Юрий Васильевич Петренко
Древний Воронеж
Само хазарское городище, согласно «Писцовой книге города Воронежа 1615 года», «дано под монастырь места вверх по Воронежу, на гороцкой стороне, Козарское городище». Хозарское поле находилось пятью километрами выше, на современной территории ВГАУ, ВГЛТА, в Троицком лесу. Называлось оно «Козарская поляна». В 1899 году здесь находили копья, стрелы и пр. Видимо, в этих местах когда-то происходили сражения. Видный воронежский археолог А.З. Винников считает, что «Археологическая карта…» Н.В. Валукинского более чем на 90 % соответствует действительности.
Подведя итоги масштабным, пусть и не совершенным, исследованиям левого и правого берегов Воронежа, Н.В. Валукинский делает следующее заключение: «Археологические памятники, обнаруженные в процессе обследований, охватывают очень значительный промежуток времени, который можно разбить на следующие периоды:
поздний неолит;
поздняя бронза;
переходний период (условно назван временем поздней бронзы и раннего железа);
раннее железо;
развитое железо (так называемый «дославянский период»);
ранние славянские поселения;
селища XII-XV вв.»
Как видим, пласты непрерывной жизни человека на берегах реки Воронеж охватывают весьма большой отрезок времени, начиная с глубокой древности VI-I вв. до н.э. и кончая XV веком, т. е. протяженностью более двух тысячелетий.
После войны Н.В. Валукинский переехал в Казахстан, в г. Джезказган, где создал геолого-минералогический музей. Здесь он и умер в январе 1950 г.
К нашему сожалению и стыду, портрет Н.В. Валукинского воронежскими краеведами до сих пор не найден, а по утверждению Е.Ю. Захаровой, хранится он в Санкт-Петербурге, в одной из библиотек.
Читатель может заметить, что на карте Н.В. Валукинского отсутствуют знаменитые «Частые курганы». Причина тому одна: этот скромный человек считал, что и без него об этих курганах и скифской вазе знает весь мир.
9. Археолог В.А. Городцов на «Частых курганах»
Воронежские древности манили к себе не только местных краеведов и историков, но и более маститых столичных археологов. Одним из них был Василий Алексеевич Городцов (1860-1945) – крупнейший археолог России, внесший выдающийся вклад в развитии отечественной археологии, заложивший фундаментальные основы археологии как науки. В отличие от многих «старых спецов», он не покинул Россию, а благодаря своему неуемному, энергичному характеру, целеустремленной и «вездесущей» деятельности достиг блестящих результатов. «Археологический волк, мастодонт» – в шутку называли его друзья.
Первые археологические пробы В.А. Городцова относятся к концу XIX столетия. Он исследовал памятники в районе р. Оки, затем в 1897 г. на Рязанщине в с. Алеканово нашел знаменитый горшок с древнерусской надписью из 14 букв, так называемым «алекановским письмом» – чертами и резами, письменностью языческой Руси, уходящей корнями в глубокую древность. Именно на черты и резы указывала Екатерина II в письме Вольтеру как на древнерусскую письменность.
Но по-настоящему его талант как археолога раскрылся в 1901 году при раскопках курганов эпохи бронзы в Харьковской и Екатеринославской губерниях. На территории Изюмского уезда его экспедицией было раскопано 107 курганов доскифского периода.
В 1927 году экспедиция, возглавляемая В.А. Городцовым, появилась на окраине Воронежа и приступила к раскопкам «Частых курганов». Было раскопано 6 курганов, найдены предметы скифского периода, а в кургане № 2 – пять скелетов головами на восток, предположительно более раннего периода. Были найден точильный камень, «пестик», обломки сосуда.
Василий Алексеевич вспоминал: «Урочище «Частые курганы» представляет собой высокое поле, с которого открывается обширный кругозор как в сторону долины р. Дон, так и в сторону г. Воронежа. В урочище располагалось 27 курганов, из которых ранее было раскопано 14 и нашей экспедицией было раскопано 4 кургана, один курганообразный холм загадочного назначения и один курган более древнего времени». Таким образом, перед В.А. Городцовым предстали 26 скифских курганов и один «холм загадочного назначения». Не исключено, что это было «священное место», святилище.
