bannerbannerbanner
Рождество по-новорусски

Александр Золотько
Рождество по-новорусски

Полная версия

– Бабам его, – подсказал Гринчук. – Ты-то всем подарки приготовил?

– Сколько мне там их готовить? – Браток начертил на стекле какую-то загогулину.

– Вот и мне, – хмыкнул Гринчук, – и мне, в общем, некого осчастливливать.

– Нинку вон осчастливьте, – предложил Браток. – Позвоните вон и скажите, что, типа, любите, просите прощения.

– Слушай, а ты не хочешь пойти на фиг прогуляться? – осведомился Зеленый. – Пойти, типа, за подарками?

Браток молча встал и вышел из комнаты.

Гринчук постучал пальцами по спинке кровати. Взял телефонную трубку и набрал номер.

– Ало, Нина?

Открылась дверь, и в комнату заглянул Браток:

– От меня ей привет и поздравления.

Дверь успела захлопнуться, прежде чем в нее врезалась подушка.

Перед Новым годом обычно звонят много. Телефонные линии в этот день всегда перегружены поздравлениями и приглашениями.

Но и в такие дни бывают исключения.

Человек, звонивший из телефонной будки возле вокзала, вовсе не собирался поздравлять кого-либо. Человек этот был настроен очень серьезно. Он полагал, что работа должна выполняться, независимо от времени года, погоды и праздников.

– Это Кристина Генриховна? – спросил человек, когда после двух длинных гудков трубку сняли.

– Да, – ответил мужской голос.

– У нас все готово, – сказал человек.

– Завтра, – сказал мужской голос.

– Как договаривались, – подтвердил человек в телефонной будке и повесил трубку.

Вышел из телефонной будки, посмотрел на часы, потом, словно проверяя их, посмотрел на электронное табло перед вокзалом. Быстро пересек площадь и подошел к зеленой «девятке». Сел за руль.

На заднем сидении сидели двое парней. Того, что сидел справа, звали Лехой, второго – Кацо.

– Что скажешь, Володя? – спросил Леха.

– Завтра, – ответил Володя и завел двигатель.

– Твою мать, – сказал Леха, – теперь и не выпьешь толком. Весь праздник изгадили.

– И, если все будут тип-топ, – сказал Володя, – еще с неделю пить не будем.

Леха выругался, а Кацо засмеялся.

– И нюхать тоже не будем, – сказал Володя. – Потерпите за такие бабки.

– Куда теперь? – спросил Кацо, когда машина тронулась.

– Еще раз посмотрим хату, проверим запасной вариант и глянем, не слишком ли засыпало дорогу.

Володя был человеком предусмотрительным.

Предусмотрительным был и Граф. Весь высший свет звал его именно так, и в устах этих новых дворян Граф звучало не кличкой, а именно титулом. Граф не был одним из них, но он, безусловно, заслуживал уважения.

Граф был владельцем заведение, которое просто именовалось «Клуб». Без названия и вывески. Просто – Клуб.

Попасть туда мечтали многие, но попадали только те, кого с легкой руки Полковника именовали новыми дворянами. Граф держался со своими клиентами без панибратства, давая понять, что осознает дистанцию между собой и ими, но при этом возникало впечатление, что он не нарушает это дистанцию потому, что считает это для себя унизительным. Он был Графом.

И он был ответственным за Новогодний бал.

И, готовя праздник, Граф старался предусмотреть все.

Он заблаговременно арендовал приличный дом отдыха за городом, с большим залом, очень приличными номерами, баней, сауной, бассейном. Граф лично проконтролировал, чтобы елки, установленные в зале и во дворе, были настоящими праздничными елками.

Подробно проинструктированная охрана заблаговременно заняла свои посты, тщательно обследовав все помещение и близлежащую территорию на предмет неприятных и опасных сюрпризов.

Обслугу Граф поставил свою, из Клуба, дополнив ее ребятами из обслуги большого дома. Были заготовлены дрова для костра и мангалов. Тщательно отобраны участники концертной программы.

Граф прекрасно понимал, что всем этим новым дворянам не откуда брать традиций праздничных приемов, что свои знания о них новые черпали из книг и фильмов, посему и сам ориентировался на фильмы и книги.

