bannerbannerbanner
Притворщики

Юрий Вячеславович Ситников
Притворщики

Полная версия

Глава первая

Ночной звонок

На первом этаже меня остановил Витька Комаров.

– Глеб, пойдем в футбол поиграем.

– Не могу.

– Глеб, выручай – нападающий позарез нужен.

– А Миха?

– Миха в раздевалке навернулся, хромает теперь.

– Не, Комар, без обид, у нас с Алиской другие планы. Кстати, не видел её?

– Алиску? Она после пятого урока домой смоталась.

– Не гони.

– Я не гоню, сам видел из окна, как Алиска домой бежала.

Облокотившись о стену, я достал телефон. Алиса сняла трубку после десятого гудка.

– Глеб, сейчас не могу разговаривать, перезвони часика через полтора.

На заднем фоне я услышал чей-то приглушённый голос.

– Или лучше через два, – спешно добавила Алиска, наверняка повторяя чужие слова.

– А ты чего с уроков сбежала?

– Потом объясню.

– Вообще-то мы хотели начало весенних каникул отметить, – напомнил я.

– Глеб, через два часа заходи за мной, в кафе сходим. Договорились?

Я молчал.

– Глеб, ты меня слышишь?

– Слышу.

– Не сердись. Всё, жду тебе через два часа. Целую.

Готов поклясться, «целую» она выдавила через силу. Странно. Алиска сильно нервничает – с чего бы вдруг? Решив найти Димона, я снова, теперь уже в коридоре третьего этажа, наткнулся на Витьку.

– Димона не видел?

– Сам его ищу, – прокричал Комар. – Попали мы конкретно! У Михи нога, у тебя дела с Алиской, Димона нигде нет… Чёрт! Без нападающего мы в таком ауте.

– У меня планы поменялись, ближайшие два часа я свободен.

Витька хлопнул меня по плечу.

– Глеб, круто! Пошли. А ты чего, с Алиской по телефону поругался? – спросил он, когда мы спускались по лестнице.

– Нет.

– Не сказала, почему с уроков ушла?

Я мотнул головой. И почти сразу же в голову ударила мысль: Алиска дома не одна. Я слышал чей-то голос – раз. Алиса нервничала – два. Она произнесла «целую» извиняющимся тоном – три.

Знаю, что моя ревность до добра не доведёт, но ничего не могу с собой поделать. Алиску люблю безумно, а любовь слепа. Ревную её к каждому столбу… Хотя стоп! Столбы разговаривать не умеют, а голос я слышал. Слышал!

Резко остановившись, я поправил на плече рюкзак и рванул к выходу.

– Глеб, ты куда?

– Комар, мне домой надо.

– А игра?

– Не получится… Витёк, ну правда, дела…

– Ты же обещал.

– В другой раз, Витька. Пока.

– Капец! – крикнул Витька, сунув руки в карманы джинс.

Домой я бежал, не разбирая дороги, в голове копошился рой самых тёмных мыслей – воображение разыгралось не на шутку. То и дело наступая в лужи, я добежал до Алискиного подъезда и замер перед металлической дверью. Домофон – не моя тема, если позвоню, она успеет выкрутиться, у неё будет фора во времени. А я должен застать её (или их) врасплох.

Злость пузырилась во мне подобно бурлящей лаве в жерле вулкана. Хотелось одного: скорее подняться на восьмой этаж, позвонить в дверь и… будь, что будет.

Прошла минута, вторая – из подъезда как назло никто не выходит. Ну же, давайте, торопил я нерасторопных жильцов. Пусть хоть кто-нибудь выйдет. В подъезде много собачников и ни один не собирается на улицу. Хуже подлянки не придумаешь.

Пока я тусил на крыльце, злость немного поутихла, уступив место здравому смыслу. И чего, спрашивается, взорвался, накрутил себя, навоображал неизвестно что. Любые отношение должны строиться на доверии. Я ведь доверяю Алиске? Доверяю. Тогда в чём проблема?

Сев на скамью, я заметил вышагивающего по тротуару соседского мальчишку. Минуту спустя я уже перескакивал через две ступеньки, наплевав на лифт. О доверии не думал, ревность сделала свое тёмное дело – захлестнула меня с новой силой.

После длинного звонка в квартире послышались шаги и разговор. Я приложил ухо к двери. Тишина. Позвонил ещё раз. Опять шаги.

– Алис, открой.

– Глеб, это ты? – белая точка глазка сделалась чёрной.

– Я!

– Глеб, я же просила… мы договорились.

– Ты можешь открыть дверь?

