А. Куприн
Общая теория капитала. Самовоспроизводство людей посредством возрастающих смыслов. Часть первая
Говоря об усложнении мышления и сознания по мере культурной эволюции, мы не сводим это усложнение к разделению и сложению знаний, личности или идентичности – мы говорим о разделении и сложении деятельной силы. Разделение, умножение и сложение деятельной силы означает возрастание сложности субъекта – как отдельной личности, так и общества-культуры в целом. Приращение множества контрфактов, которыми оперируют общество-культура или личность, означает повышение энтропии источника смыслов, возрастание минимального субъекта.
Разделение деятельной силы является разделением смыслов в субъекте, наряду с рассмотренными нами ранее разделением деятельности и разделением порядка. В целом разделение, умножение и сложение смыслов приводят к тому, что сложность личности и сложность общества-культуры существенным образом расходятся. Личность ведет лишь часть тех деятельностей, которые ведет общество-культура и действует в рамках лишь части социально-культурного порядка. Вследствие этого расхождения в возрастании смыслов общество-культура создает больше контрфактов и производит более сложные деятельности, чем могли бы создать и произвести отдельная личность или даже совокупность всех личностей, взятых по отдельности.
Выше мы видели, что смысл не сводится к минимальному действию, в нем имеются «избыточные» фигуры. Равным образом субъект не сводится к минимальному субъекту, в нем тоже всегда есть «избыточные» фигуры. Масса субъекта, длина строки из фигур или культурных битов, которая его описывает, зависит от массы смыслов, продуктом которых он является. Множество и масса деятельностей, необходимых для воспроизводства общества-культуры, значительно больше, чем множество и масса деятельностей, необходимых для воспроизводства составляющих это общество личностей. Множество и массу деятельностей, необходимых для воспроизводства общества-культуры, мы называем добавленной деятельностью, а множество и массу деятельностей, необходимых для воспроизводства составляющих его личностей, необходимой деятельностью.
Глава 3. Простое обращение: прибавочная деятельность и стоимость
1. Становление стоимости и денег
Кооперативное, административное и конкурентное обращение
На первобытной стоянке присвоение было неотделимо от потребления: охотники и собиратели потребляли там и тогда, где и когда они получали жизненные средства от природы. В неолитической деревне процесс сельскохозяйственного производства уже в значительной степени обособился по месту и времени от процесса потребления сельскохозяйственных продуктов: обрабатываемые поля были отделены от жилой части деревни, урожай хранился на постоянной основе для потребления в течение года. По мере развития ремесел, не связанных с производством продуктов питания, производство еще больше обособилось от потребления как по месту, так и по времени. Отделение производства от потребления вызвало к жизни обращение. Обращение, или оборот – это обмен действиями и их результатами между хозяйственными субъектами – в форме дара, дани или товарного обмена.
До тех пор, пока субъект производства совпадает с субъектом потребления, обращение не происходит. Обращение появляется там, где субъект производства разделяется с субъектом потребления. В экономической теории разделение субъекта потребления и субъекта производства принято связывать со становлением товарного обмена:
«Пока хозяйственное развитие народа находится еще на столь низкой ступени, что потребности отдельных семей, при ничтожном меновом обороте, должны покрываться непосредственно их собственным производством, до тех пор блага представляют для хозяйствующих субъектов ценность само собой только при условии, что они по своим свойствам пригодны для удовлетворения непосредственно потребностей изолированно хозяйствующих субъектов или их семей. Но, по мере того, как хозяйствующие индивиды начинают лучше понимать свои экономические интересы, они вступают в меновой оборот, обменивают одни блага на другие, и, в конце концов, устанавливается такое состояние общества, в котором обладание экономическими благами дает владельцу их возможность путем меновых операций получить в распоряжение блага другого рода» (Менгер 2005, с. 229-230).
