Замиль Ахтар
Кровь завоевателя
4. Зедра
Одного нельзя в Кандбаджаре – забывать вернуть книги. Особенно книги, позаимствованные в Башне мудрости.
Наказание за это – десять плетей за каждый день опоздания. И если ты не Селук, дворец тебя не спасет. Султанши, паши, крестьяне – все терпели плеть Философов. У Башни даже был собственный палач, и, если верить рассказам, он не особенно скучал. По мнению ордена Философов, утратить знание хуже, чем утратить жизнь, поскольку чернила тяжелее крови.
Зачем так наказывать из-за чернил и бумаги? Потому что некоторые тома в Башне были единственными экземплярами в мире и печатные станки не могли размножить их достаточно быстро. Эти станки – истинное чудо, одно из многих изобретений, поразивших меня, когда я оказалась здесь. Я могла ненавидеть Селуков сколько угодно, но, вступив в союз с Философами, они не только накопили знания, но и применили их.
К счастью, я была в Башне на хорошем счету, и как султанше мне было запрещено посещать только два верхних этажа из двенадцати. Сегодня я поднималась по винтовой лестнице на восьмой. Глядя сверху на Кандбаджар, я вспомнила черного дронго. Что за чувство – свободно лететь, будучи лишь перьями в воздухе. Тела из кожи, костей и мяса, которые мы таскаем, одеваем и защищаем доспехами, казались теперь проклятием создавшей нас звезды. Как это печально, ведь даже если человечество избежит Великого ужаса, мы обречены никогда не летать.
Пораженческие мысли ослабили мои и без того усталые колени – после подъема на семь этажей я задыхалась и снова чувствовала себя старухой. Чтобы передохнуть, я заглянула в читальный зал на седьмом этаже, полный мужчин с внушительными усами, в струящихся одеяниях и ярких тюрбанах. Одни толпились у ниш с книгами, другие полулежали на деревянных оттоманках, опираясь локтями на лазурные подушки. Весь этот этаж был посвящен военной тактике, так что все они, вероятно, были хазы, гулямы и члены ордена.
Одного я узнала – командующий гулямами Като в золотом тюрбане и бронзовом кафтане. Он лежал на оттоманке с книгой в руках. На обложке было написано «Подавление конных лучников: тактика противостояния притворным отступлениям и фланговым атакам, том пятый». Неужели такая специфическая тема требует пяти томов? Рядом лежала стопка книг, вероятно, с такими же громоздкими названиями. Что ж, предводителями гулямов не становятся невежественные дураки. Но если Като здесь, сделал ли он то, о чем я просила?
Като положил книгу и потянулся. Я шагнула назад, чтобы он не заметил меня. Лучше ему не видеть другие мои стороны, а уж тем более целое. Я побрела на восьмой этаж.
Круглую комнату покрывали стеллажи, разделенные на квадратные секции, в которых лежали стопки по три или четыре книги. Один Философ рассказывал, что так каждая книга может «дышать, отдыхать и наслаждаться». Они действительно ценили книги выше жизней.
«Типы крови» Алигара из Зундука, том второй, должен стоять на седьмом стеллаже, вторая слева и третья сверху секция. Я обошла всю комнату, пока не нашла седьмой стеллаж. Но, что странно и тревожно, в нужной ячейке лежала только пыль.
Я подошла к библиотекарю, стоявшему над огромной конторской книгой. На нем была похожая на башню фетровая шляпа Философов и синяя мантия с черной оторочкой.
– Выдана, – ответил он, когда я спросила про книгу.
– Кому?
– Мы не сообщаем такие сведения.
Ни намека на вежливость на скучном, старом и рябом лице.
Я едва не сказала, что я – возлюбленная наследного принца. Но потом поняла, что библиотекарь даже не называл меня «султанша». Ему просто плевать на мой титул.
– Когда ее вернут?
– Через неделю.
Обычный срок, означавший, что книгу взяли сегодня утром. Но кто еще в этом городе мог интересоваться древним томом по медицине? Стоит ли мне беспокоиться?
Пока я могу обойтись и без него. Первый том освежил мои знания о крови – она бывает с разными вкусами, как шербет. Каждым типом можно написать определенные руны, и некоторые могут быть написаны более чем одним типом. Второй том предположительно описывал самые древние типы, что поможет мне определить их, если я их когда-нибудь снова встречу.