Щёлкнул замок, Алиска приоткрыла дверь сантиметров на двадцать, нацепила на лицо виноватую улыбку и сглотнула.

– Почему ты не впускаешь меня внутрь?

– Глеб…

– Кто у тебя?

– Никого… Глеб, что ты делаешь?

Я прошёл в коридор, бросил на пол рюкзак и метнулся в большую комнату.

– Глеб, мы просто репетировали, – успела крикнуть мне вслед Алиса, прежде чем я увидел в комнате растерянного Олега.

Олег занимался с Алиской в школе актёрского мастерства. Почти в каждом спектакле играли вместе: он герой, она героиня. Меня это жутко бесило, но больше всех бесил Олег. Его самодовольное лицо, эта вечная ухмылочка на губах, привычка играть на публику, выпендриваться… А главное, влюбленный взгляд, которым он постоянно пожирал Алису. Из-за Олега между нами не раз возникали стычки, я просил Алиску держаться вне стен школы от него на расстоянии, она обещала. И что же? Нарушила обещание. И ведь с Олегом я серьёзно переговорил ещё в январе. Поговорил основательно – он две недели ходил с фингалом под глазом.

Наверное, со стороны я выгляжу, как настоящий ревнивый идиот. Но дело в том, что я очень хорошо знаю актрис и актёров, и хоть Алиска с Олегом пока только мечтают о большой сцене, эта бацилла в них уже поселилась. У них психология актёрская! А мне ли не знать, что это такое. Моя бабушка народная артистка – и этим всё сказано. Диана снимается в кино, на телевидении, играет в двух театрах, ведя при этом богемный образ жизни. Мне с детства известна закулисная жизнь актёров. Поэтому я и против встреч Алисы с Олегом. Причём в себе я полностью уверен, пожалуй, даже слишком уверен: Олег мне не соперник – он слишком манерен для парня, рядом с которым должна быть такая девчонка, как Алиска. Но сама ситуация меня сильно напрягает.

– Глеб, ты на пожар бежал? – спросил Олег, откинув со лба длинную чёлку.

– Почти, – буркнул я. – А вы чем занимаетесь?

– Репетируем, – повторила Алиса, застыв в дверном проёме.

– А-а, ясно. Пытаетесь понять, кто из вас двоих лучше кривляется?

– Ну знаешь… – начал выходить из себя Олег.

– Зачем ты это сказал? – насупилась Алиса.

– Ради него ты перенесла нашу встречу?

– Так получилось. На следующей неделе у нас спектакль, времени мало, мы с Олегом решили порепетировать. Не знаю, что ты себе навоображал, но выглядишь ты глупо.

– Алис…

– Глупо, – повторила она и отвернулась. – Если не веришь, иди, посмотри на себя в зеркало.

– Его ревность была настолько сильна, что однажды сожгла его дотла, – произнёс Олег фразу из какого-то спектакля.

– Не льсти себе, – сказал я. – К тебе я не ревную.

– Ага, верю. Поэтому ты и здесь.

Засмеявшись, я вышел из комнаты и прошёл на кухню. Налив из графина воды, залпом осушил кружку. Алиса села на стул и зашептала:

– Ты совсем уже! Не мог потерпеть два часа. К чему спектакль устроил?

– Спектакли это ваша тема, Алис. Извини, сорвался я.

– А у Олега прощения не хочешь попросить?

– Нет, конечно. С какой стати? Скажи ему, пусть валит домой. Я сам с тобой буду репетировать.

Алиса рассмеялась.

– Что смешного я сказал?

– Из тебя актёр, как из меня лётчик-испытатель.

– Ну, разумеется, куда мне до вас, талантов. Но я всё-таки постараюсь соответствовать. Спектакль как называется?

– Я тебе говорила несколько раз. Ты всё забыл.

– Не-не, я помню.

– И как он называется? – Алиса смотрела на меня, прищурив глаза.

– Э… «На дне»?

– Горького мы играли в феврале.

– Да, точно… Тогда этот… блин… «Преступление и наказание»?

– Хватит гадать, Глеб, ты никогда не интересуешься моими делами в школе актёрского мастерства. Тебе наплевать, что и как я там делаю.

– Совсем нет.

– Да! Хоть раз вспомнил бы название спектакля и мою роль. Мы ставим «Игрока». Я играю Полину.

– А Олег?

– Алексея.

– А я думал, он будет играть азартную бабку.

– Глеб!

– Шучу, Алис. Я понял: ты Полина, он… вернее, уже я – Алексей. Проводи его, и начнём репетицию. Обещаю, в процесс вольюсь молниеносно, увидишь, я самый лучший партнёр.