Однако на самом деле разделение субъекта потребления и субъекта производства не было связано с товарным обменом. Обращение вырастало из производства сверх необходимого потребления, то есть из производства благ, предназначенных для добровольного дара или принудительной дани. Формирование вождеств и государств, очевидно, предшествовало формированию рынков, а даточное производство предшествовало производству товарному.
Любое хозяйство совмещает в себе три формы отношений между его участниками. Между ними есть кооперация, есть конкуренция и есть некоторое общее управление, основанное на едином плане и взаимности (мораль и дары как способ поддержания репутации). Производство для обращения вырастает из самообеспечения, из производства для собственного потребления, то есть из натурального, или домашнего, хозяйства. Три основных вида обращения – это кооперативное обращение, основанное на обмене дарами, административное обращение, основанное на перераспределении, и конкурентное обращение, основанное на товарно-денежном (рыночном) или товарном обмене (бартере):
«…Помимо чисто рыночного обмена существует обмен разного рода. Анализируя разнообразие экономических систем, Карл Поланьи перечисляет три логики обмена: взаимность, или обмен с помощью дарения; перераспределение, предполагающее наличие центра, где блага складируются и затем распределяются; товарный обмен. Он отмечает, что чаще всего эти логики обмена сосуществуют с тем, что он называет домашним управлением, состоящим в производстве для собственного потребления» (Аглиетта и Орлеан 2006, с. 42).
Самообеспечение всегда работало на уровне родовой общины, а не индивида. Хозяйственный субъект при натуральном хозяйстве – это община, основанная на производстве и перераспределении продуктов. Малая семья, выделившаяся из большой, является позднейшим продуктом культурной эволюции:
«Дикаря-индивидуалиста, который бы охотился или собирал пищу исключительно для себя самого или для своего семейства, никогда не существовало. В самом деле, обеспечение пропитанием собственных домочадцев превращается в важную черту экономической жизни лишь на более высоком этапе развития сельского хозяйства, но даже там оно не имеет ничего общего с мотивом прибыли или с институтом рынка: его модель – замкнутая группа. Независимо от того, что именно составляло самодостаточную хозяйственную единицу – семья, поселение или феодальное поместье (организмы весьма несходные по своей природе) – в основе ее неизменно лежал один и тот же принцип: производство и хранение для удовлетворения потребностей членов данной группы» (Поланьи 2014, с. 65).
Обращение вырастает из разрыва между потреблением и производством по мере того, как отношения между членами одного хозяйства превращаются в отношения между различными хозяйствами, по мере того, как хозяйственные субъекты обособляются и специализируются, вступают в кооперацию и конкуренцию друг с другом, переходят от внутреннего к внешнему перераспределению. Даточное обращение трансформировалось в конкурентное там, где хозяйственные субъекты не зависели политически друг от друга – не принадлежали к одной общине и не находились в отношениях личной зависимости, то есть обладали суверенитетом по отношению друг к другу. Когда субъекты обособляются и специализируются, у них возникает нужда в нейтральном месте для совершения более или менее регулярного товарного обмена.
«Рынок – это место, где люди встречаются с целью обмена или купли-продажи. Если же подобная модель не возникла хотя бы фрагментарно, то склонность к обмену не получает достаточного простора, иначе говоря, оказывается не способной формировать цены. Ибо точно так же, как принципу взаимности содействует симметричная модель общественного устройства, процесс перераспределения обеспечивает известная степень централизации, а домашнее хозяйство должно основываться на автаркии, так и эффективность принципа обмена зависит от рыночной модели» (Поланьи 2014, с. 69).
Обращение «вложено» в производство, а производство – в потребление. Обращение обособляется внутри производства постольку, поскольку внутри производства разделяются смыслы. С какого момента мы можем говорить о производстве для обращения, а не для потребления? С того момента, когда обращение в результате разделения деятельности в такой мере обособилось внутри производства, что стало восприниматься как противостоящий ему вид деятельности. Исторически этот момент обозначается как момент появления дара или дани и их письменного учета.
