Зорислав Ярцев
Лето вёльвы
Глава 2. Чердачное волшебство
Ближе к вечеру Снежана решила обследовать второй этаж. Здесь было несколько комнат, двери которых выходили в небольшой и практически пустой коридор. Только шкаф одиноко стоял в углу, и его створки создавали впечатление входа в ещё одно помещение. Девочка даже осторожно приоткрыла их и заглянула внутрь. Но потайной комнаты в шкафу не оказалось, только подушки, одеяла и пастельное бельё. Она ещё медленнее закрыла створки самого обыкновенного шкафа. В ощущениях старая мебель казалась Снежане тускло-коричневой и какой-то полупрозрачной. И тут юная исследовательница неожиданно для себя обнаружила деревянную приставную лестницу. Та притаилась в узком пространстве между шкафом и стеной.
Чуткие пальцы девочки осторожно коснулись одной из перекладин. Дерево оказалось шершавым и ничем с виду не обработанным. Оно рождало внутри тёплое и бархатистое чувство. В голове словно бы проявились замершие в ожидании пушистые солнечные зайчики. Как зачарованная, Снежана медленными движениями вытащила лестницу из-за шкафа и прислонила её к стене. Ладони уже увереннее погладили дерево. Оно пахло мутной серо-белой пылью, под которой притаилась янтарная смола, подрагивающая полужидкими капельками. Рука скользнула выше, на следующую перекладину, и ещё выше, и ещё. Ступеньки казались отшлифованными валунами или причудливыми плотинами, лежавшими поперёк речного русла. Ладони обхватили самую верхнюю перекладину, до которой девочка смогла дотянуться с пола. Но её взгляд продолжил движение дальше, дошёл до потолка, и наткнулся на едва заметный люк.
«А что там?» – мелькнуло в голове у Снежаны. Она осторожно переставила лестницу чуть в сторону, совмещая верхние концы стоек с квадратом люка. Поднявшись по ступенькам, девочка очень медленно, чтобы не шуметь, отодвинула запертые шпингалеты, упёрлась ладонями в крышку и толкнула её наверх. Та оказалась тяжёлой, но Снежана справилась. Из проёма пахнуло пылью и душноватым теплом. Воздух наполнился кружащимся движением потревоженного роя серых липких пылевых «мошек». Вместе с ними, совершенно негаданно, вниз воздушным водопадом обрушилось яркое ощущение облегчения и освобождения. Последнее так ошеломило Снежану, что она чуть не загремела вниз с шаткой лестницы. Голова мотнулась туда-сюда, хвост светлых волос ударил по плечам. Девочка беззвучно чихнула, снова поймала это искристо-белое чувство лёгкости и свободы. Оно уже почти исчезло вместе с дуновением спёртого воздуха, и маленькая исследовательница поспешила за ускользающим ощущением.
На чердаке оказалось не так пыльно и грязно, как показалось в начале. Хотя, девочка всё равно ступала осторожно. Сухие деревянные половицы чуть слышно поскрипывали под ногами, щекоча нервы сладковатой тревожностью и ожиданием какого-то чуда. На полу лежал только одинокий старый ковёр. Он был скатан в широкий приплюснутый рулон, и, казалось, служил магнитом для пыли. Большая её часть оседала именно на нём. За день обшивка крыши накалилась на солнце, но откуда-то тянуло сквозняком, принося немного свежести и движения в местную духоту. По углам жались тени, причудливо дрожали на изгибах балок и в узких просветах между перекладинами. Они казались объёмными и живыми, но Снежана не обратила на них почти никакого внимания. Её взгляд замер на солнечном пятне посреди чердака. Вечерний мягкий свет лился из небольшого слухового окошка, и девочка шагнула к нему, словно мотылёк к пламени свечи.
Тонкие ладони осторожно коснулись прохладного запылённого стекла. В голове Снежаны вспыхнул мягкий перекат жёлто-серых бликов. Но она мысленно смахнула их в сторону. Фиалковые глаза широко распахнулись, заворожённо глядя на открывающийся с чердака вид.
