Юрий Вячеславович Ситников
Притворщики
Глава первая
Ночной звонок
На первом этаже меня остановил Витька Комаров.
– Глеб, пойдем в футбол поиграем.
– Не могу.
– Глеб, выручай – нападающий позарез нужен.
– А Миха?
– Миха в раздевалке навернулся, хромает теперь.
– Не, Комар, без обид, у нас с Алиской другие планы. Кстати, не видел её?
– Алиску? Она после пятого урока домой смоталась.
– Не гони.
– Я не гоню, сам видел из окна, как Алиска домой бежала.
Облокотившись о стену, я достал телефон. Алиса сняла трубку после десятого гудка.
– Глеб, сейчас не могу разговаривать, перезвони часика через полтора.
На заднем фоне я услышал чей-то приглушённый голос.
– Или лучше через два, – спешно добавила Алиска, наверняка повторяя чужие слова.
– А ты чего с уроков сбежала?
– Потом объясню.
– Вообще-то мы хотели начало весенних каникул отметить, – напомнил я.
– Глеб, через два часа заходи за мной, в кафе сходим. Договорились?
Я молчал.
– Глеб, ты меня слышишь?
– Слышу.
– Не сердись. Всё, жду тебе через два часа. Целую.
Готов поклясться, «целую» она выдавила через силу. Странно. Алиска сильно нервничает – с чего бы вдруг? Решив найти Димона, я снова, теперь уже в коридоре третьего этажа, наткнулся на Витьку.
– Димона не видел?
– Сам его ищу, – прокричал Комар. – Попали мы конкретно! У Михи нога, у тебя дела с Алиской, Димона нигде нет… Чёрт! Без нападающего мы в таком ауте.
– У меня планы поменялись, ближайшие два часа я свободен.
Витька хлопнул меня по плечу.
– Глеб, круто! Пошли. А ты чего, с Алиской по телефону поругался? – спросил он, когда мы спускались по лестнице.
– Нет.
– Не сказала, почему с уроков ушла?
Я мотнул головой. И почти сразу же в голову ударила мысль: Алиска дома не одна. Я слышал чей-то голос – раз. Алиса нервничала – два. Она произнесла «целую» извиняющимся тоном – три.
Знаю, что моя ревность до добра не доведёт, но ничего не могу с собой поделать. Алиску люблю безумно, а любовь слепа. Ревную её к каждому столбу… Хотя стоп! Столбы разговаривать не умеют, а голос я слышал. Слышал!
Резко остановившись, я поправил на плече рюкзак и рванул к выходу.
– Глеб, ты куда?
– Комар, мне домой надо.
– А игра?
– Не получится… Витёк, ну правда, дела…
– Ты же обещал.
– В другой раз, Витька. Пока.
– Капец! – крикнул Витька, сунув руки в карманы джинс.
Домой я бежал, не разбирая дороги, в голове копошился рой самых тёмных мыслей – воображение разыгралось не на шутку. То и дело наступая в лужи, я добежал до Алискиного подъезда и замер перед металлической дверью. Домофон – не моя тема, если позвоню, она успеет выкрутиться, у неё будет фора во времени. А я должен застать её (или их) врасплох.
Злость пузырилась во мне подобно бурлящей лаве в жерле вулкана. Хотелось одного: скорее подняться на восьмой этаж, позвонить в дверь и… будь, что будет.
Прошла минута, вторая – из подъезда как назло никто не выходит. Ну же, давайте, торопил я нерасторопных жильцов. Пусть хоть кто-нибудь выйдет. В подъезде много собачников и ни один не собирается на улицу. Хуже подлянки не придумаешь.
Пока я тусил на крыльце, злость немного поутихла, уступив место здравому смыслу. И чего, спрашивается, взорвался, накрутил себя, навоображал неизвестно что. Любые отношение должны строиться на доверии. Я ведь доверяю Алиске? Доверяю. Тогда в чём проблема?
Сев на скамью, я заметил вышагивающего по тротуару соседского мальчишку. Минуту спустя я уже перескакивал через две ступеньки, наплевав на лифт. О доверии не думал, ревность сделала свое тёмное дело – захлестнула меня с новой силой.
После длинного звонка в квартире послышались шаги и разговор. Я приложил ухо к двери. Тишина. Позвонил ещё раз. Опять шаги.
– Алис, открой.
– Глеб, это ты? – белая точка глазка сделалась чёрной.
– Я!
– Глеб, я же просила… мы договорились.
– Ты можешь открыть дверь?
