Юстейн Гордер
Рождественская мистерия

5 декабря. …Год спешит за годом, поколений прежних заносит след, но и сегодня ангелов пенье славит Творца, как и в прежний век…

Иоаким был очень рад, что за окошками календаря не было ни шоколадок, ни пластмассовых фигурок. Но и папа был не прав, когда сказал, что там всего-навсего лишь картинки. Этот волшебный календарь, стоивший когда-то 75 эре, хранил в себе удивительную историю о девочке Элизабет, которая пустилась вдогонку за ягненком, бежавшим в Вифлеем, где две тысячи лет назад явился на свет Иисус Христос. Чтобы прочитать всю эту историю до конца, требовалось 24 дня, потому что она была разделена на 24 главы, причем на каждый день приходилась одна глава. Каждый день к процессии паломников присоединялся кто-то новый.

Пятого декабря была суббота. Обычно по субботам мама с папой спали дольше обычного. А Иоаким проснулся как в будний день – около семи. Он приподнялся на кровати и долго вглядывался в большую картинку на календаре.

И вдруг заметил, что один из пастухов держит в руках точно такой же посох, как и пастух Навин.

Почему же он не видел этого раньше?

И так всякий раз, когда Иоаким вновь начинал разглядывать волшебный календарь, он замечал что-то новое. Но неужели там может появиться что-то такое, чего не было раньше? Тогда это будет самое настоящее волшебство.

Иоаким затаил дыхание.

Может быть, именно это и делало календарь волшебным? Видимо, изображение на нем менялось всякий раз после того, как Иоаким открывал очередное окошко и прочитывал написанное на листочке.

Но разве это возможно?

Иоаким знал, что, когда печешь булочки, самое главное – дать тесту подойти, а потом придать форму булочке на доске для раскатки, а уж потом поставить ее в духовку, где она окончательно приобретет форму, испечется. Он знал: каким-то образом это связано с дрожжами, ведь Иоаким много раз помогал маме или папе печь булочки. Когда он был совсем маленьким, то думал, что до своего рождения дети в животе у мамы точь-в-точь похожи на такие комочки теста, из которых потом получаются настоящие булочки.

А может быть, и весь окружающий мир – это волшебный рисунок, который преображается сам собой? Ведь мир вокруг нас постоянно изменяется.

Иоаким замер, напряженно вглядываясь в волшебный календарь: если Бог создал мир таким, что тот способен изменяться сам собой вплоть до самых незначительных деталей, значит, он вполне мог создать и картинку, которая может преображаться сама собой прямо на глазах того, кто ее рассматривает?

И тут Иоаким перевел дух. У него теперь уже не было сомнения в том, что пастух на большой картинке был тот же самый, которого Элизабет повстречала по дороге в Вифлеем. Единственно, что вызывало сомнение Иоакима, – был ли в руках у пастуха посох уже тогда, когда Иоаким получил календарь от книготорговца в книжной лавке. Но пусть он так никогда и не узнает этого, все равно ясно: картинка на календаре необыкновенная, ведь всякий раз на ней открывается что-то новое. Уже одно это делало календарь совершенно удивительным.

Иоаким стал снова рассматривать те маленькие картинки, которые обнаружил за окошками. На самой первой была изображена Элизабет рядом с ягненком в отделе игрушек. А потом перед ним предстали ангел в лесу, старинный автомобиль и пастух с посохом.

Иоаким раскрыл окошко с цифрой 5. На картинке была нарисована лодка. В лодке сидели пастух, ангел, маленькая девочка и несколько овец. Иоаким сразу понял, кто это. Но больше всего его интересовало послание на тоненьком листочке бумаги.

Он развернул его и с нетерпением начал читать:

Третья овца

Элизабет, ягненок, ангел, овца и пастух бежали через Швецию по дорогам, засыпанным гравием, по заросшим травой проселочным дорогам, среди золотистых полей, сквозь густые леса и наконец пришли к маленькому городку у моря. Дул такой сильный ветер, что море было неспокойно и волны обрушивались на причал. Вдали, на горизонте, они заметили шхуну с тремя высокими мачтами. На окраине города стоял огромный замок.

– Мы находимся в провинции Халланд, – пояснил Эфириил. – Город называется Хальмстад, а о берег бьются волны пролива Каттегат. Часы показывают, что прошло уже тысяча семьсот восемьдесят девять лет от Рождества Христова.

– Мы все еще в Швеции? – спросила Элизабет.