Соседские домики казались отсюда игрушечными. Участки напоминали расчерченную объёмную модель из пластика или картона. Взгляд не спотыкался о высокие стены и другие преграды. Он птицей летел вдаль, прямо поверх крыш и деревьев. Снежане чудилось, словно она держит мир на своих ладонях. Ну, или хотя бы маленькую его часть. Это рождало внутри чувство нереальности и собственной огромной величины. А ещё здесь было укромно и спокойно. Она видела всё, а её – никто. И это тоже захватывало дух, вызывая желание смотреть и смотреть, целиком отдаться во власть странного то ли полёта, то ли расширения, то ли ещё чего-то такого, для чего у девочки не хватало слов.
Казалось бы: что тут высоты-то? Маленькое слуховое окошко на чердаке двухэтажного дедова дома возвышалось над землёй метров на семь-восемь, не больше. Высота третьего этажа в обыкновенной многоэтажке. А Снежана в городе жила аж на седьмом. То есть гораздо выше. Но там такого захватывающего вида не открывалось. Только жутковатое чувство пропасти вниз и обидный барьер стены дома напротив, который загораживал даже часть неба. В кирпично-бетонном лабиринте городских многоэтажек взгляд всё время чем-то обрывался и переполнялся однообразием. А здесь был простор. Он казался волнительно-ярким и до остроты живым.
Вид с чердака вызывал у Снежаны ощущение огромного объёма. Он буквально распирал её голову и грудь, вязко стекал ниже, расширяясь в животе. Казалось, что ещё немного, и вся улица окажется внутри тела девочки. Или она растянется, как надувной шарик, вместив в себя все окрестные дома с их участками, сараями, банями, деревьями, грядками и теплицами. Это пугало и манило одновременно, и Снежана не могла оторваться от гипнотического зрелища. Сердце часто стучало в груди, словно пойманная птица. Дыхание сбивалось от волнения. Ещё бы секунда, и она, возможно, провалилась бы в это ощущение целиком. Нечто внутри уже готовилось вывернуться наизнанку. Жутковато, но вместе с тем и приятно…
И тут голос дедушки прервал это падение в неизвестность.
Снежана с досадой прикусило губу. Волшебство момента исчезло, разбилось тысячами невесомых осколков, растворилось прозрачными плёночками. Несколько секунд она раздумывала, не затаиться ли на чердаке. Но быстро отказалась от этой идеи. Открытый люк и приставленная лестница выдавали её укрытие с головой. Ещё подумав, девочка всё же решила не игнорировать голос деда. С ним тоже было интересно. Да и на чердак всегда можно вернуться чуть позже.
Ладони медленно оторвались от потеплевшего стекла. На нём остались два чётких узких отпечатка, между которыми виднелся третий – маленький и смазанный. Снежана смущённо потёрла кончик носа, которым она, оказывается, тоже успела прижаться к окну. Дед окликнул её повторно, и девочка резко отвернулась от заветного прохода в волшебный мир.
Глава 3. Филимоша
На следующий день, после завтрака дедушка предложил Снежане прогуляться по селу и его окрестностям. Девочка согласилась. В доме и на участке оставалось ещё много неизученного. Но оно никуда от неё не денется. А вокруг тоже стоит осмотреться.
Снежана шла рядом с дедом, поглядывая по сторонам. За разномастными заборами виднелись такие же разномастные дома из кирпича, дощатые домики и покосившиеся бревенчатые избушки. Село было большим и довольно людным. Особенно сейчас, когда на летние каникулы приехала детвора и всякие дачники. Здесь имелся даже небольшой магазинчик и самая настоящая церковь.
Они свернули на соседнюю улицу. Впереди как раз показался тот самый храм – старый, с явными следами реставрации. Он был сложен из кирпича, побелён и увенчан потемневшим куполом с крестом на шпиле. А вот деревянные двери, светлые и лакированные, казались совсем новыми.
– Старый храм, ещё дореволюционный, – сказал Волимир, глядя на церковь. – Со сложной и неоднозначной судьбой. Но не самый интересный. Из примечательного в нём – только остатки старой плитки на полу, да великолепная акустика.
– А что, есть интересные церкви? – скептически спросила девочка.
