свинарника вместе с Яной. Грязная работа, казалось, совсем не смущала девушку, и она споро орудовала лопатой, то и дело отгоняя толкавшихся свиней. В хлеву было жарко, и в воздухе кружились золотистые пылинки.

– Теперь я понимаю, почему вы не рассказали Абсалому про «горечь», – сказал Мартин, сгребая лопатой нечистоты.

– Старик считает, что наркоманы излечиваются благодаря молитвам и прилежанию. – Яна сбросила дерьмо в тележку и ухмыльнулась. – Он не терпит другие методы, а сигареты и алкоголь вызывают у него ярость: ты сам видел, как досталось бедняге Арнольду. Если Абсалом узнает, что мы избавились от зависимости с помощью другого вещества, то уничтожит расщелину в земле, а вместе с ней и «горечь». И прощай наше исцеление.

– А Осмунд? Он в курсе про «горечь»?

– Осмунд – правая рука Абсалома. Мы мало про него знаем, но бывшие «юдольщики» рассказывали, что он сидел на героине. Настоящий псих. Говорят, Абсалом вытащил его с того света после передоза. С тех пор Осмунд предан ему, как собака. – Яна выглянула наружу и, убедившись, что за ними никто не наблюдает, тихо продолжила: – Конечно же он не в курсе про «горечь», иначе мне даже страшно представить, что он с нами сделает, если узнает про ее существование.

– Со мной он общается, как будто я его шестерка в тюрьме, – припомнил Мартин и, чуть подумав, спросил: – Как думаешь, что находится в расщелине?

Яна помрачнела. Отложив лопату, она тихо сказала:

– Там что-то живое. Не знаю, что именно, но каждый раз оно касается меня по-разному. Осторожно, робко – словно пробует на вкус. Мы светили в расщелину фонариком, но ничего не увидели.

Мартин вспомнил черную слизь на пальцах. И вместо отвращения, которое он наверняка бы почувствовал в любом другом случае, его захлестнула волна воспоминаний: умиротворение, спокойствие, радость – вот те давно забытые чувства, которые он испытал ночью, когда нечто из недр земли дотронулось до его ладони.

– Я училась на биофаке до того, как сторчалась, – продолжала Яна. – Биолог из меня как из свиньи человек, но я помню, что в природе есть организмы, вырабатывающие психоактивные субстанции. Грибы, например. Или некоторые жабы.

Рейтинг@Mail.ru