– Иногда ты такой вредный. Не знаю, за что я тебя люблю.

– Я надёжный, добрый и немного симпатичный.

Алиса хохотнула.

– Насчёт доброго, это ты загнул.

– По-твоему, я злой?

– Как Бармалей.

– Между прочим, в детстве Бармалей был моим любимым персонажем.

– Оно и видно.

– Я серьёзно. Подожди, сейчас вспомню, как там у Чуковского:

«В Африке разбойник,

В Африке злодей,

В Африке ужасный

Бар-ма-лей!».

– Алис, мы будем репетировать? – крикнул из комнаты Олег. – Мне скоро надо идти на хореографию.

– Тебе здесь никто не держит, – ответил я.

– Глеб, замолчи, – Алиса шутливо толкнула меня в плечо и выбежала из кухни.

Минуты три они о чём-то шептались с Олегом в комнате, потом я услышал его недовольный голос в коридоре, а чуть погодя хлопнула входная дверь.

– Ушёл?

– Ушёл.

– Тогда приступим?

– Глеб, только без шуток, мне, в самом деле, нужно репетировать.

– Готов начать хоть сейчас. Или нет, давай сначала в кафешку смотаемся.

– Нет.

– Отметим начало каникул, Алис. Целых девять дней будем бездельничать. А? Сейчас Димону позвоню и Люське, пусть тоже подваливают. А вечером к нам зарулим, Диана со вчерашнего дня на съёмках в Пятигорске, мы опять дома одни.

– Это у вас каникулы, а у меня спектакль. Кафешка отменяется.

– Но, Алис…

– Пошли в комнату. Ближайшие два часа я – Полина. А ты – Алексей Иванович.

Вздохнув, я поплёлся в комнату. Алексей Иванович, так Алексей Иванович.

***

День прошёл очень насыщенно: кроме репетиции, мы успели погулять, посидеть в кафешке и сходить на девятичасовой сеанс в ближайший кинотеатр. В одиннадцать я вернулся домой и сразу был атакован Люськой.

 

– Тебе не звонил Димка? Когда ты с ним разговаривал последний раз? Не могу дозвониться!

– Люсь, налей чайку и сделай пару бутеров. А Димона я после школы не видел.

– С четырёх часов трубку не снимает.

– Не проще самой к нему сходить?

– Не умничай. Ходила три раза. Дома нет никого.

– С родителями куда-нибудь смотался.

– Его родители вчера отдыхать уехали. Вернуться через две с половиной недели.

– В честь чего они так резко сорвались?

– Удалось горячую путевку отхватить.

– Отлично. Мы одни, Димон один. Чувствую, каникулы будут зачётными.

– Но Димки нигде нет.

– Объявится, никуда он не денется.

Люська психанула и ушла к себе в комнату.

– Я так понимаю, бутерброды родному брату ты делать не собираешься?

– Перебьёшься, – последовал ответ.

Минут через двадцать Люська зашла на кухню.

– Глеб, надо поговорить.

– Говори.

– Нет, сначала перестань есть.

– Не понял.

– Хватит жевать! Терпеть не могу, когда при разговоре едят.

– Тогда подожди пару сек, я голодный.

– Разговор будет серьёзный.

– Уже догадался по твоему виду. Вляпалась в историю?

– Никуда я не вляпывалась… Короче… Доедай и приходи ко мне.

Покончив с бутербродами, я вышел в коридор, хотел толкнуть дверь Люськиной спальни, но вдруг вспомнил, что сегодня ещё ни разу не был на «Одноклассниках». А это такая чёрная дыра – засасывает только так. Решив отправить пару сообщений и сразу же рвануть к Люське, я просидел за ноутом около двух часов. Вот всегда так: зайдёшь на пару минут, и в итоге убьешь два-три часа. Сценарий всегда один: включил комп, ввёл пароль, очнулся через несколько часов.

Половина второго. Люська наверняка спит, и наверняка на меня обиделась. Но всему виной социальные сети, я здесь не при чём.

Внезапно в коридоре послышался стук и Люськин голос. Я вышел из комнаты.

– Наконец-то.

– Ещё не спишь?

– Как видишь.

– А с кем по телефону трепалась?

– Не твоё дело, – Люська вернулась к себе, положила телефон на стол и, открыв шкаф, достала джинсы. – Глеб, выйди, мне переодеться надо.

– Куда ты намылилась на ночь глядя?

– По делам.

– Сдурела. Половина второго ночи.

