bannerbannerbanner
Избранные труды

А. Н. Трайнин
Избранные труды

Полная версия

И в более позднем определении от 7 июля 1939 г. по делу В. Судебная коллегия указала: «Неосторожное обращение с огнем нельзя было квалифицировать по аналогии со ст. 175 УК, предусматривающей ответственность за умышленные действия».

С особой четкостью в общей форме в связи с определением Железнодорожной коллегии Верховного Суда СССР от 25 июня 1949 г. по делу К. это положение выражено в следующем тезисе:

«Неосторожные действия не могут квалифицироваться по аналогии по статье УК, предусматривающей ответственность за умышленное преступление. Аналогия применяется только в том случае, если данное действие прямо не предусмотрено Уголовным кодексом или иным уголовным законом».

Как подробнее было развито выше, элементы состава, характеризующие субъективную сторону, не исчерпываются умыслом и неосторожностью: к ним относятся и содержащиеся в некоторых нормах указания на определенную цель. Там, где закон выдвигает в качестве элемента состава определенную цель, нельзя путем аналогии применять соответствующую норму в случаях, где этот элемент состава отсутствует: так, если в качестве элемента состава, характеризующего субъективную сторону, ст. 107 УК РСФСР предусматривает признак «с целью наживы», то нельзя применять ст. 107 УК РСФСР одинаково – как при помощи аналогии, так и без помощи аналогии – в случаях, где имеется скупка и продажа товаров, но где «цель наживы» отсутствует.

С полным основанием поэтому Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 20 сентября 1939 г. по другому делу, связанному с обвинением по ст. 5936 УК РСФСР (разрушение или повреждение железнодорожных или иных путей сообщения «с целью вызвать крушение»), указал: «…ст. 5936 УК РСФСР и соответствующие статьи уголовных кодексов других союзных республик применяются в отношении лиц, совершивших действия, указанные в этой статье, только в том случае, когда по делу установлено, что эти действия совершены с целью вызвать крушение»[149].

Значение цели как элемента состава преступления и недопустимость восполнения отсутствия цели при помощи аналогии были исчерпывающе и четко развиты в более позднем постановлении – постановлении от 23 марта 1942 г. по делу К. и других:

«Материалами по настоящему делу установлено, что осужденные… находясь в нетрезвом состоянии и проходя 22 июня 1941 г. по дачному поселку, перерезали из хулиганских побуждений телефонный провод.

Суд неправильно квалифицировал действия осужденных по ст. 16–5936 УК РСФСР. Статья 5936 УК РСФСР предусматривает разрушение или повреждение железнодорожных или иных путей сообщения, сооружений на них, предостерегательных знаков, подвижного состава и судов с целью вызвать крушение поезда или судна. В данном конкретном случае ни объект преступления, ни цель последнего не подходят под признаки указанной статьи Уголовного кодекса. Не может быть применена в данном случае эта статья Уголовного кодекса и по аналогии, так как согласно ст. 16 УК РСФСР аналогия применяется только в том случае, когда то или иное преступление прямо не предусмотрено Уголовным кодексом. Между тем в данном случае, если бы даже по делу и не было установлено, что осужденные действовали из хулиганских побуждений, действия осужденных, выразившиеся в умышленном повреждении государственного имущества, в результате которого последовала приостановка производства, прямо предусмотрены ч. 2 ст. 79 УК РСФСР. Поскольку в данном случае установлено, что осужденные действовали из хулиганских побуждений, действия их надлежало квалифицировать, учитывая злостность этих действий, по ч. 2 ст. 74 УК РСФСР»[150].

Приведенные соображения и материалы судебной практики дают основание для общего вывода о пределах применения аналогии, пределах, лежащих в самом составе преступления: нельзя путем аналогии восполнять или изменять элементы состава, характеризующие субъективную сторону, умысел, если закон говорит об умысле, – неосторожность, если закон предусматривает неосторожность, или – конкретную цель, если эта цель указана в законе. Таким образом, для того, чтобы статья Особенной части могла быть применена по аналогии к общественно опасному действию, в законе прямо не предусмотренному, необходимо наличие именно того субъекта и именно той субъективной стороны, которые указаны в статье, применяемой по аналогии.

