Сергей Зверев
Полундра
ГЛАВА 7
Полундра уверенным движением налил водки в граненый стакан, выпил, скривил гримасу отвращения и горечи. Кинув в рот кусок вяленой камбалы, с выражением досады принялся жевать тающее жиром во рту рыбье мясо, рассеянно оглядываясь по сторонам. Зал единственного в городе ресторана, куда старлей направился сразу же после этого неприятнейшего разговора с командиром в штабе, был большой, просторный, но какой-то холодный и неуютный. Как и практически все в военном городке, он нес на себе определенный отпечаток казармы, несмотря на кое-как, безвкусно и малохудожественно украшенные росписью стены, занавески на окнах и чахлые тропические пальмы в кадках по углам. Теперь в этом зале было весьма многолюдно – экипажи вернувшихся накануне из похода судов устремились отмечать свое прибытие именно сюда, в этот ресторан. Но, несмотря на тесноту, для Полундры нашелся отдельный свободный столик. Он сидел за ним один, с хмурым видом едва кивая на приветствия многочисленных знакомых – его хорошо знали в городке. Молча и сосредоточенно Полундра пил водку, закусывая ее разложенной на тарелках морской снедью.
Надо сказать, что алкоголь странно действовал на него. Полундра уже давно имел возможность узнать, что почти не пьянеет от принятия внутрь спиртных напитков, любого рода, в любых количествах и соотношениях. Алкоголь только возбуждал Сергея, заставлял кровь быстрее струиться по жилам, отчего багровело его лицо, на лбу вздувались жилы, а в глазах появлялся странный, немного дикий блеск, иногда пугавший даже тех, кто близко знал его. Однако при этом Полундра никогда не терял реального контроля ни над своим рассудком, ни над своим телом и досконально помнил, что с ним происходило в любой степени опьянения. Похмельного синдрома на другое утро при пробуждении с ним также никогда не случалось.
Несмотря на все эти обстоятельства, пить Полундра не любил. Вкус даже самых дорогих коньяков решительно не нравился ему, неприятно обжигал желудок и рот, и свое состояние опьянения старлей ненавидел, несмотря на то что протекало оно так беспроблемно и благоприятно. И то обстоятельство, что теперь он сидел в шумном зале гарнизонного ресторана и опрокидывал в себя водку стопку за стопкой, было обусловлено исключительно его недавним разговором со своим командиром. Известие о списании родного судна и бесславном конце его военной службы отозвалось в душе спецназовца сильной душевной болью. Для моряка его судно – дом родной, и потеря этого дома всегда огромное горе и печаль. Когда же потеря судна происходит по причине жадности и бессовестности командиров, то есть тех, кто должен по логике вещей заботиться о нем, тогда это вдвойне обидно.
– Ну, ты что сидишь один, скучаешь? – вдруг услышал он голос рядом с собой. Подняв глаза, Полундра увидел старого друга мичмана Виктора Пирютина, опускающегося на стул возле его столика.
Не говоря ни слова, Полундра пододвинул ему стакан, налил. Молча и невозмутимо мичман выпил, стал рассеянно жевать кусок копченого сала.
– Слухи ходят, тебя в штаб дивизиона вызывали, – начал мичман, украдкой поглядывая на своего друга.
– Вызывали, – неохотно отозвался тот.
– Благодарность от командования, наверное. А, командир?
Полундра поднял голову и сумрачно посмотрел на мичмана в упор.
– Ты что, еще не в курсе?
Тон, каким Полундра произнес эти слова, заставил мичмана встревожиться.
– В курсе чего? – спросил тот. – Что случилось, старлей?
– Дрянь случилась, Витя, – хмуро сказал Полундра. – Вы все скоро из приказа по флоту узнаете, а мне вот кавторанг по дружбе лично сказал…
– Так в чем дело, Сергей? – Лицо мичмана выражало растущую тревогу.
– Списывают наше судно, понимаешь? – отвечал Полундра. – К хреновой матери, как ржавую лоханку по цене металлолома списывают. А нас с тобой расформировывают. Дослужились до того, что никому не нужными оказались!