– И что? Я не маленькая.

– Я тебя не пущу.

– Можно подумать, я буду у тебя разрешения спрашивать.

– Люсь.

– Да успокойся ты. На пять минут выйду, вернусь скоро.

– Пошли вдвоём.

– Ага, вдесятером. Зови соседей. Одна справлюсь. Ну честно, приду минут через пять. Максимум через десять.

– Скажи, кто звонил?

Вытолкав меня в коридор, Люська улыбнулась.

– Много будешь знать, скоро состаришься.

Ушла она без четверти два, а я от нечего делать, решил на пять минут снова зайти на сайт. Сел за стол, ввел пароль и… В четыре часа, борясь с зевотой и забыв обо всём на свете, разделся и развалился на кровати.

Глава вторая

Фотографии

Меня разбудил телефонный звонок.

– Глеб, ты спишь?

– Сплю, Алис.

– Вставать пора, уже половина двенадцатого. Слушай, до Люськи не могу дозвониться, она дома?

– Дома, наверное. Тоже спит.

– Будь другом, разбуди, и пусть со мной свяжется.

Прежде чем встать, я минут пять валялся с закрытыми глазами, представляя себя на пляже, на каком-нибудь островке. До Алискиного звонка мне снился классный сон: я катался на серфе на Бали. Было круто, пока не раздался телефонный звонок. Теперь придётся вставать и тащиться в комнату Люськи. Спит всегда, как сурок – ничего не слышит.

Надев тапки, я вышел в коридор.

– Подъём! – крикнул я, толкнув дверь Люськиной спальни. – Харе дрыхнуть.

Кровать была пуста. Люськи в комнате не было. Не знаю почему, но я занервничал. И почти сразу заиграла громкая мелодия телефона.

– Да! Алис, это ты? Нет… Люськи нет дома. Телефон оставила. По ходу она не ночевала дома. Хорошо, приходи!

Когда прибежала Алиса, я в десятый раз пытался связаться с Димоном.

– Недоступен.

– А где Люся?

– Не знаю. Ничего не знаю. Ночью ей кто-то позвонил, она вышла на пять минут и, по всей видимости, так и не вернулась.

– А ты где был?

– За ноутом сидел, а потом сразу спать лег.

– Глеб…

– Ничего не говори. Знаю, что сильно тупанул. Блин, Димон, ну давай же, ответь.

– Зачем тебе Димка?

– Это он звонил Люське ночью, я проверил входящие звонки.

– Глеб, надо к Димке домой сбегать.

– Пошли.

Мы выскочили на улицу и рванули к Димону. Дверь нам не открыли – хозяев не было дома. А Марс (кавказская овчарка) после каждого звонка громко гавкал и метался по коридору.

– Мне это не нравится.

– Мне тоже, – я вызвал лифт и стукнул по стене кулаком. – Люська хотела мне что-то рассказать. Она нервничала, потом этот звонок. Стопудово вляпались куда-нибудь с Димоном. Им не впервой.

– Ты знаешь, я заметила, что Люся в последнее время изменилась.

– И Димон вёл себя подозрительно, говорил, переживает за четвертные оценки. Бред! А я повёлся.

– Давай успокоимся, – предложила Алиса, едва мы вышли из подъезда, – и разложим всё по полочкам. Димка сейчас с Люськой – уже хорошо.

– Не думаю.

– Почему?

– Не уверен и всё. Безо всяких почему. Она собиралась выйти на пять-десять минут, в итоге не пришла домой совсем. Идём дальше. Ей звонил Димон, но мне она об этом не сказала. Был ли смысл скрывать?

– Давай подождём ещё немного, вдруг объявятся.

– Подождём, конечно. А когда объявятся, получат по мозгам. Оба! Слышала, как Марс в квартире беснуется? Димон не мог забыть о собаке, но упорно не появляется дома. Алис, боюсь, здесь что-то серьёзное.

– Тогда, может, сразу в полицию?

– Не-е с полицией перебор. Времени прошло слишком мало.

В четыре часа позвонил Димон. Услышав его голос, я был готов в любой момент сорваться.

– Ты где?! Люська с тобой?! Почему не отвечаешь на звонки?

– Глебыч, не части. Да, Люся со мной. У нас всё хорошо.

– Что значит, хорошо, ты издеваешься, что ли? Она домой не пришла, мы с Алиской с ума сходим.

– Выслушай меня, – повысил голос Димон. – Так сложились обстоятельства, всего сказать я не могу. Но вы не переживайте, у нас полный нормуль.