Эфириил кивнул.

– Но не так давно это была часть Дании.

Пастух Навин снова стал торопить их. Чем дальше на юг, тем более равнинной становилась местность. Среди пастбищ и огороженных выгонов там и сям попадались деревушки всего из нескольких домиков; в каждой была церковь.

Они бежали сквозь густой дремучий лес. Вдруг пастух Навин остановился и опустился на колени возле березы. Он заметил овцу, попавшую в силки.

– Кто-то расставил силки для зайца или для лисы, – сказал он, затем освободил ногу овцы из веревочной петли и добавил: – Но теперь эта овца должна отправиться с нами в Вифлеем.

Ангел Эфириил решительно кивнул:

– Да, ведь она тоже одна из нас.

Казалось, что овца так и старается подтвердить их слова.

– Бе! – отозвалась она. – Бе-е…

И они снова пустились в путь: впереди ягненок и две овцы, за ними пастух, замыкали процессию Элизабет Хансен и ангел Эфириил.

Они подошли к какому-то городу и остановились перед старой церковью с двумя башнями у входа.

Ангел объяснил, что они находятся в провинции Сконе, город называется Лунд, а эту старинную церковь правильнее называть собором. Ангел посмотрел на свои ангельские часы.

– На моих часах тысяча семьсот сорок пятый год. Этот величественный собор стоит здесь уже много лет. Ведь по всему миру построено огромное количество церквей и соборов в ознаменование того, что в Вифлееме родился младенец Иисус. Когда бросаешь в землю маленькое зернышко, из него вырастает колос, который кладет начало целому полю пшеницы. Так и небесная благодать – от одного зернышка распространяется по всему миру.

Элизабет подивилась словам ангела.

– А можно войти внутрь?

Ангел кивнул, и они вошли под высокие своды храма. Сначала овцы с ягненком, потом пастух, а потом Элизабет Хансен.

Здесь, внутри, Элизабет услышала самые прекрасные звуки, какие ей когда-либо доводилось слышать. Их изливали струны большого органа. Звуки были настолько нежными и величественными, что на глаза Элизабет навернулись слезы. Ангел заметил это и сказал ей:

– Да-да, плачь, дитя мое. Эту чудесную музыку сочинил Иоганн Себастьян Бах. Он живет в Германии, но его музыка уже покорила всю Европу. И это неудивительно, ведь в его музыке – частица небесной благодати.

Единственное, что мешало слушать чарующую музыку, – это блеяние двух овец да ягненок, который носился вокруг, отчего колокольчик на его шее заливисто звенел.

Облаченный в черное человек сошел с хоров. Это был настоятель собора.

– А ну-ка, прочь отсюда, – произнес он сурово. – Это вам не хлев, а кафедральный собор города Лунда.

Тогда ангел Эфириил выступил вперед, прямо навстречу священнику. Он взмахнул крыльями и произнес:

– Не бойтесь, господин пастор. И в то же время вспомните, что Иисус родился в хлеву и его называют «добрым пастырем».

Священник оторопел: хоть он долгое время и был пастырем в том старинном соборе, но отнюдь не привык к встречам с ангелами и тому подобным чудесам. Он упал на колени и молитвенно сложил руки.

– Боже всемогущий! – воскликнул он.

Он так и остался стоять на коленях, когда ангел сделал знак, чтобы все удалились.

– Подобные встречи никогда не должны затягиваться, – пояснил Эфириил. – Вероятно, теперь он напишет послание епископу. И либо эта история погрузится в забвение, либо о чуде в Лунде начнут распространяться всевозможные слухи. Но, как бы то ни было, епископ, конечно же, напомнит священнику, что слово «пастор» означает «овечий пастух».

Навин ударил своим пастушьим посохом по церковной стене.

– В Вифлеем! В Вифлеем!

Они проходили через большой парк, где пело и щебетало множество птиц. Вдруг впереди показались вооруженные всадники. Увидев шумную процессию с блеющими овцами, они закричали:

– Стой!

И поскакали прямо на наших пилигримов. Но в то самое мгновение, когда всадники уже наклонились в седлах, чтобы схватить пастуха Навина, все они неожиданно исчезли, как пропадает капля росы под теплыми солнечными лучами.

Элизабет от изумления разинула рот, потому что они никуда не перенеслись, а оставались точно на том же самом месте, где им встретились стражники.

– Они исчезли! – воскликнула она.

