Зульфия Талыбова
Ребекка. Пособие для начинающих ведьм
2
Ребекка по-другому представляла сестер-знахарок. В ее фантазиях это были три холодные грымзы: сварливые, надменные, холодные и очень жестокие, отрицающие всякую чувственность. Она знала, что с ними очень быстро сойдёт с ума и вскоре отправится в ад (как говорил народ) к своему любимому.
Но реальность приятно удивила. Сестры оказались совсем не такими, как она себе придумала.
Старшая сестра – Старая – была очень чуткой и заботливой, с материнской теплотой она помогала ослабленной Ребекке переодеться и принять ванную. Казалось, Старая отдыха не знала, была очень подвижной, ловкой. Все основные обязанности по приготовлению снадобий лежали на ней.
Средняя – низенькая крупная флегматичная женщина, с короткими черными волосами и бархатным нежным голосом, правда, иногда она любила поворчать. Средняя занималась упаковкой эликсиров и убирала в избе.
Красивая – молоденькая девушка, ровесница Ребекки. Утончённая хохотушка с красно-малиновыми волосами и черными, как уголь, глазами.
Красивая торговала снадобьями. Красноречивая и обаятельная от природы (а, может Старая ей что-то добавляла в кашу, дабы речь лилась ручьем, кто знает) Красивая быстрее других сестер могла продать весь товар уже к обеду.
Странно, почему ее до сих пор не сожгли на костре за колдовство, от чего (благодаря знаменитому отцу) спаслась Ребекка, но через три месяца её все же ждёт театр Посрамления.
Его обычно устраивают на центральной площади, хотя больше он напоминает цирк. Над Ребеккой произведут искусственную казнь: посредине сцены поставят высокий столб и обложат его поленьями, и наверх этого «кострища» затащат Ребекку и обмотают цепями вокруг столба. Основная ее роль – присутствие, право голоса у нее не будет. Все действие будет происходить вокруг Ребекки. Обычно театр ставит какую-нибудь фольклорную сказку о том, как хорошо быть послушным, удобным, правильным и жить во имя других, и как плохо быть такой, как Ребекка: самовольной и взбалмошной девицей. Ее основной образ в театре Посрамления – бес, дьявол, а в конце его изгонят из Ребекки – «сожгут».
Основная цель театра Посрамления – перевоспитание и перерождение виновного. Этот обряд должен воскресить послушную и непорочную Ребекку, усмирив ее похотливую часть, через всеобщее пристыжение.
… Ребекка открыла глаза.
За окном глубокий вечер. Она проспала весь день?! Надо бы спуститься вниз…
– Вы колдуете?! – Ребекка застыла на лестнице.
– О, проснулась! – улыбнулась Красивая. – Ты как?
– Вроде бы… хорошо, спасибо. – Неуверенно пробормотала Ребекка.
Ее, скорее смутило настоящее действие, за здоровье свое она уже не волновалась.
– Ты спускайся, спускайся, – звала Средняя.
– Да, я просто…
– Думала, что мы тебя будем пороть? Хлестать крапивой по бёдрам или ещё по каким интересным местам?! Усмирять животную прыть!? – ляпала Старая, а Красивая расхохоталась на всю кухню.
– Ну, наверное, да…
Ребекка спустилась и тихонько села за стол.
– Итак, тема нашего сегодняшнего урока – злость! – торжественно провозгласила Старая.
Ребекка вся съежилась телом.
– Малышка, что с тобой? – с тревогой спросила Средняя.
– Вы, – тихо начала Ребекка. – О чувствах говорите?!
– Ну, да! – воскликнула Красивая. – Не боись, здесь можно! По вечерам мы любим феячить. Но местным об том знать необязательно! – она хитро подмигнула.
– Эх, пришла б ты к нам раньше, лапушка моя, – сочувственно залепетала Старая. – Ты ведь тоже любишь феячить, да? И на работе своей тоже?