Щёлкнул замок, Алиска приоткрыла дверь сантиметров на двадцать, нацепила на лицо виноватую улыбку и сглотнула.
– Почему ты не впускаешь меня внутрь?
– Глеб…
– Кто у тебя?
– Никого… Глеб, что ты делаешь?
Я прошёл в коридор, бросил на пол рюкзак и метнулся в большую комнату.
– Глеб, мы просто репетировали, – успела крикнуть мне вслед Алиса, прежде чем я увидел в комнате растерянного Олега.
Олег занимался с Алиской в школе актёрского мастерства. Почти в каждом спектакле играли вместе: он герой, она героиня. Меня это жутко бесило, но больше всех бесил Олег. Его самодовольное лицо, эта вечная ухмылочка на губах, привычка играть на публику, выпендриваться… А главное, влюбленный взгляд, которым он постоянно пожирал Алису. Из-за Олега между нами не раз возникали стычки, я просил Алиску держаться вне стен школы от него на расстоянии, она обещала. И что же? Нарушила обещание. И ведь с Олегом я серьёзно переговорил ещё в январе. Поговорил основательно – он две недели ходил с фингалом под глазом.
Наверное, со стороны я выгляжу, как настоящий ревнивый идиот. Но дело в том, что я очень хорошо знаю актрис и актёров, и хоть Алиска с Олегом пока только мечтают о большой сцене, эта бацилла в них уже поселилась. У них психология актёрская! А мне ли не знать, что это такое. Моя бабушка народная артистка – и этим всё сказано. Диана снимается в кино, на телевидении, играет в двух театрах, ведя при этом богемный образ жизни. Мне с детства известна закулисная жизнь актёров. Поэтому я и против встреч Алисы с Олегом. Причём в себе я полностью уверен, пожалуй, даже слишком уверен: Олег мне не соперник – он слишком манерен для парня, рядом с которым должна быть такая девчонка, как Алиска. Но сама ситуация меня сильно напрягает.
– Глеб, ты на пожар бежал? – спросил Олег, откинув со лба длинную чёлку.
– Почти, – буркнул я. – А вы чем занимаетесь?
– Репетируем, – повторила Алиса, застыв в дверном проёме.
– А-а, ясно. Пытаетесь понять, кто из вас двоих лучше кривляется?
– Ну знаешь… – начал выходить из себя Олег.
– Зачем ты это сказал? – насупилась Алиса.
– Ради него ты перенесла нашу встречу?
– Так получилось. На следующей неделе у нас спектакль, времени мало, мы с Олегом решили порепетировать. Не знаю, что ты себе навоображал, но выглядишь ты глупо.
– Алис…
– Глупо, – повторила она и отвернулась. – Если не веришь, иди, посмотри на себя в зеркало.
– Его ревность была настолько сильна, что однажды сожгла его дотла, – произнёс Олег фразу из какого-то спектакля.
– Не льсти себе, – сказал я. – К тебе я не ревную.
– Ага, верю. Поэтому ты и здесь.
Засмеявшись, я вышел из комнаты и прошёл на кухню. Налив из графина воды, залпом осушил кружку. Алиса села на стул и зашептала:
– Ты совсем уже! Не мог потерпеть два часа. К чему спектакль устроил?
– Спектакли это ваша тема, Алис. Извини, сорвался я.
– А у Олега прощения не хочешь попросить?
– Нет, конечно. С какой стати? Скажи ему, пусть валит домой. Я сам с тобой буду репетировать.
Алиса рассмеялась.
– Что смешного я сказал?
– Из тебя актёр, как из меня лётчик-испытатель.
– Ну, разумеется, куда мне до вас, талантов. Но я всё-таки постараюсь соответствовать. Спектакль как называется?
– Я тебе говорила несколько раз. Ты всё забыл.
– Не-не, я помню.
– И как он называется? – Алиса смотрела на меня, прищурив глаза.
– Э… «На дне»?
– Горького мы играли в феврале.
– Да, точно… Тогда этот… блин… «Преступление и наказание»?
– Хватит гадать, Глеб, ты никогда не интересуешься моими делами в школе актёрского мастерства. Тебе наплевать, что и как я там делаю.
– Совсем нет.
– Да! Хоть раз вспомнил бы название спектакля и мою роль. Мы ставим «Игрока». Я играю Полину.
– А Олег?
– Алексея.
– А я думал, он будет играть азартную бабку.
– Глеб!
– Шучу, Алис. Я понял: ты Полина, он… вернее, уже я – Алексей. Проводи его, и начнём репетицию. Обещаю, в процесс вольюсь молниеносно, увидишь, я самый лучший партнёр.