Становление простого товарного производства из производства для собственного потребления происходит через разделение, умножение и сложение смыслов – развитие сельского хозяйства и становление письменности, городов, ремесла и торговли. В товарном производстве обращение выделяется внутри процесса деятельности и образует самостоятельный процесс, здесь процесс обращения опосредует потребительский выбор с одной стороны и производительный выбор – с другой.
Полезности, потребительные ценности и смыслы
Неоклассическая экономическая теория свела деятельность к потреблению, а средства и способы удовлетворения потребностей к полезности. Первоначально полезность определялась как мера удовольствия или счастья, а позднее – как порядок предпочтения на множестве альтернативных вариантов потребления. Однако смысл не сводится к полезности – ни как к удовольствию, ни как к счастью, ни как к упорядоченным предпочтениям. Полезность не равна удовольствию, в процессе социализации люди учатся получать удовольствие от того, что в противном случае вызывает у них отвращение (см. Henrich 2016, p. 112, 143, 345). Удовольствие – это результат функционирования общества-культуры, индивид формирует свою «концепцию удовольствия», когда приобретает смыслы.
Смысл может быть как полезным, так и вредным, может быть не связанным с полезностью. Предметом потребности могут быть бесполезные смыслы – красота, любовь, справедливость, мудрость и многое другое. Смыслы часто не упорядочены между собой по предпочтениям, при выборе люди учитывают возможности, риски, этические и эстетические нормы и другие смыслы, которые никак не упорядочены между собой. Люди не выбирают среди существующих альтернатив. Сам процесс выбора создает эти альтернативы – контрфакты. (Контр)факты образуются не только на множестве альтернатив потребления, но и на множестве критериев потребления. Это означает, что не только человек выбирает, что ему потреблять, но и сам человек в процессе потребления является предметом отбора. Конкуренция потребностей – это выбор, конкуренция субъектов – это отбор.
Потребности выживания, признания и самовыражения не появились одновременно, можно установить некоторую эволюционную последовательность их появления. Однако такая последовательность не означает, что у человека существует пирамида потребностей. Клейтон Альдерфер выделил три группы потребностей, между которыми не установлен порядок предпочтения или иерархии:
«У человека есть три основные потребности, которые он стремится удовлетворить. Они включают удовлетворение его потребностей в материальном существовании, поддержание его межличностных отношений со значимыми для него людьми и поиск возможностей для его уникального личного развития и роста» (Alderfer 1969, p. 145).
Мы продолжаем и развиваем подход Альдерфера применительно к ценностям как когнитивным репрезентациям потребностей, выделяя три группы ценностей: ценности существования, общения и самовыражения. Порядок предпочтения может быть установлен между ценностями внутри этих групп, но не между группами ценностей.
Ценности существования – это материальные и связанные с ними социальные и абстрактные смыслы, упорядоченные между собой по предпочтениям. Например, социальный статус является ценностью существования постольку, поскольку он зависит от материального достатка, а не от личных качеств человека. Роскошная трапеза средневекового монарха ничем не отличалась от куска черствого хлеба в руках последнего из его подданных, поскольку она служила той же цели – продлить его материальное, социальное и психологическое существование. В своем существовании человек движется следствиями, консеквенциями своих действий, то есть эффектом или пользой. На языке эффективности говорит животное начало в человеке.
Ценности общения – это социальные и связанные с ними материальные и абстрактные смыслы, упорядоченные между собой по предпочтениям – например, дружба или справедливость. В своем социальном бытии человек движется нормой, деонтой, а совокупность норм образует социально-культурный порядок. На языке справедливости говорит социальное начало в человеке.
Ценности самовыражения – это абстрактные и связанные с ними социальные и материальные смыслы, упорядоченные по предпочтениям – например, мечты, страхи, надежды и другие ценности творчества. В своем личном развитии человек движется идеалом и добродетелью. На языке свободы говорит культурное начало в человеке.