В кургане № 1 высотой 2,5 м и окружностью 120 м, были явственно видны следы работы грабителей. Тем не менее, в нем были найдены амфора и железный нож со следами костяной рукоятки. В других курганах были обнаружены коллективные погребения, чаша – энохоя, а рядом с ней – железный нож, скифский бронзовый котел и 24 бронзовых прорезных колокольчика, глиняное пряслице, янтарные бусины, а также 18 треугольных и 3 фигурных золотых бляшки, изображавшие оленей.
В последнем кургане были найдены скипевшиеся железные стрелы, золотое колечко, железный топор, бронзовые бляшки. В.А. Городцов относит все эти предметы к VI-V вв. до н.э. Учитывая то обстоятельство, что скифы буквально облепляли знатного покойника массой всевозможных изделий из золота, являвшегося притягательной силой для грабителей, В.А. Городцов сожалеет об утраченном: ««Частые курганы» были разграблены и, несомненно, в древности: грабители отлично знали устройство могилы, а это облегчало им работу, на которую требовалось не более 4-5 часов. Грабители прокопали свою лазейку через насыпь кургана так, чтобы она ударила в край накатника, покрывающего яму, опустились под него и спешно, забрав украшения, сопровождавшие покойника, вынесли их наверх и, засыпав лазейку, удалились с добычей».
Несложно представить себе, какие уникальные изделия «звериного стиля» навсегда пропали для науки. Ведь брали самое дорогое, емкое, рельефное, выразительное и привлекательное. Зачастую награбленное золото, завязанное в мешки, едва помещалось на лошадях. Тогда его прятали, закапывали в землю. Как правило, дабы скрыть следы, золото скифов переплавляли в обыкновенные слитки.
Василий Алексеевич Городцов прославился не только как археолог, именно он выделил археологию как самостоятельную науку, дал определение понятию «археологический памятник», разработал «законы» археологии. Кроме всего прочего, В.А. Городцов активно работал в Историческом музее, преподавал в МГУ, воспитав целую плеяду ученых-археологов. Среди окончивших МГУ в 1930 г. был и выдающийся историк-археолог Б.А. Рыбаков.
В.А. Городцов скончался в 1945 году, а вскоре в IX номере «Советской археологии» за 1947 год был опубликован его отчет о раскопках на «Частых курганах».
И вновь для нашей страны наступают мрачные времена. Немцы, ослепленные фанатизмом Гитлера, в очередной раз нападают на Россию. В районе «Частых курганов» ведутся оборонительные работы для защиты города, на холмах роются окопы, устанавливаются зенитки и орудия. Воронеж вскоре был захвачен фашистами. Началось 212-дневное противостояние. Город пылал, здания взрывались и рушились, тысячи воронежцев пали смертью храбрых. И лишь 25 января 1943 г., в результате кровопролитных боев Воронеж, разрушенный более чем на 90 % (даже более, чем Сталинград), был, наконец, освобожден. Начались восстановительные работы. Следует отметить, что война практически уничтожила весь архив, а немалое количество ценностей Воронежского краеведческого музея пропало бесследно.
Если история Великой Отечественной войны, ратный подвиг советского народа на полях сражений и в тылу врага широко освещены как в многотомных документальных трудах историков и полководцев, так и в произведениях целой плеяды писателей, то судьба областных, районных, городских краеведческих музеев, попавших в зону фашистской оккупации, практически не исследована. Немцы со своей педантичностью и накопленным опытом войны в Западной Европе старались захватить не только материальные ценности: золото, картины, антиквариат, – но и уникальные архивные документы. Для этих целей у них были созданы специальные команды наподобие известной «Аненербе» для захвата русской старины, русских древностей. Кроме того, шпионская сеть и диверсанты также способствовали успешному завершению операций по захвату «русских ценностей». Вспомним хотя бы историю с петербургской Янтарной комнатой.