– Иногда ты такой вредный. Не знаю, за что я тебя люблю.
– Я надёжный, добрый и немного симпатичный.
Алиса хохотнула.
– Насчёт доброго, это ты загнул.
– По-твоему, я злой?
– Как Бармалей.
– Между прочим, в детстве Бармалей был моим любимым персонажем.
– Оно и видно.
– Я серьёзно. Подожди, сейчас вспомню, как там у Чуковского:
«В Африке разбойник,
В Африке злодей,
В Африке ужасный
Бар-ма-лей!».
– Алис, мы будем репетировать? – крикнул из комнаты Олег. – Мне скоро надо идти на хореографию.
– Тебе здесь никто не держит, – ответил я.
– Глеб, замолчи, – Алиса шутливо толкнула меня в плечо и выбежала из кухни.
Минуты три они о чём-то шептались с Олегом в комнате, потом я услышал его недовольный голос в коридоре, а чуть погодя хлопнула входная дверь.
– Ушёл?
– Ушёл.
– Тогда приступим?
– Глеб, только без шуток, мне, в самом деле, нужно репетировать.
– Готов начать хоть сейчас. Или нет, давай сначала в кафешку смотаемся.
– Нет.
– Отметим начало каникул, Алис. Целых девять дней будем бездельничать. А? Сейчас Димону позвоню и Люське, пусть тоже подваливают. А вечером к нам зарулим, Диана со вчерашнего дня на съёмках в Пятигорске, мы опять дома одни.
– Это у вас каникулы, а у меня спектакль. Кафешка отменяется.
– Но, Алис…
– Пошли в комнату. Ближайшие два часа я – Полина. А ты – Алексей Иванович.
Вздохнув, я поплёлся в комнату. Алексей Иванович, так Алексей Иванович.
***
День прошёл очень насыщенно: кроме репетиции, мы успели погулять, посидеть в кафешке и сходить на девятичасовой сеанс в ближайший кинотеатр. В одиннадцать я вернулся домой и сразу был атакован Люськой.
– Тебе не звонил Димка? Когда ты с ним разговаривал последний раз? Не могу дозвониться!
– Люсь, налей чайку и сделай пару бутеров. А Димона я после школы не видел.
– С четырёх часов трубку не снимает.
– Не проще самой к нему сходить?
– Не умничай. Ходила три раза. Дома нет никого.
– С родителями куда-нибудь смотался.
– Его родители вчера отдыхать уехали. Вернуться через две с половиной недели.
– В честь чего они так резко сорвались?
– Удалось горячую путевку отхватить.
– Отлично. Мы одни, Димон один. Чувствую, каникулы будут зачётными.
– Но Димки нигде нет.
– Объявится, никуда он не денется.
Люська психанула и ушла к себе в комнату.
– Я так понимаю, бутерброды родному брату ты делать не собираешься?
– Перебьёшься, – последовал ответ.
Минут через двадцать Люська зашла на кухню.
– Глеб, надо поговорить.
– Говори.
– Нет, сначала перестань есть.
– Не понял.
– Хватит жевать! Терпеть не могу, когда при разговоре едят.
– Тогда подожди пару сек, я голодный.
– Разговор будет серьёзный.
– Уже догадался по твоему виду. Вляпалась в историю?
– Никуда я не вляпывалась… Короче… Доедай и приходи ко мне.
Покончив с бутербродами, я вышел в коридор, хотел толкнуть дверь Люськиной спальни, но вдруг вспомнил, что сегодня ещё ни разу не был на «Одноклассниках». А это такая чёрная дыра – засасывает только так. Решив отправить пару сообщений и сразу же рвануть к Люське, я просидел за ноутом около двух часов. Вот всегда так: зайдёшь на пару минут, и в итоге убьешь два-три часа. Сценарий всегда один: включил комп, ввёл пароль, очнулся через несколько часов.
Половина второго. Люська наверняка спит, и наверняка на меня обиделась. Но всему виной социальные сети, я здесь не при чём.
Внезапно в коридоре послышался стук и Люськин голос. Я вышел из комнаты.
– Наконец-то.
– Ещё не спишь?
– Как видишь.
– А с кем по телефону трепалась?
– Не твоё дело, – Люська вернулась к себе, положила телефон на стол и, открыв шкаф, достала джинсы. – Глеб, выйди, мне переодеться надо.
– Куда ты намылилась на ночь глядя?
– По делам.
– Сдурела. Половина второго ночи.