Деятельность является результатом не только индивидуального, но и общественного выбора, человек не только гонится за полезностью, но и следует своему долгу и добродетели:
«Жизнь для человека – результат выбора, ценностного суждения. То же самое относится и к желанию жить в достатке. Само существование аскетов и тех, кто отказывается от материальных выгод ради верности своим убеждениям и сохранения чувства собственного достоинства и самоуважения, служит доказательством того, что стремление к более осязаемым удовольствиям не является неизбежным, а скорее есть результат выбора» (Мизес 2005, с. 22-23).
Ситуация, в которой человеку приходится выбирать между полезностью и моралью, между моралью и идеалом, между идеалом и полезностью – это ситуация экзистенциального выбора, выбора между конфликтующими группами ценностей. Люди не максимизируют полезность, они делают индивидуальный и общественный выбор, и в процессе выбора создают смысл.
Иллюстрация 3. Структура ценностей
Трудно сказать, где заканчивается культурный отбор и начинается общественный выбор. Во многих случаях это может быть одно и то же. Общественный выбор обусловлен не только координацией индивидуальных выборов, которая часто невозможна в отсутствие «диктатора», но и наличием безличных норм и идеалов. Общество невозможно без морали и возвышенных чувств, оно в равной степени является результатом действий как материалистов, утилитаристов и прагматиков, так и идеалистов, моралистов и романтиков. Люди не сводятся к выявлению предпочтений и максимизации полезности, они не «экономические», а «социально-культурные» люди. Они основываются не только на расчетах, но и на взаимных симпатиях и антипатиях, на обязанностях и обязательствах, вытекающих из взаимности. «Источник нравственности – наши чувства, а не наш разум» (Collier 2018, p. 35).
Если полезность – это индивидуально необходимое множество ценностей существования, то потребительная ценность – это общественно необходимое их множество. Полезность идет от потребностей и желаний людей, потребительная ценность – от социально-культурных норм.
«Гипотеза Рене Жирара имеет решающее значение для понимания природы человеческих институтов и логики их функционирования. Согласно этой гипотезе происхождение институтов связано с неистовством человеческого желания, а их нормализующее влияние на него – с внешним характером по отношению к напору желаний, которые сталкиваются и мешают друг другу» (Аглиетта и Орлеан 2006, с. 18).
Полезность и потребительная ценность – это два встречных процесса: индивидуальных расчетов, которые создают общество-культуру, и социально-культурного порядка, который создает деятельные силы:
«…Порядок, вырастающий из множества разрозненных индивидуальных решений, принятых на основе разнородной информации, не может определяться общепринятой шкалой относительной важности различных целей. … Порядок хорош не тем, что удерживает все на своих местах, он нужен, чтобы пробуждать новые силы, которых в противном случае не существовало бы» (Хайек 1992, с. 138-139).
Деятельность не сводится к потреблению, а ценности не сводятся к полезности. Но производство создает в качестве своего непосредственного результата ценности существования, то есть потребительные ценности или блага, а производство и обращение благ создают стоимость и деньги. Вся история потребительных ценностей состояла в их усреднении, стандартизации, абстракции, то есть превращении в общественно необходимое множество ценностей. Конечным пунктом этого превращения является товар или коммодити. По мере того, как зерно, рабы, драгоценные металлы и многие другие блага становились потребительной ценностью, они в той или иной мере приобретали функцию денег.
Стоимость и деньги
Для Карла Маркса живая производственная деятельность, или труд, и произведенные для продажи продукты труда, или товары, противостоят друг другу, при этом товары как овеществленный труд господствуют над живым трудом. Историческое развитие форм человеческой деятельности с необходимостью требуют обобщения этих понятий. Понятие труда мы обобщаем до действия, понятие товара – до результата действия. Противостояние непрерывного труда и дискретного товара мы снимаем в понятии смысл, имеющем дискретно-непрерывную природу. Далее, Маркс проводил различие между деятельностью, создающей потребительные ценности, или конкретным трудом, и деятельностью, создающей стоимость, или абстрактным трудом, в котором снимаются особенности конкретных видов труда:
«Вместе с полезным характером продукта труда исчезает и полезный характер представленных в нем видов труда, исчезают, следовательно, различные конкретные формы этих видов труда; последние не различаются более между собой, а сводятся все к одинаковому человеческому труду, к абстрактно человеческому труду» (Маркс и Энгельс 1954-1981, т. 23, с. 46).