Практически на всей территории страны от Прибалтики до Крыма шла неравная, а порою трагическая борьба по спасению русской старины, борьба простых людей – музейщиков, архивистов – с обученными, вышколенными спецкомандами немецких захватчиков. В лучшем случае в товарных составах, на грузовиках спешно паковались и вывозились в тыл, на восток, уникальные музейные ценности. Как правило, в первую очередь эвакуировались заводы, фабрики, а уже потом предметы старины. До нее ли было, когда фашисты наступали, бомбили города и села! В худшем случае русские древности постигала участь «готского золота».
«Готское золото», или «золото готов», поистине бесценная коллекция золотых изделий древних готских мастеров начала нашей эры, была собрана до войны в Керченском музее Крыма. Более 700 (!) изделий из золота высшей пробы общим весом в 25 кг хранилось в Керчи, древней Пантикапее. Здесь были и бляшки, и золотые серьги, змейки, кольца и прочее.
Немцы знали об этом и старались вернуть, по их мнению, «арийскую» древность на ее законную родину. После ожесточенных боев за Севастополь (ничего другого не придумали) было решено запаковать «готику» в черный чемодан и двинуться с ним в потоке беженцев в сторону Краснодара. Перипетии борьбы с немецкими ищейками похожи на детектив, но в итоге «золото готов», или «керченский клад», исчезло и не найдено до сих пор. Оно не досталось ни тем, ни другим… Примерно по такому же сценарию разворачивались события практически во всех оккупированных советских городах.
То же самое произошло и в Воронеже. Железнодорожный состав, двинувшись на восток, уже в Отрожке подвергся жесточайшей бомбардировке. Начался пожар, появились раненые и убитые. Возможно, горел и пострадал вагон с музейными экспонатами. Решено было часть музейных изделий, «не подлежащих согниванию», то есть из металла, а также драгоценности, упаковать и переправить в лес, где и закопать. Другие музейные экспонаты все же доставили в г. Джамбул, но после войны они так и не были возвращены воронежскому музею. Вот так прозаично исчезли довоенные материалы Воронежского краеведческого музея. Во всех отчетах и справочниках они значатся как «утерянные в годы ВОВ». Так были утрачены ботфорты Петра I, а возможно, и карета царя.
В довоенное и послевоенное время археологические изыскания в Воронеже и области проводятся работниками краеведческого музея С.Н. Замятниным, Д.Д. Леоновым, А.Ф. Шоковым и др. С болью в сердце энтузиасты-археологи, вооруженные лишь киркой да лопатой, наблюдают, как распахиваются, разворовываются древности нашего края.
Возглавляя археологический отдел областного краеведческого музея, С.Н. Замятнин3 руководит раскопками у Россоши (вскрыто 4 кургана), затем ведутся раскопки у с. Отрожка (эпоха бронзы) в черте Воронежа, а в 1929 году его экспедиция переезжает в с. Патриаршее, Донское, Засосенка (совр. Липецкая область).
К Воронежу, к одному из известнейших археологическими памятниками краю, не случайно притягивались мысли и взоры известных ученых: археологов, биологов и т.д. Перед вами редкая фотография участников довоенного (за месяц до Великой Отечественной войны!) объединенного пленума историков, археологов, биологов. Второй справа, с тростью и в шляпе – В.А.Городцов.
Летом 1949 года А.Ф. Шоков и Д.Д. Леонов подготовили обстоятельный (два тома) отчет «К скифским памятникам Среднего Дона», в котором кроме известных археологических памятников у с. Мастюгино, с. Владимировка (Криница тож), Россоши и др. были исследованы и «Частые курганы».
«При осмотре Частых курганов, хорошо известных в литературе, – пишут авторы, – оказалось, что внешний облик курганов сильно изменился в результате Отечественной войны. Во время войны на курганах помещались командные пункты и батареи, а поэтому площади курганов изрезаны глубокими выемками, рвами, окопами, ходами сообщений. Здесь была важная позиция и проходили ожесточенные бои, от которых остались значительные следы.