– И что? Я не маленькая.
– Я тебя не пущу.
– Можно подумать, я буду у тебя разрешения спрашивать.
– Люсь.
– Да успокойся ты. На пять минут выйду, вернусь скоро.
– Пошли вдвоём.
– Ага, вдесятером. Зови соседей. Одна справлюсь. Ну честно, приду минут через пять. Максимум через десять.
– Скажи, кто звонил?
Вытолкав меня в коридор, Люська улыбнулась.
– Много будешь знать, скоро состаришься.
Ушла она без четверти два, а я от нечего делать, решил на пять минут снова зайти на сайт. Сел за стол, ввел пароль и… В четыре часа, борясь с зевотой и забыв обо всём на свете, разделся и развалился на кровати.
Глава вторая
Фотографии
Меня разбудил телефонный звонок.
– Глеб, ты спишь?
– Сплю, Алис.
– Вставать пора, уже половина двенадцатого. Слушай, до Люськи не могу дозвониться, она дома?
– Дома, наверное. Тоже спит.
– Будь другом, разбуди, и пусть со мной свяжется.
Прежде чем встать, я минут пять валялся с закрытыми глазами, представляя себя на пляже, на каком-нибудь островке. До Алискиного звонка мне снился классный сон: я катался на серфе на Бали. Было круто, пока не раздался телефонный звонок. Теперь придётся вставать и тащиться в комнату Люськи. Спит всегда, как сурок – ничего не слышит.
Надев тапки, я вышел в коридор.
– Подъём! – крикнул я, толкнув дверь Люськиной спальни. – Харе дрыхнуть.
Кровать была пуста. Люськи в комнате не было. Не знаю почему, но я занервничал. И почти сразу заиграла громкая мелодия телефона.
– Да! Алис, это ты? Нет… Люськи нет дома. Телефон оставила. По ходу она не ночевала дома. Хорошо, приходи!
Когда прибежала Алиса, я в десятый раз пытался связаться с Димоном.
– Недоступен.
– А где Люся?
– Не знаю. Ничего не знаю. Ночью ей кто-то позвонил, она вышла на пять минут и, по всей видимости, так и не вернулась.
– А ты где был?
– За ноутом сидел, а потом сразу спать лег.
– Глеб…
– Ничего не говори. Знаю, что сильно тупанул. Блин, Димон, ну давай же, ответь.
– Зачем тебе Димка?
– Это он звонил Люське ночью, я проверил входящие звонки.
– Глеб, надо к Димке домой сбегать.
– Пошли.
Мы выскочили на улицу и рванули к Димону. Дверь нам не открыли – хозяев не было дома. А Марс (кавказская овчарка) после каждого звонка громко гавкал и метался по коридору.
– Мне это не нравится.
– Мне тоже, – я вызвал лифт и стукнул по стене кулаком. – Люська хотела мне что-то рассказать. Она нервничала, потом этот звонок. Стопудово вляпались куда-нибудь с Димоном. Им не впервой.
– Ты знаешь, я заметила, что Люся в последнее время изменилась.
– И Димон вёл себя подозрительно, говорил, переживает за четвертные оценки. Бред! А я повёлся.
– Давай успокоимся, – предложила Алиса, едва мы вышли из подъезда, – и разложим всё по полочкам. Димка сейчас с Люськой – уже хорошо.
– Не думаю.
– Почему?
– Не уверен и всё. Безо всяких почему. Она собиралась выйти на пять-десять минут, в итоге не пришла домой совсем. Идём дальше. Ей звонил Димон, но мне она об этом не сказала. Был ли смысл скрывать?
– Давай подождём ещё немного, вдруг объявятся.
– Подождём, конечно. А когда объявятся, получат по мозгам. Оба! Слышала, как Марс в квартире беснуется? Димон не мог забыть о собаке, но упорно не появляется дома. Алис, боюсь, здесь что-то серьёзное.
– Тогда, может, сразу в полицию?
– Не-е с полицией перебор. Времени прошло слишком мало.
В четыре часа позвонил Димон. Услышав его голос, я был готов в любой момент сорваться.
– Ты где?! Люська с тобой?! Почему не отвечаешь на звонки?
– Глебыч, не части. Да, Люся со мной. У нас всё хорошо.
– Что значит, хорошо, ты издеваешься, что ли? Она домой не пришла, мы с Алиской с ума сходим.
– Выслушай меня, – повысил голос Димон. – Так сложились обстоятельства, всего сказать я не могу. Но вы не переживайте, у нас полный нормуль.
– Глеб, это правда, – услышал я голос сестры.