В углу зала был расположен небольшой симфонический оркестр, а на сцене – достаточно популярная рок-группа. Были приглашены также и проститутки, но они должны были приступить к работе только в том случае, когда кто-то из гостей выразит такое желание, и если это не будет нарушать общей благопристойности торжества.

Гости съезжались на бал часов с девяти вечера.

Машины подкатывали к подъезду, гости торжественно выходили в свет прожекторов, поднимались по красной ковровой дорожке на крыльцо, где их лично приветствовал Граф. Мужчинам он пожимал руку, дамам руку целовал, успевал сказать комплимент и тут же переходил к следующей паре.

Общую торжественность нарушало только то, что гости следовали в сопровождении охранников, одного-двух крепких парней, но Граф был реалистом и понимал, что без секьюрити, своего собственного, родного, гости будут чувствовать себя просто голыми.

Около дести часов приехал Полковник.

– Гринчук еще не приезжал? – спросил он Графа после обмена рукопожатиями.

– Юра? – Граф чуть приподнял бровь, что у него выражало высокую степень удивления. – А разве он приглашен?

– Посмотрите список приглашенных, – печально произнес Полковник.

Граф открыл изысканную кожаную папку, перевернул страницу.

– Да, – подтвердил Граф, – Юрий Иванович Гринчук и сопровождающие его люди. Последняя строчка. Но еще позавчера ее не было.

– Не было, – вздохнул Полковник. – До распоряжения Владимира Родионыча. По моей просьбе.

– Вот и славно, – сказал Граф, шагнул вперед, приветствуя новую пару. – Вы сегодня, Лиза, просто неотразимы. Потрясающее платье.

Дама лет сорока, в розовом платье с открытыми плечами благодарно улыбнулась.

– Но, – Граф чуть наклонился к уху дамы, украшенному бриллиантом, – я бы рекомендовал вам расположиться в зале за столиком справа от сцены. Номер три.

– А что так? – так же тихо спросила дама.

– Пять минут назад приехала госпожа Липская, я предложил ей столик слева, номер десять. Она приехала также в розовом платье. Естественно, не в таком изысканном, но…

– Спасибо, Граф, – сказала Лиза. – Вы просто душка.

– Вы просто душка, – желчно произнес Полковник, нервно поглядывая по сторонам.

– Станешь тут душкой, – ответил Граф. – Вы помните, что произошло в прошлом году, когда эти две красавицы пришли в одинаковых платьях и оказались за одним и тем же столиком?

Это помнили все.

– Не нужно так волноваться, – сказал Граф. – Юра не может сделать ничего необдуманного.

– Да? – Полковника передернуло. – И он может просто так три месяца прикидываться пьяницей только для того, чтобы его пригласили на этот бал?

Граф удивленно посмотрел на Полковника.

– Представьте себе! – Полковник посмотрел на часы. – Я чувствую себя полным идиотом, понимая, что он меня, как и все других, разыгрывал. И понимая, что я не понимаю, для чего он это делал.

– Юру надо воспринимать серьезно, – сказал Граф. – Юру нельзя недооценивать и обижать. Юре нужно доверять.

– Взять бы вашего Юру за ноги, да головой об мостовую, чтобы он не играл в свои игры!

– Очень может быть, – чуть склонил свою голову с безукоризненным пробором Граф, – но я бы лично этого делать не стал. И вам бы не советовал.

– Я и сам это прекрасно знаю, – дернул подбородком Полковник. – Но знаете, как это неприятно, когда тебя в очередной раз делают дураком. Во сколько мы начинаем?

– В двадцать два ноль-ноль, – ответил Граф. – А вот, кстати, Владимир Родионыч.

Владимир Родионыч подождал, пока ему откроют дверцу, не торопясь вышел из машины и медленно поднялся по ступеням, опираясь на трость из красного дерева. Охраны с ним не было. Была его секретарь, тридцатилетняя ослепительная красавица Инга, которая была именно секретарем, и ни кем больше.

– С наступающим, – сказал Владимир Родионыч Полковнику и Графу.

Граф и Полковник также поздравили Владимира Родионыча.