Отвлекаясь от конкретных видов труда, мы не создаем какой-то новый вид труда. Абстрактный труд и его продукты не существуют сами по себе, они по-прежнему существуют в отдельных процессах труда и их продуктах. Но если конкретный труд создает потребительные ценности и товары, то абстрактный труд создает меновую ценность или стоимость.
Как мы показали, потребительная ценность представляет собой не любую полезность, а лишь общественно необходимое множество ценностей существования. Потребительная ценность – это, так сказать, пролог к товару, востребованному на рынке, и его меновой ценности. Само понятие стоимости применяется лишь к тем благам, которые являются потребительными ценностями, удовлетворяют общественно необходимые, то есть нормальные, повторяющиеся, а не случайные, эпизодические потребности. Именно поэтому потребительные ценности образуют богатство и являются носителями стоимости, или меновой ценности:
«Потребительные ценности образуют вещественное содержание богатства, какова бы ни была его общественная форма. При той форме общества, которая подлежит нашему рассмотрению, они являются в то же время вещественными носителями меновой ценности» (Маркс и Энгельс 1954-1981, т. 23, с. 44, перевод исправлен).
Множество смыслов – это количество отдельных смыслов. Применительно к благам это могут быть: два рулона сукна, три быка, десять тонн стали и т. д. Масса смыслов – это количество культурных битов, воплощенных в данном множестве смыслов. Поскольку во времена Маркса еще не существовало теории информации и понятия бита, он пытался измерять абстрактный труд рабочим временем:
«Итак, потребительная ценность, или благо, имеет стоимость лишь потому, что в ней овеществлен, или материализован, абстрактно человеческий труд. Как же измерять величину ее стоимости? Очевидно, количеством содержащегося в ней труда, этой “созидающей стоимость субстанции”. Количество самого труда измеряется его продолжительностью, рабочим временем, а рабочее время находит, в свою очередь, свой масштаб в определенных долях времени, каковы: час, день и т. д.» (Маркс и Энгельс 1954-1981, т. 23, с. 47, перевод исправлен).
Маркс измерял стоимость продукта количеством труда, общественно необходимым для его производства, при этом количество труда, в свою очередь, выражал в продолжительности рабочего времени:
«Общественно необходимое рабочее время есть то рабочее время, которое требуется для изготовления какой-либо потребительной ценности при наличных общественно нормальных условиях производства и при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда» (Маркс и Энгельс 1954-1981, т. 23, с. 47, перевод исправлен).
Поскольку очевидно, что более сложный труд создает больше смысла, чем более простой труд той же продолжительности, то сложный труд он предлагал сводить к простому путем применения коэффициента:
«Сравнительно сложный труд означает только возведенный в степень или, скорее, помноженный простой труд, так что меньшее количество сложного труда равняется большему количеству простого. Опыт показывает, что такое сведение сложного труда к простому совершается постоянно. Товар может быть продуктом самого сложного труда, но его стоимость делает его равным продукту простого труда, и, следовательно, сама представляет лишь определенное количество простого труда» (Маркс и Энгельс 1954-1981, т. 23, с. 53).