Несколько мгновений мичман испуганно пялился на хмурое лицо Полундры, пытался робко улыбнуться, словно надеясь, что сказанное им просто шутка, милый розыгрыш выпившего слишком много водки старлея. Однако тот все с тем же хмурым, серьезным видом кивнул и снова налил обоим по сто грамм.
– Да что они там, эти дурни в полосатых штанах! – во весь голос воскликнул мичман, не замечая стоящего перед ним стакана. – Они что, весь Российский флот продать собрались? Да ведь нашему судну цены нет! Оно вообще единственное на нашем флоте такого класса с такими возможностями!
– Ну, вот теперь и его не будет, – грустно констатировал Полундра. – Будем норвежцам заказывать нам промеры глубин делать. Заодно и наблюдать за нашими же учениями. И покупать эту информацию за большие деньги. У нашего правительства теперь денег ведь много, нефть на мировом рынке опять подорожала…
– Да уж, подорожала, – саркастически кривя губы, отозвался мичман, машинально опрокидывая стопку водки себе в глотку и даже не морщась при этом. – Всю нефть выкачаем, а потом в кабалу к американцам пойдем. Великая, могучая Россия! Была великая и могучая, да всю продали! Продали, а деньги пропили…
Мичман умолк, с выражением печали и досады глядя прямо перед собой отсутствующим взглядом. Старлей Павлов налил еще по одной. Мичман снова машинально взял свой стакан и, не глядя, опрокинул в себя его содержимое. Полундра же медленно, морщась, заглотнул жидкость, скривил гримасу досады, стал рассеянно и мрачно смотреть по сторонам. Глаза Сергея стали чуть заметно поблескивать знакомым мичману диким огнем, но тот старался не обращать внимания на него.
– И куда ж мы теперь, без нашего судна? – печально проговорил он. – Кому мы теперь на хрен нужны? Зачем нас всему этому учили – подводному плаванию, технике глубоководных погружений, рукопашному бою, наконец? Куда мы все теперь денемся, а?
– Командир вон мне на гражданку советовал перейти, – хмуро и зло сказал Полундра.
– Куда? На гражданку? – протянул мичман. Он заметно, прямо на глазах пьянел. – И ты в морду ему не дал? Прямо там, в штабе?
– Он сам на гражданку переходить хочет, – зло усмехаясь, сказал Полундра. – Так мне сказал. Говорит, уж лучше на гражданке, но достойным делом заниматься и хорошо получать, чем на военном флоте числиться, а на деле на берегу пакгауз с гнилым канатом сторожить!
Мичман снова с недоумевающим видом уставился на своего командира, не зная, то ли шутит Полундра, то ли говорит серьезно. Впрочем, быстро понял, что старлею не до шуток.
– И куда же он собрался? – спросил мичман, насмешливо кривя губы. – В какое-нибудь охранное агентство, где отставных офицеров принимают? Пухлые задницы наших бизнесменов сторожить, конечно, выгоднее, чем старый пакгауз. Работка – в самый раз для него…
– Не знаю я, куда он намылился, – отозвался старлей уныло. – Но говорил мне, дело стоящее и вполне по моему профилю, боевого пловца спецназа. Все мне своего дружка, однокашника по Фрунзенскому командному училищу, Игоря Баташева в пример ставил. Говорил: вот же, устроился человек на гражданке достойно, хорошо…
– Кто-о? – ошалело протянул мичман. – Баташев устроился достойно? Да ты знаешь, что про этого Баташева говорят? Говорят, что он ушел из флота только потому, что появилась возможность создать криминальную структуру… Банду, короче говоря. И сам он стопроцентный бандюга! От него весь Петербург теперь стонет!
– Вот, я так кавторангу и сказал, – сообщил Полундра. – А он мне: не смей, мол, так говорить о моем друге!
Они снова выпили, помолчали немного, сосредоточенно глядя прямо перед собой.
– Да уж, – проговорил рассеянно мичман. – Теперь у нас бандиты хозяевами жизни оказались. Бандиты да толстосумы. В нашем городке тоже вот объявился такой, олигарх заполярного разлива. Какой только черт его сюда занес… Ты не слышал, старлей?..
