Юрий Вагин
Тифоанализ. Теория влечения к смерти
© Юрий Вагин, 2018
ISBN 978-5-4490-5500-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Юрий Вагин
Тифоанализ
(теория влечения к смерти)
Пермь 2003
Рецензенты
Л. Я. Дорфман, д-р психол. наук, проф., зав. каф. психологии Перм. ин-та искусств и культуры
Вагин Ю. Р. Тифоанализ (теория влечения к смерти). – Пермь: Изд-во ПОНИЦАА, 2003. – 220 с.
Монография научного руководителя Пермского образовательного научно-исследовательского центра авитальной активности, кандидата медицинских наук Ю. Р. Вагина посвящена теоретическим и практическим аспектам влечения к смерти в норме и патологии (авитальная активность). Автор предлагает монистическую теорию первичных влечений, основанную на влечении к смерти и рассматривает различные формы авитальной активности (суицидальное и парасуицидальное поведение) как результат неудовлетворения влечения к смерти в процессе естественной жизни (хронического умирания). Адресовано работникам медицины, образования, психологам.
Научное издание
Юрий Робертович Вагин
Введение
Однажды моя пациентка во время сеанса попросила меня обрисовать, если это возможно, общую картину устройства человеческой психики. На подвернувшемся листе бумаги я стал рисовать ей пирамидку сознательных и бессознательных слоев психики, попутно объясняя, за что каждый из них отвечает и как они взаимосвязаны между собой. Пациентка очень внимательно все выслушала, помолчала и с невинным видом заявила: «Что ж, доктор, теперь я знаю, как по вашему мнению устроена человеческая психика».
Я несколько растерялся, потому что, собственно, был уверен, что рассказываю, как на самом деле устроена психика. И замечание пациентки меня даже несколько обидело, потому что мне показалось, что она тем самым хочет сказать, что все, что я рассказываю, есть всего лишь моя точка зрения. Но, в конце концов, позже подумал я, насколько же она права.
Более пятнадцати лет практически каждый день я работаю с живыми людьми, которые ждут от меня повышения качества их жизни. Все, что я вижу, и все, о чем буду рассказывать, базируется на моей практике. Количество сеансов, которые я провожу в течение дня, к сожалению, слишком велико (или я слишком ленив), чтобы я успевал их подробно стенографировать, и поэтому в данной работе я часто буду лишен возможности подробно проиллюстрировать свои теоретические выводы клиническими наблюдениями. Фетишизму я явно предпочитаю вуайеризм. Наблюдать за живыми пациентами мне намного интереснее, чем оформлять их в рамки клинических случаев, историй болезни, протоколов и эпикризов. Сколько раз во время сеанса я «кусал себе локти» только потому, что не имел возможности записать все то, что рассказывал мне пациент. Сколько живых фактов, примеров я потерял. Но, может быть, оно и к лучшему: такая ситуация привела к тому, что я технически был лишен возможности увязнуть в бесконечной красоте конкретных клинических случаев. Час за часом, день за днем, год за годом они наслаивались один на другой, образуя все более устойчивые теоретические структуры, далеко выходящие за рамки тех конструктов, с которыми я сталкивался в литературе. Все это привело, в конце концов, к формированию того своеобразного видения, своеобразного понимания функционирования человеческой психики в норме и патологии и к своеобразной технике, которую мы здесь будем называть тифоанализом и которая помогает мне работать с пациентами, страдающими авитальной активностью.
Можно ли назвать это своеобразное видение и понимание теорией? Наверное, да, если не забывать, что древнее орфическое понятие «теория» имеет общий корень со словом «оргия», которое означает «страстное и сочувственное созерцание». Страстное и сочувственное созерцание Бога (теорию) Пифагор позже стал понимать как интеллектуальное созерцание проявлений божественной мудрости в математике и геометрии. Благодаря ему это слово приобрело современное значение. Бертран Рассел писал, что для тех, кто плохо и мало изучал математику в школе, это может показаться странным, но для тех, кто был вдохновлен Пифагором и испытал опьяняющую радость неожиданного понимания, оно навсегда сохранило в себе элемент экстатического откровения1. Воистину так.
Мой давний и откровенный интерес к влечению к смерти и суицидологии – территории, посещать которую рискуют далеко не все, – многим кажется несколько странным. Я не хочу оправдываться и прикрывать свой интерес альтруистическими одеждами. Я не скрываю, что мой интерес продиктован мотивами исключительно личного плана. Я не ставлю перед собой задач, решение которых могло бы каким-то образом исказить объективную картину, заставляя искусственно вырывать из живой плоти феномена наиболее ценные с конъюнктурной точки зрения куски.