С другой стороны, как подробно было указано выше, какие-то элементы предусмотренного законом состава должны отсутствовать в данном общественно опасном действии при применении аналогии; отсюда непосредственно следует, что этими недостающими признаками могут служить лишь элементы, характеризующие объект и объективную сторону преступления. Обратимся к рассмотрению этих элементов состава.

3. Аналогия и элементы состава, характеризующие объект преступления

Возможно ли расхождение в объекте посягательства между составом, предусмотренным в законе, и тем общественно опасным действием, к которому закон применяется по аналогии? При разрешении этого вопроса необходимо учесть следующее: ст. 16 УК РСФСР предписывает применять по аналогии статью, предусматривающую «наиболее сходные по роду преступления». Родовое же сходство преступления находит свое выражение, прежде всего, именно в однородности объекта посягательства: так, к одному роду необходимо отнести преступления, посягающие на основы советского строя; к другому роду – преступления, посягающие на жизнь, здоровье, свободу и честь граждан, к третьему роду – имущественные посягательства и т. д. Отсюда непосредственно следует, что для применения аналогии объект посягательства предусмотренного в законе преступления должен быть однородным с объектом общественно опасного действия, ответственность за которое определяется по аналогии: иначе не было бы выполнено требование ст. 16 УК РСФСР о применении статей Кодекса, «которые предусматривают наиболее сходные по роду преступления». Поэтому нельзя, например, по аналогии применять статью, предусматривающую посягательства против жизни, к общественно опасным действиям, посягающим на имущество.

Поскольку социалистическая собственность составляет (вместе с социалистической системой хозяйства) экономическую основу Советского государства, защита которой поставлена в особые условия, нельзя признать однородными по объекту посягательства на личную собственность и посягательства на социалистическую собственность. Нельзя поэтому по аналогии применять нормы, ограждающие социалистическую собственность, к посягательствам на личную собственность или, наоборот, нормы, предусматривающие посягательства на личную собственность, к преступлениям против социалистической собственности.

Неправильны поэтому ранее известные судебной практике случаи применения ч. 3 ст. 175 УК РСФСР по аналогии в делах по уничтожению социалистического имущества.

Тождество объектов должно иметь место и в тех случаях, когда речь идет не об общем родовом объекте, а об объекте, специально предусмотренном законом в качестве элемента состава. Это положение можно иллюстрировать практикой применения ранее (до Указа от 4 июня 1947 г.) действовавшей ст. 166 УК РСФСР. Статья 166 УК РСФСР предусматривает «похищение лошадей или другого крупного скота». Поскольку закон здесь специально выделяет предметы хищения – «лошади и крупный рогатый скот», явилось бы отступлением от этого точного указания закона применение ст. 166 УК РСФСР к иным случаям, например, к случаям хищения мелкого скота. Поэтому постановление 50-го Пленума Верховного Суда СССР 1935 года, указавшее, что «кражу молодняка крупного рогатого скота и мелкого скота надлежит квалифицировать по ст. ст. 16 и 166 УК», являлось неправильным. С полным основанием Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР позднее (в определении от 10 мая 1939 г. по делу Ю. и С.) стала на иную точку зрения.

Ю. и С. совершили кражу овцы с ягненком и поросенка. Это преступление было квалифицировано по ст. 6 и п. «б» ст. 242 УК Белорусской ССР (ст. 16 и 166 УК РСФСР). Судебная коллегия нашла: «Преступление Ю. и С. квалифицировано неправильно по аналогии по п. «б» ст. 242, предусматривающей кражу крупного, а не мелкого скота, которая имела место в данном случае».

Таким образом, необходимо установить следующее: по субъекту, субъективной стороне и объекту – общественно опасное действие, прямо в законе не предусмотренное, должно совпадать с действием, предусмотренным статьей Особенной части, применяемой по аналогии.

Отсюда кажется ясным, что различия в составах общественно опасного действия в преступлении, предусмотренном нормой Уголовного кодекса, применяемой по аналогии, могут заключаться лишь в элементах состава оставшейся четвертой категории, то есть в элементах, характеризующих объективную сторону преступления.

4. Аналогия и элементы состава, характеризующие объективную сторону преступления

Среди элементов состава, характеризующих объективную сторону, центральным является само действие (бездействие), образующее состав. Именно здесь может и должен возникать вопрос о применении аналогии: при однородности субъекта, субъективной стороны и объекта посягательства общественно опасное действие обычно не совпадает с тем, которое описано в статье Особенной части, применяемой по аналогии; верность этого положения может быть показана на ряде примеров.