– Люблю.. любила… – Ребекка
опустила глаза.
– Можешь поделиться с нами, – ласково предложила Старая.
Ребекка долго разглядывала полосатые вязаные дорожки, что покрывали деревянные полы, и все не решалась говорить. Знахарки знали, кто она такая, где и с кем она работала, но все же рассказать немного о себе Ребекке хотелось.
– Я всегда считала, что чувства нужно проживать, а не подавлять, – тихо начала она. – Но персонал был со мной не согласен – меня называли… э-э-э истеричкой. Я общалась с больными, но работников это бесило. Про меня ходили грязные сплетни, которые потом и до всего города добрались! Меня называли «опасной женщиной», «королевой психов», и прочее. Ну, вы сами слышали. Но несмотря на сплетни, я оставалась при своём: калечит человека человек, но и исцеляется он тоже рядом с человеком, и для этого необязательно с ним спать, но персонал считал по-другому. В их уме не могла ужиться мысль, что молодая женщина, как я, могла разговаривать с мужчиной о чем угодно: об искусстве, о музыке, о литературе и о чувствах, конечно, же о чувствах, и при этом не спать с ним! Для них мои разговоры с больными – интимная близость с ними. Я сама потом об этом от них слышала! Боже, об этом и на суде говорили!
Ребекка вспыхнула, ожила, и тревожность прошла.
– И до сих пор говорят, – буркнула Красивая. – С тобой все в порядке, Ребекка, горожане просто лицемерные сухари, и на их фоне ты распутница.
– Мы такие же, распутницы, – шёпотом произнесла Средняя, – просто научились ловко маскироваться.
– Не стесняйся, вафелька моя, у нас можно жить, а не притворяться! – подбодрила Старая. – Умничка, что поделилась с нами, за что тебя и благодарим! А что там с нашим уроком? – обратилась она к Средней.
– Итак, сегодня про злость! – наконец, начала Средняя.
На столе лежали склянки. На каждой было написано название: обида, радость, интерес, грусть…
– Вы… – хотела было спросить Ребекка, но тут же утихла.
– Феячим! – хором воскликнули сестры.
– Я уже поняла, – замешкалась Ребекка. – Эти склянки, то есть флаконы, что в них?
–Ах, это! – улыбнулась Старая. – В них живут чувства!
– То есть вы сейчас будете чувства наколдовывать? – Ребекка почувствовала, что ляпнула чушь.
– Так и есть, – Средняя погладила ее по плечу. – Злость закончилась, надо бы восполнить флаконы!
– У нас шабаш небольшой намечается, – объясняла Красивая. – Видишь, котёл кипит? Сейчас мы в него будем злость свою выпускать, а потом разольем по флаконам!
– А зачем она вам? Что вы будете из неё делать?
– Это ингредиенты для зелий! То есть снадобий, тьфу ты! – Старая хохотнула. – Вафелька моя, а как ты думала, лекарства готовятся?! И почему они людям так быстро помогают?!
– Выходит, это и не лекарства вовсе, а… зелья! – ахнула Ребекка. – Вы… Колдуньи?!
– Ага, только вот без нашей лавочки городку кирдык! В городе нельзя чувствовать, но все горожане ломятся к нам за зельями, тьфу ты, снадобьями! – говорила Красивая. – Глупый народец считает, что чувственность – зло, но сами идут к нам!
– Ох, не прикрыли бы нас, – тревожилась Средняя.
– Не переживай, сестра, – успокаивала Старая, – кто, что узнает, дык мы нужное зельице подсунем, и все как прежде!
Ребекка уже не знала радоваться ли тому, что сестры-знахарки – дочери покойного пастора – очутились лесными ведьмами, а не жестокими ханжами, или горевать.
Ребекка прислушалась к себе и почувствовала, как теплая волна спокойствия разлилась по груди.
Тело не обманешь – она в безопасности.
– Тогда, можно мне с вами посмотреть, как злость будет изготовляться?!