– Глебыч, засада только с Марсом, его выгуливать надо, а я сейчас никак дома появиться не могу. И Люська тоже.
– Погодь, Димон, что ты несёшь?
– Короче, встретимся в пять вечера на Манежке, я передам тебе ключи от квартиры. Глебыч, выгуливай дважды в день Марса.
– Димон…
– В пять часов на Манежке, – быстро повторил он. – Я ещё позвоню, сообщу точное место. Пока.
– Не отсоединяйся, Димон. Димон!
– Глеб, ну что?
Я пересказал разговор с Димоном.
– Ну в пять, так в пять, – сказала она. – При встрече мы его дожмём.
– Я один поеду на Манежку. Ты подстрахуешь. Что-то здесь нечисто, попахивает подставой.
Алиса закусила губу.
***
На Манежку я приехал без двадцати пять. Народу – тьма. В основном молодёжь и приезжие: шум, суета, толкотня. Телефон держал в руках, поминутно поглядывая на экран. Димон не звонил. Я набирал ему трижды, и каждый раз абонент был временно недоступен.
Наконец, в начале шестого раздался звонок.
– Глебыч, ты где?
– Возле фонтана. А ты?
– Подваливай к кафе, – Димон сказал название и умолк.
– Димон, кончай шифроваться. Колись, для чего столько конспирации?
– Подходи к кафе, – из трубки послышались гудки.
Закипая, я спустился по ступеням и быстрым шагом направился к кафешке. Остановившись в метре от входа, начал озираться по сторонам. И вдруг…
– Ты Глеб? – сзади возник высокий худой мужик.
– Глеб.
– Тогда держи ключики.
– А где Димон?
– Он не смог подойти, – мужик протянул мне ключи и собрался уходить, но я схватил его за локоть.
– Подождите.
– Руки убрал!
– Я хочу увидеть Димона.
– Сказано же тебе, не может Димон подойти.
– Почему?
– Вопрос не ко мне.
– Стойте.
– Свободен.
Я побежал за мужиком, но он, резко остановившись, прочеканил:
– Лучше вали домой, целее будешь.
Кровь прилила к лицу, в ушах стоял отчётливый стук сердца, я достал телефон, позвонил Димону. Чёрт! Опять недоступен.
Через двадцать минут позвонила Алиса.
– Глеб, я его потеряла. Он спустился в метро, доехал до «Автозаводской», а потом затерялся в толпе.
– Ты сейчас где?
– В метро.
– Жди меня у первого вагона.
Дома мы первым делом вывели на улицу Марса и зарулили в сквер.
– Почему ты отметаешь полицию, Глеб?
– Что мы им скажем?
– Правду.
– Какую? Согласен, они во что-то капитально вляпались, но у нас нет доказательств.
– Предлагаешь бездействовать?
– Мне кажется, в ближайшее время что-нибудь произойдёт. Должно произойти.
– Хорошее или плохое?
– Димон или Люська с нами свяжутся. Вот увидишь.
– А вдруг нет?
– Ни одной ниточки, – воскликнул я, натянув поводок. – Даже зацепиться не за что.
– Есть Люсин телефон.
– И что?
– Ты проверял все входящие и исходящие звонки?
– Нет, посмотрел только, кто звонил ей ночью.
– Когда придём, надо проверить все звонки и эсэмэски.
Я кивнул.
– Это мысль.
Как назло в последнее время Люська звонила только самым близким друзьям. Ни неизвестных или подозрительных входящих (как впрочем, и исходящих звонков) замечено не было. Эсэмэски она вообще не отправляла. А получала только от Димона, но ничего интересного в них не оказалось – обычная писанина.
Зато поздно вечером, когда мы сломали голову от всевозможных предположений и догадок, Алиска вдруг вскрикнула:
– Глеб, смотри!
Она вертела в руках Люськин телефон и совершенно случайно (скорее на автомате) начала просматривать фотки. Люська любит фоткать всякую ерунду: красивое облако, бабочка на стекле или кошка на лавочке. Теперь же, помимо четырёх десятков кошек, песиков и закатов в папке с фотками обнаружилось три довольно-таки любопытные фотографии.
– Нож, какой-то, – сказала Алиса.
– Ты что! Это не нож – кинжал! С ножнами. И по ходу… Алис, вроде рукоять кинжала и ножны инкрустированы камнями.
– Перенеси фотки на ноут.
На всё про всё у нас ушло не более пяти минут. И вот мы уже сидим перед ноутбуком, с интересом разглядывая фотки с Люськиного телефона.