Только в прошлом году площадь могильника была очищена от громадного количества подбитых немецких танков, орудийных лафетов и многочисленного железного лома. Все это в настоящее время в значительной степени затрудняет установление точного количества курганов данного могильника».
Следует отметить, что даже спустя 40 лет после войны в районе 85-й школы подорвались на мине двое мальчишек.
«В настоящее время территория, на которой распложены курганы, распахивается колхозами с. Подгорного (им. 13 лет РККА и им. Молотова), а с южной стороны к этой территории примыкают своими северными концами улицы Донская, Подгоренская, Тамбовская, Рязанская, Тульская и Крайняя Коминтерновского р-на г. Воронежа. Кроме того, огороды (посевы) ближайших жителей расположены на территории могильника, в его южной части».
Картошкой, огурцами да помидорами с могильников скифских царей питались в трудные и голодные послевоенные годы немало жителей окраин Воронежа.
«Усиливающаяся распашка территории могильника, дальнейшая застройка требуют скорейшего доследования памятника», – пишут о Частых курганах А.Ф. Шоков и Д.Д. Леонов.
Весьма любопытны выводы по археологическим памятникам Подонья и, в частности, Воронежского края.
«1. Территория Воронежского края, – пишут А.Ф. Шоков и Д.Д. Леонов, – была искони заселена людьми. Древность этого заселения связана со временем последнего (вюрмского) оледенения Европы (около 50 тыс. лет до н.э.).
А.Ф.Шоков
2. Во время последнего оледенения Европы, угасающие ледники которого находились далеко от нашего края (на расстоянии 500-600 км), здесь сухая, холодная степь сменялась лесотундрой, и на территории края существуют первые известные нам поселения первобытных людей.
3. Начиная с конца ледникового периода (около 25 тыс. лет до н.э.) жители местного края – охотники, собиратели – заселяли берега Дона, имели оседлый образ жизни и в общественно-историческом отношении находились на средней ступени периода дикости».
Со средней ступени дикости охотники-рыболовы поднимаются к высшей ступени дикости, а затем уже скотоводы-земледельцы поднимаются еще выше к средней (1-е тыс. до н.э.) и высшей ступени варварства (VIII-X вв. н. э.) Это славянские племена, не откуда-то пришедшие и не бродячие орды охотников, а устойчивые поселения. «И кроме того, они занимались не только охотой и рыболовством, но и мотыжным земледелием, чему способствовали вполне природные условия местного края. Все это в известной степени подтверждает и археологический материал, собранный в нашем крае: в отличие от других мест восточного полушария, на территории нашего края исключительно пастушеских племен, ведущих кочевой образ жизни, не было.
«…Что касается славянского периода, то, вопреки некоторым мнениям, жители этого периода – славянские племена – также не пришли сюда откуда-то с севера или юго-запада, а были исконными жителями бассейна Дона», – делают вывод ученые.
Закончилась кровопролитная война, и надо было залечивать раны, нанесенные фашистами. Людям не хватало элементарного: жилья и еды. Ютились под рухнувшими стенами домов, в подвалах; да и голод 1947 года скосил тысячи ослабленных войною людей. Ходили в одном платье, что выдали на фронте, замены не было. «На работу и на танцы хожу я в гимнастерочке», – шутили отставники. Еще более ужасная картина была в русской деревне. Серые «кухвайки», кирзовые сапоги, домотканые штаны, шапки-малахаи. Бедность жуткая. Сидели на одной картошке да лебеде. Но исконно русская вера, что все это пройдет, схлынет, настанут лучшие времена, была неугасимой. Во многих семьях взамен погибших рождались новые молодые русичи, рыжие да конопатые. По пять, десять и более детей в семье было обычным явлением русской послевоенной деревни. Восстановление городов и сел, темпы строительства потрясали. Рушились старые мазанки, соломенные хатки, появлялись новые дома с электричеством, газом, радио и прочими бытовыми благами, строились новые заводы и фабрики, дороги, школы и больницы. Тысячи молодых людей ехали осваивать целинные земли, на комсомольские ударные стройки. Русь расцветала.