– Глеб, это правда, – услышал я голос сестры.

– Глебыч, засада только с Марсом, его выгуливать надо, а я сейчас никак дома появиться не могу. И Люська тоже.

– Погодь, Димон, что ты несёшь?

– Короче, встретимся в пять вечера на Манежке, я передам тебе ключи от квартиры. Глебыч, выгуливай дважды в день Марса.

– Димон…

– В пять часов на Манежке, – быстро повторил он. – Я ещё позвоню, сообщу точное место. Пока.

– Не отсоединяйся, Димон. Димон!

– Глеб, ну что?

Я пересказал разговор с Димоном.

– Ну в пять, так в пять, – сказала она. – При встрече мы его дожмём.

– Я один поеду на Манежку. Ты подстрахуешь. Что-то здесь нечисто, попахивает подставой.

Алиса закусила губу.

***

На Манежку я приехал без двадцати пять. Народу – тьма. В основном молодёжь и приезжие: шум, суета, толкотня. Телефон держал в руках, поминутно поглядывая на экран. Димон не звонил. Я набирал ему трижды, и каждый раз абонент был временно недоступен.

Наконец, в начале шестого раздался звонок.

– Глебыч, ты где?

– Возле фонтана. А ты?

– Подваливай к кафе, – Димон сказал название и умолк.

– Димон, кончай шифроваться. Колись, для чего столько конспирации?

– Подходи к кафе, – из трубки послышались гудки.

Закипая, я спустился по ступеням и быстрым шагом направился к кафешке. Остановившись в метре от входа, начал озираться по сторонам. И вдруг…

– Ты Глеб? – сзади возник высокий худой мужик.

– Глеб.

– Тогда держи ключики.

– А где Димон?

– Он не смог подойти, – мужик протянул мне ключи и собрался уходить, но я схватил его за локоть.

– Подождите.

– Руки убрал!

– Я хочу увидеть Димона.

– Сказано же тебе, не может Димон подойти.

– Почему?

– Вопрос не ко мне.

– Стойте.

– Свободен.

Я побежал за мужиком, но он, резко остановившись, прочеканил:

– Лучше вали домой, целее будешь.

Кровь прилила к лицу, в ушах стоял отчётливый стук сердца, я достал телефон, позвонил Димону. Чёрт! Опять недоступен.

Через двадцать минут позвонила Алиса.

– Глеб, я его потеряла. Он спустился в метро, доехал до «Автозаводской», а потом затерялся в толпе.

– Ты сейчас где?

– В метро.

– Жди меня у первого вагона.

Дома мы первым делом вывели на улицу Марса и зарулили в сквер.

– Почему ты отметаешь полицию, Глеб?

– Что мы им скажем?

– Правду.

– Какую? Согласен, они во что-то капитально вляпались, но у нас нет доказательств.

– Предлагаешь бездействовать?

– Мне кажется, в ближайшее время что-нибудь произойдёт. Должно произойти.

– Хорошее или плохое?

– Димон или Люська с нами свяжутся. Вот увидишь.

– А вдруг нет?

– Ни одной ниточки, – воскликнул я, натянув поводок. – Даже зацепиться не за что.

– Есть Люсин телефон.

– И что?

– Ты проверял все входящие и исходящие звонки?

– Нет, посмотрел только, кто звонил ей ночью.

– Когда придём, надо проверить все звонки и эсэмэски.

Я кивнул.

– Это мысль.

Как назло в последнее время Люська звонила только самым близким друзьям. Ни неизвестных или подозрительных входящих (как впрочем, и исходящих звонков) замечено не было. Эсэмэски она вообще не отправляла. А получала только от Димона, но ничего интересного в них не оказалось – обычная писанина.

Зато поздно вечером, когда мы сломали голову от всевозможных предположений и догадок, Алиска вдруг вскрикнула:

– Глеб, смотри!

Она вертела в руках Люськин телефон и совершенно случайно (скорее на автомате) начала просматривать фотки. Люська любит фоткать всякую ерунду: красивое облако, бабочка на стекле или кошка на лавочке. Теперь же, помимо четырёх десятков кошек, песиков и закатов в папке с фотками обнаружилось три довольно-таки любопытные фотографии.

– Нож, какой-то, – сказала Алиса.

– Ты что! Это не нож – кинжал! С ножнами. И по ходу… Алис, вроде рукоять кинжала и ножны инкрустированы камнями.

– Перенеси фотки на ноут.

На всё про всё у нас ушло не более пяти минут. И вот мы уже сидим перед ноутбуком, с интересом разглядывая фотки с Люськиного телефона.