Когда мне было десять лет, в магазинах еще не было тех замечательных мозаик, которые продают сейчас везде. Помню, что я брал простую открытку, разрезал ее по квадратным сантиметрам, перемешивал и затем собирал иглой назад. Думаю, что мне уже тогда доставляло удовольствие произвольно творить из порядка хаос и из хаоса – порядок. Изучение феномена авитальной активности, влечения к смерти и самоубийства напоминает мне (так любимое мною в детстве) кропотливое составление сложной мозаики, в которой нет и не может быть ни одного лишнего компонента. Я знаю, что в хаосе самоуничтожения был и есть порядок, и я согласен с Камю: есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема – проблема самоубийства, и «решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, – значит ответить на фундаментальный вопрос философии»2, а все остальное – второстепенно.
Так получилось, что теория, с которой нам с вами предстоит познакомиться, имеет наибольшее количество точек совпадения с теоретическими картинами школ Фрейда и Юнга, что собственно и отражено в ее названии. Фрейд называл свою теорию психоанализом, а Юнг всю жизнь занимался глубинной психологией, или тифопсихологией3. Портреты этих двух людей висят передо мной на стене кабинета. Я мыслю, говорю и пишу на языке глубинной психологии, формально не являясь ни психоаналитиком, ни юнгианским аналитиком. Признаюсь, я очень долго испытывал чувство ущербности из-за отсутствия у себя академического психотерапевтического образования, не говоря уже об аналитическом образовании или таких сакральных вещах, как учебный анализ. Поэтому, излагая теоретические аспекты тифоанализа и авитальной активности, я легко могу попасть в положение турецкого астронома из «Маленького принца» Сент-Экзюпери, который открыл новую планету и попытался доложить об этом на заседании европейских ученых, будучи одет в национальную одежду. Никто не воспринял его доклад серьезно, потому что он был не так одет. Когда через год он выступил с тем же докладом, но уже в европейской одежде, его выслушали с большим уважением, и открытие было всеми признано.
Возможно, с ортодоксальной точки зрения предосудительно и то, что, пытаясь самостоятельно воспринять красоту и изящество мозаичных психоаналитических и глубинно-психологических полотен человеческой психики и дополнить их деталями из своей практики, я, может быть, приложил слишком много усилий. Я всегда честно пытался примерять наблюдаемые мною феномены не только к известным и широко демонстрируемым теоретическим полотнам, но и к тем из них, которые хранятся глубоко в запасниках и крайне редко выставляются на всеобщее обозрение. К такому непопулярному полотну в первую очередь относится теория влечения к смерти Фрейда. Психоаналитики так же стесняются упоминать ее, как издавать неприличные звуки в обществе. Однако мне эта теория помогала работать. Очень долго она оптимальным образом объясняла мне максимальное количество фактов. В конце концов, она помогала мне зарабатывать деньги. У меня никогда не возникало осознанного желания или мысли разрушить ее. И все же это произошло. Это вышло естественно и спонтанно. Однажды, когда я пытался вставить очередной кусочек своего страстного и сочувственного созерцания в мозаику классической теории влечения к смерти, стараясь всего лишь дополнить ее, неожиданно для меня она распалась, и вся мозаика сложилась совершенно иным образом. Она была, разумеется, на 99 процентов составлена из прежних кусочков, но уже по-другому, и образовывала новую систему, претендующую на большую, нежели прежняя, стройность и красоту (разумеется, с моей точки зрения).
Неумышленность произошедшего, пожалуй, одна из основных точек опоры, которая позволяет мне сопротивляться желанию поставить себе диагноз паранойяльного расстройства. Когда я понял, что дуалистическая теория Фрейда, постулирующая антагонизм между влечением к жизни и влечением к смерти неверна, и, что самое плохое, неверна не в том месте, где постулируется возможность существования в человеке влечения к смерти (оно-то как раз есть), а в том месте, где постулируется существование влечения к жизни и либидо, у меня возникло труднопреодолимое желание забыть раз и навсегда все, что я понял. Но любопытство пересилило. В результате изучения психоанализа и аналитической психологии, более того – практической работы в качестве аналитического психотерапевта, прийти к заключению, что либидо не существует – это очень необычно. Я понимаю, что это может значить. И все же я убежден, что это так и буду настаивать на этом далее. Я не могу не видеть, что психоанализ, к сожалению, имеет незавидное настоящее, и теперь понимаю, что без существенных изменений в теоретическом фундаменте он будет иметь печальное будущее.