– Есть, – уверенно кивнул дедушка. – Если храм строили знающие люди, то силы в нём много. И красота в таких строениях тоже всегда особая, не мрачная и не пустая. А то в современные новоделы порой зайдёшь, так пустышка пустышкой. Сколько не святи, а святости там ни на грош. Торчат себе, как верстовые столбы. Но среди старых храмов попадаются очень интересные.
Снежана молча кивнула. Церкви её не интересовали. В её семье никто туда не ходил.
– Хотя, знаешь, – задумчиво продолжил дед, – куда больше всё зависит от настоятеля. Если во главе стоит мудрый человек, то у него и в бывшем коровнике всё прекрасно будет. А если человек глуп и корыстен, то его не спасёт даже самое святое место и самый лучший храм.
Двери церкви открылись, и наружу вышла какая-то женщина в платке. Следом появился и священник. Был он ещё не стар, лет около сорока на вид. Крепкая фигура скрывалась под чёрной рясой с белым подрясником. Лицо обрамляли пышные тёмные усы с традиционной густой бородой-лопатой, опускавшейся почти до груди. Женщина что-то сказала священнику, поклонилась и быстрым шагом устремилась в ближайший проулок. Батюшка степенно оправил одеяние, не спеша закрыл двери храма и, сделав пару шагов назад, критически изучил открывшийся вид.
Снежана с дедом как раз дошли до церкви, когда священник закончил осмотр и повернулся к ним лицом. Девочка успела заметить в его круглых глазах вихрь эмоций: от интереса до разочарования, быстро сменившегося каким-то подобострастием. Мужчина торопливо спустился по ступенькам на дорогу. Поклонившись, он поприветствовал беловолосого старика елейным голосом:
– Бог в помощь, Волимир Станиславович. Долгих тебе лет и крепкого здоровья.
– И тебе не хворать, Филимоша, – глядя на невысокого священника сверху вниз, спокойно ответил на приветствие Волимир.
Снежана украдкой покосилась на дедушку, затем снова уставилась на попа. Дед всем своим видом и гордой осанкой излучал полную уверенность и властность. А вот Филимон разве что хвостом не махал, заискивающе заглядывая в глаза беловолосому старцу.
– Что застыл, аки кумир? – первым прервал затянувшуюся паузу Волимир. – Хочешь что-то сказать – говори. Хочешь что-то спросить – спрашивай. А не хочешь – так ступай. Или дел у тебя маловато стало?
На последних словах голос старика посуровел, а широкие изогнутые дугой брови сошлись на переносице. Филимон вытаращил глаза и поспешил заверить:
– Нет-нет! Что вы такое говорите, Волимир Станиславович?! Паствы у меня много, дел хватает и при храме, и по дому. Матушка вот просила крыльцо подновить.
– Ну?! – ещё суровее процедил дед. – Тогда тем более чего в землю врос? Ноги в руки, и айда!
Священник часто-часто закивал, несколько раз открыл и закрыл рот, и всё же осмелился задать мучавший его вопрос:
– Хотел спросить, Волимир Станиславович. Эта очаровательная девочка – ваша внучка, да?
– Моя, – тем же тоном ответил дед. – А тебе-то что?
– Любопытство, Волимир Станиславович, – заблеял Филимон. – Всего лишь вежливое любопытство, – он взглянул на девочку. – Прелестное дитя. На вас похожа.
– На кого ж ей ещё быть похожей? – с намёком спросил Волимир.
– Конечно-конечно, вы правы, – торопливо закивал священник. – А не сочтите за дерзость… К вам и дочь погостить приехала или только одна внучка?
– Только внучка, – коротко ответил он.
Филимон снова кивнул, но на лице его мелькнуло какое-то разочарование, не укрывшееся, ни от Снежаны, ни от Волимира. Девочка причины не поняла. А вот дед снова нахмурился и властно сказал:
– Тебя пойди матушка заждалась уже.
Священник сглотнул, торопливо поклонился и поспешил в противоположную сторону. Снежана проводила его непонимающим взглядом, затем посмотрела на дедушку и спросила:
– Деда, а почему он тебе кланяется и явно тебя боится?