 

Прежде всего возможны случаи, когда совершенное общественно опасное действие может рассматриваться как вид того родового определения действия, которое дано в законе. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 28 декабря 1934 г. было правильно указано, что злостное нарушение правил внешнего и внутреннего карантина растений частными лицами «в тех республиках, где это преступление не предусмотрено действующими уголовными кодексами, квалифицировать по ст. ст. 16–75 УК РСФСР и соответствующим статьям Уголовного кодекса других союзных республик, так как это преступление влечет за собой истребление или повреждение государственных или общественных лесов и сельскохозяйственных растений»[151].

Равным образом аналогия может быть применена в тех случаях, когда закон называет (не в порядке исчерпывающего перечня) несколько видов одного и того же родового действия и встает вопрос об аналогичном виде. Показательна в этом отношении ст. 59 УК РСФСР.

Статья 59 УК РСФСР карает нарушение работником транспорта трудовой дисциплины, если это нарушение повлекло или могло повлечь за собой тяжкие последствия. При этом ст. 59 упоминает о поездах и судах, то есть о двух видах транспорта – железнодорожном и водном. Однако порой нарушение дисциплины работником транспорта на автотранспорте принимает характер серьезной путевой аварии нередко с человеческими жертвами. В этих случаях надлежит признать правильным применение ст. 59 УК РСФСР по аналогии. Правильно поэтому постановление Пленума Верховного Суда СССР от 25 февраля 1933 г. разъяснило: «В исключительных случаях, когда нарушение работниками автотранспорта и городских железных дорог трудовой дисциплины повлекло за собой массовые человеческие жертвы, гибель ценного государственного имущества или другие исключительно важные последствия, может быть по аналогии применена ч. 1 ст. 59 УК РСФСР или соответствующие статьи Уголовного кодекса других союзных республик, а при наличии явной злостности действия лиц, совершивших эти преступления, ч. 2 той же статьи»[152].

Помимо действия, к объективной стороне состава относятся время и способ совершения преступления. Вопрос о возможности применения аналогии при отсутствии в общественно опасном действии какого-либо из названных элементов должен быть решен отрицательно: эти элементы особо выделены в качестве специальных признаков, характеризующих определенную группу преступлений. Так, не может быть применена ч. 2 ст. 5811 УК РСФСР (контрреволюционная агитация) по аналогии при отсутствии указанных в этой части признаков – массовых волнений, использования религиозных или национальных предрассудков, военной обстановки или местности, объявленной на военном положении.

Таким образом, анализ возможности применения аналогии к отдельным группам элементов, определяющих состав преступления, приводит к следующему выводу: при помощи аналогии не могут быть восполнены или видоизменены элементы состава, характеризующие субъекта преступления, субъективную сторону и объект. Напротив, аналогия может применяться для восполнения пробелов, касающихся элементов, характеризующих объективную сторону преступления. Позволительно утверждать, что учет этого общего вывода обеспечил бы более правильное применение ст. 16 УК РСФСР – закона об аналогии. Более правильное, отвечающее закону, пользование аналогией облегчит решение общего вопроса о значении этого института в системе социалистического уголовного права.

III
Состав преступления и распространительное толкование

Учение о составе преступления открывает возможность более точного выяснения существа распространительного толкования закона, которое и теорией, и судебной практикой не всегда четко понимается. Нередко распространительное толкование смешивается с аналогией. На деле – это понятия глубоко различные.

Аналогия имеет целью восполнить мысль законодателя. Задача толкования иная: толкование имеет целью вскрыть подлинную мысль законодателя, иногда неясно выраженную. В соответствии с этим к помощи аналогии прибегают тогда, когда в рассматриваемом действии отсутствует один из элементов, описанных в законе, к распространительному толкованию, напротив, – когда в рассматриваемом деянии имеются все элементы состава, предусмотренные законом. Распространительное толкование тем самым выражается лишь в более широком (распространительном) понимании одного из элементов состава[153]. Эластичность некоторых элементов состава, то расширяющихся, то сокращающихся (при ограничительном толковании) в своем объеме, объясняется тем, что законодатель нередко, описывая элементы состава, вынужден пользоваться терминами и понятиями, носящими довольно общий характер. Так, ст. 107 УК РСФСР предусматривает в качестве элемента состава спекуляции «предметы широкого потребления». Это понятие – предметы широкого потребления – охватывает, в первую очередь, конечно, мыло, соль и т. д.; но и далее, не вводя нового элемента, следовательно, не обращаясь к аналогии, а лишь распространяя объем этого элемента состава («предметы широкого потребления»), можно отнести сюда и одеколон, и шерсть, и меха, и т. д. Практика, не учитывая этой грани, лежащей между аналогией и распространительным толкованием, иногда прибегает к помощи ст. 16 УК РСФСР (аналогия) без достаточных оснований.

