Захар Чернобыльский
Сталкер. Истории. Саратов
– Деда, а деда, так кто такие, эти твои «прошлые»? – не унималась зеленоглазая девчонка; уже вцепилась правой рукой в рукав старого чёрного балахона, и потихонечку так, подёргивала.
– Прошлые… – старик привстал с перевёрнутого железного ведра. Наклонился, чуть протянул руку вперёд. Поднял дрожащими пальцами ещё дымящуюся сигарету. Блаженно затянулся.
– Прошлые… – глубоко вдохнул и выдохнул синий дым. – Это те, кто остался позади. В прошлой секунде, прошедших долях времени. Они являются нашим напоминанием о том, что мы ещё здесь. Прошлые научили нас многому. Как хорошему, так и плохому. Возможно, плохому – больше. Ведь, мы сейчас с вами, сидим здесь… Они – наша история. Возможно, уже совсем скоро, и я стану Прошлым.
Молодняк сидел молча, осмысливая сказанное старым дедом, переглядываясь между собой, вдумчиво почёсывая коротко стриженные затылки и покусывая губы.
В бочке сильно стрельнуло. Из огненного оконца, деду в лицо, устремился средних размеров уголёк. Он ойкнул, но успел прикрыть глаза левой рукой. Благо, рукав балахона свисал очень низко, а то влетел бы «костерно́́й метеорит» прямо в старую седую бороду. Вылетевшие из бочки искры, словно пчёлы, взмыли вверх и разбились о широченную вентиляционную трубу, к которой подходила труба поменьше, из самодельной буржуйки. На голову старика, непокрытую капюшоном, падал серый пепел.
Глава 2
Поднялась снежная метель. Зимний ледяной ветер с огромной силой налетал на еле движущегося по сугробам сталкера. Как мог, прикрывал лицо рукой, но ледяные снежинки всё равно попадали в глаза, снег набивался под надетый, поверх шапки, капюшон, а укутанное шарфом лицо было покрыто каплями талого снега и пота. Шарф напитывал влагу, сильно парил на морозе от тёплого человеческого лица, постепенно превращаясь в твёрдую ледяную корку. Он промерзал всё сильнее, с каждым новым вздохом становилось труднее дышать. Сколько он плетётся в этой вьюге? Может час, а может, целый день? Дико хотелось пить и хоть немножко отдохнуть. На минуточку присесть в тепле, с горячим напитком в руке. Ноги вязли в снегу чуть ниже колена. Поднимать и шагать становилось всё труднее. Хотя, вроде совсем недавно, шёл довольно легко, даже сугробов не было. Так, слегка выше щиколотки. И ясно светило морозное солнце, раскрашивая лучами белое хрустящее полотно под ногами, превращая его в ослепляющее своей красотой, искристое серебро.
Мишка с трудом моргал – иней на ресницах превращался в лёд. С каждым разом разлеплялись всё труднее. Того и гляди, глаза порвутся.
«Упаси меня от такого. И так достаточно сильная боль с размахом била по векам, как боксёрская груша», – думал Мишка, осторожно и медленно моргая глазами. Старался как можно дольше держать их в сильном прищуре, чтоб не замерзали. Иначе с каждым разом удар той груши становился мощнее, невыносимее. Сердцебиение участилось, по спине пробежал жгучий холодок. Занервничал, начиная сознавать, что ещё чуть-чуть и уже не сможет открыть глаза. Смёрзнутся окончательно. Будет идти вслепую, во тьме. Пока не попадёт в какую-нибудь аномалию, овраг, пропасть, или не наткнётся на мутантов. Да попадись ему небольшая яма, в которой подвернёт себе ногу, тогда сразу – кирдык. Заледенеет в ней, невидящий, окутанный тьмой, занесённый снегом. Скорее всего сохранится, пролежит до весны. А весной, когда потеплеет и снег начнёт таять, он отойдёт, размякнет, его учуют, и тогда…
Додумать он не успел. Его отвлекла темнеющая точка на горизонте, у подножия невысокого холма. Протиснулся в треснувшую, разошедшуюся в разные стороны, землю, которая внутри превратилась в довольно просторную пещеру. Очень медленно снял покрытые ледяной коркой варежки и прикоснулся посиневшими руками к обледенелым глазам. Пока отогревал их, размышлял, как ему повезло, что пещеру не облюбовал двухголовый мутобир иль кто похуже. Смахнул капли воды с отогретых глаз. Сдёрнул промёрзлый шарф и стянул капюшон, отряхивая его от снега. Скинул со спины большой походный рюкзак, смахнул ладонью белую «шапку», поставил на землю. Открыл и достал из главного большого отдела, мешок с заранее приготовленным сухим хворостом и несколькими палками побольше. Разложил веточки, а сверху разместил палку, разломанную на две части. Всё тратить не стал. Сейчас, немного отогреться, и этого хватит. Остальное может пригодиться позже, мало ли. Да и где в такую погоду, под полуметровыми сугробами, дрова искать?