Ангел засмеялся своим серебряным смехом.

– В некотором роде это так. Но на самом деле для них исчезли мы. Наверное, они так перепугались, что попадали с лошадей.

Удивлению Элизабет не было границ. Она никак не могла взять в толк, что же произошло, тогда Эфириилу пришлось снова подробнее объяснить ей, куда именно они исчезли.

– Мы странствуем одновременно в двух измерениях. Ясно, что наш путь лежит в пространстве – по поверхности земли на юг, в город Вифлеем, расположенный в Иудее. С другой стороны, наше путешествие идет во времени сквозь историю, назад, в город Давида, к тому часу, когда родился Христос. Это весьма необычное странствие, многие сочтут его совершенно невероятным, но для Господа ничего невозможного нет. И как поется в псалме: «Год спешит за годом, поколений прежних заносит след, но и сегодня ангелов пенье славит Творца, как и в прежний век…» Но ведь то же самое можно сказать и о нас, идущих в Вифлеем.

Элизабет поразили слова ангела.

– К тому же это помогает избежать всех опасностей, – добавил Навин. – Если уж нам не удается обойти сурового священника или сердитых стражников, сделав шаг в сторону с их пути в пространстве, мы можем отступить на шаг назад во времени. Достаточно отступить всего на пятнадцать минут или на полчаса.

И они снова пустились в путь. Они шли мимо больших полей и маленьких деревушек. Наконец вдали заблестело море. И вскоре все они уже стояли на его пустынном берегу.

– Это Эресунн, – сказал Эфириил. – Мои часы показывают тысяча семьсот третий год от Рождества Христова. Мы должны пройти через Данию прежде, чем закончится семнадцатое столетие.

– Я вижу лодку, – вскоре оповестил всех Навин.

Они сели в лодку. Сначала овцы, потом Элизабет и Эфириил. Пастух Навин оттолкнул лодку от берега и вскочил в нее последним.

Ангел Эфириил с такой силой налегал на весла, что вода так и пенилась под носом лодки. Лодку сильно качало на волнах, и звон колокольчика на шее ягненка далеко разносился над водной гладью.

Навин сидел на корме. Вдруг он вытянул руку вперед и произнес:

– Я вижу Данию.

«Я вижу Данию».

Иоаким вообразил, что и он находится в той лодке и постепенно вместе с другими паломниками различает впереди Данию.

Было так странно, что девочка Элизабет могла путешествовать обратно во времени. Удивительно было также осознавать, что минуло уже целых две тысячи лет с тех пор, как родился Христос. Но рассказы о его рождении прошли сквозь толщу этих лет, и потому Иоаким тоже знал о Христе.

А Элизабет путешествовала сквозь толщу лет в обратную сторону, и понять, каким образом такое путешествие оказалось возможным, было еще труднее.

Мама с папой уже встали и, конечно, сразу же захотели взглянуть на очередную картинку в рождественском календаре. Иоаким показал лодку, где сидели Элизабет, Эфириил, Навин и три овцы. Он не стал ничего рассказывать о происшествии в большом парке. Не стал он рассказывать и о посещении Лундского собора. Иначе бы они принялись расспрашивать, откуда он знает, что такое собор, а ведь Иоаким решил ничего не говорить им о загадочных листочках, которые выпадают из календаря и которые он прячет в шкатулку, привезенную бабушкой из Польши.

После завтрака они все вместе отправились в город покупать рождественские подарки. Кое-что они пошлют по почте в Тронхейм, остальное – в Сёрланн, на юг Норвегии. Скорее за подарками!

Они подъехали к большому универмагу. В отделе игрушек на втором этаже Иоаким вспомнил об Элизабет и о своем волшебном календаре.

Кто знает, быть может, именно из этого магазина Элизабет и начала свое путешествие вслед за ягненком с колокольчиком на шее? Во всяком случае, здесь был старый эскалатор. Но ведь тот день, когда Элизабет пустилась вдогонку за ягненком, которому порядком надоел шум кассовых аппаратов, был очень-очень давно.

Иоаким спросил у мамы:

– Наверняка этому магазину никак не меньше сорока лет?

Мама бросила на него удивленный взгляд.

– Он существует гораздо дольше, – спокойно ответила она.

Ну что ж, теперь он знает важную вещь. Вероятно, именно из этого магазина убежали ягненок и Элизабет. Иоаким вполне мог понять их, ведь он сам терпеть не мог ходить с родителями за покупками в большие универмаги. И сейчас ему досаждал надоедливый звук, издаваемый кассовыми аппаратами.