– Вот это да! – воскликнула Алиса. – Глеб, неужели настоящие драгоценные камни?

– Может быть, настоящие. А может, и нет.

– Где Люська могла такой кинжал сфоткать?

– Смотри, Алис, он лежит на бордовой бархатной ткани.

– Футляр?

– Не, не футляр. Вроде просто ткань в обычной коробке.

– Глеб, а здесь, – Алиса ткнула пальцем в монитор. – Это ламинат или линолеум.

– Точно.

– Получается, Люся сфоткала кинжал, когда тот лежал на полу.

– Похоже на то.

– Ой, там крыса!

– Где?

– Да вон-вон. Увеличь, Глеб. Видишь?

– Ага.

– Фу, какая гадость.

В левом верхнем углу была запечатлена толстая крысиная морда. Очевидно, когда Люська фотографировала кинжал, рядом на полу сидела крыса.

– Муть какая-то получается. Люська боится крыс, она бы близко к ней не подошла.

– Крыса странная, да? Морда жирная, шерсть необычная.

Пока Алиса разглядывала попавшую в кадр часть крысиной морды, я всё своё внимание сосредоточил на кинжале. Красота это, конечно, неописуемая. Если только на фотке не подделка, а действительно настоящий кинжал, рукоять которого инкрустирована драгоценными камнями – это произведение ювелирного искусства.

Рукоять представляла собой шею и голову мифического дракона с распахнутой пастью. Крестовина кинжала в форме распростёртых крыльев дракона; ножны опоясывал хвост дракона.

– И такой артефакт лежит на полу? – спросил я сам себя. – На обычном линолеуме? Не верю.

– К тому же рядом бродят крысы, – с отвращением сказала Алиса. – Не вяжутся как-то эти вещи между собой.

– Что будем делать?

Ответить мне помешал телефонный звонок.

– Это ведь Глеб? – спросил грубый мужской голос.

– Кто вам нужен?

– Ты и нужен. Слушай внимательно и мотай на ус: твоя сестра и друг в безопасности ровно до тех пор, пока ты ведёшь себя смирно и покладисто. Никакой полиции, никакого шума и лишних телодвижений. Учти – любая твоя инициатива будет наказуема.

– Что вам нужно, говорите?

– Я уже всё сказал. Сиди тихо, не высовывайся и все останутся довольны.

– Я хочу поговорить с сестрой.

 

– Нет.

– Я должен убедиться, что она в безопасности.

В трубке послышалось сопение.

– Ладно, жди.

– Алло! Куда вы пропали?

Трубку бросили.

– Глеб, кто звонил?

– Откуда я знаю, – вспылил я. – Люська с Димоном у них. Это ловушка, я был прав.

– Требуют денег?

– В том-то и дело, они ничего не требуют.

Телефон снова ожил.

– Алло!

– Глеб, это я.

– Люська!

– Тебя не обманули, с нами хорошо обращаются. Не нервничай и… – Люська запнулась, и мне показалось, ей диктуют, что именно она должна говорить. – Глеб, ничего не предпринимай. Димка просит тебя забрать Марса к нам. Так будет лучше. И не забывать кормить моего Пинки. Позаботься о Пинки, Глеб.

– Поговорил с сестрой? – с усмешкой спросил сиплый голос. – Убедился?

– Если вам нужны деньги, назовите сумму.

– Ох ты, какой богатый, – мужик засмеялся.

– Назовите!

– Сами не бедствуем, – последовал ответ. – Помни, о чём я говорил. Без шуток!

Пошли быстрые гудки.

– Люська просила позаботиться о Пинки, – сказал я, теребя в руках её телефон. – О Пинки, понимаешь?

– Нет. Пинки – это кто?

– Он перед тобой.

– Телефон?

– Да. Она в шутку называет его Пинки.

– Почему?

– Телефон розового цвета. Pink – розовый. Люська не могла сказать в открытую, поэтому и просила «кормить» и заботиться о Пинки. Всё дело в телефоне. Алис, голову даю на отсечение – она имела в виду фотографии.

– Возможно.

– Точно говорю, фотографии! Из-за кинжала заварилась эта каша, я кожей чувствую.

– Но что мы можем сделать, что предпринять, если нам ничего неизвестно?

Мы ещё долго просидели с Алиской в тишине. Говорить не хотелось, требовалось всё осмыслить, переварить и осознать. Ситуация вырисовывалась критическая.