– Мы как раз собирались начинать, – сказал Граф. – Через четыре минуты.

Владимир Родионыч благосклонно кивнул и прошел во внутрь, придержав дверь перед своим секретарем.

– Вы тоже проходите, Полковник, – Граф ободряюще тронул Полковника за плечо, – Гринчук никогда не сделает ничего необдуманного.

– Да, но, обдумав, он иногда вытворяет такое! – всплеснул руками Полковник и вошел в здание.

Граф задержался на крыльце, огляделся, словно мастер перед демонстрацией очередной работы. Повернулся к двери.

Во двор въехал «джип».

Охранники возле крыльца двинулись, было, навстречу, но из машины вышел Гринчук, и Граф окликнул охрану:

– Это гость.

– Это подполковник милиции Гринчук, – сказал Гринчук. – Начальник оперативно-контрольного отдела. В сопровождении сотрудников этого отдела.

Из джипа вышли Михаил и Браток.

Все трое держали в руках объемистые бумажные пакеты.

– Еще не началось? – спросил Гринчук у Графа.

– Вначале – небольшая оркестровая увертюра, на семь с половиной минут, потом приветствие конферансье, затем – первый номер шоу, – ответил Граф, внимательно рассматривая Гринчука. – А я думал, ты будешь с Ниной. Ей было бы приятно попасть в такое общество. Отдохнуть…

– Работа, Граф, работа и еще раз арбайт, – развел руками Гринчук. – У меня здесь, у нее – в клубе. Она – деловая женщина.

– А ты деловой мужчина, – закончил Граф. – То-то сейчас Полковник дергался, тебя высматривая.

– Высмотрел? – осведомился холодно Гринчук, поднимаясь по ступенькам и проходя мимо Графа.

– Большая личная просьба, – сказал ему вдогонку Граф. – Не стреляйте в пианиста.

– Драку на десять вечера заказывали? – спросил Браток.

– Но если уплачено, – тяжело вздохнул Граф, – какая разница?

Браток нервно хохотнул.

– Не волнуйтесь, Граф, – Михаил остановился возле него. – Все будет нормально. Вы, кажется, курите трубку?

 

– Да, – ответил Граф.

Михаил протянул ему пачку английского табака:

– С наступающим Новым Годом.

– С наступающим Новым годом! – воскликнул конферансье. – Счастья, удачи, радости и любви вам, господа.

Оркестр играл что-то изысканное, гости немного похлопали, поощряя конферансье. Гостям положено быть снисходительными к артистам на праздниках. Беднягам приходится работать, когда другие отдыхают.

Полковник еще раз посмотрел на дверь, почти неразличимую в полумраке. То, что Гринчук опаздывал, могло быть и хорошим знаком. И плохим.

– Налейте мне шампанского, Полковник, – капризным тоном потребовала соседка по столику.

– Да-да, конечно, – спохватился Полковник, взял бутылку и налил даме вина.

Он отвлекся вначале этим, потом необходимостью сказать тост и чокнуться с парой, сидевшей за тем же столиком. И пропустил тот момент, когда в зал вошел Гринчук и сопровождающие его лица.

Почувствовал подвох он только тогда, когда услышал пробежавший по залу шумок.

Все смотрели на Гринчука. И было на что посмотреть.

Гладко выбритый, аккуратно подстриженный подполковник милиции в парадной форме, не торопясь, проследовал к сцене, поднялся по ступенькам и остановился возле ошарашенного конферансье. Оркестр вначале сбился с ритма, затем, сделал паузу и вдруг заиграл «Наша служба и опасна и трудна». Дирижер подумал, что шутку уместно будет поддержать мелодией.

Теперь уже почти все в зале решили, что видят первый номер шоу и зааплодировали. Милиция для них была чем-то вроде части пейзажа или исполнителями ролей в милицейских сериалах. Прошло уже достаточно много времени с тех пор, когда присутствующие в зале гости по делам лично общались с милиционерами. Даже с дорожной милицией, остановившей сгоряча шикарный лимузин, обычно все улаживали водители и телохранители.

Не аплодировали двое – Владимир Родиныч и, естественно, Полковник. Полковник поежился, поймав на себе жесткий взгляд Владимира Родионыча.