Суббота казалась бесконечно долгой, потому что Иоаким только и думал о том, что же произойдет, когда Элизабет и ангел Эфириил попадут в Данию. Еще невыносимей тянулось время, когда Иоаким лег спать. Ведь прямо над ним висел волшебный рождественский календарь, наполненный настоящими тайнами.

А спать рядом со всеми этими тайнами было все равно что жить в кондитерском магазине и не попробовать хотя бы самую маленькую шоколадку.

6 декабря. …Верблюд способен передвигаться по пустыне, как ладья по шахматной доске…

Когда в воскресенье утром Иоаким проснулся, оказалось, что всю ночь он беспробудно спал. Потом он вспомнил, что ему приснился удивительный сон, и, припомнив этот сон, удивился, до чего же долгой была эта ночь.

А привиделось ему, будто за каждым окошком волшебного календаря находится шоколадная фигурка. Как только Иоаким открывал окошки и выпускал фигурки на волю, они тут же оживали. Чтобы они совсем не разбежались кто куда, он был вынужден запереть их всех в свою секретную шкатулку, а выпустил только в Сочельник. И тогда все эти 24 шоколадные фигурки вылезли из окон дома Иоакима и припустились через леса и поля. Ведь им надо было поскорее попасть в Вифлеем – туда, где родился младенец Иисус. Иоакиму было доподлинно известно, что Иисус любил всех людей, но в его сне он любил также и шоколад.

Окончательно проснувшись и полежав некоторое время в кровати, он четко осознал, что все это просто приснилось ему; он сел на кровати и расхохотался. Потом он вспомнил, что вчера они были в городе и он догадался, из какого именно магазина Элизабет убежала вслед за ягненком тогда, много-много лет назад.

Он встал на кровати, чтобы открыть шестое окошко в рождественском календаре. Картинку он решил разглядеть позднее. Прежде он прочтет написанное на листочке:

Каспар

Когда лодка с Элизабет, ангелом Эфириилом, пастухом Навином и тремя овцами причалила к датскому берегу пролива Эресунн, их торжественно приветствовал какой-то темнокожий человек.

Элизабет заметила его первой. Ангел греб и потому сидел спиной к берегу, а Навин был занят тем, что старался утихомирить овец.

– Там стоит негр, – сказала Элизабет.

Ангел оглянулся и пояснил:

– Значит, это один из нас.

Негр был в темной мантии с золотыми застежками, красных штанах в обтяжку и башмаках из овечьей кожи. Он подошел ближе, крепко ухватился за лодку и вытащил ее на берег. Сначала из лодки проворно выпрыгнули овцы и ягненок, а вскоре уже и все остальные стояли на берегу.

Человек в роскошных одеждах низко поклонился Элизабет и взял ее за руку:

– Приветствую тебя, дитя мое. Добро пожаловать в Ютландию. Я – царь Каспар Нубийский.

– А я – Элизабет, – отозвалась девочка и сделала красивый реверанс.

Она так смутилась, что не знала, как себя вести. Быть может, стоило добавить, что ее фамилия Хансен и что она из Норвегии, но это вряд ли произведет впечатление после того, как этот человек сообщил, что он царь Нубии.

– Это один из трех восточных мудрецов, – прошептал Эфириил.

– Иначе говоря, один из трех священных царей, – уточнил Навин.

Эти объяснения отнюдь не помогли Элизабет. Ведь, чтобы достойно ответить Каспару, ей следовало бы сказать, что она принцесса Тотена или что-либо в этом духе. Тогда, вероятно, священный царь подумает, что Тотен – это могущественное королевство. Негритянский царь поклонился снова и произнес:

– Примите еще раз мое радостное приветствие с этой стороны Эресунна. Я стоял здесь и ждал вас так долго, что мне пришлось перенестись из тысяча семьсот первого года в тысяча шестьсот девяносто девятый, как бы перескочив через клетку при игре в «классы».

Слова прозвучали так загадочно, что Элизабет даже протерла глаза, чтобы убедиться, не снится ли это ей. Ведь порой бывает так трудно перепрыгивать через лишнюю клетку «классов», нарисованных на асфальте! Как же мог этот восточный царь перепрыгнуть через два года и попасть в другое столетие?