Глава третья

Ульяна и Казик

Вечером я решил проверить Люськин ноут, и сразу же наткнулся в избранном на сайты с информацией о кинжалах. Ага, значит, мой расчёт оказался правильным – Люська вела собственное расследование, интересовалась кинжалами (в частности тем, который сфоткала), и уже успела добавить в избранное несколько тематических сайтов. И что мы здесь имеем? Первый сайт мне ничем не помог, второй тоже оказался бесполезным, а третий… Хм, стоило мне открыть страницу, в глаза сразу бросился знакомый кинжал с рукоятью в виде шеи и головы дракона.

Начав читать статью, я вздрогнул от неожиданного звонка. Интересно, кого принесло в одиннадцать вечера?

Открыв дверь, увидел высокую полную женщину с хмурым толстощёким лицом и рыжего парнишку, выглядевшего болезненно бледным и хилым. Оба почему-то стояли на лестничной площадке в носках – обувь держали в руках. На полу громоздились два потёртых чемодана, объёмная хозяйственная сумка и баян.

– Вы кого-то ищите? – спросил я, переводя взгляд с пацана на грузную тётку.

– Соседи ваши куда запропастились? – нервно спросила женщина, кивнув на соседнюю дверь.

– Кузнецовы? Они уехали.

– Далеко?

– В Хельсинки, к сыну.

Тётка глубоко вздохнула и запричитала:

– Ой, горе-горюшко! Что же теперь нам делать? Казик, сыночка, как же это?!

Пацан шмыгнул носом, посмотрел на меня с опаской, словно боясь, что я могу на него наброситься и искусать, и пробормотал:

– Где мы остановимся?

– Ой, не знаю, Казик. Надо было бабу Дуню послушать и телеграммку отбить. Иль позвонить сперва. Чуяло моё сердце, сгинем в городе этом. Казик, сыночка!

– Откуда вы приехали? – спросил я.

– Из Саратовской области мы. Деревня «Захрюкино», знаешь поди?

– Впервые слышу.

– Ну! – тётка сморщила лицо. – Деревня у нас хорошая. Алкашей почти нет, у каждого свое хозяйство…

– Мам, – парень легонько толкнул тётку в бок. – Про гостиницу спроси.

– Боже ж мой, Казик, какая гостиница?! Иль не знаешь, какие в ихних гостиницах-то цены загребущие. Вспомни, дядька Тимофей-то в прошлом годе рассказывал, как в гостинице последние рублики-то просадил. Не по карману нам гостиница будет, нам бы это… – тётка посмотрела на меня и спросила: – Где тут у вас дом колхозника?

Я пожал плечами.

– Впервые о таком слышу. Вы меня извините, но мне надо идти.

Тётка пробормотала что-то невнятное, а я, закрыв дверь и дойдя до Люськиной спальни, остановился. Блин, ну куда они сейчас отправятся со своими чемоданами и сумкой, к тому же на ночь глядя? На вокзал? Жалкие они какие-то, потерянные. Нет, не смогу заснуть, зная, что эти двое из своего «Захрюкино» ночью одни в огромном городе.

Открыв дверь, я сказал:

– Вы можете переночевать у меня, а утром… Утром вернётесь домой.

– Нельзя нам домой возвращаться, – тихо ответил Казик.

– Почему?

– Дело у нас важное в Москве. Мы тут на две недели задержаться должны.

– Заходите.

– Ой, спасибочки тебе, добрая ты душа. Казик, сыночка, что стоишь, как истукан, заходи, пока пускают. – Тётка подхватила чемоданы и сумку, будто те были легче пушинки, и ввалилась в прихожую. – Будем знакомы, я Ульяна, а это мой сын – Казимир.

– Можно просто Казик, – пискнул Казик.

– Я – Глеб. Ульяна, а как вас по-отчеству?

– Да брось ты – свои люди, чего отчества-то городить? Ульяна я – и всё тут. Уф, Казик, ты обувкой-то не тряси, вишь какая чистота кругом. Полож ботинки в уголок. И баян на пол полож, только аккуратно.

– А почему вы в носках? – спросил я.

– Ну как же можно, – засмущалась Ульяна. – Мы хоть и в деревне живём, а всё ж люди образованные, грамотные. У вас подъезд-то как музей чистенький. На полу такие белые плитки лежат, сверкают – аж глаз слепит. Стены сияют, а этот, лифт-то, прям целая комната с зеркалом. А мы ж с Казиком не свиньи какие-нибудь, понятие имеем – раз в чистый дом зашли, так обувку у порога снять надо.

Это атас, подумал я, и сразу же кивнул гостям на ванную комнату.

От нашей квартиры Ульяна осталась в полном восторге.