– Вот это да! – воскликнула Алиса. – Глеб, неужели настоящие драгоценные камни?
– Может быть, настоящие. А может, и нет.
– Где Люська могла такой кинжал сфоткать?
– Смотри, Алис, он лежит на бордовой бархатной ткани.
– Футляр?
– Не, не футляр. Вроде просто ткань в обычной коробке.
– Глеб, а здесь, – Алиса ткнула пальцем в монитор. – Это ламинат или линолеум.
– Точно.
– Получается, Люся сфоткала кинжал, когда тот лежал на полу.
– Похоже на то.
– Ой, там крыса!
– Где?
– Да вон-вон. Увеличь, Глеб. Видишь?
– Ага.
– Фу, какая гадость.
В левом верхнем углу была запечатлена толстая крысиная морда. Очевидно, когда Люська фотографировала кинжал, рядом на полу сидела крыса.
– Муть какая-то получается. Люська боится крыс, она бы близко к ней не подошла.
– Крыса странная, да? Морда жирная, шерсть необычная.
Пока Алиса разглядывала попавшую в кадр часть крысиной морды, я всё своё внимание сосредоточил на кинжале. Красота это, конечно, неописуемая. Если только на фотке не подделка, а действительно настоящий кинжал, рукоять которого инкрустирована драгоценными камнями – это произведение ювелирного искусства.
Рукоять представляла собой шею и голову мифического дракона с распахнутой пастью. Крестовина кинжала в форме распростёртых крыльев дракона; ножны опоясывал хвост дракона.
– И такой артефакт лежит на полу? – спросил я сам себя. – На обычном линолеуме? Не верю.
– К тому же рядом бродят крысы, – с отвращением сказала Алиса. – Не вяжутся как-то эти вещи между собой.
– Что будем делать?
Ответить мне помешал телефонный звонок.
– Это ведь Глеб? – спросил грубый мужской голос.
– Кто вам нужен?
– Ты и нужен. Слушай внимательно и мотай на ус: твоя сестра и друг в безопасности ровно до тех пор, пока ты ведёшь себя смирно и покладисто. Никакой полиции, никакого шума и лишних телодвижений. Учти – любая твоя инициатива будет наказуема.
– Что вам нужно, говорите?
– Я уже всё сказал. Сиди тихо, не высовывайся и все останутся довольны.
– Я хочу поговорить с сестрой.
– Нет.
– Я должен убедиться, что она в безопасности.
В трубке послышалось сопение.
– Ладно, жди.
– Алло! Куда вы пропали?
Трубку бросили.
– Глеб, кто звонил?
– Откуда я знаю, – вспылил я. – Люська с Димоном у них. Это ловушка, я был прав.
– Требуют денег?
– В том-то и дело, они ничего не требуют.
Телефон снова ожил.
– Алло!
– Глеб, это я.
– Люська!
– Тебя не обманули, с нами хорошо обращаются. Не нервничай и… – Люська запнулась, и мне показалось, ей диктуют, что именно она должна говорить. – Глеб, ничего не предпринимай. Димка просит тебя забрать Марса к нам. Так будет лучше. И не забывать кормить моего Пинки. Позаботься о Пинки, Глеб.
– Поговорил с сестрой? – с усмешкой спросил сиплый голос. – Убедился?
– Если вам нужны деньги, назовите сумму.
– Ох ты, какой богатый, – мужик засмеялся.
– Назовите!
– Сами не бедствуем, – последовал ответ. – Помни, о чём я говорил. Без шуток!
Пошли быстрые гудки.
– Люська просила позаботиться о Пинки, – сказал я, теребя в руках её телефон. – О Пинки, понимаешь?
– Нет. Пинки – это кто?
– Он перед тобой.
– Телефон?
– Да. Она в шутку называет его Пинки.
– Почему?
– Телефон розового цвета. Pink – розовый. Люська не могла сказать в открытую, поэтому и просила «кормить» и заботиться о Пинки. Всё дело в телефоне. Алис, голову даю на отсечение – она имела в виду фотографии.
– Возможно.
– Точно говорю, фотографии! Из-за кинжала заварилась эта каша, я кожей чувствую.
– Но что мы можем сделать, что предпринять, если нам ничего неизвестно?
Мы ещё долго просидели с Алиской в тишине. Говорить не хотелось, требовалось всё осмыслить, переварить и осознать. Ситуация вырисовывалась критическая.