Костра, по его расчётам, должно хватить минут на двадцать, не больше. Мишка потянулся за термосом, и замер. Ему казалось, что он слышал чьё-то завывание… Сидел на корточках неподвижно, вслушивался с наполовину засунутой рукой в рюкзак, повёрнутый боком. Уставил свой взгляд на ослепительно светлую расщелину, через которую внутрь залетали снежинки и проникал завывающий ветер.
– Да нет, показалось, – тихо произнёс одетый в старый бежевый пуховик мужчина средних лет. Поправил тёмную шапку, открыл старый, пожелтевший от времени, металлический термос. Налил в крышку парящий и ароматный напиток из чёрных грибов, что растили бабы в ихнем убежище. Обычный то кофе уже сто лет в обед не сыщешь… По округе уж точно нет. Мишка всё везде облазил, а у торговцев цены такие, что… можно и без него спокойно прожить, вот ещё. Негодующе фыркнул, размышляя о напитке и заоблачных ценах местных предпринимателей. Приблизился потрескавшимися напряжёнными губами к парящему напитку и слегка отхлебнул.
Наши девки вон какой кофе из «черногри́ба» делать научились! Даже вкусный, и совсем не хуже, а стоит дешевле. Они ещё и цикорий теперь ро́стют, о́но как! Давеча какой-то сталкер нашёл семена в отделе для сада в хрен знает каком запустевшем гипермаркете. «Гвоздь» что ль назывался… Не помню уже, да и хре́на разницы я вижу – «Гвоздь», «Трость», главное, не тресканула б кость! Пока по этим, «Гвоздям», шмоздям, лазаешь…»
Выскочил из своих мыслей на несколько секунд, поперхнулся согревающим напитком, раскашлялся. Снова погрузился в раздумия.
«Ну и притаранил он несколько тоненьких бумажных пачек-конвертиков. Сельдерей их знает, как они не пропали до сих пор, но бабы семена посеяли, и расту́ть, ещё как растуть! Цветочки синенькие, круглый год всех радуют, от мала до велика! Бабки наши после работы ходят, ойкают-глазеют, по вечерам толпою на бревне собираются и начинают обсуждать, да фантазировать. Детишки вон бегают, любуются, никак не нарадуются. Для них это настоящее чудо. Рождённые в бетонном саркофаге, они никогда не видели ничего подобного. Настоящих цветов. Они ничего не видели. Одни стены, да разноцветные потолки. И то – от плесени. Вот ещё ёкарна зараза привязалась! Никак не вытравим, моем – не отмоем. Вентиляцию надо старую прочистить, по уму наладить. Да только чувствую, не в одной вентиляции, дело то. Ну, это уже совсем другой разговор…»
Отхлебнул из крышки ещё разок. Причмокнул.
«Мы с мужиками в убежище теплицы соорудили. Притащили снаружи старые металлические столбы и прутья, да новую целлофановую плёнку разыскали. Аж несколько пачек, с какого-то пе-ве-зе, шме-ве-зе… Фиг знает как это правильно называется. Говорят, раньше, до того, как всё рухнуло, примерно тридцать лет назад, это были пункты выдачи заказов, о́но как! Я родился всего лишь немного ранее, поэтому не знаю, что это такое, да как. Да и вообще, мало осталось Прошлых, болезнь какая-то многих тогда выкосила, в двадцатые года. А потом началось ещё, и ещё…