10. Экспедиция П.Д. Либерова
И вновь «Частые курганы» манят к себе археологов. 1954 год. Раскопками руководит Петр Дмитриевич Либеров (1904-1983)4, славящийся своей пунктуальностью известный российский археолог, возглавляет Воронежскую лесостепную скифскую экспедицию.
«Наши работы в урочище «Частые курганы», – пишет видный археолог, – показали, что наряду с курганами эпохи раннего железа в могильнике встречаются курганы эпохи бронзы». П.Д. Либеров четко локализует их: «Курганный могильник в урочище «Частые курганы» расположен на высоком плато с широким обзором местности в сторону поймы р. Дон в северо-западной части Воронежа. В дореволюционное время курганный могильник находился на расстоянии 4-5 км от центра города. Ныне кварталы города подошли вплотную к могильнику, а на самой его территории находится аэродром» (имеется в виду здание и территория старого аэропорта, расположенного близ памятника Славы по ул. Хользунова).
П.Д. Либеров сожалел, что многие курганы были повреждены во время войны. Тем не менее, его экспедиция раскопала 6 насыпей на «Частых курганах» и 6 поселений у сел Подгорное и Подклетное. Было найдено множество ценной посуды скифского периода, остатки человеческих костей, бронзовое шило, нож и игла с ушком, лежавшие, по-видимому, в деревянной коробочке, железный наконечник стрелы. В кургане № 2 был найден каменный пестик для ступы, которым пользовались скифские женщины для растирания зерен и мака. Сама ступа, видимо, раскололась. Надо сказать, что воронежская ступа – родная сестра египетской, древнегреческой и др.
В других курганах было обнаружено немало предметов того же «звериного стиля». Это бронзовая бляха в виде головы кабана, 17 золотых бляшек с изображением кабаньей головы, серебряное скульптурное изображение медведя, бронзовая бляшка, изображавшая лежащего волка, бляха из белого сплава в виде головы лося и т.д. Древний скиф наслаждался, любовался окружающей природой и ее обитателями. Только добрый и сильный человек мог изваять знакомые образы диких животных, живущих рядом. «Вся эта чудная местность, – восторженно восклицает П.Д. Либеров, – заключена между большими селами – Подгорное и Подклетное, – находящимися одно от другого на расстоянии около 5 км. Легко можно представить себе, насколько был удобен для расселения и благоприятен для занятий земледелием, скотоводством и рыбной ловлей этот уголок в эпоху бронзы и раннего железа!»
Параллельно с экспедицией П.Д. Либерова на другом конце города с восточной стороны, близ моста через р. Воронеж у Отрожки трудились воронежские археологи-сотрудники областного краеведческого музея. И вновь были сделаны интересные находки, относящиеся к эпохе бронзы. Раз уж речь зашла о ступе как одном из наиболее древних орудий труда человека, позвольте, уважаемый читатель, остановиться и более подробно рассказать об этом незамысловатом на первый взгляд, но нужном крестьянском чуде, повсеместно встречающемся на земле воронежской.
11. Ступа
Итак, перед вами ступа – древнейшее орудие крестьянина-землепашца. Применялась она практически круглый год. В ступу засыпалось зерно – рожь, пшеница, овес, ячмень – и путем удара пестом дробилось на мелкие части, вплоть до получения муки.
Ступа – прообраз ветряных мельниц средневековой Европы и Руси. Ею пользовались египтяне, греки, римляне, византийцы, русы, славяне. Первые ступы были из камня. Когда появились мельницы, на них обычно ставили ступы мельничные – широкие, массивные дубовые колоды, вытесанные из дуба-кряжа, в которых толкли зерно окованные металлом песты-толкачи. Таким образом получалась мука и отходы птице и скотине.