А тот пустился в подробности:

– Когда я явился на этот берег в год Господень тысяча семьсот первый, здесь находилось несколько рыбаков, и они так перепугались, увидев меня, одного из священных царей, что мне пришлось отступить немного назад. Таким образом я попал в тысяча семисотый год. Я сидел и смотрел на другой берег Эресунна, но вскоре увидел двух солдат, скачущих верхом из крепости Копенгаген. Они тоже слегка испугались, встретив негритянского царя. Вероятно, в то время я был единственным темнокожим человеком в пределах Дании – во всяком случае, единственным священным царем. Такое привлекает внимание, друзья мои. Согласно старым приметам, возвращаться назад не к добру, но и к новым нравам и обычаям трудно приспособиться. Поэтому я поспешил возвратиться в тысяча шестьсот девяносто девятый год и с тех пор поджидаю вас здесь. Больше мне не довелось встречать людей или зверей, а что касается солнца, луны или звезд на небе, то мне не было нужды скрываться от них: они близки к Богу и никогда не позволят себе судачить о людской жизни.

Элизабет не была уверена, что она поняла все сказанное восточным царем, но ей было совершенно ясно, что она разговаривала с настоящим мудрецом. Он был такой мудрый, что Элизабет засмущалась и не знала, куда девать глаза.

И потому она обрадовалась, когда пастух ударил посохом о землю:

– В Вифлеем! В Вифлеем!

Маленькая процессия вновь пустилась в путь. Сначала три овцы, потом Навин, потом негритянский царь. Замыкали шествие Элизабет и Эфириил. Они двигались по широким, вымощенным булыжником мостовым большого города. Эфириил рассказывал, что это столица Дании Копенгаген. День только начинался, и улицы были почти безлюдными.

Элизабет с восторгом заметила, что в этом большом городе нет ни одной машины, а мостовые кое-где запачканы навозом. Подобное Элизабет доводилось наблюдать только в Тотене, когда она гостила там у родных.

– Часы показывают тысяча шестьсот сорок восьмой год, – объявил ангел Эфириил. – Это последний год правления Кристиана Четвертого, он стал королем Дании и Норвегии еще ребенком, много-много лет тому назад.

– Он стал королем Норвегии? – переспросила Элизабет.

– Да, и королем Норвегии тоже. Ведь в то время Норвегия была частью Дании. Кристиан Четвертый основал города Кристиансанн и Конгсберг. Это он дал Осло его первоначальное имя – Кристиания. Он очень любит Норвегию и часто наезжает туда.

Вскоре они оказались в самом центре датской столицы. Остановились возле церкви, к которой сбоку была пристроена круглая башня.

Эфириил пояснил:

– Король Кристиан только что повелел пристроить ее к новой церкви Пресвятой троицы и, хотя эта башня красива сама по себе, решил, что не следует ей стоять без пользы, и потому распорядился, чтобы она стала обсерваторией, откуда астрономы могли бы спокойно наблюдать пути движения планет и расположение звезд на небе. Ведь совсем недавно как раз были изобретены первые подзорные трубы.

– Какое странное сочетание – церковь и обсерватория, – заметила Элизабет.

Она полагала, что и ей следует иногда говорить что-то значительное. Но на этот раз, кажется, ей это не очень-то удалось, потому что мудрец покачал головой.

– Звезды тоже созданы Богом, – сказал он. – И посему изучать звезды означает служить Богу. Хотя здесь нет ни пустынь, ни верблюдов.

Элизабет взглянула на него, а он продолжал:

– Как считают все священные цари, лучше всего изучать звезды, сидя на спине верблюда в пустыне. Это ведь почти то же самое, что сидеть в башне-обсерватории, даже лучше, потому что верблюд способен передвигаться по пустыне приблизительно так же, как ладья или тура, то есть башня, по шахматной доске. Единственно, что весьма затруднительно для верблюда, так это пройти сквозь игольное ушко.

Элизабет удивленно посмотрела на мудреца. Она не могла целиком согласиться с тем, что спина верблюда похожа на только что увиденную башню-обсерваторию. Ей также показалось весьма сомнительным сравнение пустыни с шахматной доской.

Каспар несколько раз откашлялся.

– Башни-обсерватории, как правило, стоят совершенно неподвижно, и в этом их слабое место. Мне лично довелось видеть башню, которая простояла на одном и том же месте больше тысячи лет. Пожалуй, за столько лет стенам мог наскучить один и тот же обзор. С другой стороны, они перевидали множество поколений, и наверняка это сделало их мудрыми.