– А потому что Филимоша не дурак, – хитро улыбнулся Волимир. – Знает, собака, на кого кадилом махать, а кому поклоны бить. Я же его и со свету сжить могу, если этот хряк бородатый за старое примется или ещё чего учудит.
Девочка мигом вычленила из слов дедушки главное и уточнила:
– А что он такого страшного раньше делал?
– Да коня своего в узде не держал, – хмыкнул дед.
– Коня? – не поняла Снежана.
Волимир задумчиво посмотрел на внучку, подумал и пояснил:
– Филимоша, петух ощипанный, прежде был очень охоч до женщин. Я его раз предупредил, чтобы не тянул лапы, куда не следует. Мол, есть у тебя законная жена, с ней и милуйся, а саном не злоупотребляй. Не послушал, хрен мохнатый. Я второй раз предупредил. Ну а на третий предупреждать уже не стал. Так что, посидел, цыплёнок болезный, полгодика без мужской силы, и вынужденно остепенился.
Девочка задумчиво кивнула.
– Но это что! – дед неожиданно расплылся в хищной ухмылке. – Куда веселее было, когда он стал постоянно путать ящик для пожертвований со своим карманом. Я даже предупреждать не захотел. Так что потерял наш Иуда и новенькую иномарку, и гараж. Причём по собственной дури. Сам же всё своими руками и подпалил, когда светил. Свечечка из рук прыг, да прям в канистру с бензином. Знатно заполыхало. Народ вокруг аж залюбовался. Зарево до небес. Тушить нет смысла. Но горит ровно, не искорки в сторону. Так по фундаменту гаража прямоугольник и выгорел, а вокруг трава не тронута, и даже поленница целёхонькая стоит. По толпе ропот: – «знамение, не иначе». Я мигом и растолковал: – «То за грех воровства, жадности и сребролюбия, лицу духовному противное». Некоторые запротестовали. Но большинство призадумались, мол: – «а ведь дорогущая машина-то, и впрямь, непонятно на какие деньги куплена». Пришлось Филимоше бородёнкой подпалённой утереться.
Снежана невольно захихикала, глядя на дедушку, который рассказывал эту историю с выражением и в лицах. Тот тоже тепло улыбнулся в ответ.
– Пошли дальше, – мягко сказал он. – Чего стоять посреди улицы?
Его крепкая ладонь легла на хрупкое плечико внучки, и они дальше пошли по улице.
– И что, Филимон всё после этого понял? – спросила она.
– Да какой там понял! – фыркнул Волимир. – Принялся про меня людям в уши нашёптывать всякое, тайком пакостить. В ответ он раз в луже растянулся, другой – палец себе молотком отшиб. А на третий раз и вовсе слёг в инфекционное отделение с неведомой заразой. Месяц в себя приходил. Едва оклемался, и к архиереям своим с жалобой побежал, мол: – «спасите, помогите, злой колдун жизни лишить хочет, паству с пути истинного уводит, службы портит».
– И что эти…, – девочка запнулась на сложном слове, – археи?
– Архиереи, – мягко поправил её дед. – Это высшие чины в церковной иерархии. А что они? Там не дураки сидят. У них, знаешь ли, разные кадры есть. Кто языком треплет. А кто и, как это сейчас модно говорить, колдует почище архимага, выдавая чудеса за божье благословение, – глаза Волимира насмешливо блеснули. – Так вот, приехал ко мне старец благообразный. Посидели мы с ним за самоварчиком, чайку с медком попили, побеседовали к взаимному удовольствию. После чего тот и откланялся, а по пути пригрозил Филимоше отлучением, если ещё будет занятых людей по пустякам отвлекать. Вот с тех пор он и угомонился, при встрече поклоны бьёт и лебезит.
Снежана снова тихо рассмеялась, живо представляя себе эту историю в картинках.
– Деда, – заговорила она через пару минут тишины, – а как ты с Филимоном всё это проделал?
– Да как и со всем прочим, – пожал плечами Волимир. – Если знать, как устроено наше сознание, как работает мозг и по каким причудливым законам живёт окружающий мир, то можно сотворить почти что угодно.