Слово «ступа» на санскрите, одном из основных древнеиндийских языков, существовавших в I в. до н.э., означало «куча земли, камней», хранилище реликвий. Формы полусферической ступы применялись в индийской и непальской архитектуре. В.И. Даль пишет: «Ступа – старинное стенобитное орудие, таран, баран. Тяжелая колотушка, кий, трамбовка, ручная баба для убивания земли; здесь ступа принимает значение песта. Неуклюжий, тяжелый, неповоротливый человек, особ. баба; лентяй, увалень, тяжелый на подъем».
Ступа упоминается в русских летописях IX века: «Манна же аки семя, а обличье его яко лед бело, и исхожаху люди и сбираху, и меляху, и в жерновах толчаху и в ступах и варяху».
«Ступою» назывался охотничий силок на тетеревов, рябчиков и даже глухарей, употребляемый в XV-XVIII веках. Это была искусно сплетенная из прутьев ловушка, севши на которую, птица проваливалась вниз.
«Как бы не так! – противилась ведьма, Баба Яга в русских сказках. – Лучшего летательного аппарата, чем ступа, сроду не придумаешь!» Как правило, ведьмы вылетали на ступе через дымовую трубу в ночь на Ивана Купала, направляясь на Лысую гору под Киевом (хотя в Воронеже и своя имеется), дабы справлять там шабаш и вредить людям.
М. Забылин в книге «Русский народ» описывает древний обычай, называемый «Толокчи в ступе», который якобы отгонял нечистую силу:
«Накануне Купала, вечером, девушки, собравшись к одной из своих подруг, толкли в ступке ячмень, распевая песни. На другой день поутру из этого ячменя варили кашу, называемую кутьей, которую вечером того же дня, заправивши маслом, съедали. После того, взяв от телеги передние колеса, схватившись руками за оглобли, возили на оси некоторых из подруг по селу и по полям с песнями. Такие поездки совершались до утренней росы. Причем девушки умывались этой росой, чтобы быть красивее и здоровее».
И ведь верно, как утверждает современная медицина, умывание утренней росой, ходьба по утренней росе лечит многие болезни. Человек после этих процедур ходит легкой поступью, не ходит, а летает.
Пришлось и мне как-то в молодости столкнуться с этим древним орудием труда. Как-то весной 1963 года я, выпускник средней школы, рыбачил на Инютинке, неподалеку от отроженских луговых озерков. (Воронежское водохранилище, затопившее впоследствии эти места, тогда еще не построили). Вижу, несколько мальчишек ловят в озерке сеткой-«топтухой» рыбу. Обычно во время половодья из реки Воронеж и Инютинки в такие озерки, овражки заходило немало рыбы.
И вот краем глаза наблюдаю, что-то у пацанов не заладилось, какое-то волнение меж ними произошло. Подхожу поближе и вижу, как мальчишки с натугой тянут, чуть ли не рвут сетку, а вытащить ее не могут. Пришлось раздеться и лезть к ним на помощь. «Топтуха» краем зацепилась за что-то и не поддавалась. Ощупывая руками скользкий предмет и помаленьку очищая его от тины и грязи, мы наконец-то извлекли на свет Божий метровое бревно.
«Фу, гадость вонючая!..» – пнул его старшой. А от бревна действительно шел противный запах болотного газа.
«Дядя, дядя, глянь, а у него зелезяка!..» – вдруг завопил меньшой, носивший ведерко с рыбой. Рыжий и конопатый, с небесными глазами, он постоянно лазил своим пальчиком куда надо и куда не надо. Вот и на сей раз не успели мы и глазом моргнуть, а он уже отковыривал глину с деревяшки.
