белое было грязным,
мутным, скорее серым,
и оно светило робко
из глубины отражения
на лакированной дверце шкафа.
перебирая,
перекладывая,
швырнул наконец —
дал волю,
задрала рухлядь.
заберу с собой только то,
лишь то, что не лишнее
в мире нового.
тряпки?
сразу нет.
мебель?
куда там.
книги?
надо бы, конечно,
но…
фотографии?
а посуда,
игрушки,
статуэтки,
альбом для рисования…
там все мы,
мне четыре,
подписал: мама, папа,
бабушка, дедушка,
сестра,
брат,
без ошибок —
помогли.
подоконник.
зимой на нем лёд горкой.
я фломиками раз-раз —
и линии жёлтые, зелёные, всякие…
потом весна и многоцветие
струится…
а пол всё впитает и чуть вздыбится,
и мне ой попадёт!
да ничего, не сильно.
помню эти глаза,
они пытались быть строже,
но они светились из своих глубин.
и морщинки у глаз перед улыбкой.