Юрий Вячеславович Скрипченко
Ворона цвета белый металлик
13.
Дашу выкинуло в кисель судорогой такой силы, что она ударилась лбом о стенку колбы. Внезапная темнота в глазах тут же взорвалась искрами и фейерверками.
Манипуляторы привычным движением вытащили дашино тело в кишку шлюза, внутри её что-то неприятно обсосало, а потом девушку выплюнуло в комнату.
Она снова была вся голая, склизская и липкая. Еще с минуту уходили судороги, после чего девушка смогла встать и, шатаясь, дойти до стены, в которую и упёрлась ушибленным лбом. Посмотрела на запястья. Они были красные, словно варёные. Как и лодыжки.
Потом подошла к экрану-интеркому и замерла. А если Костик не ответит? А если ответит?
Потрясла головой, отгоняя спутанные мысли. А потом решительно вернулась к мембране шлюза.
Ткнулась головой, ожидая, что она призывно раскроется.
Но преграда осталась непреодолимой. Дашу не пускало обратно.
Спустя десять минут бесплодных попыток она поняла, что дверь в нормальную жизнь для неё закрыта навсегда.
Девушка снова приблизилась к интеркому, но так и не смогла себя заставить нажать на вызов.
Решилась только через полчаса, когда кончились слёзы.
– Костик, – прошептала она в интерком, – Привет. Я…
И не нашлась, что сказать дальше.
Несколько секунд в ответ слышалось только дыхание, будто собеседник то ли собирался с силами, то ли боролся с нерешительностью. Наконец раздался недовольный бас:
– Дашка? Тебе заняться что ли ничем? Не могу говорить. Набери через пару часов.
Она отключилась и снова заплакала, будто с чем-то прощаясь, но быстро успокоилась. Обвела взглядом тесную комнатку и, наконец, нашла то, что искала.
Металлическая туба горелки холодила ладонь. Девушка долго вертела предмет в руках, пытаясь разобраться, как бы его оживить.
Наконец, поняла, и из раструба пыхнуло сине-жёлтое пламя. Девушка подошла к окну. Жалюзи оказались тоже пластиковыми и сдались быстро. За ними обнаружился слой какого-то вспененного материала, ещё более вонючего и не менее горючего.
Наконец, в комнату заглянул угрюмый внешний мир – весь в серых колоннах-домах.
Горелка упала на пол, но не погасла и принялась коптить пол. Наверное, кнопку заклинило. Даша вылезла в проём и уселась на оконную раму.
“Пожалуйста, приди. Я подожду тебя пять минут. Честно. И если ты успеешь, всё у нас будет хорошо”.
Глупые мысли. Глупые, бабские и трусливые.
Ни через пять, ни через десять минут Костя не пришёл. Внизу манила бездна, и Даша всё пристальнее вглядывалась в неё.
Что послужило спусковым крючком – порыв ветра или скользкие после киселя ноги – неизвестно.
Но падала она беззвучно. Будто не желая подарить мирозданию крики собственной капитуляции.
14.
На плече изломанного тела сидела взъерошенная ворона. Её тело словно было покрашено в белый металлик. Непонятно – то ли человек с баллончиком так поиздевался, то ли случилась какая-то экзотическая мутация. Ясно было одно – птица эта живая, из мяса и костей.
Ворона старалась не проявлять нетерпение. Сейчас верхняя часть мяса перед ней укрыта какой-то тряпкой – подлетая, ворона видела, как порыв ветра принёс с соседней мусорной кучи цветастое покрывало и набросил на голову мертвеца. Обидно. Самое вкусное из мяса, то есть глаза, пока недоступно. Что ж, ворона подождёт. Остальное мясо пока слишком свежее, клевать несподручно. Ничего, какие-то пара дней, и оно достаточно ферментируется, чтобы можно было приняться за трапезу. Не исключено, что взъерошенная ворона цвета белый металлик хриплым граем позовёт своих товарок.
Вряд ли, конечно. Но вполне возможно.
15.
Костя убил ворону из духового ружья – ещё один щедрый подарок вездесущей свалки. Тушку унесло в сторону, и она покатилась по дороге, поднимая клубы пыли.
Хлопок выстрела эхом заметался между поверхностей, но через пару секунд вырвался на свободу и затих.
Костя подошёл к Даше и перевернул её на спину. Лицо, как ни странно, было почти не повреждено приземлением, и только широко открытые глаза сообщали о том, что она умерла. Вот только от удара глаза девушки провернулись в глазницах, и теперь Даша смотрела на Костю не зрачками, а белками. Скупая кровь нарисовала на лице какую-то абстрактную татуировку.
Даша пахла как при последней встрече – чем-то полузабытым и полузнакомым.
Он не нашёл в себе сил закрыть ей глаза.