IV
Состав преступления и соучастие

Учение о соучастии – одно из весьма сложных в теории уголовного права. Здесь возникает ряд общих и специальных проблем о причинной связи, виновности отдельных соучастников, их ответственности. Многие из этих проблем получают надлежащее разрешение на основе развитого выше общего учения о составе преступления. Остановимся, прежде всего, на общем понятии соучастия.

Соучастие не меняет оснований уголовной ответственности. Как индивидуально действующее лицо, так и лица, действующие по соучастию, отвечают лишь в том случае, если в их действиях содержатся все элементы состава соответствующего преступления, в частности, такого рода необходимые элементы состава, как причинная связь и вина.

Поучительно в этом отношении определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССР от 13 июля 1949 г. по делу А.

А. признан виновным в том, что он вместе с осужденным за это же преступление (по другому делу) С., пася в горах скот, совершил кражу колхозной овцы.

Приговор народного суда и определение Верховного Суда Дагестанской АССР подлежат отмене с прекращением дела производством по следующим основаниям: суд не добыл никаких доказательств о причастности А. к хищению овцы. Свидетель, на которого ссылается суд в приговоре, показал, что он знает только то, что А. в его присутствии признавался в том, что С. похитил овцу, а он, А., после ел мясо этой овцы.

Других данных о том, что А. принимал участие в хищении овцы, в деле нет. Таким образом, один факт, что А. по приглашению С. ел мясо от похищенной овцы, не дает оснований для признания А. виновным в соучастии в хищении овцы.

Поэтому Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР приговор народного суда Тляратинского района и определение Верховного Суда Дагестанской АССР в отношении А. отменила и дело производством прекратила.

Равным образом нет соучастия, если лицо, хотя объективно и содействовало причинению преступного результата, но содействовало невиновно. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 30 сентября 1949 г. по делу М. указано:

«М. признан виновным в том, что по сговору с Л., также осужденным по настоящему делу, он похитил из вагона один бидон краски весом в 90 кг.

Из дела видно, что М., не признавая себя виновным, показал, что, находясь на работе по ликвидации последствий аварии, по приказанию мастера Л. и вместе с ним перенес бидон краски с места аварии в вагон восстановительного поезда. При этом М. объяснил, что, выполняя приказания Л., у которого он находился в подчинении, он полагал, как ему об этом заявил Л., что краска будет использована для нужд восстановительного поезда.

Л. подтвердил показания М. Кроме того, свидетели 3. и С. показали, что бидон с краской действительно был перенесен в вагон восстановительного поезда и уже впоследствии по распоряжению Л. был рабочими восстановительного поезда зарыт в землю. Из дела видно, что после перенесения бидона в вагон восстановительного поезда М. никакого отношения к этому бидону уже не имел».

При указанных обстоятельствах, когда М. оказывал содействие совершению преступления, не сознавая своей помощи преступным действиям, соучастия нет. Это положение четко выражено в общем принципе, выделенном по настоящему делу.

«Обвинение в соучастии является необоснованным, если по делу установлено, что обвиняемый, объективно способствующий преступлению исполнителя, не был осведомлен о преступном намерении последнего».

Элементы состава – вина и причинная связь с преступным результатом – должны быть, в числе прочих элементов состава, на стороне каждого из соучастников. Это положение вызвать сомнений не может. Сложнее вопрос о субъективной связи соучастников между собой.

Основная проблема здесь заключается в следующем: необходимо ли для понятия соучастия наличие такого рода связи между соучастниками, и если эта связь необходима, то в чем она выражается?