Элизабет кивнула в знак согласия, и это не прошло незамеченным для Каспара. Выразительным жестом он пресек возможное вмешательство других и продолжил свой рассказ, обращаясь к Элизабет:

– Существуют два пути достижения мудрости. Один из них – это путешествия по всему миру, что дает возможность увидеть многое из сотворенного Господом. Другой путь – пустить крепкие корни и внимательно наблюдать за происходящим вокруг. Жаль только, что невозможно осуществить сразу и то и другое.

И снова Элизабет подивилась словам мудреца. На всякий случай в знак одобрения Элизабет захлопала в ладоши, и то же самое сделали ангел и пастух. Одобрение окружающих окрылило и самого Каспара, так что и он захлопал в ладоши, радуясь изреченной им мудрости.

Элизабет сделала для себя вывод: это здорово, когда тебе в голову приходят такие умные мысли, что другим хочется аплодировать тебе.

Кажется, священный царь понял, о чем она подумала. Он сказал:

– Выстраивать хитроумные парадоксы и жонглировать понятиями – это то же самое, что устраивать представления в цирке. Но я не имею в виду клоунаду или выступления дрессированных слонов – нет, я устраиваю своего рода цирк для ума. И, как в цирке, мне хочется обратиться к своим мыслям: «Благодарю всех клоунов и слонов за доставленное удовольствие».

Навин ударил посохом о брусчатую мостовую:

– В Вифлеем! В Вифлеем!

Процессия вновь пришла в движение. Сначала овцы, потом пастух, затем мудрец; ангел и Элизабет замыкали шествие.

Они пересекли город, а потом отправились дальше через пригородные селения, через поля, где ветер волновал колосья ржи и пшеницы, и через тенистые лиственные леса. Элизабет убедилась, что Дания равнинная страна, хотя, конечно, она хорошо знала об этом. Особенно плоской эта страна казалась потому, что на глаза не попадалось ни одного высокого строения. А если что-то вдруг и возвышалось, то это непременно была церковь. Одна из многих. А все они были построены в честь младенца, который был когда-то рожден в Вифлееме.

Они увидели, как вдали заблестело море, и вскоре подошли к маленькому городку. Эфириил пояснил всем, что город называется Корсёр и расположен на берегу широкого морского пролива Большой Бельт – пролива между Зеландией и Фюном.

Завидев странную процессию, жители маленького городка буквально застывали на месте. Но испуг продолжался всего одно мгновение, потому что уже в следующую секунду наши странники перемещались на одну-две недели назад. И тогда на секунду они появлялись в поле зрения других людей, так что в те времена в городе шли постоянные разговоры об ангелах и всяких чудесах.

Навин указал на лодку, стоящую у берега.

– Придется воспользоваться этой лодкой, – сказал он. – Поторопитесь. Скоро наступит тысяча шестисотый год от Рождества Христова.

И он тут же принялся загонять овец в лодку.

Элизабет не удержалась и спросила ангела, не будет ли это воровством. Но ангел напомнил Элизабет, что Иисусу пришлось взять чужого осла, чтобы въехать на нем в Иерусалим.

И вскоре они уже плыли по волнам Большого Бельта. Ангел греб одним веслом, а негритянский царь – другим. Волхву пришлось стараться вовсю, чтобы поспевать за Эфириилом.

Мама вошла в комнату Иоакима, чтобы посмотреть на календарь, а Иоаким совсем забыл, что он не должен ничего рассказывать о прочитанном на таинственных листочках.

Мама наклонилась над очередной картинкой.

– Наверное, это Вавилонская башня?

Иоаким замотал головой.

– Да нет же, это Круглая башня в Копенгагене.

Мама удивленно посмотрела на него.

– Кто рассказал тебе о ней?

– Не имею ни малейшего представления, – ответил Иоаким, подражая маме, ведь именно так она обычно говорила, когда не могла ответить на какой-нибудь вопрос. – Впрочем, такую башню совершенно невозможно использовать как ладью при игре в шахматы, потому что она все время стоит неподвижно на своем месте. И если кто-то постоянно находится в ней, то устает от одного и того же обзора. Но зато у человека обостряется внутренний взор, он обретает мудрость.

Мама всплеснула руками. Иоаким подумал, что это, вероятно, оттого, что он сказал нечто умное. Но вместо аплодисментов она только спросила:

– Иоаким, откуда ты берешь все это?