Пришлось тащить мокрое и тяжеленное бревно на берег Инютинки. Залезли в теплые, прозрачные воды речушки, отмыли, отчистили от грязи склизкую поверхность, вытащили на лужок – и ахнули. Нашим лазам явилось ладное, изготовленное человечьими руками деревянное чудо. Деревянный ствол, видимо, дубовый, металлические обручи. Нижний, более широкий, весь проржавел и от длительного хранения вскоре треснул. Верхний же ободок был изготовлен из цветного металла. На нем отчетливо был выдавлен крест. Под крестом на дереве смутно чернели какие-то знаки. Мокрой тряпкой протерли их, и я отчетливо увидел древние буквы в три ряда.
В начале текста была начертана буква, похожая на нашу «А», но несколько другая. Кроме этого были еще две, на мой взгляд – незнакомые: одна в виде змейки «З», другая – похожая на твердый знак буква «Ъ». Положение наше усугублялось еще и тем, что ни листка бумаги, ни ручки ни у кого не было. Тем не менее, я, как будущий историк, запомнил еще несколько букв. Это: «О», «В», «Г», а также «Н», «Ж» и «Ш». Попытки каким-либо образом прочесть, расшифровать текст закончились безрезультатно.
Не менее загадочной выглядела и верхняя часть бревна, из которой торчало более узкое деревянное изделие.
«Ба, да это же ступа!» – воскликнул невесть откуда взявшийся и подплывший к нам на плоскодонке заядлый рыбак дядя Боря, живший в лесу за Лысой горой. «Хазаром» кликали его местные жители – за черные, арабские глаза, крючковатый нос и такую же смоляную, жуковую бороду.
«А вот и пест в ней!..» – воскликнул он и с трудом вытащил из бревна что-то наподобие рукоятки. «Ну-ка, мальчишки, отмойте его».
И продолжал, постукивая указательным пальцем по ступе: «Дуб мореный, крепости необыкновенной, высохнет – гвоздь не забьешь. Из дуба мореного в старину трубки для курева, подсвечники, ручки дверные и прочую красоту местные краснодеревщики вытачивали. Давайте мы ее оставим на бережку до завтра. А лучше всего под куст положите, пусть она подсохнет маненько, а завтра утречком приходите, мы ее и заберем», – направился он к лодке. «Да не забудьте мешки, веревки, ремни с собою взять!» – крикнул он нам на прощанье, умело правя веслом.
Наутро, чуть свет, вооружившись веревками, двумя мешками, взяв у соседа, цыгана Яшки, вожжи напрокат, я был на берегу Инютинки. Но, увы, ни ступы, ни дяди Бори, ни пацанов на месте не оказалось. «Может, кто-то спихнул ее в реку?» – подумалось мне. Обшарив дно, я желаемого так и не обнаружил.
«Эх, дурья башка! – костерил я себя, возвращаясь домой. – Снова накололи, ищи теперь ветра в поле». Более всего в похищении ступы я грешил на дядю Борю. «Пацаны не в счет, малы еще», – думалось мне.
И вот как-то на автобусной остановке встретились мы с дядей Борей. На мой вопрос о пропаже, он, выпучив глаза, стал клясться и божиться, что не брал и ни сном ни духом не ведает о ней. «Да ты че, не веришь?» – лез он мне в душу. Про таких говорят: «Не пойман – не вор».
Прошло еще несколько лет, и от знакомых я узнаю, что дядя Боря купил себе машину, а вскоре и квартиру в Березовой роще. Сказывают, нашел клад монет то ли на Рыбачьем, то ли на Лысой горе. Кто знает?..
В заключение нашего небольшого рассказа о ступе приведу лишь небольшую часть русских пословиц, поговорок, словосочетаний, так или иначе связанных со ступой.
«Его в ступе заставь толочь, так он и дно прошибет» – дурак.
«Его ведьма в ступе высидела» – брань, ругань.
«Ее и в ступе не утолчешь» – упрямая баба.
«Без ступы – шагу не ступишь».
На Руси существует немало сел и деревень, чьи названия связаны со ступой. Так, в Подмосковье с 1507 года существует починок Ступинский, позже город Ступино, в нашей области под Рамонью имеется поселок Ступино. В летописях упоминается древнерусское имя Ступа.