– Добрый вечер, господа, – сказал подполковник Гринчук в микрофон, отобранный у конферансье.

В зале снова зааплодировали и засмеялись, а конферансье попятился со сцены. Уж он-то точно знал, что ментов в программе концерта не было.

– Меня зовут Юрий Иванович Гринчук, – сказал Гринчук, не обращая внимания на смех и шум. – Я начальник оперативно-контрольного отдела.

В зале снова засмеялись.

В том, что сказал Гринчук ничего смешного, естественно, не было, но гости были настроены на развлечение. И готовы были смеяться даже от самых плоских шуток. А какая шутка может быть более плоской, чем наряженный в милицейский мундир актер, изображающий деловую активность на празднике.

Полковник представил себе, что Зеленый вот сейчас заявит что-то вроде «Караул устал» и еще стрельнет в потолок. Полковник застонал и закрыл глаза.

– Это один из этих? – спросила у Полковника соседка. – Из Ментов? Из актеров?

Гринчук переждал шум:

– Я уже три месяца нахожусь на этой должности и, к сожалению, не имел еще возможности представиться вам.

Аплодисменты. Смех.

– Владимир Родионыч, – Гринчук чуть поклонился в сторону столика, за которым сидел Владимир Родионыч, – пригласил меня на эту работу для того, чтобы я предотвращал и расследовал преступления и другие правонарушения, которые вы вдруг вздумаете совершать друг против друга.

Овации. Хохот.

– Владимир Родионыч предоставил мне возможность сегодня обратиться к вам всем, чтобы мне не пришлось посещать всех вас на дому.

– Посетите меня! – послышалось сразу несколько женских голосов.

– Он такой милый! – воскликнула соседка Полковника.

Тот, не открывая глаз, кивнул.

– Еще Владимир Родионыч просил меня предоставить отчет о проделанной работе, – Гринчук открыл папку, которую держал перед этим в руке.

Барабанщик из рок-группы выдал барабанную дробь.

Зал замер, ожидая развлечения. Понятно, что сейчас артист в мундире выдаст что-то особенно смешное. Или необычное.

– Здесь все, что я имею сообщить Совету, в лице Владимиры Родионыча – он с этим, я полагаю, познакомится завтра, после праздника, – Гринчук перевернул несколько листочков, – а я сейчас буду вынужден произвести некоторые действия, вызванные непосредственной необходимостью.

– Что сейчас чувствует Владимир Родионыч? – подумал Полковник, отстраненно так подумал.

В принципе, Гринчук выполняет распоряжения Владимира Родионыча. Он трезв и у него есть отчет. И он вполне укладывается в установленные сроки. Запрета на Новый год не было, а было даже приглашение. И, кстати, именно для более близкого знакомства с обществом.

Теперь Полковник ясно понимал, отчего у Гринчука по жизни с начальством складывались очень непростые отношения.

– Итак, – сказал Гринчук.

– Сейчас он достанет кролика из фуражки, – выкрикнул кто-то из гостей, почувствовавший себя на цирковом представлении.

Гринчук поправил фуражку и улыбнулся.

Господи, подумал Полковник, какая у него неприятная улыбка.

– Нет, я сейчас не буду доставать кролика. Я сейчас попрошу включить общий свет. Пожалуйста.

Зажегся свет.

– А теперь я попрошу охранников господ Студеникиных сдать мне не зарегистрированное оружие, которое они носят незаконно, – Гринчук посмотрел в сторону столика, за которым сидели Студеникины: муж, жена и две пятнадцатилетних дочки. Двое охранников семьи сидели на стульях возле стены.

Кто зааплодировал, но быстро замолчал, сообразив, что на шутку это не похоже.

Студеникин-старший, побагровев, начал подниматься из-за стола.

– Вы, Юрий Николаевич, можете не вставать, – сказал Гринчук, – а вот ваши охранники, Митя и Витя, пусть встанут, подойдут к сцене и сдадут мне оружие.

В зале вдруг наступила тишина.

Юрий Николаевич Студеникин открыл рот, глубоко вздохнул и посмотрел на охранников.