Глава третья
Ульяна и Казик
Вечером я решил проверить Люськин ноут, и сразу же наткнулся в избранном на сайты с информацией о кинжалах. Ага, значит, мой расчёт оказался правильным – Люська вела собственное расследование, интересовалась кинжалами (в частности тем, который сфоткала), и уже успела добавить в избранное несколько тематических сайтов. И что мы здесь имеем? Первый сайт мне ничем не помог, второй тоже оказался бесполезным, а третий… Хм, стоило мне открыть страницу, в глаза сразу бросился знакомый кинжал с рукоятью в виде шеи и головы дракона.
Начав читать статью, я вздрогнул от неожиданного звонка. Интересно, кого принесло в одиннадцать вечера?
Открыв дверь, увидел высокую полную женщину с хмурым толстощёким лицом и рыжего парнишку, выглядевшего болезненно бледным и хилым. Оба почему-то стояли на лестничной площадке в носках – обувь держали в руках. На полу громоздились два потёртых чемодана, объёмная хозяйственная сумка и баян.
– Вы кого-то ищите? – спросил я, переводя взгляд с пацана на грузную тётку.
– Соседи ваши куда запропастились? – нервно спросила женщина, кивнув на соседнюю дверь.
– Кузнецовы? Они уехали.
– Далеко?
– В Хельсинки, к сыну.
Тётка глубоко вздохнула и запричитала:
– Ой, горе-горюшко! Что же теперь нам делать? Казик, сыночка, как же это?!
Пацан шмыгнул носом, посмотрел на меня с опаской, словно боясь, что я могу на него наброситься и искусать, и пробормотал:
– Где мы остановимся?
– Ой, не знаю, Казик. Надо было бабу Дуню послушать и телеграммку отбить. Иль позвонить сперва. Чуяло моё сердце, сгинем в городе этом. Казик, сыночка!
– Откуда вы приехали? – спросил я.
– Из Саратовской области мы. Деревня «Захрюкино», знаешь поди?
– Впервые слышу.
– Ну! – тётка сморщила лицо. – Деревня у нас хорошая. Алкашей почти нет, у каждого свое хозяйство…
– Мам, – парень легонько толкнул тётку в бок. – Про гостиницу спроси.
– Боже ж мой, Казик, какая гостиница?! Иль не знаешь, какие в ихних гостиницах-то цены загребущие. Вспомни, дядька Тимофей-то в прошлом годе рассказывал, как в гостинице последние рублики-то просадил. Не по карману нам гостиница будет, нам бы это… – тётка посмотрела на меня и спросила: – Где тут у вас дом колхозника?
Я пожал плечами.
– Впервые о таком слышу. Вы меня извините, но мне надо идти.
Тётка пробормотала что-то невнятное, а я, закрыв дверь и дойдя до Люськиной спальни, остановился. Блин, ну куда они сейчас отправятся со своими чемоданами и сумкой, к тому же на ночь глядя? На вокзал? Жалкие они какие-то, потерянные. Нет, не смогу заснуть, зная, что эти двое из своего «Захрюкино» ночью одни в огромном городе.
Открыв дверь, я сказал:
– Вы можете переночевать у меня, а утром… Утром вернётесь домой.
– Нельзя нам домой возвращаться, – тихо ответил Казик.
– Почему?
– Дело у нас важное в Москве. Мы тут на две недели задержаться должны.
– Заходите.
– Ой, спасибочки тебе, добрая ты душа. Казик, сыночка, что стоишь, как истукан, заходи, пока пускают. – Тётка подхватила чемоданы и сумку, будто те были легче пушинки, и ввалилась в прихожую. – Будем знакомы, я Ульяна, а это мой сын – Казимир.
– Можно просто Казик, – пискнул Казик.
– Я – Глеб. Ульяна, а как вас по-отчеству?
– Да брось ты – свои люди, чего отчества-то городить? Ульяна я – и всё тут. Уф, Казик, ты обувкой-то не тряси, вишь какая чистота кругом. Полож ботинки в уголок. И баян на пол полож, только аккуратно.
– А почему вы в носках? – спросил я.
– Ну как же можно, – засмущалась Ульяна. – Мы хоть и в деревне живём, а всё ж люди образованные, грамотные. У вас подъезд-то как музей чистенький. На полу такие белые плитки лежат, сверкают – аж глаз слепит. Стены сияют, а этот, лифт-то, прям целая комната с зеркалом. А мы ж с Казиком не свиньи какие-нибудь, понятие имеем – раз в чистый дом зашли, так обувку у порога снять надо.
Это атас, подумал я, и сразу же кивнул гостям на ванную комнату.