Мичман поднял глаза на своего командира и от изумления слова замерли у него на губах. Потому что Полундра, замерев и окаменев как статуя, во все глаза глядел куда-то в сторону. Оглянувшись, мичман увидел, что от входа в ресторан по не слишком широкому проходу между столиками пробираются лысеющий солидный господин в дорогом сером костюме, ведущий под руку Наталью Назарову, а следом за ними, на почтительном расстоянии, но не отставая, группа звероподобных телохранителей, с грузными, точно медвежьими, телами и тупыми, но наглыми физиономиями.
– Тихо, тихо, старлей, не нервничай! – попытался было заговорить мичман. – Тут ничего не поделаешь…
Но Полундра не слышал его. Поднявшись из-за стола, он решительно отстранил пытавшегося было остановить его мичмана и твердой походкой направился навстречу бизнесмену.
Белокурая девушка, заметив Полундру, вздрогнула, ее глаза расширились от ужаса. Она решительным движением выдернула свою ладошку из руки бизнесмена, сделала шаг навстречу Полундре, затем остановилась в растерянности, стыдливо опустив голову.
– Вот, значит, как ты ухаживаешь за больным отцом! – тихо, но отчетливо проговорил Полундра. – Значит, ты отказалась от встречи со мной сегодня вечером ради вот этой толстомордой мрази!
– Сережа, я прошу тебя… – Девушка не договорила, в отчаянии, казалось, не находя слов.
– Значит, деньги и правда самое важное в жизни. Я так понял? – продолжал Полундра. – Вернее даже, не просто самое важное, а вообще единственное, что имеет значение…
– Слушай, мореман! – Бизнесмен при виде Полундры в этом зале несколько растерялся, но в окружении своих телохранителей обрел обычную свою уверенность и наглость. Он развязно приблизился к Полундре, попытался встать между ним и белокурой девушкой. – Ты чего лезешь, мурло, к моей девушке? Ты что, хочешь, чтобы твои мозги здесь по полу размазали?
Блестевшие диким огнем глаза Полундры впились в пухлую физиономию бизнесмена.
– Уйди отсюда, сука! – тихо, но зловеще проговорил Полундра. – Уйди, а то хуже будет!
Бизнесмен, не на шутку разозленный оскорблениями Полундры, размахнулся было, чтобы заехать тому по лицу, но в следующее мгновение рука его оказалась зажатой в цепком, словно стальные клещи, кулаке Полундры. Стоявшие поблизости отчетливо слышали, как внутри руки бизнесмена что-то противно хрустнуло, и тот, отчаянно взвыв, отлетел в сторону, опрокинув чей-то столик.
Все произошло так неожиданно и стремительно, что стоявшие толпой телохранители не успели и пошевелиться. Сверкающие хмельным бешенством глаза Полундры сузились, точно глаза дикого барса; он стоял посреди неширокого прохода между столиками, не сводя своего взгляда с ошалевших от неожиданности телохранителей. Коммерсант, обхватив поврежденную руку, корчился на полу и стонал.
– Вы что стоите, олухи? – внезапно проскулил он, обращаясь к своей охране. – Чего ждете? Убейте его! Живо!
Тогда только «быки» зашевелились. Без особого энтузиазма они набросились было на Полундру. Мичман Витя Пирютин, видя, что дело принимает серьезный оборот, стремительно кинулся к компании и едва успел оттащить в сторону белокурую девушку. Эта мужская забава была явно не для нее.
Блокировав прямой удар первого из телохранителей и отведя его руку в сторону, Полундра нанес ему в ответ удар в грудь такой силы, что тот, отчаянно захрипев, повалился назад и сшиб с ног двух других телков – в проходе между столиками было слишком тесно, чтобы наступать широким фронтом. Те, в свою очередь, выбравшись из-под временно небоеспособного тела своего товарища, тут же поопрокидывали ближайшие столики, очистив свободное пространство, и снова накинулись на старлея. Тот угодил одному из них ногой в живот, так что телок мгновенно скрючился; блокировав обе руки второго, Сергей нанес ему болезненный удар в горло, после чего швырнул прямо на поднявшегося телохранителя – того, что он вырубил в самом начале.