Девочка задрала голову, чтобы посмотреть дедушке в глаза, и прямо спросила:
– Это магия?
– Да как это только не называют, – усмехнулся в бороду дед. – Когда-то называли волховством, ведовством или ведьмовством. Потом родные слова забыли, и принялись называть магией и прочими красиво звучащими словами. А сейчас и наука о таких феноменах вспомнила. Психологи, нейрофизиологи и даже физики начали объединяться в попытке объяснить необъяснимое. За последнюю сотню лет было открыто столько любопытного, что диву даёшься3. Словно эхо памяти из давно забытых времён…
Снежана продолжала внимательно смотреть на замолчавшего дедушку. Тот, казалось, погрузился в какие-то раздумья или воспоминания. Хотя, последнее она мысленно отогнала от себя. Её дед не настолько стар. Ему ведь всего семьдесят с небольшим. Не выдержав, девочка задала зудевший на языке вопрос:
– Деда, а ты научишь меня?
Волимир хитро посмотрел на внучку и уточнил:
– А для чего?
– Ну-у-у, – замялась Снежана, отводя взгляд. – Я тоже хочу, чтобы…
Она заполошно заметалась между словами, ища достойное и правильное, но в голове всплывало только какое-то детское и стыдное: «чтобы боялись и уважали». Дед заметил эти внутренние метания и повторил вопрос:
– Для чего? Ты хочешь, чтобы что?
Снежана тяжело вздохнула, опустила голову и мрачно ответила правду:
– Чтобы меня тоже боялись и уважали. Чтобы быть сильной.
– Быть сильной – это похвальное желание, – улыбнулся ей Волимир. – Но ты уверена, что точно хочешь, чтобы тебя боялись? Уважение из страха – оно коварное и подлое. Чуть отвернёшься, и рискуешь получить удар в спину.
– А как тогда по-другому? – тем же мрачным тоном спросила девочка.
– Отличный вопрос! – в голосе деда проскользнули ноты одобрения и восторга. – Очень правильный.
Он остановился, опустился перед внучкой на одно колено, чтобы их лица оказались на общей высоте, и мягко сказал:
– Запомни, маленькая вёльва, всегда, когда ты не будешь знать, что и как делать, или будешь искать решение, задавай себе подобные вопросы: «А как возможно по-другому?», «Как это возможно ещё?», или «А как именно это для меня возможно?» При этом представь, что ты огромна, как океан или бескрайнее небо, а твой вопрос – это живая и подвижная рыбка или птица. Отпусти их свободно плыть или лететь. И пусть они принесут тебе ответ. Он уже точно есть в этом океане, который есть ты сама. Просто тебе по каким-то причинам нужен помощник, чтобы отыскать ответ в своём бесконечном пространстве. Вот ты и выпускаешь его с этой задачей. Точно также можно искать ответы на любой вопрос. Задай его и выпусти помощника в океан или небо. Он принесёт тебе ответ. Может не сразу, может через какого-то другого человека, но ответ к тебе придёт. Просто твёрдо знай это.
Снежана моргнула, переваривая услышанное. Это было необычно, непривычно, но интересно. А ещё ей почему-то до щемящих слёз стало приятно от того, что дед – такой высокий, сильный и загадочный, опустился перед ней на одно колено и разговаривает, как с равной. Девочка даже пропустила мимо ушей это раздражающее «маленькая вёльва». Да она согласилась бы всегда так называться. Лишь бы и дальше всё было вот как-то так…
– И от чего же ты плачешь, Снежа? – участливо поинтересовался дедушка, бережными движениями утирая слезинки, выступившие в уголках глаз внучки.
Снежана попыталась что-то сказать, но тяжёлый ком в горле не дал ей этого сделать. Она крепко зажмурилась. В ушах эхом гуляло это незнакомое – «Снежа». Новое чувство пленяло, завораживало, растекалось по всему телу пушистой волной. Её имя ещё никто и никогда так не произносил. Холодноватое и строгое – в таком звучании оно становилось нежным и мягким, словно сладковатые взбитые сливки, в которые добавили душистую лесную малину. Впервые за долгое время девочке захотелось к кому-то прижаться, и она отдалась этому порыву. Тонкие руки крепко обхватили шею деда. Тот обнял внучку в ответ, принимая её растрёпанные чувства такими, какие они есть, делясь теплом и поддержкой.
