Зинаида Гиппиус
Давид

Через год – странное известие, обошедшее все газеты: знаменитый молодой пианист Д. – исчез. Одни говорили, что он погиб, возвращаясь из Америки; другие, – что примкнул к полярной экспедиции; третьи, – что убит на Корсике. Но верным было лишь то, что «несравненный», «единственный» и т. д. Д. – перестал существовать. Может быть, судьба этого «метеора» еще долго занимала бы внимание, но тут начались европейские события. Давида забыли. Да так плотно, что и потом не вспомнили. Забыл и я.

* * *

Года два, три тому назад пробирался я, поневоле пешком, из Германии, – сам еще не решив, куда: где повезет устроиться. Нищенское положение не очень удручало: вывернусь! А пешком идти – что же? Силы еще были, была старая спортивная привычка, сума не тяготила, а время хорошее – июнь.

По-страннически, не торопясь, шел, выбирая, где пригляднее. В этот день, яркий и свежий, запутался немножко в горах и спустился к «Епископским Лугам» (так назвали мне долину) уж перед закатом. Действительно, луга! Цветущие, широкие, трава в рост человека. Селения кое-где видны, с острой колокольней, рощи; справа лес синеет… Я заметил на опушке крошечную часовню, всю в солнце. Там решил отдохнуть.

В открытой часовне стояла небольшая черная мадонна с черным младенцем. Негритянские мадонны не редки в этих местах. Пучок красных цветов лежал у подножья.

Как хорошо было в этих травах, словно в земном море, – покойно. И тишина, тишина, только свистошепот кузнечиков… Но вдруг высокие стебли качнулись надо мной. Кто-то рядом лежал в траве, невидный. Я приподнялся, раздвинул стебли. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, я и мой сосед. И я узнал черные, совсем черные, глаза. Давид! Он без слова подвинулся ко мне, схватил мою руку обеими руками. «Давид, как давно!..» – говорил я тихо, почти шепотом. «Очень давно. Я рад. Мы давно ведь здесь. Уходили раз в горы! А потом опять сюда. В наш домик».

Я все больше узнавал Давида, – но не того, концертного, с приветливо-мертвой улыбкой, а прежнего мальчика. Узнавал, хотя и видел серебряные нити в жестких волосах, морщины на обветренном лице. Как спросить его? О том, что меня интересовало? Он уже рассказывал мне – о старом: что родные умерли, что венской виллы, конечно, нет… Он здесь – с Мальвиной, конечно. «У нас маленький, совсем крошечный домик. Две комнатки. Так хорошо».