– Полундра! – словно на палубе корабля в момент крайней опасности раздались вопли в ресторанном зале. – Полундра опять разбушевался!
Большая часть посетителей ресторана тут же стала по стеночке выбираться прочь, небезосновательно опасаясь за свою жизнь, немногие отважные также жались к стенам, но не уходили, непременно желая видеть, как старлей вырубит всех этих похожих на медведей гризли звероподобных телохранителей ненавистного всем коммерсанта.
– Полундра, сзади! – во всю глотку крикнул мичман, и старлей едва успел нагнуться, чтобы принять на спину удар стулом, что обрушил на него один из очухавшихся телохранителей. Не особенно прочное деревянное сооружение от удара разлетелось в щепки. Телохранитель же уже летел к стене, сметая на своем пути столы и стулья, а на его широкой роже багровел, наливаясь кровью, след от соприкосновения с морским ботинком Полундры.
– Стоять, сука, убью!
Коммерсант между тем, придя в себя после падения, сумел подняться на ноги. Прижимая покалеченную правую руку к животу, в левой он сжимал черный ствол пистолета.
Полундра едва успел пригнуться – пуля просвистела совсем рядом с виском старлея и ударилась в стену. Двое других телков тем временем снова набросились на старлея. Полундра своим огромным кулачищем заехал ближайшему из них под дых, отчего тот скрючился и замер на месте. Прикрываясь вторым телохранителем как щитом от пуль коммерсанта, Полундра блокировал правую руку телка и, нанеся ему три мощных удара прямо в лицо, стал осторожно приближаться к побледневшему от страха бизнесмену. Тот продолжал держать наготове свой пистолет, но был заметно растерян и в ужасе смотрел на своего отчаянно гримасничающего, но неспособного освободиться телохранителя.
– Уйди, остолоп! – крикнул он своему телку, беспомощно извивавшемуся под сыпавшимися на него ударами. – Уйди, я его прикончу!
Но это было бесполезно. Полундра приблизился к коммерсанту и ударом ноги вышиб ствол. Отшвырнув в сторону окровавленного телохранителя, он накинулся было на бизнесмена, но тут какой-то шум раздался у самого входа в ресторан.
– Тикай, Полундра! – крикнул верный мичман, наблюдавший схватку, стоя у стены. – Эти сволочи ресторанные работники патруль вызвали!
В это время несколько вооруженных людей в зелено-пятнистых куртках уже бежали по разгромленному залу ресторана, лязгая на ходу затворами.
Патруль оказался армейским. Возглавлявший его майор – крепко и гармонично сложенный, но ниже среднего роста офицерик – насмешливо оглядел тяжело дышавшего Полундру в разорванном кителе, бешено сверкавшего на него глазами.
– Ну что, морячок, – с нарочитой веселостью спросил майор, поигрывая подобранным с пола пистолетом бизнесмена. – Чего буянишь? Думаешь, первый день на берегу после похода, значит, все можно?
Полундра заскрежетал зубами, еле сдерживаясь, чтобы не кинуться на нахально ухмыляющегося армейского офицера. Нацеленные карабины ничуть не волновали его, просто в тот момент Сергею очень не хотелось позорить флот дракой в ресторане с армейскими.
– У, какой злой! – спокойно и насмешливо продолжал майор. – Сразу видно, характер у тебя боевой. Я спрашиваю, ты какого хрена драку здесь устроил? Посуду перебил, всю мебель переломал… Здесь же приличные люди отдыхают…
– Серьезно? – едва сдерживая бешенство, процедил сквозь зубы старлей. – Вот это мурло, – он кивнул на скорчившегося от боли на полу коммерсанта, – по-твоему, и есть приличные люди?
– А по-твоему, нет?
– По-твоему, эта мразь может оскорблять меня, морского офицера, а я даже за честь свою не могу постоять, так, что ли? Значит, они могут вытворять все что им нравится, им все можно? А как я решу за себя постоять, так ты, сволочь, являешься их защищать? Где ты, сука, был вместе с кодлой своих салаг, когда этот отморозок стал из пистолета здесь по людям палить? Он же сдуру подстрелить кого-нибудь мог! Кто бы за это ответил?