Охранники, массивной фигурой и короткими прическами похожие друг на друга как близнецы, медленно встали.

– Быстрее, пожалуйста, – сказал Гринчук ледяным тоном. – У меня слишком много работы.

Охранники немного растерянно посмотрели на хозяина, тот еле заметно кивнул. Лица охранников просветлели.

Медно грохнул в оркестре оброненный взволнованным музыкантом инструмент. Понятно было всем – Студеникин расценил милицейскую выходку как оскорбление. И разрешил своим людям самим найти приемлемый выход.

Никто из присутствующих дворян, естественно, вмешиваться не собирался. Приказывать чужим охранникам было не принято. Полковник оглянулся на Владимира Родионыча. Только он мог все остановить. Но Владимир Родионыч молчал с непроницаемым лицом.

Охранник медленно приближались к сцене, наслаждаясь, похоже, всеобщим вниманием. Они, в отличие от хозяев, ментов знали неплохо, и, как им казалось, от их беспредела, чисто конкретно были защищены. А вот мент, кажется, этого не понимал.

– Оружие, пожалуйста, вот сюда, – сказал Гринчук, указывая на край сцены.

Витя одним прыжком легко вскочил на сцену, за ним последовал Митя. Или это Митя первым прыгнул, а Виты вторым? Их вообще обычно путали.

Витя (или Митя?) протянул руку к Гринчуку. Второй охранник последовал его примеру.

Подполковник был такой чистенький, такой отутюженный, высокий, но при этом худощавый, что охранники опасности в нем не видели. А мундир…

Полковник покачал головой. Лично он, если бы сошел с ума и решил драться с Зеленым, делал бы это немного осторожнее.

Зал затаил дыхание, ожидая развлечения.

Его ожидание было одновременно оправданно и обмануто. Развлечение было, но длилось оно от силы секунд пять.

Гринчук уронил папку, она упала на сцену. Потом на сцену упали Митя и Витя. Гринчук наклонился и поднял папку. Витя и Митя остались лежать.

Пауза.

Потом кто-то неуверенно зааплодировал.

Гринчук оглянулся, заметил за сценой конферансье и поманил его рукой:

– Не могли бы вы извлечь из этих господ оружие? Пожалуйста.

Гринчук улыбнулся. Конферансье вздрогнул, затравленно оглянулся и подошел к лежащим охранникам. Гринчук подождал, пока он расстегнет смокинги охранников и выложит на сцену два пистолета.

– Там еще есть и запасные обоймы, – подсказал Гринчук, – подмышкой, справа.

Конферансье достал обоймы и положил их рядом с пистолетами.

– Спасибо, – сказал Гринчук. – Далеко не отходите, еще можете понадобиться.

Конферансье кивнул и отошел в глубь сцены, чуть не перевернув от сильной растрепанности чувств стойку микрофона. Ударник врезал палочкой по медной тарелке, конферансье схватился за сердце. Ударнику из рок-группы все происходящее очень нравилось.

Полковник его чувств не разделял.

– Теперь, – сказал Гринчук, заглянув в свои записи, – я хотел назвать еще трех охранников, но не стану. А лишь попрошу своего помощника, прапорщика Бортнева подобрать с полу три единицы огнестрельного оружия.

Браток, также как и Гринчук, выбритый, отутюженный и парадный, быстро прошел вдоль столиков и, извинившись, поднял с паркетного пола лежащие там пистолеты.

– А обойм там случайно нет? – спросил Гринчук.

Из-под столов, словно от удара ноги, на середину зала скользнуло несколько обойм. Все посмотрели на охранников, стоявших там возле стены, но лица у тех были бесстрастны и даже безмятежны.

– Очень хорошо, – одобрил Гринчук, – а ношение кобуры под одеждой нарушением закона не является. Для всех остальных, интересующихся, скажу, что все оружие и снаряжение ваших телохранителей и охранников нужно регистрировать. И тогда неприятностей не будет. А в знак своей доброй воли и в ознаменование приближающегося праздника, я не стану привлекать вот этих вот граждан…

Один из лежащих на сцене охранников пошевелился и застонал.