– Конечно, вафелька! – воскликнули сестры.
В котле уже полным ходом кипела вода – основа зелья. Именно в нее сестры и будут выражать свою злость.
Но как это будет происходить?!
Ребекка уселась удобнее, подперев подбородок руками.
– Так, сестрицы, у кого накопилось за последнюю неделю? – спросила Старая.
– У меня! – воскликнула Красивая. – Убивать готова!
– Хорошо! Средняя, тащи подушку с сухими листьями.
Средняя ушла, но быстро вернулась. Она приволокла откуда-то огромный мешок, в нем что-то хрустело. Ребекка предположила, что внутри осенние листья или высушенная трава. Старая схватила мешок и подошла к Красивой.
– Ну, что бей, да посильнее! – в ее глазах заиграли бесенята.
Красивая сняла фартук и скрутила свои длинные огненные локоны в узел на затылке, дабы не мешали. Она закрыла глаза и стала глубоко дышать. Затем медленно их открыла, и Ребекка увидела перед собой разъяренную обольстительную ведьму.
Красивая стала яростно стучать кулаками в мешок, пока из него доносились приглушённые звуки, словно где-то за закрытыми дверьми билась посуда.
На кухне стало жарко. Ребекка даже немного отсела в сторону, дабы волной чужой злости не пришибло. И вот удары Красивой становились все медленнее, мягче. Ее лицо расплывалось в довольной улыбке.
– Так, все, стоп! – Средняя регулировала жаркий процесс. – Нам нужна только злость, а не умиротворение вперемешку с негой!
Красивая тяжело дыша развалилась на лавке и схватила пол-литровую кружку. Через трубочку она с удовольствием протягивала яблочный лимонад.
Старая заглянула в мешок.
– Ух ты! Ты превратила листья в пудру!
– А что дальше? – любопытно спросила Ребекка.
– А дальше мы это отправим в котёл, – сказала Старая и стала высыпать содержимое в кипящую воду. – А теперь, главное, не мешать, но и не забывать. Злость долго варить нельзя: хата взорвется! Полчаса максимум!
Ребекка с недоумением глядела, как Старая высыпала бывшие листья в кипяток.
– Красивая передала свою злость листьям, она напитала их эмоцией, и теперь листья, то есть, пудра от них – переносчик! Она передаст злость кипящей воде, и та и превратится в ингредиент! – пояснила Средняя ничего не понявшей Ребекке.
Прошло около получаса.
– Вот она – выжимка злости! – с азартом воскликнула Старая. – Можно разливать по флаконам!
– А куда добавляется этот ингредиент? – спросила Ребекка.
– В зелья для быстрой славы, успеха и достижения целей, – отвечала Средняя. – Такие снадобья любят покупать мужчины.
– А что на них написано? Неужель так и пишите?!
– Не совсем, – поясняла Средняя. – Уже б давно на костре сожгли! Обычно пишем «элексир от лени» или «лекарство от сонливости».
– Ого! А переносчиком эмоции может быть только мешок с сухими листьями? – спросила Ребекка.
– Нет, что ты, – улыбнулась Средняя. – Все зависит от того, как ты выражаешь эмоции.
– Я, например, люблю дубасить подушку, я чувствую, что именно так мое тело максимально отдаёт эмоцию листьям. – объяснила Красивая.
– А я люблю давить что-нибудь, – делиласьСредняя.
– А у меня выражение злости целый обряд! – воскликнула Старая. – Мне необходимо максимально вжиться в роль, я ощущаю себя ведьмой, что готовит отравленное зелье! Я стою возле котла и тщательно мешаю его содержимое и громко зловеще хохочу.
– Что же тогда является переносчиком эмоции? – удивлённо спросила Ребекка.
– Ничего! – усмехнулась Красивая. – Старая выражает злость словами, своим поведением, это и есть переносчик! Но для того, чтобы передать его кипящей воде, надо..