– Хоромы в чистом виде. Как люди живут, Казик, сыночка, иди, посмотри на балкону. Ой, какая у вас балкона большая. Ой-ой-ой, мать честная – высотища! Голова кругом пошла. Казик, выйди с балконы, выйди я сказала, голова закружится, свалишься вниз.

– Идите пить чай, – позвал я.

– А где ж родители, Глеб?

– В отъезде, – уклончиво ответил я.

– Стало быть, ты один пока дома?

– Один.

– Глебушка, ты уж не серчай на нас, ты уж войди в положение, разреши две недельки у тебя пожить. Акромя тебя и Кузнецовых мы в городе-то никого не знаем. Не губи нас с Казиком. Очень просим! Я прошу, и Казик просит. Казик! – Ульяна повысила голос и строго посмотрела на жевавшего бутерброд сына. – Хватить жрать, проси Глеба.

– У нас в Москве важное дело, – повторил Казик. – А жить негде.

Наверное, в тот вечер у меня было сентиментальное настроение, поэтому я дал Ульяне с Казиком добро. Пусть живут, от меня не убудет.

Чуть погодя я узнал, что Ульяне пятьдесят два года, она всю жизнь проработала дояркой и имеет несколько почётных грамот. Казику четырнадцать (надо же, мне казалось, ему лет одиннадцать), он поздний ребенок и, по словам Ульяны, обладает гениальными способностями.

– Кузнецовы ваши родственники?

– Дальние, – махнула рукой Ульяна. – Наташа Кузнецова, дочь Варвары Кузьминичны, вышла замуж за Володьку Гурьянова, приемного сына Петра Ивановича, двоюродного брата Маринки Иванеевой. А Маринка моему мужу кумой приходится.

Легче застрелиться, чем понять, что она сейчас сказала.

– А в Москве впервые?

– Ну что ты! – Ульяна даже оскорбилась моему вопросу. – Ты вот думаешь, раз в деревне живут, значит, света белого не видят. Не-не-не, у нас культура на уровне. В каждом доме телевизор есть. Прикидываешь, да? Холодильники, стиралки там, всё чин-чином. А я, чтоб ты знал, в Москву-то уже четвёртый раз приезжаю. Вона как! В семьдесят втором году меня мама в ушную больницу привозила – на консультацию к ушнику. Мы тогда в доме колхозника заночевали. Второй раз я в Москву в начале девяностых приезжала, когда золовка новоселье устраивала. А третий раз лет десять назад на золовкин юбилей.

– Почему сейчас к ней не поехали?

– Так поругались же насмерть, я к ним теперь ни ногой. Казик, сыночка, устал, да? Спать хочешь?

– Нет.

– Как нет? Весь день на ногах.

Я разместил их в гостиной: в распоряжение Ульяне отдал двуспальный диван, Казику раздвинул широкое кресло. И если он, едва только лёг, сразу уснул, то Ульяна отдыхать не собиралась.

– Я не устала, – сказала она, пройдя на кухню. – Давай посуду помою, Глеб.

– Не надо, я уже загрузил посудомоечную машину.

– Это как же?

Пришлось объяснить и показать.

– Японский городовой! Сама посуду моет. Ты погляди. Вот что значит город! Столица-матушка наша. Куда ни глянь – везде красотища. Мы с Казиком когда в метро спустились, прямо онемели оба. Музей! В чистом виде – музей. Всё в мраморе, колонны высоченные, стены, потолок в картинах. Ну ведь музей же, Глеб. Жаль только, поезда часто пускают, грохочут как оглашенные, сосредоточиться мешают. И людей много: бегут, как бешенные. Во народ, кругом такая красота, а им хоть бы хны. Мы с Казиком на каждой остановке выходили.

– Зачем?

– Знамо зачем – фотографироваться. Двести пятьдесят раз сфотографировались. Покажем фотографии у себя в «Захрюкино» – обзавидуются. Ой, ну как у вас просторно – дворец. В чистом виде дворец! У золовки-то квартирка поганенькая. Ага. И подьезд серый, стены исписаны, лесенка грязнюча, а у вас – шик.

Когда Ульяна начала клевать носом, я уговорил её пойти и лечь спать.

– Да, да, – кивала она, непрестанно зевая. – Пора. Уморилася за день. Спокойной ночи, Глеб.

В комнате я углубился в чтение статьи.

***

Утро началось с зычного голоса Ульяны. Сначала мне показалось, она ругает Казака, но прислушавшись, я услышал следующее:

Рейтинг@Mail.ru