Зинаида Гиппиус
Последние стихотворения. 1914–1918
Тогда и опять
Просили мы тогда, чтоб помолчали
Поэты о войне, –
Чтоб пережить хоть первые печали
Могли мы в тишине.
Куда тебе! Набросились зверями:
Война! Войне! Войны!
И крик, и клич, и хлопанье дверями…
Не стало тишины.
А после, вдруг, – таков у них обычай, –
Военный жар исчез.
Изнемогли они от всяких кличей,
От собственных словес.
И, юное безвременно состарев,
Текут, бегут назад,
Чтобы запеть, в тумане щрежних марев,
На прежний лад.
1915
Без оправданья
М. Г-му
Нет, никогда не примирюсь.
Верны мои проклятья.
Я не прошу, я не сорвусь
В железные объятья.
Как все, пойду, умру, убью,
Как все – себя разрушу,
Но оправданием – свою
Не запятнаю душу.
В последний час, во тьме, в огне,
Пусть сердце не забудет:
Нет оправдания войне!
И никогда не будет.
И если это Божья длань –
Кровавая дорога, –
Мой дух пойдет и с ним на брань,
Восстанет и на Бога.
1915
Страшное
Страшно оттого, что не живется – спится.
И все двоится, все четверится.
В прошлом грехов так неистово много,
Что и оглянуться страшно на Бога.
Да и когда замолить мне грехи мои?
Ведь я на последнем склоне круга…
А самое страшное, невыносимое, –
Это что никто не любит друг друга…
1916
Сентябрьское
Полотенца луннозелсные
на белом окне, на полу.
Но желта свеча намоленая
под вереском, там, в углу.
Протираю окно запотелое,
в двух светах на белом пишу…
О зеленое, желтое, белое!
Что выберу?..
Что решу?
1916
Сегодня на Земле
Есть такое трудное,
Такое стыдное.
Почти невозможное –
Такое трудное:
Это – поднять ресницы
И взглянуть в лицо матери,
У которой убили сына.
Но не надо говорить об этом.
1916
Непоправимо
Н. Ястребову
Невозвратимо. Непоправимо.
Не смоем водой. Огнем не выжжем.
Нас затоптал, – не проехал мимо!
Тяжелый всадник на коне рыжем.
В гуще вязнут его копыта,
В смертной вязи, неразделимой…
Смято, втоптано, смешано, сбито –
Все. Навсегда. Непоправимо.
1916
«Говори о радостном»
В. Злобину
Кричу – и крик звериный…
Суди меня Господь!
Меж зубьями машины
Моя скрежещет плоть.
Свое – стерплю в гордыне…
Но – все? Но если все?
Терпеть, что все в машине?
В зубчатом колесе?
Ноябрь 1916
На Сергиевской
Н. Слонимскому
Окно мое над улицей низко,
низко и открыто настежь.
Рудолипкие торцы так близко
под окном, раскрытым настежь.
На торцах – фонарные блики,
на торцах все люди, люди…
И топот, и вой, и крики,
и в метании люди, люди…
Как торец, их одежды и лица,
они, живые и мертвые, – вместе.
Это годы, это годы длится,
что живые и мертвые – вместе!
От них окна не закрою,
я сам – живой или мертвый?
Все равно… Я с ними вою,
все равно, живой или мертвый.
Нет вины, и никто – в ответе,
нет ответа для преисподней.
Мы думали, что живем на свете…
но мы воем, воем – в преисподней.
Ноябрь 1916