Разочарованная, я покинула Башню мудрости и вернулась к себе. В полдень я отправилась в тронный зал Песчаного дворца. Вход во дворец охранял симург, его волчья голова смотрела вниз с резных арок из песчаника. Орлиные крылья распростерлись над садом, давая больше тени, чем пальмы. Селуки слишком гордились своими птичьими символами. Говорят, над созданием одной этой статуи трудилось двести ремесленников в течение шести лет, хотя большинство историй в этом городе изобиловали преувеличениями.
Сквозь стеклянный купол тронного зала струился солнечный свет. Каган силгизов стоял во главе двадцати воинов, все были в бордовых доспехах, словно явились на битву. Напротив них на золотой оттоманке восседал Тамаз и метал взглядом молнии в закованного в цепи человека, скукожившегося у помоста.
– Пусть весь мир станет свидетелем, – произнес Тамаз. – Скажи это еще раз.
Человек с подстриженной бородой носил грязный кафтан и вонял даже с такого расстояния. Кончики его пальцев были обрезаны, словно колбаса. Перо он больше держать не мог.
– Мне приказал написать это посланник кагана йотридов, – сказал он.
– Ты… ты был моим писцом, – с отвращением бросил Тамаз, – а не кагана Пашанга. Так почему же ты это сделал?
Писец с дрожащими губами смотрел в пол, но молчал. Хорошо.
– Похоже, придется еще потрудиться, чтобы добыть из него правду.
Тамаз махнул рукой, и к писцу подошли два гуляма с золочеными булавами в мускулистых руках.
– У меня есть вопрос, – прогремел чей-то голос из толпы. Жесткий голос, который как будто отдавался эхом сам по себе.
– Подойдите, Великий муфтий, – сказал Тамаз.
Хизр Хаз откинул капюшон: его подстриженные седые волосы и грубый коричневый халат казались неуместными среди великолепия Селуков.
– За какие грехи они были наказаны? – спросил он.
Действительно, в написанном писцом послании говорилось: «Расплата за ваши грехи».
Несчастный продолжил дрожать на полу. Затем поднял взгляд на Великого муфтия и сказал:
– Они сожгли все цветы.
Хм. О чем это он?
– Цветы? Где? – нажимал Хизр.
Писец всхлипнул, глядя шейху в глаза, и пробормотал:
– Посланник кагана йотридов приказал мне это написать.
Ему нечего было больше сказать. Хорошо.
– Каган Джихан, можете забрать этого человека. Делайте, что посчитаете нужным, чтобы узнать правду и найти тех, кто незаконно обезглавил ваших людей.
Джихан шагнул вперед и окинул дрожащего писца ледяным взглядом. Он и правда напоминал Сиру – оба высокие, но Сира тонкая, а Джихан достаточно крепок, чтобы устрашать. Его длинные волосы вились меньше, чем у нее, хотя разве не считалось неуважением мужчине щеголять длинными волосами в присутствии шаха? Возможно, ему было все равно.
– Этот писец вот-вот обделается, – сказал он на силгизском, родственном диалекту, на котором говорило соседнее с моим племя. – Но все же он никого не убил. Он всего лишь сделал свою работу – написал. Правосудие требует убийц, а не этого беспалого дурака.
– Возможно, каган Пашанг сможет поведать вам больше, – сказал Тамаз на сирмянском, тоже родственном силгизскому.
Джихан покачал головой:
– Хотите верьте, хотите нет, но когда-то мы с Пашангом были друзьями. Даже лучшими друзьями. Не могли наговориться друг с другом. Однажды, когда мы боролись, он ударился головой о камень. С тех пор у него не все дома. – Он постучал по голове. – Он будет рад, если силгизы и Аланья начнут войну, но… хитроумные планы – не его конек.
– Кто-то другой мог предложить идею, а он лишь отдал приказ, – настаивал Тамаз.
– Кто-то другой. Вы так этого хотите.
Тамаз поднял руки:
– Похоже на то, чтобы меня заботило, чем занимаются на рынке силгизские торговцы?