Через пару минут Снежана уже почти пришла в норму. Ей не хотелось отпускать дедушку, но она всё же разжала руки. На губах девочки играла лёгкая улыбка, зеркально отражавшая такую же улыбку деда. Волимир встал, взял внучку за руку, и они снова пошли по дороге.
Глава 4. Драгоценность
Село вскоре закончилось. Дорога изогнулась и упёрлась одним своим краем в узкую полоску заливного луга. Волимир сошёл с неё на хорошо утоптанную тропинку. Она вилась среди высокой травы. Снежана протянула в сторону руку, касаясь кончиками пальцев стебельков, некоторые из которых уже доставали ей до груди. Одуряюще пахло свежестью и травяным соком. Пушистые ресницы девочки опустились, и окружающий мир подёрнула сине-голубоватая дымка. Вид и запах растений добавил в это марево зеленоватые разводы. Пространство снова слегка поплыло, не так, как на чердаке или возле бочки, но тоже волшебно.
Она не заметила, как губы деда на миг сложились в понимающую и хитроватую улыбку. Старый ведун отлично видел, что за чувства владеют сейчас его внучкой, и это радовало его. Волимир поймал себя на желании поделиться с ней чем-то ценным и красивым. Он пока ещё не знал, чем именно. Но желание обязательно найдёт подходящий сосуд, чтобы проявиться. Уж он постарается, чтобы это было именно так.
Тропинка, попетляв меж трав, выбежала на прибрежный песок. Впереди раскинулось озеро. Вернее сказать – длинная заводь на небольшой речушке. Руки человека расширили и очистили её. Но природа брала своё. То тут, то там из воды поднимались густые заросли высокого рогоза. Желтоватые плотные стебли смыкали ряды и местами выходили на сушу. На спокойной глади виднелись целые плавучие островки из перепутавшихся водорослей.
Озеро было неглубоким. Дно уходило из-под ног только ближе к основному руслу. Берег устилал мелкий речной песок, под водой становившийся более вязким и илистым. Озёрная гладь застыла неподвижным зеркалом, отражая ясное сапфировое небо.
Неожиданно Снежана остановилась. Она моргнула, сделала несколько осторожных шагов в сторону воды и посмотрела себе под ноги. Глаза девочки удивлённо распахнулись. Волимир проследил за взглядом внучки. На прибрежном песке лежало несколько больших двустворчатых раковин, каждая размером с крупную мужскую ладонь. Тёмно-коричневые с перламутровой прозеленью, слегка поблёскивающие в лучах солнца, они притягивали к себе внимание, словно загадочные старинные шкатулки с сокровищами внутри. Дед кивнул каким-то своим мыслям, приблизился, опустился на корточки, взял одну из раковин и тихо заговорил:
– Это беззубка – пресноводный родственник морских устриц и мидий. Очень полезное существо. Они фильтруют воду, очищая её от грязи.
Снежана присела рядом и подняла с песка другую ракушку. Она оказалась увесистой и совершенно сухой. Кончики тонких пальцев проскользили по причудливо изгибавшейся поверхности. Девочка погрузилась в ощущение мелкой и извилистой шероховатости. На несколько долгих секунд юной исследовательнице показалось, словно она стала маленькой и очутилась посреди целого острова. Он пологим холмом выступал из неведомого океана. Широкие серпантины кольцами вились по склонам, уводя к далёкой вершине. Там было сокрыто нечто загадочное. Оно переливалось жемчужным светом и манило. Всё ещё захваченная видением, Снежана заторможено спросила:
– Деда, а в них бывают жемчужины?
– Бывают, – кивнул он, с размаха кидая моллюска в воду.
Девочка проводила взглядом громко булькнувшую ракушку.
– Эта ещё живая, – пояснил дедушка свои действия.