Мгновение майор рассматривал старлея с головы до ног удивленным, нарочито веселым взглядом, потом насмешливо покачал головой.
– Слушай, мореман, ты на что нарываешься? – небрежно проговорил он. – На армейской губе хочешь посидеть? Так это тебе, считай, уже обеспечено. Вот этого всего, что ты тут натворил, для твоего ареста вполне достаточно.
Бешеные глаза Полундры зажглись огнем при последних словах майора.
– Меня на губу? – чуть слышно проговорил он. – А не зря вы это, майор?
– Ты арестован, старлей, ты понял? – наезжая на Полундру, продолжал армейский офицер. – Сейчас ты добровольно пойдешь с нами. Учти: в случае сопротивления тебе же хуже будет! – И видя, что Полундра тем не менее не трогается с места, коротко приказал: – Так, патруль, взять его!
Один из тщедушных солдат-срочников медленно, с опаской приблизился к нему, хотел было надеть на запястья наручники. Но тут старлей ловко схватил солдатика за шиворот, легко, словно сноп сена, поднял его над головой и швырнул прямо в ощетинившийся карабинами патруль, после чего ударом ноги вышиб пистолет из рук майора.
– Атас, ребята! Сухопутные наших бьют! – раздался вопль внутри ресторана, и подвыпившие и разгоряченные эмоциями моряки толпой хлынули в ресторанный зал. Набросившись на пытавшихся подняться солдатиков армейского патруля, они стали отнимать у них карабины.
Драка тут же стала всеобщей. От бешенства и застилавшего глаза пота Полундра с трудом различал, что происходит вокруг. Кажется, потихоньку телохранители очухались и снова набросились на него все сразу, и он отражал их удары, бил сам изо всех сил, рассыпал тумаки направо и налево. Нападавшие на старлея летели в разные стороны от его ударов, лежа на полу, корчились от боли, но новые поднимались на их место, так что Полундре стало казаться, что наседающая на него вражья сила неисчислима и нет ей конца и края. Сквозь шум драки он услышал заунывный вой сирен и истошные крики «Милиция!», но казалось, что это сообщение только разозлило его. Словно сквозь пелену розового тумана видел Полундра, как проникли в ресторанный зал дюжие фигуры в синих пятнистых куртках, принялись растаскивать по углам дерущихся. Как пробились к нему человек семь или восемь омоновцев – почти таких же крепких, здоровых, как и он сам, – накинулись на него, попытались повалить. Богатырским усилием Полундра распрямил плечи, скинул их с себя, ногой заехал в челюсть капитану в милицейской форме, подскочившему было к нему с наручниками. Схватив за плечо, как котенка, он отшвырнул к стене армейского майора.
Но силы супостатов не иссякали. Омоновцы, армейский патруль, еще не потерявшие силы телохранители избитого бизнесмена – все они набрасывались на Полундру снова и снова. И вот опять десяток дюжих мужиков навалились на него, снова стали гнуть к земле. Полундра попытался было встать, распрямиться и стряхнуть их. Но в это время кто-то гибкий и ловкий ударил его ногой под самую коленную чашечку. Старлей охнул от неожиданной боли, ноги его подогнулись. Он рухнул на залитый вином и кровью пол ресторана. И человеческие тела навалились на него сверху, и после этого старлей Павлов уже не помнил ничего.
ГЛАВА 8
– Слышь, Полундра, а говорят, будто гауптвахты на флоте упразднять скоро будут. Как в армии. В армии же упразднили…
Мичман Витя Пирютин, лежа в расслабленной позе на узкой и жесткой деревянной лавке, рассеянно осматривал неказистое помещение, куда в военном городке сажали за дисциплинарные проступки моряков. В отличие от гарнизонной гауптвахты, флотская находилась на территории порта, был слышен неясный шум моря, и, если открыть забранное снаружи стальной решеткой оконце, можно было сколько душе угодно вдыхать соленый морской воздух.