Некоторые криминалисты решают эту проблему по одному количественному признаку: они выдвигают положение, что для наличия соучастия вообще нет необходимости в существовании особой связи между действующими лицами, соучастниками преступления. Они полагают, что соучастие существует всегда и всюду там, где несколько лиц совершают одно и то же преступление, где, следовательно, имеется хотя бы механическое объединение действий нескольких лиц, добивающихся одной цели.

Такую неправильную точку зрения проводил учебник общей части советского уголовного права издания 1938 г.: «…соучастие для советского уголовного права есть умышленное участие двух или нескольких лиц в совершении умышленного преступления»[154]. В этом определении совершенно отсутствует указание на необходимость определения субъективной связи между соучастниками.

Такое понимание лишает соучастие его характерной особенности как особой формы ответственности и вместе с тем превращает соучастие из некоторого органического единства в простую совокупность нескольких лиц, виновных в совершении одного преступления, подобно тому, как существует совокупность нескольких преступлений, совершенных одним лицом. Такое понимание соучастия по существу находится в противоречии с принципами социалистического уголовного права и неизбежно создает непреодолимые трудности на практике.

 

Учебник общей части уголовного права издания 1952 г. восполняет в известной мере этот существенный пробел: «…соучастие по советскому уголовному праву, – указывает учебник, – есть совместное умышленное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления»[155]. Однако указание на совместное участие еще не решает вопроса: и этим определением охватываются случаи, которые соучастия в понимании советского уголовного права не образуют.

Так, если А., намереваясь совершить хищение из амбара, сломал замок, но добровольно отказался от хищения и ушел, а Б., проходивший мимо и увидевший открытые двери амбара, вошел и похитил государственное имущество, то они оба, хотя и действовали умышленно, то есть в известном смысле «совместно», однако соучастниками они признаны быть не могут. Иное решение вопроса – признание А. соучастником при отсутствии субъективной его связи с Б. – явилось бы глубоким нарушением основного принципа социалистического правосудия: ответственности лишь за виновно причиненный результат.

Таким образом, отказ в требовании определенной субъективной связи между соучастниками неизбежно приводит к построению уголовной ответственности на одном объективном стечении разрозненных действий нескольких лиц, то есть к объективному вменению наступившего результата. Следовательно, здесь при конструкции соучастия на деле игнорируется принцип виновности, хотя при определении соучастия учебник уголовного права дважды упоминает о вине (умысле).

В результате соучастие строится и здесь не как особая форма деятельности и ответственности, а как особое основание ответственности, видоизменяющее общепризнанные принципы уголовной ответственности в социалистическом праве.

Если в устранении субъективного признака соучастия находит выражение явная недооценка значения субъективной связи между действующими лицами и тем самым игнорирование субъективного основания уголовной ответственности, то в понимании других теоретиков может быть отмечена другая, противоположная ошибка – переоценка значения субъективной связи как элемента соучастия. Эта вторая точка зрения является наиболее распространенной в литературе и выражается в требовании для наличия соучастия соглашения, обычно предварительного сговора между соучастниками. Многие русские криминалисты разделяли этот взгляд.

Так, в дореволюционной литературе проф. Таганцев утверждал[156]: «Соглашение составляет коренное условие соучастия. Пока оно не доказано по отношению к каждому из лиц, привлекаемых к совместной ответственности, до тех пор немыслимо говорить о соучастии как специальном типе виновности». Такое понимание соучастия нашло отражение и значительно позднее – в советской литературе. Так, тов. Лаптев в статье «Соучастие по советскому уголовному праву» писал, что «соучастие по советскому уголовному праву можно определить, как участие нескольких лиц, основанное на соглашении в совершении одного или нескольких преступлений»[157].

Нельзя, конечно, отрицать того, что предварительное соглашение весьма часто, можно сказать, в огромном большинстве случаев связывает соучастников. Но это частое фактическое сочетание предварительного соглашения и соучастия не может быть возведено в правовой принцип: соучастие мыслимо и без предварительного соглашения соучастников и даже без всякого между ними соглашения.

При этом ошибка, в которую впадают сторонники соглашения как существенного признака соучастия, столь же глубока, как и ошибка теоретиков, не требующих никакой связи между соучастниками.

Действительно, выше было отмечено, что отказ от требования субъективной связи между соучастниками на деле приводит к отказу от вины для обоснования уголовной ответственности и тем самым к объективному вменению. Требование соглашения между соучастниками, напротив, приводит к другой крайности и чрезмерному субъективизму – к требованию не только умышленного причинения преступного результата, но еще и дополнительного субъективного условия, – соглашения между соучастниками. И здесь, следовательно, соучастие строится как особое основание ответственности; при соучастии с субъективной стороны недостаточно общего признака – наличия вины, а необходимо сверх того соглашение. Это положение и теоретически, и практически неверно.

Действительно, если соучастие существует лишь там, где лица действуют по соглашению, то отсюда непосредственно следует, что каждый из соучастников должен знать о деятельности другого соучастника. Можно ли, однако, утверждать, что подстрекатель и связанный с ним исполнитель знают друг о друге и, следовательно, действуют всегда «по соглашению?» Разумеется, в тех случаях, случаях более элементарных, когда орудием подстрекательства являются подкуп или угроза, оба они – подстрекатель и исполнитель – хорошо знают роль каждого и, таким образом, действуют в полном смысле по предварительному соглашению. Однако вполне возможны, и в жизни часто встречаются, случаи иного рода – случаи, когда нет и не может быть такого распределения ролей, при котором один «по соглашению» берет на себя обязанность подстрекать, а другой – следовать указаниям подстрекателя.

Подстрекатель, более тонкий и поэтому более опасный соучастник, часто маскирует свою преступную роль; в этих случаях исполнитель преступления может и не заметить, что стал жертвой подстрекательства. Практике борьбы с кулацким террором известны случаи, когда кулак, скрывая свою роль подстрекателя, намеками и полунамеками склонял бедняка к совершению террористического акта. Взаимной осведомленности и, следовательно, «соглашения» здесь, разумеется, нет; но можно ли отрицать, что кулак в качестве подстрекателя должен отвечать как соучастник по ст. 17 и 588 УК РСФСР? Как этот вопрос решают авторы, утверждающие, что «соучастие по советскому уголовному праву можно определить как соучастие нескольких лиц, основанное на соглашении в совершении одного или нескольких преступлений»?

Было бы ошибкой думать, что только подстрекатель может действовать без соглашения с исполнителем; в таком положении может оказаться и пособник. Для иллюстрации этого положения можно воспользоваться следующим примером. А., зная, что В. задумал убить Б., и, будучи сам заинтересован в этом убийстве, сознательно «забывает» свой револьвер у В. Последний пользуется этим оружием и убивает Б. В этом случае В. – исполнитель – не знает о пособничестве А., но пособник А. вполне учитывает роль исполнителя В. На стороне В., следовательно, имеются объективный и субъективный элементы ответственности за тот же преступный результат – за убийство Б., а, следовательно, А. – соучастник убийства, хотя предварительного соглашения в данном случае нет.

В положении неведения могут оказаться друг в отношении друга не только пособник и исполнитель, но и пособник, и подстрекатель. Так, А. подстрекает Б. совершить поджог колхозного гумна. Поджигателю Б. приносит керосин для поджога В., который о подстрекательстве со стороны А. не знал, как не знал и А., что В. окажет помощь в совершении поджога; и в этом случае действия подстрекателя и пособника являются действиями, направленными к причинению преступного результата. Вместе с тем они оба действуют виновно (умышленно), желая наступления этого результата – поджога – и зная о причинении этого результата исполнителем. Следовательно, имеются оба основания – объективное и субъективное – для вменения им преступного результата. Все трое – А., Б. и В. – отвечают за один и тот же преступный результат – поджог гумна. Они, следовательно, соучастники, хотя и не действовали все трое «по предварительному соглашению».

Таким образом, необходимо прийти к выводу, что соучастие вполне мыслимо и в тех случаях, когда отсутствует взаимная осведомленность каждого из соучастников о присоединившейся деятельности другого соучастника.

Необходимо лишь иметь в виду, что отсутствие взаимной осведомленности не исключает соучастия лишь в том случае, когда не знающим об участии другого присоединившегося лица (подстрекателя или пособника) является исполнитель: он, исполнитель, может не знать, что явился жертвой преступного подстрекательства или что орудие преступления дано ему пособником. Наоборот, соучастия нет и не может быть, если исполнитель знает о помощи других лиц, но другие помогающие исполнителю лица о его планах не знают. Так, А., одолживший револьвер Б. и не знавший, что Б. взял револьвер для убийства, естественно, не может рассматриваться как пособник убийцы. Следовательно, в приведенном выше примере с двумя ворами соучастие будет, если А., зная о намерении Б. совершить кражу из амбара, заранее, хотя и без ведома Б., прорубит для него дыру в стене амбара, – налицо соучастие; и, напротив, соучастия нет, если исполнитель Б., заметив, что А., пытаясь украсть, прорубил дыру в стене амбара и ушел, воспользуется этой подготовленной работой и совершит кражу.