– Торговцы пряностями, – поправил его Джихан. – С тех пор как я у власти, мы, силгизы, обеспечили сухопутные пути к нескольким царствам – поставщикам пряностей. Интересно, кто еще здесь торгует пряностями и может потерять деньги?
Толпа ахнула. Я смотрела, как где-то в ее центре Озар утирает золотым платком пот с розового лица. Все развивалось так, как я надеялась.
Тамаз вздохнул. Старик явно был сыт интригами на сегодня.
– Вы не желаете принимать признание. Не хотите брать деньги за кровь. Что еще я могу сделать для вас, каган?
– Похоже, вы не хотите наводить чистоту в собственном доме. Неужели вы с такой готовностью принимаете убийц при своем дворе?
Учитывая, что Озар женат на сестре шаха, у Тамаза не было особого выбора.
– А кто же вы сами? – усмехнулся Тамаз. – Только не притворяйтесь, что на ваших руках нет крови. Я уважаю, когда жестко торгуются, но ваша любовь к справедливости исчерпала себя. Чего вы хотите, Джихан, сын Ямара? Говорите прямо или ступайте с миром.
Я не сводила глаз с Сиры, стоявшей у покрытой каллиграфической вязью колонны впереди и кусавшей губы. Она слишком много потеряет, если эти переговоры сорвутся. Что касается меня, то у меня был запасной план – точнее, несколько. Глупо полагаться на один исход в мире, порожденном хаосом.
Джихан свистнул и указал на выход. Вместе с воинами он ровным шагом покинул зал. Оставшиеся начали переговариваться. Тамаз взял трость и захромал к выходу в окружении гулямов.
– Меня подставили! – крикнул Озар одному из визирей. – Меня подставили!
Выходя из зала, я увидела Като, прислонившегося к стене с мешком в руках. Должно быть, там золото. Он заметил меня, кивнул и улыбнулся. Я удовлетворенно кивнула в ответ.
Проходя по дворцовым коридорам по пути в свою комнату, я размышляла о крови. В частности, о семнадцати типах крови, текущих в жилах человечества. Но большинство из живущих обладали одним из четырех типов: искатель, сеятель, поселенец или солдат.
Хотя Алигар считал, что названия имеют медицинское значение, на мой взгляд, они условные и не описывают никаких качеств обладателей. Не то чтобы меня сильно интересовали различия между четырьмя обычными типами и их магическое применение. Гораздо больше меня занимали редкие типы. В особенности один: кровь завоевателя.
Но, как я выяснила, кровь завоевателя почти невозможно найти. Во времена Селука она была широко распространена в Бескрайности (поэтому Алигар так ее и назвал), где ею обладал каждый десятый против одного из тысячи аланийцев. Но теперь она предположительно встречалась в сотню раз реже, чем при жизни Алигара. И требовалась мне, чтобы начертать особые руны.
Я открыла дверь своей комнаты и увидела главного евнуха Самбала, который стоял босиком на моей кровати и орудовал метлой не с того конца, как будто копьем.
– Что ты делаешь?!
Как он посмел ворваться в мои покои без разрешения? Я хотела выхватить метлу и сломать о его голову.
Он склонил голову. Я не из Селуков, поэтому это было неподобающе, но кому какое дело.
– Мои извинения, султанша. Крыса по наущению Ахрийи вбежала в твою комнату, мне пришлось броситься в погоню, чтобы убить ее и положить конец набегам на кладовые.
О нет, он увидел мою крысу. Глупое создание вечно попадает в неприятности. Что еще он видел?
– Убирайся!
Я захлопнула и заперла за ним дверь – замок заменили после того, как предыдущий сломался в самый неподходящий момент. Я заглянула в колыбель. Пусто. Сердце чуть не выскочило из груди, пока я не сообразила: очевидно, за малышом сегодня присматривает Мирима. Я выдохнула с облегчением, страх, что все повторится, ослаб.
Отодвинув фальшивую стену за кроватью, я вытащила принадлежности: коробку крошечных бутылочек с кровью, разные деревянные контейнеры с кусочками недоеденной пищи и свои записи.
Пищу, наверное, надо выбросить. Попробовав чью-то слюну, я могла узнать тип крови и уже понимала, что Тамаз и Като – искатели. Я тоже искатель, а значит, их кровь бесполезна для меня. Первый поцелуй с наследным принцем Кярсом раскрыл в нем сеятеля (кроме всего прочего) – такой же бесполезный тип, поскольку для большинства рун, которые можно начертать кровью сеятеля, годится и кровь искателя. Четыре основных типа слишком сильно пересекались, чтобы быть полезными.
Я поднесла бутылочку с кровью завоевателя к красным лучам полуденного солнца, льющегося с балкона. Осталось всего несколько капель разбавленной водой крови. Но я надеялась, что запасы пополнятся.
Я легла на кровать, и тяжесть мира придавила меня к шелковым простыням. Я понюхала красные тюльпаны в инкрустированной изумрудами вазе у кровати. Зная, как они мне нравятся, евнухи каждый день приносили свежие из сада наслаждений. Аромат тюльпанов почему-то напоминал дом, хоть они и не росли там, где я жила.
Врата в фанаа – это небытие. Бога можно нарисовать только на чистом листе. Так говорил отец Хисти, хотя этого не найти в Писании Хисти. Я сама пошла бы на костер, если бы заодно могла сжечь все тома этой лжи. Как печально, что гнев так легко разрушал мою фанаа. Он – источник моей слабости, но что-то же должно меня подпитывать.
Через час в дверь осторожно постучали. Я встала, потянулась и открыла. Вера, очаровательная служанка с клубничными щечками, которую я заставила Кярса подарить Сире, поприветствовала меня и вошла внутрь. Из кармана платья она достала шелковый платок с пятнами крови и с довольной улыбкой протянула его мне.
– Не ожидала так быстро, – сказала я. – Как это ты смогла?
– Я делаю то, что велит моя султанша.
– Нет, в самом деле, как ты это раздобыла? Надеюсь, ты не причинила девчонке вреда.
– Я ни за что ее не обижу, – сказала она с таким искренним, любящим взглядом. – Она прекрасна, как лилия среди снега.
Мне не требовалось много крови. На шелке, наверное, была кровь из носа. Я поднесла платок ко рту и лизнула. Ураган пряностей и металла, словно монету обмакнули в тамаринд. Неприятный вкус, но Вера не солгала. Кровь завоевателя.
Я поручила ей достать кровь только сегодня утром. Как она справилась так быстро?
– Откуда кровь? – спросила я.
Вера показала на нижнюю губу:
– Вот отсюда.
Я заметила, как Сира кусала губы в тронном зале. Должно быть, она перенервничала и укусила слишком сильно.
Но щеки Веры из клубничных стали гранатовыми. С чего это она краснеет?
– Ты кажешься слишком счастливой, – сказала я, следуя за ее уклончивым взглядом.
– Я лишь рада услужить тебе, султанша из султанш.
Сказано так музыкально.
Возможно, ее методы лучше держать в секрете, как и мои. Я не могла этого осуждать – от секретов часто зависело выживание.
– Ты хорошо послужила мне, дорогая. Я этого не забуду.
Кивком я указала на дверь.
Когда она ушла, я минуту вымачивала платок в воде, затем перелила красноватую жидкость в чашку. Хорошо, что кровь в основном состоит из воды: добавляя воду до определенного предела, можно написать больше рун меньшим количеством крови.
Если бы только в моих жилах текла кровь завоевателя. Как печально, что мне досталась кровь искателя, учитывая, что мои предки обладали кровью бога, одним из тринадцати редких типов. Возможно, редчайшим, хотя сейчас почти невозможно найти любой из них, основные типы разбавили их почти до полного исчезновения.
Перелив кровь Сиры в крошечный флакон, я отправилась в путь.
Эту руну я размещу в винном погребе, в нескольких минутах ходьбы от моей комнаты. Наложницы туда не спускаются, но евнухи и служанки делают это постоянно. Прохладное, сырое место с запахом кислятины, заполненное штабелями бочек и бутылок. Конечно, никто ничего не заметит.
Добравшись туда, я обмакнула палец в кровь, словно в чернила, и начертала узор душ как можно изящнее в щели за бочками, от которых пахло ячменной бражкой. Он напоминал глаз внутри глаза. Я прошептала заклинание: «О Утренняя звезда, дай ей жизнь, как ты дала жизнь нам». Кровавая руна на мгновение засветилась, как будто Утренняя звезда ответила: «Я услышала и дала».
По дороге обратно я столкнулась с Сирой. Рана на ее нижней губе размером с зуб выглядела глубже, чем от обычного нервного покусывания. Я показала на свою губу и спросила:
– Что случилось?
Она быстро отвела взгляд и выпалила на едином дыхании:
– Ох, да я просто прикусила губу во время еды. Так неосторожно. Так стыдно.
Прикусила… во время еды? Что ж, сведения из первых уст, поэтому я решила, что тайна раскрыта.
– Я собиралась выпить кофе. Не хочешь присоединиться?
Она кивнула. Мешки под глазами выдавали, что ночь была бессонной и тревожной. Кроме того, Сира казалась необычно застенчивой, когда мы сидели за низким столиком в танцевальном зале гарема. Сира держалась спиной к танцовщицам и флейтисткам – в последнее время ее перестали интересовать обычные развлечения.
Я высказала то, что было у меня на уме:
– Это было мило с твоей стороны, прислать Кярсу подарок в ответ.
С легкой улыбкой она ответила:
– Так меня воспитали.
– Красивая крестейская девушка. И такая молодая. Кярс будет в восторге.
Нужно ли мне изобразить ревность? Ничто не могло волновать меня меньше, чем с кем спит Кярс, поскольку его семя бесплодно, как пустыня Зелтурии. Меня скорее беспокоили мотивы Сиры. Точнее, мотивы ее кукловода.
– Надеюсь на это, – ответила Сира, глядя куда-то вдаль.
– Что случилось, дорогая?
Я накрыла ладонями ее руки.
Она надула губы и сказала:
– Я беспокоюсь о своем брате. И шахе Тамазе. – Ее голос дрогнул. – Мне показалось, что дело идет к драке. Я просто хочу, чтобы их противостояние закончилось.
– Ты – единственное, что их объединяет. Уверена, ты сможешь стать мостом между ними.
Последнее, чего бы мне хотелось.
Она покачала головой:
– Я? Что я знаю о политике, о правосудии, обо всем? Я просто невежественная девчонка из Пустоши.
Несколько моих дочерей тоже страдали от подобной неуверенности в себе. Хадрит явно понимал, как воспользоваться слабостью девушки, что делало его раздражающим, если не опасным противником. Сира не только обладала полезной для меня кровью завоевателя, но и последние восемь лет обучалась у тех же Философов, что и Кярс. Однако, в отличие от Селуков, она не жила в роскоши с рождения и потому, естественно, имела неудовлетворенные желания. Похоже, Хадрит знал, как на них играть. Без его высокого роста, бороды и золота я не могла с ним соперничать.
Теперь возникла дилемма: поощрять ее слабости или убеждать в силе? Возвысить ее или сломить? Мне не нужна была конкуренция. Хадрит и так мешался, а если Сира поддержит его планы, это может поставить под угрозу все, ради чего я страдала. Все, что меня заботило: возвращение Потомков, предотвращение Великого ужаса, моя пламенная жажда мести – все это пронеслось в голове за одно нерешительное, болезненное, горькое мгновение.
– Сира, дорогая, ты словно алмаз, считающий себя кварцем. Маленький львенок, из-за размера полагающий себя уличным котом. Ты не невежественна и не слаба. У тебя есть все, что нужно. Уверена, если ты поговоришь с братом, поговоришь с шахом, нам всем будет лучше. Ты никогда не узнаешь свою силу, пока не попробуешь.
Я сжала ее руку. Если бы только я сказала эти слова своим дочерям, внучкам и правнучкам, пока они еще дышали.
Она закрыла глаза, и из них полились слезы. Похоже, я тронула ее сердце.
– Ты правда так думаешь?
– Я это знаю, милая.
Мне хотелось спросить ее о Хадрите и чувствах к нему. Но как это возможно, не раскрывая, что я шпионю за ними? Хадрит и Сира редко встречались в открытую, так что я не должна была знать. Можно ли как-нибудь выпытать?
– Сира, ты когда-нибудь думала найти себе мужа?
Учитывая нашу дружбу, можно предположить, что мы уже не раз это обсудили. Но мы с Сирой не говорили о таком, я – по очевидным причинам, но почему она никогда не затрагивала эту тему, я толком не понимала.
– Конечно, думала. Мне почти двадцать четыре. Но никто не делал предложения.
Трудно в это поверить. Сотни визирей и пашей с радостью заполучили бы сестру кагана, для себя или сыновей. В Аланье полно богатых купцов, Философов, шейхов, и такая девушка не могла остаться незамеченной.
– Ты когда-нибудь спрашивала шаха Тамаза, делал ли кто-нибудь предложение? Он твой опекун, они должны были обращаться к нему.
– Разве он не сказал бы мне?
– Вовсе не обязательно, если он считал предложения неподходящими. Ты должна спросить его. – Я игриво подняла бровь: – Если только… если только у тебя нет никого на примете.
На ее розовеющих щеках образовались ямочки, когда она улыбнулась.
– Ну, может быть. То есть я не знаю.
– Ради Лат, кто же он? Ты не можешь скрывать это от меня!
Она выпрямилась и решительно откинула прядь волос со лба.
– Ладно, это Хадрит.
Так… и что же мне делать? Поощрять этот ужасный союз или зародить сомнения? Подруга поддержала бы, но Хадрит разнюхивал повсюду, словно ищейка, и мог разрушить все, что я построила. Что бы я сказала, будь Сира моей дочерью?
– Если все получится, мы с тобой будем видеться чаще, – сказала я. – Они с Кярсом большие друзья. Даже лучшие друзья. И они так… сильно похожи. В хорошем смысле… и в некотором не очень хорошем.
Она нахмурилась:
– Например?
– Например, на прошлой неделе… э-э-э, знаешь, мне не следовало говорить. Забудь об этом.
Она подалась вперед:
– Скажи мне.
Я сжала руки.
– Я шла на Большой базар и увидела Хадрита выходящим из.
– Откуда?
– Ты знаешь.
– Из дома наслаждений?
Я кивнула.
Сира отвела взгляд, больше опечаленный, чем удивленный.
– Он встречается с разными людьми. Иногда ему нужно водить визирей и послов в такие места, чтобы заключать сделки и тому подобное.
– Ты права. Хотя было кое-что еще.
Сира поставила локти на стол.
– Что еще?
– В другой день я видела его с дочерью Великого адмирала. Ты ее знаешь, девчонка с огненно-рыжими волосами. Наполовину кармазийка. Они выглядели…
– Влюбленными?
В ее голосе сквозил страх.
– Я бы использовала… более сильное слово.
Готово. Ее зрачки расширились от гнева, и она снова ссутулилась. Похоже, я преуспела.
– Ты пытаешься отговорить меня, – сказала она. – Почему? Или, может, я не.
– Нет, дорогая, я не.
– Ты ревнуешь?
Я видела ее кулак под столом.
– Что? Нет, я просто забочусь о тебе.
– Вовсе нет. Думаю, ты знаешь, насколько могуществен Хадрит, и не хочешь, чтобы я оказалась рядом с такой силой. Потому что тогда она станет соперничать с твоей.
Уф. В груди нарастало разочарование. Я просчиталась. Возможно, я недооценила ее амбиции, и теперь разговор, который так хорошо начался, пошел наперекосяк.
– Сира, я просто хочу, чтобы ты была счастлива.
– Скажи, ты сама счастлива?
Я покачала головой в припадке честности. Если бы она знала всю глубину моего отчаяния.
– Счастье для дураков, – сказала она. – Для пьяниц. Для искателей удовольствий. Я не ищу счастья. Я выросла в таком месте, где целые племена сражаются за то, чтобы есть крыс. Потом меня привезли сюда и дали все, что можно только представить. – Мы похожи больше, чем она может поверить. – Знаешь, почему шах Тамаз не нашел мне мужа, несмотря на мой возраст? Потому что я его заложница. А зачем нужен заложник, если его нельзя использовать как предмет торга или пожертвовать, когда понадобится? Думаешь, я не понимаю, что если силгизы нападут, он купит ценой моей жизни время на то, чтобы вернулся твой возлюбленный вместе с его гулямами? Думаешь, я не понимаю, что могу оказаться в петле?
– Дорогая, я не…
– Хадрит, при всех его жутких недостатках, может спасти меня от этого. Спасет от этого.
– Ты разве не знаешь, что он тебя использует?! – выпалила я. Как безрассудно раскрывать то, чего я не должна была знать. – Говоришь о предмете торга, но что ты для него? Лишь пешка, которой он так же пожертвует.
– Так вот кем ты меня считаешь? – холодно усмехнулась она. – Ты соблазнила Кярса и думаешь, я не сумею так же с Хадритом? Ты действительно считаешь себя лучше, не так ли?
– Я не соблазняла Кярса! Я никто. Во имя Лат, я же рабыня!
Сира покачала головой и усмехнулась:
– Верно, но ты мать его единственного сына. Твой статус никогда не будет подвергнут сомнению, отныне и до тех пор, пока малыш Селук не умрет от старости, а к тому времени ты уже будешь лежать в могиле. Твоя жизнь в безопасности, к твоему счастью. Не мешай мне обезопасить свою.
Будь прокляты святые! Она поняла мою озабоченность совсем не так. Как и мои дочери, если быть честной.
– Что ты сказала? – удивленно подняла брови она.
– Что? Я ничего не говорила.
– Ты сказала «Будь прокляты святые».
О Лат, я думала вслух.
– Нет, ты не так расслышала.
– Я слышала вполне ясно. «Будь прокляты святые». Ты… следуешь Путем потомков?
Я покачала головой, слишком быстро:
– Нет, конечно нет, это же ересь.
– И все же я слышала.
Нужно что-то придумать. Что угодно.
– Моя мать следовала Пути потомков. Она все время так говорила. Порой, когда я волнуюсь, ее слова… сами срываются с языка. Не знаю почему.
Это была не совсем ложь.
Молчание затянулось. Наконец Сира кивнула:
– Моя мать тоже следовала… следует Пути потомков. Вообще-то вся моя семья.
Нет. Силгизы не были истинными последователями Пути потомков. Они проклинали святых и почитали Потомков, но совершенно неправильно. Поскольку все правильное искоренили. Как я была разочарована, узнав, что одно из немногих племен, заявлявших, что идет истинным путем, тоже заблудилось.
– Ты до сих пор веришь? – спросила Сира.
– Нет, конечно нет. Шейхи разъяснили, какая все это ересь.
– Но ты провела здесь всего лишь год. Несомненно, в душе ты еще должна верить.
– Это запрещено в Аланье.
– Я не спрашиваю, запрещено ли это. Я спросила, веришь ли ты. Ждешь ли прихода Просвещенных? Открытия Врат и всего остального?
Все это были неправильные верования. Потомки никогда не говорили ни о вратах, ни о каких-то Просвещенных. Нам приписали это люди, которые пытались разобраться, но ничего не поняли. И все же одними своими намерениями те, кто сегодня заявлял, что следует Путем потомков, уже были лучше, чем все эти обожатели святых. Если мне удастся восстановить истинный Путь, я буду молиться, чтобы они – и все прочие – стеклись к нему.
– Нет! – сказала я. – Я молюсь святым, как и все остальные.
Она вздохнула, почти разочарованно. Затем закусила губу – там, где осталась рана, – и кивнула:
– У меня есть идея.
Сира встала и устремилась к двойным дверям.
– Куда ты? – спросила я.
Она обернулась, оживленная и порозовевшая:
– За городские стены. Поговорить с братом. Пожалуйста, прости мою грубость. Спасибо за кофе и беседу, дорогая подруга. Скоро увидимся, ладно?
Может, даже раньше, чем ты думаешь.
Что я натворила? Что собирается сделать Сира? Чтобы узнать, насколько я все испортила, я залезла в шкаф и заставила свою душу войти в дронго. Я скользила, наверное, со второго неба, где небосвод был бесцветный и безоблачный, к облакам, а затем ниже. Я глубоко вдыхала и созерцала мир в его бесконечности. А затем спикировала на верхушку желтой юрты у стен Кандбаджара.
Вокруг силгизы занимались своими послеобеденными делами. Их жизнь напоминала мне о доме – отдых, работа и купание под небом, жарящиеся на вертелах барашки, лошадей вчетверо больше, чем людей. Но мне некогда было упиваться ностальгией. Послышались голоса, в юрте внизу находились Сира и ее брат.
То, что Сире разрешали выходить из города и навещать брата в любое время, показывало, насколько доверяет ей Тамаз. Возможно, мне удастся использовать это доверие, но я обдумаю это позже.
Я заглянула в отверстие, откуда в менее теплое время года торчала бы труба очага. Они сидели на полу близко друг к другу, как и полагается брату и сестре.
– Почему я вообще должен позволить тебе вернуться в эту кучу глины? – говорил Джихан. – Ты должна быть с нами, Сира. Ты не виновата в том, как они изменили тебя. Я виню отца за то, что он был слаб и позволил тебя забрать.
– Хочешь правду? – сказала она. – Я не вернусь. Не потому, что не люблю тебя, и не потому, что не люблю свой народ. Я скучаю по маме, скучаю… почти по всему. – Ее голос дрожал. Она хочет вызвать его жалость слезами? – Но я не скучаю по холоду. И не хочу мерзнуть больше никогда в жизни.
– Ты остаешься здесь, потому что ненавидишь зиму?
Она кивнула:
– Разве не поэтому ты здесь? До зимы еще три луны. Я знаю, чего ты хочешь, Джихан. Отец всегда говорил об этом. «Мы должны быть как перелетные птицы и искать путь на юг, распевая по дороге». Но аланийцы ни за что этого не допустят. Ты пришел за землей, а не за правосудием, и пытаешься выяснить, насколько готов уступить Тамаз.
Умная девочка. Но Тамаз никогда не отдаст силгизам землю. Ей нужна стратегия получше, чтобы противостоять тому, что я заварила.
– Дело не только в холоде, – сказал Джихан. – Год назад глубинные племена начали мигрировать на юг, принося с собой языческие обычаи. Некоторые едят своих мертвецов. Другие ездят на мамонтах. Бескрайность всегда была опасна, но теперь мы не можем прожить спокойно ни единой ночи. Хотя силгизы сильнее, чем прежде, врагов у нас тоже больше. Если глубинные племена объединятся против нас, не думаю, что мы сможем выстоять.
Как зловеще. Тот или иной каган вечно пытается объединить племена, чтобы идти на юг. Насколько я знаю людей Бескрайности, легче объединить рыб в море, хотя Селук Предатель сумел объединить и рыб, и акул, и дельфинов, и даже кораллы, если провести аналогию.
– Я не утверждаю, что знаю все, – сказала Сира. – Или даже многое. Но я знаю, что в Аланье все имеет свою цену – стихи, специи, рабы или земля.
– У нас нет столько золота, чтобы заплатить за землю, которая нам необходима. Я надеялся начать здесь торговлю, чтобы заработать больше, но кто-то обезглавил моих купцов, как тебе известно.
Сира покачала головой:
– Когда это золото было нашей валютой, брат? У нас есть то, за что аланийцы отдадут полцарства. И вторую половину в придачу. – Она что, улыбается? Жаль, что я не могла толком видеть ее лицо под таким углом. – Ты знаешь, что у Аланьи больше нет выхода к Юнаньскому морю. Пираты-этосиане, остатки армии, которую Кярс разбил в прошлом году в Сирме, захватили все приморские города и крепости. До зимы осталось три луны. Наследному принцу и его гулямам не удастся вернуть все побережье. В лучшем случае пару крепостей, которые враг снова займет, как только они уйдут.
Эта девушка знала больше, чем показывала. Да и языком владела неплохо.
– Ты предлагаешь мне помочь им?
– Нет. Я предлагаю прогнать пиратов, а взамен шах отдаст тебе побережье, чтобы защищать от его имени.
Идея надуманная, но я уважала ее упорство. Только Тамаз ни за что не согласится.
Джихан фыркнул:
– Тамаз наплюет на это. Мы слишком отличаемся от аланийцев. Может, он и отдаст нам какую-нибудь бесплодную гору, если будем торговаться как следует, но западное побережье? Скорее луна расколется, чем такое произойдет.
– Полагаю, он лучше отдаст его тебе, чем этосианам. Но тебе придется сделать для него еще кое-что. Очень серьезное.