Однако при этом Маркс не принял во внимание, да и не мог принять во внимание, что не существует коэффициента, который бы позволял свести более сложный смысл к более простому. Позднее в XX веке было показано, что не существует какого-либо алгоритма, который позволил бы исключить «избыточные» фигуры, сжать смысл до минимального действия, чтобы узнать его сложность:
«Разницу между длиной строки L(s) и ее алгоритмической энтропией K(s) можно рассматривать как своего рода “алгоритмическую избыточность”. Это мера того, сколько дополнительных битов нам нужно для записи s по сравнению с записью s*, ее самого короткого описания. Когда мы переходим от s к s*, мы выжимаем всю эту избыточность, не оставляя ничего от нее в s*. Вот что делает s* алгоритмически случайным … Программа, которая могла бы выполнять идеальное сжатие данных – которая могла бы преобразовывать любую строку s в ее минимальное описание s* – была бы очень полезной вещью … Проблема здесь в том, что программы, которая могла бы вычислить алгоритмическую энтропию, не существует. K(s) – невычислимая функция» (Schumacher 2015, p. 241-247).
Поскольку не существует алгоритма, который позволил бы сложный труд свести к простому, то и рабочее время не может быть мерой абстрактного труда. Различные виды деятельности и их результаты могут быть сведены к общему эквиваленту лишь через понятие культурных битов, образующих массу смыслов. Меновая ценность, или стоимость – это общественно необходимое количество культурных битов, общественно необходимая масса смыслов, воплощенная в потребительных ценностях.
Масса смыслов превращается в стоимость, когда возникает не эпизодический, а повторяющийся расчет относительно деятельности и ее результатов. Если потребительные ценности – это множество общественно необходимых ценностей существования, то стоимость, или меновая ценность, – это общественно необходимая масса этих ценностей, количество воплощенных в них культурных битов. И та, и другая общественная необходимость формируются по мере того, как из изолированных первобытных, а затем аграрных общин складывается единое, пока еще традиционное, общество-культура.
В соответствии с принципом наименьшего действия изменения в общественно необходимом множестве и изменения в общественно необходимой массе ценностей существования связаны между собой. Эту взаимосвязь между массой и множеством смыслов, упорядоченных по предпочтениям, мы называем распределением смыслов. Стоимость – это распределение единственного действительно ограниченного ресурса людей – их действий и результатов, то есть смыслов – между конкурирующими целями. При этом общественно необходимая масса смыслов всегда определяется не по среднему, а по упущенному необходимому действию.
«В экономической теории стоимость чего-либо есть неизбежно отвергаемая наилучшая возможность. Полезность концепции стоимости является логическим следствием выбора среди доступных вариантов. Только при отсутствии возможных вариантов или при достаточном для удовлетворения потребностей и желаний всех людей количестве доступных ресурсов, так что все блага были свободными, понятия стоимости и выбора были бы не нужны» (Алчиан 2000, с. 401).
Проблема распределения, или аллокации, и проблема выбора – это одна и та же проблема. То есть проблема распределения – это проблема выбора между контрфактами, а стоимость – это наилучшее альтернативное распределение.
Филип Мировски писал, что переход от классической политэкономии с ее «трудовой теорией стоимости» к неоклассике с ее понятием «предельной полезности» связан с переходом физики от понятия «субстанция» к понятию «поля» и проникновением в экономическую теорию математических методов (Mirowski 1989, p. 176-177, p. 194-195). Если классическая политическая экономия и неоклассическая экономическая теория ориентировались на физику как на образец, то экономическая наука XXI века ориентируется на науки об информации, эволюции и сложности. Теория предельной полезности сводила стоимость к субъективной полезности и не учитывала общественную необходимость. Эта теория не смогла найти объективную меру для экономических показателей, в частности, не смогла измерить полезность и не смогла показать, как и почему полезность зависит от общественных нравов и идеалов. Концепция стоимости как общественно необходимой массы ценностей существования – это обобщение двух конкурирующих теорий стоимости, классической трудовой теории стоимости и неоклассической теории полезности.
Стоимость представляет собой социально-культурное явление, которое нельзя наблюдать непосредственно. Но у стоимости есть вещественное выражение. Историю складывания стоимости можно проследить по истории денег, поскольку деньги представляют собой вещественное выражение стоимости и инструмент расчета общественно необходимых множества и массы смыслов существования.
