Зинаида Гиппиус
Барышня и девчонки
Еще до среды случилась вся история. Целый день гром посуды шел из кухни, да Аннушкины вопли. И Маврушка шепнула барышне, – Катьку, мол, она, с утра, ни во что колотит, та ревмя-ревет, а не поддается. Лидочка вскрикнула, было, «мама!», но вдруг повернулась и сама побежала на кухню.
В кухне стоял чад, вой и гром. Катька лежала ничком на постелюшке, только желтый головной платок и виднелся.
– Как ты смеешь бить Катюшку? – неожиданно закричала Лидочка и затопала ногами. – Ты не смеешь, не смеешь! Я знаю, чего ты хочешь! Ты гадкого ей хочешь! Она лучше знает! А тебя сейчас в полицию за битье. Да, в полицию!
Кухарка сначала остолбенела. Потом подняла, было, голос, но Лидочка продолжала пронзительно визжать «в полицию» и топать ногами, пока сама не остановилась.
– А, когда так… – сумрачно-разъяренно произнесла Аннушка, ступила к постелюшке и дернула с нее Катьку: – Идем к барыне!
Мама Лиды уже сама звала Аннушку.
– Что это такое? А ты, Лида, что с тобой? Зачем ты пошла в кухню? Чтобы простудиться?
– Мама, – начала Лида, задыхаясь. – Посмотри, она бьет ее… Чтоб к этой модистке, а она не хочет. Ей в Дубках лучше. А бить нельзя позволять. Скажи ей.
Лидина мама была женщиной решительной и соображала быстро. Аннушка, при всем своем яростном характере, ее побаивалась. Без крика, плаксиво затянула: «Да я, барыня, што… Да я ли не добра своему рождению пожелаю? А она, накося… Сатана упрямая…».
– Ну, довольно. Вот дура. Ты что, – продолжала мама, повернувшись к желтому платочку, из-под которого виднелось смуглое, заплаканное лицо, – ты назад, в деревню хочешь? Не хочешь в Москве?
– Я мамушке говорила. Я там лучше, и ей здесь спокойнее. Вот барышня сама знает. Не хочется мне в Москве.
– Завтра же и отправишь ее. Деньги на дорогу я даю. Пойди, собирай. И чтоб больше я ни о чем не слышала.
Катю проводили, а Лидочка, в среду, вместо урока, целый час рассказывала про нее Николаю Петровичу. И про ее сказки, и про ее песни, и про то, как она в Москве не хотела оставаться, и про Дубки, – про всю историю. Николай Петрович так взволновался, что по комнате заходил.