Старлей Павлов, в отличие от своего друга, не лежал, а сидел на жесткой и неудобной лавочке. Изредка он тяжело вздыхал и поднимал голову, так что были видны украшавшие его лицо синяки и ссадины. Немало подобных украшений проглядывало сквозь живописно разодранный китель на плечах и на груди.
– Ты погон-то выбрось, – снова лениво заговорил ничуть не менее разукрашенный в драке мичман. – Что ты его в руке-то держишь? – И видя, как зеленый армейский погон с одной большой звездой послушно выскользнул из руки Полундры и упал на пол, продолжал: – Да что ты расстраиваешься-то, в самом деле? Ну, погуляли малость, полдюжины нахальных морд раскровенили. Не унывай, старлей!
Но Полундра печально вздохнул, медленно поднял голову, уставился на своего беззаботного друга тяжелым, сумрачным взглядом.
– Я никак не могу понять, – тихо, как бы про себя, проговорил Полундра. – Почему она была с ним? Кто он ей такой, этот тип, что она с ним пошла в ресторан?
– Который? – заинтересованно приподнялся на своем ложе мичман. – Такой лысый и толсторожий, который первым хотел тебе по морде дать?
– Да, с кем она в ресторан зашла, – глухим голосом подтвердил Полундра. – Ты его знаешь? Кто он такой?
Обычно разговорчивый мичман на этот раз странно медлил с ответом…
– Коммерсант один, – сказал наконец он. – Я-то его лично не знаю, только разговоры про него слышал…
– Что за разговоры? – нетерпеливо спросил Полундра.
– Ну, говорят, что сам он родился в нашем городке. Родители его до сих пор здесь живут. Но он, как школу кончил, вскоре переехал жить в Мурманск. Говорят, у него какие-то связи в Москве, с кем-то очень солидным. Бабки он заработал, понятно, не своим трудом…
– Это все ясно, – нетерпеливо оборвал его Полундра. – Я спрашиваю, почему он возле Наташки крутился? Почему они вместе были в ресторане?
– Ну, откуда ж я знаю, – как-то неуверенно отвечал мичман. – Может быть, подвозил ее просто на своем «Мерседесе».
– Куда еще подвозил? – недоверчиво вскинулся Полундра. – От ее дома до ресторана пять минут пешком. И почему она, как вошла, была с ним под руку? И почему от встречи со мной этим вечером так упорно отказывалась? После всего того, что между нами было!..
– Ну, не знаю, – пожал плечами мичман. – Мало ли что…
– Что?! – внезапно вскакивая с лавки, крикнул Полундра. – Что там? Что вы мне все голову морочите, а? И эта дебильная радиограмма. И мама. И вот теперь ты. Вы меня за дурака держите, да? Я же чувствую! Вы все что-то знаете, но не хотите мне сказать! Что вы все от меня скрываете? Что Наташка ушла от меня к этому толстомордому коммерсанту?
Мичман, изумленный всплеском эмоций своего обычно столь невозмутимого друга, привстал с лавки, подошел к нему.
– Ты подожди, Серега, не кипятись, – начал он. – Толком из нас никто ничего не знает…
– Слушай, хватит мне голову морочить! – крикнул ему в ответ Полундра. – Все вы про эту историю знаете! Все! И держите меня за дурака!
Старлей осекся, услышав лязг открывающейся стальной двери гауптвахты.
– Что кричишь, старлей? – спросил вошедший – тот самый бодрый и здоровый на вид старик, что беседовал накануне возвращения отряда кораблей в бухту с отставным каплеем Назаровым. Только теперь он был одет в черный китель морского офицера, а на погонах его светились три большие звезды. – Я уж подумал, у вас тут опять драка, надо снова патруль вызывать…
– Нет, между собой они не дерутся, – с усмешкой возразил кавторанг Мартьянов, вошедший следом за каперангом. – Между собой они как мушкетеры, один за всех и все за одного.
– Просто у Полундры нервы немного расслабились, Иван Митрофанович, – стал оправдываться мичман. – У него с девушкой проблемы…
– Я тебе не Иван Митрофанович, а военный комендант порта! – сурово поправил его каперанг. – И ты мне теперь не офицер Военно-морского флота, а арестант. И твой заслуженный друг, кстати сказать, тем более!