– Вот этих граждан за нападение на сотрудника милиции, да еще при исполнении им служебных обязанностей, – закончил свою мысль Гринчук и снова углубился в изучение своих бумаг.

Зал напряженно ждал.

Полковник вдруг с изумлением понял, что все сидящие в зале неприкасаемые сейчас лихорадочно перебирают в голове свои прегрешения, за которые странный и таинственный начальник оперативно-контрольного отдела может прямо сейчас сделать их прикасаемыми. И личные телохранители уже не выглядели такой уж надежной защитой.

Полковник почувствовал, как у него на лице начинает расползаться неуместная, нелепая и совершенно искренняя улыбка. Вам нужен был мент, подумал Полковник, их есть у меня.

– Это подождет, – пробормотал Гринчук про себя, но так, что все услышали. – Макаровы…

Все быстро посмотрели в сторону столика, за которым сидела семья Макаровых. Глава семьи явственно напрягся и ослабил галстук. Его жена прижала руку к груди.

– Это мелочь, – пробормотал Гринчук, – это потом.

Макаровы облегченно вздохнули.

– Месропян, Калинины, Райзман, Махмутов… – скороговоркой перечислял Гринчук, и названные вздрагивали и замирали, даже не пытаясь возмущаться или требовать объяснений.

Они просто боялись, понял вдруг Полковник. Боялись самым пошлым и беспомощным образом.

– Да, – оторвался от записей Гринчук, – я не буду называть имен, но если я еще раз узнаю, что некоторые дамы из здесь присутствующих…

Гринчук обвел взглядом зал, и под его взглядом все почему-то стали опускать глаза.

– …будут садиться за руль в нетрезвом состоянии, – кто-то выдохнул с явным облегчением, – то я приму меры, чтобы лишить их такой возможности. Если уж мужьям не жалко жен, то хотя бы пожалейте машины.

– Всем понятно? – спросил Гринчук, и зал ответил нестройным и каким-то блеющим «Понятно».

Полковник почувствовал, что сейчас захохочет. Сдерживаться было с каждой секундой все трудней. Краем глаза он заметил шевеление за соседним столиком и увидел, что двадцатилетняя дочь одного из самых влиятельных людей города торопливо, под столом, выбрасывает из косметички несколько сигарет. Уронив их на пол, девушка растерла сигареты ногой и облегченно вздохнула.

– В мои обязанности входит также ведение профилактических мероприятий, по предотвращению преступлений, – Гринчук говорил казенные слова казенным тоном, и это превращало все происходящее в какую-то абсурдную постановку.

– Лишне будет напоминать, что небольшие правонарушения могут привести к правонарушениям серьезным, а то и к преступлениям. В этом случае лучше перебдеть, чем недобдить. В связи с этим, я прошу господина Липского, – все посмотрели на Липского, – обратить особое внимание на своего сына. Если вы в ближайшее время не угомоните его…

– Да пошел ты! – выкрикнул семнадцатилетний Липский-младший.

– Сидеть! – повысил голос Гринчук, мальчишка замер, а возле него вдруг появился Михаил, тоже парадный и ухоженный.

 

Михаил чуть коснулся плеча мальчишки, и тот быстро сел на место.

– Это, кстати, еще один сотрудник моего отдела – лейтенант Михаил Иванович Мухачев, – представил Гринчук, и барабанщик поддержал представление дробью.

– Леня Липский повадился распускать руки по отношению к обслуге, к людям обеспечивающим его быт, – голос Гринчук стал ледяным. – Особенно ему нравится бить девушек, особенно когда этого не видит никто, кроме его охранников. Если подобное произойдет еще раз, я приму меры. И поверьте, это будут очень действенные меры.

Липский-старший зверем посмотрел на сына, а Липская-жена, в шикарном розовом платье, наклонилась к мужу и многие услышали, как она сказала: «Я тебе говорила, что он подонок». Липская была мачехой Лени, и то, что они друг друга не любили, знали многие.

– И, наконец, – Гринчук сделал паузу.

Долгую паузу.

Барабанщик понял, что пауза эта перед чем-то важным и разразился длинной дробью.