От нашей квартиры Ульяна осталась в полном восторге.
– Хоромы в чистом виде. Как люди живут, Казик, сыночка, иди, посмотри на балкону. Ой, какая у вас балкона большая. Ой-ой-ой, мать честная – высотища! Голова кругом пошла. Казик, выйди с балконы, выйди я сказала, голова закружится, свалишься вниз.
– Идите пить чай, – позвал я.
– А где ж родители, Глеб?
– В отъезде, – уклончиво ответил я.
– Стало быть, ты один пока дома?
– Один.
– Глебушка, ты уж не серчай на нас, ты уж войди в положение, разреши две недельки у тебя пожить. Акромя тебя и Кузнецовых мы в городе-то никого не знаем. Не губи нас с Казиком. Очень просим! Я прошу, и Казик просит. Казик! – Ульяна повысила голос и строго посмотрела на жевавшего бутерброд сына. – Хватить жрать, проси Глеба.
– У нас в Москве важное дело, – повторил Казик. – А жить негде.
Наверное, в тот вечер у меня было сентиментальное настроение, поэтому я дал Ульяне с Казиком добро. Пусть живут, от меня не убудет.
Чуть погодя я узнал, что Ульяне пятьдесят два года, она всю жизнь проработала дояркой и имеет несколько почётных грамот. Казику четырнадцать (надо же, мне казалось, ему лет одиннадцать), он поздний ребенок и, по словам Ульяны, обладает гениальными способностями.
– Кузнецовы ваши родственники?
– Дальние, – махнула рукой Ульяна. – Наташа Кузнецова, дочь Варвары Кузьминичны, вышла замуж за Володьку Гурьянова, приемного сына Петра Ивановича, двоюродного брата Маринки Иванеевой. А Маринка моему мужу кумой приходится.
Легче застрелиться, чем понять, что она сейчас сказала.
– А в Москве впервые?
– Ну что ты! – Ульяна даже оскорбилась моему вопросу. – Ты вот думаешь, раз в деревне живут, значит, света белого не видят. Не-не-не, у нас культура на уровне. В каждом доме телевизор есть. Прикидываешь, да? Холодильники, стиралки там, всё чин-чином. А я, чтоб ты знал, в Москву-то уже четвёртый раз приезжаю. Вона как! В семьдесят втором году меня мама в ушную больницу привозила – на консультацию к ушнику. Мы тогда в доме колхозника заночевали. Второй раз я в Москву в начале девяностых приезжала, когда золовка новоселье устраивала. А третий раз лет десять назад на золовкин юбилей.
– Почему сейчас к ней не поехали?
– Так поругались же насмерть, я к ним теперь ни ногой. Казик, сыночка, устал, да? Спать хочешь?
– Нет.
– Как нет? Весь день на ногах.
Я разместил их в гостиной: в распоряжение Ульяне отдал двуспальный диван, Казику раздвинул широкое кресло. И если он, едва только лёг, сразу уснул, то Ульяна отдыхать не собиралась.
– Я не устала, – сказала она, пройдя на кухню. – Давай посуду помою, Глеб.
– Не надо, я уже загрузил посудомоечную машину.
– Это как же?
Пришлось объяснить и показать.
– Японский городовой! Сама посуду моет. Ты погляди. Вот что значит город! Столица-матушка наша. Куда ни глянь – везде красотища. Мы с Казиком когда в метро спустились, прямо онемели оба. Музей! В чистом виде – музей. Всё в мраморе, колонны высоченные, стены, потолок в картинах. Ну ведь музей же, Глеб. Жаль только, поезда часто пускают, грохочут как оглашенные, сосредоточиться мешают. И людей много: бегут, как бешенные. Во народ, кругом такая красота, а им хоть бы хны. Мы с Казиком на каждой остановке выходили.
– Зачем?
– Знамо зачем – фотографироваться. Двести пятьдесят раз сфотографировались. Покажем фотографии у себя в «Захрюкино» – обзавидуются. Ой, ну как у вас просторно – дворец. В чистом виде дворец! У золовки-то квартирка поганенькая. Ага. И подьезд серый, стены исписаны, лесенка грязнюча, а у вас – шик.
Когда Ульяна начала клевать носом, я уговорил её пойти и лечь спать.
– Да, да, – кивала она, непрестанно зевая. – Пора. Уморилася за день. Спокойной ночи, Глеб.
В комнате я углубился в чтение статьи.
***
Утро началось с зычного голоса Ульяны. Сначала мне показалось, она ругает Казака, но прислушавшись, я услышал следующее:
