Захар Чернобыльский
Сталкер. Истории. Саратов
***
Узенькая входная дверь из белого пластика была закрыта на навесной замок. Медленно и аккуратно пролез в павильон через вторую, разбитую, стеклянную витрину слева. Внутри было так мало места, что просто невозможно повернуться. Да ещё и со всей своей ношей в виде большого рюкзака, арбалета, в довольно толстой зимней куртке и широких штанах. В узком коротеньком помещении повсюду валялись большие и малые, пустые коробки из-под кассет. Самих кассет было не так много. То, что по сути не имело какой-то особой ценности до Дня Гнева, после оказалось нарасхват… Только не каждый готов рисковать ради этого.
Мишка шуршал руками в толстенных, сменных, кожаных перчатках по полу, между размотанной кассетной плёнкой, битым стеклом и всяким мусором.
«Нет, нет-нет-нет, должна же быть хоть какая-то, хоть одна…» – он оторвал от пола голову и приподнял, как почуявший добычу дикий пёс. Его взгляд приковала к себе маленькая, белая, деревянная тумбочка, одиноко стоявшая у дальней стены. Подполз, стал открывать ящики.
«Верхний – пусто. Средний – пусто. Нижний – тоже пусто, один лишь мусор… Всё, приехали. Конечная.»
Для него это было важно, жизненно важно. Как глоток чистой воды. И что теперь делать, как он посмотрит своим в глаза? Хотя, они и не знают об этом, но он не сможет промолчать. Не сможет соврать, где был на самом деле, и что искал. Близкие, скорее всего, поймут. Но большинство… они осудят. За то, что рискнул жизнью ради какой-то кассеты, и ничего не нашёл. А если он вернётся с кассетой – тоже осудят. Но будут довольны, держа в глубине себя, где-то под сердцем, паршивые, мерзкие словечки о его глупости и безрассудности. Им не даст вырваться наружу очень важное и ценное для всех чувство, приносящее безмятежную радость, которую они получат.
«Надо ещё раз проверить, мало ли», – подумал Мишка, и снова начал выдвигать ящики. Начал с нижнего.
«Тут ничего, точно, в среднем пусто, верхний… Стоп.»
Он плохо чувствовал в перчатках на ощупь, но услышал, что что-то оторвалось и глухо брякнуло. Тихонько потряс средний ящик. Звук повторился. Тогда он вытащил его и поставил на тумбочку. Достал карманный фонарик, чтобы убедиться наверняка. Пока он случайно не задел рукой, внутри, к промёрзшей стенке ящика, была прилипшая аудиокассета в прозрачном пластиковом контейнере. Светил на прямоугольную коробочку. На ней, а точнее, на бумаге, под пластиковой крышкой-дверцей, было едва различимое изображение красивого молодого парня. Внизу полустёртая надпись белыми буквами: «Седая ночь. Юра Шатунов.»
Не подумал ни мысли. Не сказал ни слова. Только взрыв ослепительно-ярких искр в голове от счастья и еле сдерживаемая в груди радость. На секунду потерял осторожность, неловко поднялся. Этого хватило, чтобы задетый рюкзаком большой кусок стекла сорвался с металлической рамы, устремился вниз, и разбился с гулким звоном. Гул пронёсся по подземному туннелю, словно вихрь, наполненный острыми иглами.
Но даже это не смогло вывести из цепких лап анабиоза жутких существ, населяющих это тёмное место. Видать, крепкий у всех был сон. Кроме одного. Того, кто стоял совсем близко. Снеговик недоумённо заурчал, забулькал. Его тело неестественно быстро и сильно раздувалось и опадало, словно являлось одним лёгким, заключённым в пузырь, который вот-вот взорвётся. Розоватая голова разошлась в разные стороны, вывернулась на изнанку. Клокочущий, бурлящий рёв вырвался из разверзнутого нутра головы-пасти, заполняя всё вокруг себя парящей вонью. Резко топнул ногой. И тут Мишка заметил, что в стопу чудовища воткнут один из осколков разлетевшегося стекла. Крови не было. По его краям, похожее на картофельное пюре, выдавилось синее.
– Всевышние чудотворцы, – еле дыша от страха пролепетал он. Стоял, скованный страхом. Резким движением длинной конечности, безлицый здоровенный монстр сбил выступающую часть вонзившегося осколка, и направился к человеку. Мишка судорожно сдёрнул с пояса газовую мини-горелку, щёлкнул. Направил длинное тонкое голубое пламя на конечности твари, которая вцепилась в металлическую раму, не обращая внимания на проникающее в биомассу стекло. Прорезал половину руки. Синее пюре выползало наружу. Монстр пришёл в ярость, бурлил, клекотал и свистел, как кипящая на большом огне кастрюля под крышкой, из под которой вот-вот убегут щи. Отдёрнул конечность.
– Жгись, мразь, подыхай, силиконовая ты сука! – Мишка направил синюю струю в голову, но не попал. Тварь отпрянула, замахнулась не травмированной конечностью и с такой силой ударила его, что он отлетел на несколько метров в конец павильона. Влетел головой в тумбочку. Газовый баллон упал под ноги монстру. Раздался взрыв и довольное урчание – чудовище раздавило его ногой. Последнее, что мутно видел Мишка – как биомасса оказалась в павильоне, прямо над ним, и бурчание других, недовольных, пробуждающихся снеговиков.
***
Очнулся у себя в убежище, лёжа на своём трухлявом диване. Голова была перебинтована и сильно болела. Посмотрел на часы, что висели слева над столом.
– Двадцать три часа, тридцать минут, – встал, постанывая, щупая под свитером бока и рёбра, разглядывал жуткие синяки. Прошёл в другую комнату, выбрался в коридор. Где-то там, впереди, звучала музыка. Играл кассетный магнитофон. Медленными шагами, опираясь на стену, добрался до просторного зала-развилки – центрального помещения убежища. В центре стояла невысокая ёлка, худо-бедно украшенная самодельными разноцветными шарами из бумаги и старинными поломанными игрушками.
Где они их только нашли… и откуда ёлка?!
– Мишка, очнулся, родненький! – подбежала к нему Настасьюшка, его любимая жена.
– Как ты, ничего не болит, голова не кружится? – схватила его лицо обеими руками, и целовала в лоб, нос и щёки.
– Да всё нормально, цел я, не переживай… – чуть не начал уворачиваться от жены, которая норовила зацеловать вусмерть.
– Папа, папа! – подбежала к нему маленькая дочка Анька, и начала дёргать его за рукав серого засаленного свитера.
– А ты правда снеговика победил? Мне дядя Женя всё про тебя рассказал, – радостно вопила и пищала дочка. – Как ты его голубой струёй растопил. Вот так: «Шух, вжух!» – она закружилась рядом с родителями, взмахивая вокруг себя деревянной палочкой, с намотанной поверх блестящей мишурой. – А дядь Женя с ребятами тебе помогал, и растопил остальных!
– А как я здесь оказался? – спросил он Настасью.
– Так тебя притащили домой, вместе с ёлкой. Точнее, на ёлке. Привязали к ней верёвкой, так и тащили, на лыжах, – укоризненно проговорила жена.
– Вот оно, как… значить, это дядя Женя меня спас, – в слух размышлял про себя Мишка. – Я с ним позже поговорю. А ну, иди-ка сюда, доча. Оп-па! – он поднял её в воздух двумя руками. Она весело взвизгнула, и рассмеялась. – Вон, видишь ребята в хоровод вокруг ёлки встали? Давай, беги к ним, а то пропустишь самое интересное! – отпустил Аньку. Она побежала к ёлке радостно, в припрыжку.
– Вот оно значит как, – любовь и радость к мужу сменилось негодованием. Худое, светлое лицо Настасьюшки накрыла мрачная тень, взгляд голубых глаз перестал светиться ярким светом.
– В гости к снеговикам ходил значит, подружились, значит… Никому и слова не сказал – просто взял и исчез. Попёрся, в одиночку! А то, как мы без тебя будем жить – совсем не подумал? Ненормальный! – она влепила ему пощёчину, хотела расплакаться, но не успела. Мишка схватил её, сильно прижал её к себе.
