В антракте также не скучали. Центром всеобщего удовольствия был некий футурист, наглядно обозначивший свое высокое призвание индийской татуировкой на лице.
Третьим оратором выступил знаменитый Давид Бурлюк. Несколько секунд он безмолвно и снисходительно обозревал публику в модный, круглый лорнет, а затем, потрясая толстой пачкой газетных вырезок, начал громовую речь против «газетных пачкунов», «словно разъяренные быки, бросающихся на красные цвета футуризма». Лектор называет ряд почтенных, литературных имен, обливая их потоком грубых ругательств. Потрясенная такой невероятной наглостью, публика безмолвствует. Но зато, когда один из цитируемых Бурлюком журналистов называет футуристов «хулиганами литературы», зал оглашается единодушным взрывом сочувственных рукоплесканий. Тоном наглого вызова, усугубляемым вульгарнейшей дикцией, лектор проповедует «освобождение от традиций», обрушивается на Пушкина – «отца дурного вкуса, которого необходимо сокрушить» и в творчестве которого «нет ничего русского», и тому подобный вздор, к чему публика определенно относится так же, как к выступлениям «рыжего» в цирке. Минутами настроение обостряется, слышатся отдельные вопросы: «И вам не стыдно?», просьбы показать «великого» Хлебникова, оказавшегося скромнейшим молодым человеком и т. д. Цитаты поэтической и прозаической чепухи перестают, наконец, быть смешными, и лектор заканчивает свой доклад, далеко не достигнув главной, заявленной им цели: объединения с аудиторией.