Этот вывод совершенно неизбежен; он покоится на общем учении о составе преступления как основании уголовной ответственности: пособники или подстрекатели, не знающие об исполнителе и не знающие, следовательно, кому и в каком преступлении они помогают, естественно, за это преступление за отсутствием на их стороне вины отвечать не могут.

Такова и судебная практика. Так, в связи с определением Железнодорожной коллегии Верховного Суда СССР от 26 декабря 1951 г. был выдвинут следующий общий принцип: «Пособничество предполагает осведомленность пособника о преступном характере действий или намерений исполнителя преступления и умышленное оказание содействия в совершении преступления, либо его сокрытии».

В связи с этим можно установить следующие положения. Соучастие не вносит изменений в общепризнанные основания уголовной ответственности, оно не создает нового вида солидарной ответственности: как при индивидуальной деятельности, так и при деятельности по соучастию уголовная ответственность предполагает наличие двух и всегда одинаково необходимых элементов состава – вины и причинной связи. Соучастие образует лишь особую форму ответственности, так как оно представляет собой особо опасную форму деятельности – деятельности нескольких лиц, совершивших одно и то же преступление. Соучастие, таким образом, может быть в общей форме определено как совместное участие нескольких лиц в совершении одного и того же преступления, участие, при котором каждое из действующих лиц должно быть причинно и виновно связано с преступным результатом.

Соучастие не есть простое совпадение деятельности нескольких лиц. Соучастие вместе с тем не есть деятельность нескольких лиц, всегда и обязательно основанная на предварительном соглашении. Между соучастниками необходима субъективная связь. Соучастие поэтому должно быть точнее определено как такого рода совместное совершение несколькими лицами одного и того же преступления, при котором, по крайней мере, организатор, подстрекатель и пособник знают о деятельности исполнителя. Где нет этой минимальной субъективной связи между участниками, там нет соучастия. Где эта субъективная связь принимает более интенсивные формы, там она служит основанием к различению отдельных видов соучастия. Верховный Суд СССР неизменно проводит четкое различие между объективным содействием исполнению преступления и соучастием в этом преступлении. Так, и в определении Военно-транспортной коллегии Верховного Суда СССР от 12 января 1949 г. указано:

149«Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР», второе полугодие 1939 года.
150«Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР, 1942 год», Юриздат, 1947, стр. 37.
151«Сборник действующих постановлений Пленума и директивных писем Верховного Суда СССР. 1924–1944 гг.», Юриздат, 1946, стр. 54.
152Там же, стр. 41. На практике, к сожалению, суды обычно применяют к случаям аварий на автотранспорте, явившихся результатом нарушения трудовой дисциплины шофером, ст. 593в УК РСФСР без ссылки на аналогию (ст. 16 УК РСФСР).
153Правильно поэтому писал проф. М. М. Гродзинский: «Указания советского законодательства являются совершенно определенными, точными; а именно, предусматривая не только неполноту, но и отсутствие закона, советский закон тем самым четко разграничивает распространительное толкование уголовно-процессуальных норм, с одной стороны, и применение этих норм по аналогии – с другой. Распространительное толкование имеет место там, где законодатель предусмотрел данное процессуальное отношение, но не охватит всех его моментов, дал неполную, не исчерпывающую формулировку своих положений, относящихся к данному вопросу («Аналогия в советском уголовно-процессуальном праве», 1948, стр. 5).
154«Уголовное право. Общая часть», Юриздат, 1938, стр. 314.
155«Советское уголовное право. Общая часть», Госюриздат, 1952, стр. 290. Учебник еще добавляет: «…представляющее тем самым повышенную общественную опасность для основ советского строя или социалистического правопорядка», однако это указание в определение понятия соучастия включаться не должно.
156«Курс русского уголовного права. Общая часть», т. I, 1880, стр. 5.
157«Советская юстиция», 1938 г., № 23–24, стр. 13.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63 
Рейтинг@Mail.ru