– Засунуть меня в котёл! – перебила Старая и расхохоталась. – Суп из меня сварить!
Ребекка испугалась и подсела поближе к Средней.
– Поэтому я редко, когда участвую в переносе эмоций, а, чаще всего, помогаю сестрам их выражать.
– Например, как сегодня? Держали мешок? – на всякий случай уточнила Ребекка.
– Ага, – ответила Средняя. – А я наблюдаю, когда пора остановиться.
– А что же ты, вафелька? – полюбопытствовала Старая. – Как ты выражаешь злость? И что чувствовала, когда за Красивой наблюдала?
Ребекка не спешила отвечать, но вновь густо покраснела.
– Если не хочешь, не отвечай, – подбодрила Красивая.
– Нет-нет, это очень интересно, я хотела бы поделиться, просто боюсь немного… Меня хотели сжечь за мои чувства…
– Понимаю, – Старая сочувственно поглядела на нее. – Но как ты уже могла заметить, с нами ты в безопасности!
Ребекка сдержанно улыбнулась.
– Это было очень жарко, – тихо начала она, обращаясь к Красивой. – Так по-женски, так… утонченно, так…
Ребекка смутилась.
– В какой-то момент, мне даже стало неловко на тебя смотреть, – продолжала она. – Я даже опустила глаза. Это было интимно, сокровенно. Я увидела в этом что-то…
Ребекка запнулась.
– Эротичное? – подсказала Старая.
– Угу, – буркнула Ребекка.
– А я ещё не забыла это слово! – Старая расхохоталась, и сестры вслед за ней.
– Да, это было похоже на животную страсть! – Вспыхнула Красивая. – Думаю, был бы у меня любовник, мы б с ним бились такими мешками!
– Наверное, это уже была бы не злость! – Средняя загадочно улыбнулась и покраснела. – Скорее, страсть, как ты и приметила. Но, наверное, одним из ее многочисленных ингредиентов и является злость. Здорово, как ты прочувствовала это, Ребекка!
Та, казалось, раскраснелась ещё больше.
– А как бы ты выразила злость? – спросила Красивая.
– Ну… Бить подушку мне не помогает. Вернее, через битьё моя злость не передастся листьям.
– Значит, твоя злость живёт не в кулаках, – пояснила Средняя. – А где тогда?
– В ладонях, – немного погодя ответила Ребекка. – Моя злость живёт в ладонях. Мне важно держать объект злости в руках.
Тут Ребекка закрыла глаза и стала прислушиваться к себе. Она несильно сжала кисти в кулаки и ощупывала пальцами свои ладони, словно изучая.
– Я хочу чувствовать объект злости в своих ладонях, регулировать его… жизнеспособность.
– Подольше мучить, а потом задушить, например? – спросила Старая.
– Ага, – Ребекка открыла глаза. – Я имею ввиду, мешок, конечно же, в жизни я и паучка убить боюсь!
– Конечно, вафелька моя, – успокаивала Старая. – Поэтому мы и такие добрые и спокойные: вылила злобищу на мешок с листьями, и сразу люди не бесят!
– Какие мы всё-таки все разные в наших чувственных проявлениях! – удивлялась Средняя. – И, главное, в этом и есть наша прелесть и различие!
– Но я думаю, в эти моменты я выгляжу пугающе, неистово, дико. – Стыдливо произнесла Ребекка. – Я думаю при виде на такую меня, у людей будет рождаться ужас, а не восхищение с нотками вожделения, как к Красивой… Мне кажется, я похожа на вас в этот миг! – Ребекка поглядела на Старую. – Даже представилось прямо сейчас, как вы, злющая ведьма, варите отравленное зелье, а я нарезаю мясо какого-нибудь мертвого зверька, мну в своих ладонях, тая от удовольствия, и бросаю к вам в котёл!
– Ха-ха-ха, – расхохоталась Красивая, – а она мне нравится все больше и больше!