Читатель, рассматривая нашу «домашнюю» ступу, возразит: дескать, подобная ступа требовала больших физических затрат, да и производительность ее была весьма низкой. Полностью согласен, но ведь и огонь древние добывали путем трения палочки о дерево. Но и здесь славяне нашего края показали довольно высокий уровень земледелия. Они сделали шаг вперед.
А.З. Винников5 и А.Т. Синюк**6пишут: «Важным показателем степени и качества развития земледельческого хозяйства являются орудия труда. К сожалению, их обнаружено чрезвычайно мало: наральники для обработки почвы, серпы, коса для уборки урожая. Одним из показателей земледельческого хозяйства также являются орудия для размола зерна. Это прежде всего жернова. Они встречены на Титчихинском городище, несколько жерновов происходит с Большого Борщевского городища. Обломки жерновов выявлены и на Животинном городище». На всех памятниках они обнаружены за пределами каких-либо построек. Лишь на Большом Борщевском городище жернова находились в полуземляночной постройке, которую авторы раскопок обозначили как помещение для размола зерна (мельницу).
Дотошный читатель спросит, почему же мельницы были не в каждом городище, не в каждом селище? Дело в том, что мельница сама по себе, вернее, ее строительство и обслуживание, требовало немалых затрат, прежде всего, большого количества отборной древесины. А для этого нужны были высокопрофессиональные работники. Легче было привезти на мельницу за несколько верст десяток-другой мешков зерна и вскоре получить муку. Так оно и происходило на практике. Вспомним эпизод драки между тавричанами и казаками возле мельницы в Вешках в «Тихом Доне» М. Шолохова. Тавричане-«хохлы» привезли зерно на Вешенскую мельницу, видимо, славящуюся своим качеством, за несколько десятков верст. По логике вещей думается, что после драки с казаками, закончившейся угрозами поджечь мельницу, они были бы вынуждены либо построить свою мельницу, либо найти другое место для помола зерна.
Весьма оригинальные мельницы наблюдали в нашем крае и иностранцы, в частности, Корнелий де Бруин, в начале XVIII века писал: «На другой день мы отправились туда (по всей видимости, в Таврово для осмотра кораблей) в три часа пополудни, большею частью верхом, остальные же в колясках. Когда мы отъехали уже немного от города, Его Величество (царь Петр I) остановился у одной большой церкви и своротил несколько в сторону, взглянуть на одну мельницу довольно необыкновенного вида, устроенную одним черкасским (малороссийским) мастером, вроде восьмиугольника. Внутри этого мельничного здания находятся четыре мельницы, которые действуют одновременно, без крыльев и всяких других наружных приспособлений для действия ветром. Но внутри этой главной мельничной постройки устроены семь парусов, подобных парусам на лодках, и само здание снабжено и закрывается снаружи большими окнами или дверями. Когда подует благоприятный ветер, открывается два или три окна с той стороны, с которой дует ветер, и через эти окна или двери ветер надувает паруса и приводит в быстрое обращение всю машину…». Следует отметить, что подобного рода грандиозные сооружения были издревле знакомы черкасским ремесленникам.
Таким образом, наша ступа вывела нас на поистине уникальный пласт древнего воронежского земледелия. На городищах вокруг Воронежа, относящихся к III-VII векам нашей эры, археологами найдены не только зернотерки, но и гораздо более совершенные и продуктивные орудия обработки зерна – жернова, указывающие на существование при малых реках, впадающих в Дон и Воронеж, мельниц. Не исключено, что первые мельницы существовали здесь и еще ранее, во времена скифов и сарматов. И не случайно античные авторы упоминают о весьма оживленной торговле зерном и мукой между скифами и греками и даже называют цифру: через Ольвию – торжище борисфенов – в одни только Афины скифы доставляли более 400 мединов зерна – т.е. около одного миллиона пудов! И это не считая «Танаисской артерии», Таврики-Крыма и далее на восток. Всего же центр Скифии вывозил на продажу свыше 400 тыс. тонн зерна! Каково!