Он покопался в груде, выбрал ещё парочку и тоже закинул подальше в воду. Посмотрев вслед последней, Волимир вернулся к ответу:
– Справедливости ради стоит сказать, что драгоценности в беззубках, перловицах, жемчужницах и прочих их родственниках встречаются редко. Говорят, что раньше речной жемчуг попадался гораздо чаще, да и умельцы могли по виду раковины сказать, есть ли в ней камни, и какого качества.
Дед поднял с песка очередную ракушку, покрутил её в руках, положил обратно.
– В давние времена речной жемчуг на Руси собирали в огромных количествах. Им украшали одежду, головные уборы, покрывала, кошели, сёдла и многое другое. Если поднять записи 15-17 века, то легко заметить, что в царских и церковных закромах жемчуга было фантастически много. Да и у простого люда его встречалось не меряно. Один барон, посетивший Троице-Сергиеву лавру в те времена, был так впечатлён его количеством, что высказался в духе, мол: – «Да там его, вероятно, больше, чем во всей Европе разом!» Преувеличил, конечно же, – насмешливо хмыкнул дедушка. – Но из любопытного можно припомнить праздничное одеяние патриарха Никона. На него ушло около шестнадцати килограмм речного жемчуга. И таких примеров превеликое множество.
– Круто, – восхищённо протянула Снежана.
Волимир хмыкнул, глядя на медленно хлопавшую глазами внучку. Он покопался в памяти, нашёл там ещё кое-что занятное и продолжил рассказ:
– Выше всего ценился скатный жемчуг. Он идеально круглый, белый или бело-серебристый. А вот голубоватый и бесформенный не ценился. Его часто отдавали даром.
Девочка моргнула и слегка дёрнула головой, словно споткнувшись о непонятное слово.
– А почему жемчуг называли «скатным»? – спросила она.
– Скатным его называли за способность долго-долго катиться по блюду без остановки, – пояснил дедушка. – Брали самые круглые и чистые жемчужины, клали на большую тарелку и слегка встряхивали. Те из камней, что катились дальше и дольше, и называли скатным жемчугом. Его продавали за большие деньги. Поэтому им украшали одеяния только богатых или знатных людей. Зато жемчуг попроще был в изобилии у всех. Наловить его мог кто угодно. Так что даже у самых бедных крестьян была хотя бы одна ниточка жемчуга.
– А сейчас его меньше? – с любопытством уточнила Снежана.
– Почти нет, – подтвердил дед. – Теперь его выращивают исключительно на специальных фермах. А в природе речной жемчуг сейчас днём с огнём не сыщешь, – он печально вздохнул. – Первые тревожные звоночки пошли ещё в 18 веке. Именно тогда количество выловленного жемчуга начало уменьшаться. Виной тому стала людская глупость и жадность.
Миловидное личико девочки погрустнело. Она опустила голову. Вспомнила про колдовской серпантин, и на всякий случай закрыла глаза, чтобы не провалиться в таинственный остров. Кончики чутких пальцев погладили ракушку. Та оставалась всё такой же извилисто-шершавой, и манила своим жемчужным волшебством даже на ощупь.
– И что же такого случилось? – тихо спросила она, не открывая глаз.
– Жадность и глупость, – повторил уже сказанное дедушка. – Люди забыли одни традиции и ухватились за другие. На Руси такое случалось несколько раз только за последнее тысячелетие. И один из таких поворотов случился как раз в 17-ом веке. Вернее будет сказать, что тогда он закончился. А начался ещё за сотню лет до того.
В голосе старого ведуна послышалась плохо скрытая горечь и сожаление. Снежана даже поёжилась, настолько неуютно ей стало от этого тяжёлого полынного привкуса на губах. Пальцы дрогнули, плотнее сжимаясь на заветной ракушке, но голос прозвучал почти ровно:
– Расскажи, деда.