Вместо этого парень пару часов сновал по мусорным отвалам – что-то находил и складывал в кучу, что-то браковал и отбрасывал обратно.
Глаза его лихорадочно блестели.
Он подбирал предметы для погребения не просто так. На дороге лежал дорогой ему человек, и парню не хотелось, чтобы Даша оказалась недовольна ритуалом.
И пусть случайный прохожий не отличит погребальный курган от обычной мусорной кучи. Здесь давно не бывает прохожих.
16.
А подбитую ворону Константин потом подобрал, приготовил и сожрал. Не пропадать же добру.
17.
Тут и там сияли неоновые надписи, вроде “Вам сюда”, “Жопу поднял, жизнь потерял” или вовсе “Vault-13”.
Каждое укрытие было подсвечено прикреплёнными к нему уличными фонариками на ножках. А вот центральное освещение в этом огромном замкнутом пространстве отсутствовало. Как и гравитация.
Константин и его собеседник играли в "Лазерпрыг" – новомодное городское развлечение. Что-то вроде «Звёздных войн» в открытом космосе.
С винтовками наперевес они метались в невесомости от укрытия к укрытию. То и дело пустоту разрывали зелёные росчерки лазерных лучей, которые озоново потрескивали.
– Ты что себе позволяешь? – орал мужик с красным, словно обожжённым лицом, одновременно пуляя лучом в Константина. Тот успел скрыться за фрагментом кирпичной стены, висевшей в чёрной пустоте, – Мы за что тебе дни отстёгиваем?
– А что не так? – пробасил Константин, – Сомневающаяся устранена, баланс системы восстановлен.
Он выстрелил в противника, который затаился за ржавым автомобильным остовом, но промазал. Только проделал идеально ровное отверстие в водительской двери.
– Ты помнишь, как тебя зовут, урод?
– Да, Константин. А что?
– Ты мне не штокай, дерево. Расшифруй.
– “Конструкт Аналитический Теневой Индифферентный”.
Синяя будка биотуалета показала себя ненадежным укрытием, поэтому Константин мягко оттолкнулся ладонями от пустоты и завис под углом в сорок пять градусов к земле. Аккуратно, чтобы не создавать импульс, подобрал ноги. И резко выпростал их.
Тело выстрелило в противоположном направлении в сторону ближайшего укрытия, громадного дизеля, заляпанного маслом. Агрегат тарахтел на холостом ходу и поэтому приплясывал в невесомости. Луч, пущенный вдохонку, прожужжал в сантиметре от щеки.
Схватившись за ржавую и витую трубу коллектора, Константин сумел остановить полёт, но тут же вскрикнул – железяка оказалась обжигающе горячей. Ладонь немедленно покраснела.
Он зашипел и подул на ожог. Помогло мало.
Быстро выглянул из-за тарахтящей громады, чтобы оценить диспозицию, и тут же спрятался обратно.
В проклятую трубу коллектора немедленно вонзился зелёный луч – красномордый был омерзительно метким.
Из проделанной дыры немедленно заструился едкий дизельный дым, и Константин зашёлся в приступе кашля.
– Вот именно, – надсаживался противник, – “Конструкт Аналитический Теневой Индифферентный”. Это значит бездушный холодный исполнитель. Так какого же хрена ты трахался с жертвой? Тебе нормальных баб мало? Ты фагоцит. Всего лишь сраная иммунная клетка. Для фагоцита проникаться эмпатией к клеткам-антагонистам – последнее дело! Да ладно бы это – но во время операции эмосенс3 в твоей башке доложил нам, что ты сомневаешься!
– Это… случайность. Такого больше не повторится.
– Очень на это надеюсь. Ещё один инцидент, и отправишься в выбраковку. Понял меня?
– Так точно.
– Тогда доиграем, и пока свободен.
Придя к концу разговора уже в совершенное бешенство, красномордый утратил бдительность и подставился.
Зелёный луч с мясным шкворчанием вошёл ему точно в правый глаз. Тело обмякло. Лишь дымок струился из уничтоженной глазницы.
– И перестань жульничать, ты, кусок дерьма – раздалось по громкой связи. Красномордый уже был снаружи.
Константин улыбнулся одними губами.
А потом вспомнил милую простушку Дашу – существо нервное, впечатлительное и абсолютно безвредное, которую он лично довёл до самоубийства. Верил ли он в то, что ей когда-то говорил – про сближение виртуальности и реальности, про то, что любая свалка – это свидететель и архивариус в одном лице, которых никто и никогда не слушает, про то, что пробуждение – горькая штука, но надо просыпаться. Раз за разом. Именно это и есть жизнь: чередование успокоительного сна и раздроченной гнусной реальности. Одно без другого невозможно.