– Ты с меня погоны не снимал, чтобы теперь арестантом обзывать, – себе под нос пробормотал мичман Витька Пирютин. Но военный комендант не слышал его. Он остановился напротив старлея Сергея Павлова, вытянувшегося в струнку при его появлении, и принялся сверлить его глазами.
– Эх, обормот, обормот, – качая головой, проговорил комендант. – Ты ведь погоны носишь!
– Что в каптерке выдали, то и ношу!
– Разговорчики, старлей! – грозно крикнул на него комендант. – Тебя это в твоей спецшколе так научили – со старшими по званию пререкаться?
– Никак нет, товарищ капитан первого ранга, сам освоил!
Мгновение комендант сурово смотрел на Полундру снизу вверх. Потом покачал головой.
– Ты скажи, старлей, тебя Родина обучила для чего? – снова заговорил он. – Рукопашному бою тебя научили для того, чтобы драки в ресторанах устраивать, так, что ли? Ты моли своего морского бога, чтобы военный прокурор добрый попался, все смягчающие твою вину обстоятельства рассмотреть захотел. Ты пойми: вся эта твоя история с девушкой никого абсолютно не интересует!
– Как военный прокурор? – удивленно проговорил мичман. – Вы что, уголовное дело возбудили? Да за что же?
– За что? – вскинулся комендант. – А ты знаешь, что там три человека в больницу попали после вашего мордобоя? Ты знаешь, что заявления поступили и от армейского патруля, и от наряда милиции, и еще от того бизнесмена… как уж, черт возьми, его…
– Стариков его фамилия, – подсказал кавторанг.
– Вот, точно, Стариков, – согласился комендант. – Ты знаешь, что ты ему руку сломал, два ребра и чуть мозги не вышиб? Ты знаешь об этом?
– Так ему и надо, этой сволочи, – тихо проговорил мичман. – Мурло толстомордое!
Комендант только нахмурился.
– Так что ты радуйся, если просто одну звезду снимут, – сурово продолжал он, глядя прямо в лицо Полундре. – А то под военный трибунал пойдешь. Стыдно должно быть, черт возьми! Ты моряк, офицер Военно-морского флота. А ведешь себя как последний матрос-дебошир! Позорище!
Полундра от этого отеческого разноса стоял весь красный, но не возражал ни слова.
– Ладно, Митрофаныч, хватит парня распекать, – вмешался кавторанг Мартьянов, подходя ближе к группе. – Ему теперь предстоит такая канитель, что найдется кому его отругать. – Довольно бесцеремонно он хлопнул старого коменданта по плечу: – Давай, Митрофаныч, иди, займись своими делами. Нам надо побеседовать.
Митрофаныч, ничуть не обиженный фамильярностью, которую позволил себе по отношению к нему младший по возрасту и званию, вышел. Стальная дверь захлопнулась за ним.
– Ну, сынки. – Кавторанг оглядел своих подчиненных с ног до головы. – Давайте сядем. Разговор у нас с вами будет долгий и серьезный.
Кавторанг уселся на лавочке под окном, двое провинившихся моряков устроились напротив него. Некоторое время они все молчали.
– Ну, ни для кого не секрет, – начал кавторанг, – что наш Митрофаныч, конечно, тот еще морской волк, который, несмотря на свои погоны, шлюпкой не знает, как управлять. – Кавторанг грустно вздохнул, окинул своих «орлов» печальным взглядом. – Только в данной ситуации он, к сожалению, очень даже прав и положение твое, Полундра, очень серьезное. Ты сам посуди: пьяный дебош, неподчинение патрулю, нанесение тяжких телесных повреждений. Три заявы на тебя у прокурора, понимаешь ты? Три! И что ты теперь думаешь делать?
– Не знаю, – вздохнул Полундра.
– И я не знаю, что тут можно сделать, – согласился кавторанг. – Пойдешь под суд, да и все. За хулиганские действия.