– Хорошо, – кивнул Волимир, и вздохнул. – В прежние времена жемчужный промысел был овеян множеством традиций, правил и обрядов. За ним ходили всегда только с чистыми помыслами и открытым сердцем. С моллюсками обращались бережно. Всех подряд никогда не гребли, а тщательно выбирали только нужных, не трогая всех прочих. Существовали даже специальные устройства – что-то вроде подзорных труб с линзами на концах. Их закрепляли на плотах, чтобы просматривать дно и прямо сквозь воду изучать раковины под увеличением. Но в 17 веке на Русь пришла «цивилизация», – дед с явным омерзением произнёс последнее слово. – Вместе с прочим, из Европы пришёл и варварский подход к ловле жемчугоносных ракушек – греби всё подряд и побольше, на берегу разберёмся. За несчастными моллюсками открыли настоящую безжалостную охоту. К примеру, Пётр Первый повелел выловить из Невы и всех окрестных рек и озёр столько раковин с жемчугом, сколько будет возможно. О будущем великий император, по-видимому, в этот момент не думал. В 1721 году он повелел установить государственную монополию на ловлю жемчуга и взять промысел под контроль. И в следующие полтора века реки буквально просеивали частой гребёнкой. До тех пор, пока к семидесятым годам 19 века объёмы добычи жемчуга не начали катастрофически падать. Так в итоге к началу 20 века всё сошло на нет. Природа окончательно изменилась не лучшим образом. Сейчас драгоценности в раковинах встречаются очень редко, а жемчужница – самый богатый на них вид моллюсков – оказалась практически полностью истреблена.
– Жалко, – ёмко выразила свои чувства девочка.
Она открыла глаза и посмотрела на дедушку. Лицо его было непроницаемым. Но заметив взгляд внучки, Волимир тепло улыбнулся. Он пригладил бороду, подумал немного и медленно добавил:
– А знаешь, с жемчугом связана ещё одна любопытнейшая легенда.
– Какая? – оживилась Снежана.
– Согласно ей, – голос деда понизился и стал таинственным, – жемчуг в реки и озёра Руси приносила Царица-рыба. Где её водилось больше, там и жемчуг встречался в изобилии.
– Царица-рыба? – не поняла девочка.
– Да, – кивнул он, и глаза его хитро блеснули. – Царица-рыба – сёмга на современный лад. Рыбка не только вкусная и полезная для здоровья, но и любящая чистую, холодную, богатую кислородом воду. Любая грязь или заболачивание приводит к её гибели. Беззубки, жемчужницы и прочие их родственницы, кстати, тоже чувствительны к количеству растворённого в воде кислорода и к грязи. В этом они с сёмгой очень похожи.
– Но разве сёмга не морская рыба? – удивилась Снежана.
– И морская тоже, – согласился дедушка. – Но, во-первых, икру она откладывает всегда только в пресных реках и озёрах, а во-вторых, бывает и речная. Сейчас пресноводная сёмга живёт только на севере и северо-западе России. Там же нерестятся и морские породы. Но количество сёмги за последние полтора века изрядно сократилось. А из некоторых рек она и вовсе пропала. Что до Подмосковья и окрестных областей, то здесь её нет. Водилась ли она тут в былые времена? Кто знает, – Волимир пожал плечами. – Стерлядь сейчас тоже редкая рыба. Но раньше её хватало.
Снежана задумалась, а дед сощурил глаза и заговорщическим тоном добавил:
– А знаешь, в чём тут ещё хитрость?
Девочка отрицательно покачала головой.
– В том, что сейчас никто доподлинно не знает, кто ж такая Царица-рыба, – выдал он, и расхохотался.
Снежана открыла рот от удивления, но мысли в голове перепутались, и вопрос никак не мог оформиться в слова. Видя её растерянность, Волимир пришёл внучке на помощь.
– На севере так действительно называли сёмгу. И больше всего жемчуга всегда собирали именно там. Да и сама легенда тоже оттуда. Но кроме сёмги Царицей-рыбой называли и осетра. Вернее – стерлядь. Осётр был Царём. А вот царицей была стерлядка. В 20 веке эта древняя рыба, ровесница динозавров, кстати, почти исчезла из рек центральной России. В то же самое время исчез и жемчуг. Вот и думай, как говорится, чего хочешь.
Дедушка подмигнул всё ещё ошеломлённой внучке. Та закрыла рот и вновь погрузилась в раздумья.
– Люди, – вновь заговорил дед, – не смотря на всю их науку и приборы, до сих пор почти ничего не знают о тончайших взаимосвязях в природе.
