Зинаида Гиппиус
Репа
Старуха «Новое Слово» – почти без прорухи: скромна и уединенна. Главное же, это – естественная старуха. Естественная старость может быть не менее прекрасна, чем молодость. Не часто, и я отнюдь не хочу сказать, что как раз старость «Нового Слова» – прекрасна. Но все-таки это именно та старость, у которой могут быть прекрасные черты. Есть другая…
Мне вспоминается немецкая сказка, давнишняя, детская: «Рюбецаль». Сейчас у меня нет ее под рукой, пишу по оставшемуся впечатлению. Репный король украл настоящую, человеческую принцессу и утащил ее в свое царство, под землю. Принцесса тосковала одна, скучала по своим придворным дамам, по своим любимым собачкам… Повелитель реп вздумал ее утешить: одну репку превратил в такую-то придворную даму, другую – в другую, сделал всех; из маленьких репок сделал собачек, точь-в-точь как те, настоящие. Принцесса была в восторге. Но не долго длилась радость. Через три дня стали сохнуть и на глазах вянуть молоденькие дамы; одряхлели собачки, так что с подушек уж не могли вставать… Собачья эта старость, неестественно быстрая (только три дня!) объяснялась тем, что и собаки, и фрейлины – были репные… Вряд ли репная старость может нам, людям, казаться прекрасной…
Увы, вот именно этой нечеловеческой старостью веет от «Земли», от «Факелов», от «Шиповника», – от скучных-скучных стилизаций Ауслендера, от стишков Кузмина, вроде:
…Для чего же мне даны
Лицемерные штаны?..[1]
от натужных «новых» воплей Андреева, от «стихий» Городецкого да Иванова. Скуксились, морщёй пошли «прекрасные» нагие отроки Сологуба, и никого уже не соблазнят их, с часу на час дряхлеющие тела. Тайги, шаманы, мифы и Суламифи, жертвенные девы, ненатуральные ремизовские черти, вплоть до загадочно-глупых героев Андреева, «вокруг измученного сердца» которых все «крепко сжимаются каменные объятия призрачного чудовища»[2], это жалобно и внезапно постарело, сникло, запало; и постарело неестественно, – уж слишком скоро. В эту репку еще совсем недавно читатель запускал зубы с удовольствием, такая репка была свеженькая… А теперь – что с ней, вялой и грязной, надоевшей, делать?