Полковник понял, что сейчас действительно произойдет нечто важное, и напрягся. Гринчук просто обязан был закончить свое выступление чем-то эффектным. Даже пришедшие в себя Витя и Митя оценили напряженность момента и тихо ретировались со сцены.

Гринчук чуть качнул головой, и дробь прекратилась. Тишина была просто звенящей.

– Я вынужден прямо сейчас задержать и удалить с праздника одного человека.

Гости переглянулись.

– Я обращаюсь к господину Чайкину, – сказал Гринчук и добавил быстро, даже торопливо, – ни к нему, ни к членам его семьи у меня претензий нет. Но у меня есть серьезные претензии к одному из их охранников. Громову.

Дальнейшее происходило в очень быстром темпе.

Громов стремительно бросился к выходу. Михаил, который все еще стоял за спиной у Липского-младшего, шагнул в сторону, вроде бы легко зацепил охранника правой рукой, сделал еще шаг, и Громов вылетел на середину зала, оставленного свободным для танцев.

На пути летящего Громова, тоже как-то случайно оказался Браток, который принял его двумя руками и, не давая остановиться, направил его к сцене. А там его уже ждал Гринчук.

Словно сам собой Громов развернулся и упал на колени, вывернув руки за спиной. Щелкнули наручники.

– Еще раз напоминаю, – сказал ровным голосом Гринчук, – мы будем очень жестко пресекать всякую попытку не выполнения приказа работников нашего отдела, или, боже упаси, сопротивления им.

Михаил и Браток подошли к Громову.

– Я приношу свои глубочайшие извинения семье Чайкиных, – сказал Гринчук, – но я не думаю, что они потерпели в своем ближайшем окружении торговца наркотиками.

Гринчук рывком поднял Громова на ноги, расстегнул на нем пиджак.

Михаил аккуратно извлек из внутреннего кармана пиджака увесистый пакетик с белым порошком.

– Суки! – взревел Громов, дернулся и застонал, снова опускаясь на колени.

Михаил передал подполковнику пакет.

– Мы можем полагать господина Громова уволенным? – спросил Зеленый.

Чайкин встал из-за стола. Его дочь, симпатичная девочка лет четырнадцати, попыталась вскочить, и даже выкрикнула что-то неразборчиво, но мать обхватила ее за плечи и удержала на месте.

– Да, конечно, – сказал Чайкин. – Я благодарен вам… э-э…

– Юрий Иванович, – подсказал, вставая Владимир Родионыч.

– Да, Юрий Иванович, – сказал Чайкин, – большое вам спасибо.

Михаил и Браток подняли Чайкина на ноги и вывели его из зала. Полковнику показалось, что тот пытается что-то кричать, но отчего-то не может.

В полной тишине Владимир Родионыч подошел к подполковнику Гринчуку.

– Вот, пожалуй, и все, – сказал Зеленый и добавил веско. – На сегодня.

– Я могу взять отчет? – тихо спросил Владимир Родионыч.

– Не весь, – ответил Гринчук. – Мне тут кое с чем еще нужно поработать.

Подполковник извлек из папки несколько листов, остальные отдал Владимиру Родионычу.

– Отчего-то я так и предполагал, – улыбнулся тот и обернулся к залу.

– Я искренне извиняюсь перед Юрием Ивановичем, что не представил его всем вам раньше, но он исправил мою ошибку. Теперь все мы, – Владимир Родионыч обвел взгляд залом и улыбнулся снова, – я так совершенно определенно, почувствуем себя в гораздо большей безопасности, чем раньше. Юрий Иванович будет исполнять в нашем обществе функции, если хотите, участкового инспектора. И я прошу вас всех…

Владимир Родионыч произнес это твердо, как приказ.

– Прошу вас всех выполнять требования господина подполковника. И помогать ему в его работе.

– Да чтобы я… – громогласно начал один из гостей.

– Господин Самойлович? – спросил Гринчук.

– Да, – опешил Самойлович.

– Вы не могли бы, Яков Абрамович, послезавтра связаться со мной по поводу вашей фирмы… Одной из ваших фирм, – очень вежливо улыбнулся Гринчук, и Самойлович осел.

– Если в действиях оперативно-контрольного отдела вам что-то покажется неправильным, – произнес Владимир Родионыч, – можете обратиться ко мне, или в Совет. Но перед этим требование выполните.