– Меня под суд? – закипая гневом, проговорил Полундра. – Да мне орден Мужества сам Президент России вручал! – крикнул он, сжимая кулаки. – У меня государственных наград больше, чем у этого прокурора пуговиц на ширинке!
– Старые заслуги вряд ли тебе здесь помогут, – возразил кавторанг спокойно. – Митрофаныч ведь прав: ты запятнал честь российского Военно-морского флота. Мы тебя не для того рукопашному бою научили, чтобы ты людям в ресторанах головы прошибал!
– Значит, пусть они делают со мной все, что хотят, да? – запальчиво крикнул Полундра. – Пусть бьют меня по морде, целят в меня из пистолета! А я должен стоять и сопли жевать…
– Этот коммерсант первым в драку полез, – тихо сказал мичман. – Он думал, с ним его телохранители стоят, значит, ему все можно…
– Ну да, все правильно, – со вздохом согласился кавторанг. – Я знаю вас, сынки, вы просто так в драку не полезете. Только вот попробуй, объясни это военному прокурору! Ты ведь знаешь, как в прокуратуре к чести военного моряка строго относятся.
– Я не пойму, к чему ты клонишь, командир? – вдруг сказал довольно фамильярно мичман. – У тебя что, есть какой-нибудь запасной вариант?
– А не было бы, я бы с тобой сейчас мое время зря не тратил, – сурово отвечал кавторанг.
– Гражданка? – догадался Полундра. – Я же тебе сказал, командир: я офицер Военно-морского флота!..
– О хулиганских действиях которого ведется дознание! – закончил кавторанг. – Врубись ты наконец, Полундра! После того, что ты вчера с горя натворил, нет у тебя такой возможности – оставаться, как и прежде, заслуженным морским офицером! Твой выбор: или на Колыме баржой командовать, или увольняться совсем из флота, идти на гражданку, где твое дело будет автоматически пересмотрено, отправлено из военной прокуратуры в гражданскую, а значит, наказание заметно смягчится. Если и дадут срок, то условный. А может быть, и вовсе штрафом отделаешься.
– А что, ведь командир прав. – Мичман, кивнув головой, смотрел выжидающе на Полундру. – Выйти в отставку, и весь инцидент исчерпан. Все сразу станет проще.
Но Полундра, поникнув головой и глядя в замусоренный пол гауптвахты, казалось, не слышал его. Замерев, он сидел молча, и только было видно, как багровеет от волнения его литая мускулистая шея.
– Ну, давай, старлей, не тяни, решайся! – снова заговорил кавторанг. – Я тебе говорю: выйдешь на гражданку, все окажется проще и легче. У меня в Мурманске в штабе флота свои люди есть, они это дело замнут. Ты сам знаешь, как они там в штабе не любят выносить сор из избы…
– А если я напишу рапорт, – сказал, поднимая голову Полундра. – Чем, черт возьми, я займусь там, среди штафирок? Что, все-таки телохранителем к какому-нибудь толстомордому?
– Нет, старлей, я же тебе говорил. – Кавторанг почувствовал себя заметно увереннее, видя, что Полундра почти готов согласиться. – Твоя специальность и на гражданке очень востребована. Водолазы твоей квалификации и в мирной жизни очень нужны. Ты погоди немного, я все выясню окончательно и тебе сообщу. Ты не бойся, я своих людей так просто не бросаю. – Из папки он вытащил лист бумаги, ручку, подал все это Полундре. – На вот, пиши рапорт. А что дальше, там видно будет.
Полундра послушно взял лист, ручку, удобно устроил кожаную папку кавторанга у себя на коленях, однако все медлил.
– Понимаешь, командир, – сказал, наконец, он дрогнувшим от волнения голосом. – Отец бы не простил мне вот этого ухода из флота…
– Что поделаешь, сынок, – со вздохом отвечал кавторанг. – Но ведь ты сам посуди: твой отец не устраивал драк в ресторанах. Ладно, ты пиши, пиши…
И Полундра дрожащими от волнения руками стал медленно, аккуратно выводить на бумаге, букву за буквой, рапорт с просьбой о его увольнении с флота. Кавторанг и мичман внимательно следили за ним.