– Попробуй тут не выполнить, – прогудел из-за своего столика известный весельчак Ашот Ованесович Месропян.

И все засмеялись. Или почти все.

– С наступающим Новым годом, – сказал Юрий Иванович Гринчук. – Извините за беспокойство.

На сцену вышел немного успокоившийся конферансье. Погас верхний свет, и снова подал голос оркестр, играя что-то возвышенное и утонченное.

– Нет, какой мужчина, – сказала соседка Полковнику.

– Ого-го! – согласился Полковник и встал из-за стола.

У выхода из зала он нагнал Гринчука и Владимира Родионыча.

Владимир Родионыч подозвал официанта с подносом, взял два бокала вина, один протянул подполковнику:

– За взаимопонимание.

– Извините, – спокойно ответил Гринчук, – до Рождества – не пью. Всего хорошего.

– И с кем попало не пью, – грустно сказал Владимир Родионыч, глядя на закрывшуюся дверь.

Заметив подошедшего Полковника, он протянул ему бокал:

– А вы пьете с кем попало?

– И что попало в том числе, – Полковник взял бокал, – за что выпьем?

– За оперативно-контрольный отдел, – сказал Владимир Родионыч.

Выпили.

– И дай бог, – сказал Владимир Родионыч, – чтобы не попасть этому отделу под горячую руку.

– И под холодную, не дай бог, – добавил Полковник.

– Как вы полагаете, он на меня сильно обиделся?

– Я полагаю, что он сейчас полностью удовлетворен. Как автор сценария и режиссер. А вы как чувствуете себя в роли актера, Владимир Родионыч?

– А я себя чувствую деревянной марионеткой. В ловких и натруженных руках.

– Это пройдет, – сказал Полковник.

– Он перестанет нас просчитывать на восемь ходов вперед?

– Вы просто привыкнете. И я привыкну, и даже начну находить в этом удовольствие.

– Все-таки вы умеете, Полковник, подбирать людей!

– У меня вообще бездна талантов, – ответил Полковник. – Эту вашу фразу следует воспринимать как отмену приказа об увольнении Гринчука?

На середину зала вышли несколько бальных пар, заиграл вальс. Луч света упал на зеркальный шар под потолком, и по залу побежали мелкие зайчики. Некоторые утверждают, что они похожи на падающий снег.

Владимир Родионыч вернулся на свое место. Полковник двинулся к своему столику, когда в голову пришла мысль. Интересно, подумал Полковник, а что сейчас Гринчук делает с этим охранником, с Громовым?

А Гринчук, собственно, с охранником не делал ничего.

Браток остановил «джип» в метрах двухстах от дома отдыха и вышел из машины. Вместе с ним вышел Михаил, достал из багажника веревку. Подошел к заснеженному дереву. Следом подошел Браток. Взял веревку и, поколдовав над ней, попытался забросить на крепкий сук метрах в четырех над землей.

Веревка не зацепилась, а на головы Братка и Михаила посыпался снег.

– Чего это они делают? – спросил Громов у Гринчука.

– Веревку на дерево цепляют, – лениво ответил тот.

– Какого хрена?

– Да так, – пожала Гринчук плечами, – не в тюрьму же тебя вести.

Михаил отобрал у Братка веревку, и метнул ее вверх. Веревка перелетела через ветку, и Громов явственно увидел петлю, качающуюся в трех метрах над дорогой.

– Вы че, совсем охренели? – недоверчиво спросил Громов.

– Не совсем.

– Вас же за это посадят…

– Ну, это еще надо будет доказать… – протянул Гринчук. – А гостей ты завтра утром – развлечешь. Они не любят торговцев наркотиками.

Громов дернулся.

– Не было же у меня никаких наркотиков, не было! – закричал он. – Это же вы подсунули, суки! Вон летеха твой и подсунул.

В то, что его будут вешать, Громов поверил сразу. И в то, что эти странные отмороженные менты могут это сделать, он тоже поверил. Страх и обида. Обида и страх.

– Не мои это наркотики! Не мои!

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23 
Рейтинг@Mail.ru