Конспект тифоаналитической теории
Конспект этот писался не до и не после, а во время работы, постоянно менялся и, видимо, будет меняться и далее вместе с ней. Работа естественным образом влияла на него, а он естественным образом влиял на работу. Я благодарен этому конспекту и не вижу причины, по которой мне нельзя было бы начать именно с него, предварив таким образом весь ход дальнейших наблюдений и рассуждений.
Итак:
1. В конце XIX века структурная психология дополнилась психодинамической теорией Фрейда, а интроспективное и экспериментальное изучение структур сознания дополнилось психоаналитическими методами изучения бессознательного и влечений.
2. Для изучения сознательных и бессознательных структур психики (Оно, Я, Сверх-Я), механизмов психики (вытеснение, сублимация, смещение и т.д.) и первичных влечений психоанализ предложил метапсихологический подход (динамический, топический и экономический).
3. Первичные влечения были выделены из множества влечений, описанных на тот момент в рамках философии и психологии. В первой теории сексуальное влечение (либидо) было противопоставлено влечению самосохранения. Во второй влечение к жизни (Эрос) было противопоставлено влечению к смерти (Танатос). Сексуальное влечение (либидо) – краеугольный камень обеих теорий.
4. В это время Юнг и его последователи (аналитическая психология) изучают преимущественно глубинные структуры бессознательного (архетипы) и Юнг склоняется к монистической теории влечений, десексуализируя либидо и рассматривая его как эквивалент психической энергии вообще. Фрейд за весь период своего творчества пять раз сталкивался с необходимостью постулировать монистическую теорию влечений, но до конца своих дней сохранял верность дуалистической теории, хотя и был вынужден кардинальным образом трансформировать ее.
5. Создание второй дуалистической теории первичных влечений Фрейд мотивирует необходимостью объяснить с помощью принципа удовольствия необъяснимый иначе феномен навязчивого повторения неприятных (травматических) переживаний, сексуальных извращений (в первую очередь мазохизма) и нарциссизма.
6. Взгляд «по ту сторону принципа удовольствия» приводит его к предположению о наличии у человека влечения к смерти, которое Фрейд и его последователи отождествляют далее с агрессивностью и деструктивностью настолько, что понятия «влечение к смерти» и «агрессивный инстинкт» становятся практически синонимами.
7. В конечном варианте дуалистической теории влечений влечение к жизни, противопоставленное влечению к смерти, включило в себя половое влечение (либидо) и влечение к самосохранению, ранее противопоставляемое либидо.
8. Вторая дуалистическая теория сразу же подверглась эмоциональной критике (возрастные изменения личности Фрейда, пессимистическое влияние войны и смерти близких людей, желание Фрейда создать противовес монистической теории либидо Юнга) и конструктивной критике (не удалось описать источники энергии, развитие, цели и объекты влечения к смерти и влечения к самосохранению).
9. На сегодняшний день многие аналитики признают существование агрессивного и сексуального влечения, но отвергают обоснованность существования влечения к смерти. Большинство исследователей переключилось вслед за Анной Фрейд на изучение структур и механизмов функционирования Я (эго-психология), зачастую постулируя наличие у него автономной энергии (вслед за Гордоном Олпортом).
10. Постулат автономной энергии структур Я привел к бурному расцвету гуманистической психологии с антропными идеями саморазвития, самоактуализации и независимости «высших» мотивов от «низших».
11. Отрыв от биологических основ функционирования психики быстро привел большинство этих теорий к антропоцентризму, психофизическому параллелизму и тесному переплетению со старыми религиозно-философскими идеалистическими системами (третья и четвертая волна в психологии).
12. В это время психоаналитическая теория в том виде, как она была сформулирована Фрейдом, переживает состояние серьезного кризиса. Она все более начинает восприниматься не столько как научный и клинический, сколько как культурно-исторический фундамент. Психоанализ как теория начинает явно утрачивать ведущую позицию в интерпретации функционирования человеческой психики в норме и патологии.
13. Не только для своего дальнейшего развития, но и для своего существования психоаналитическая теория нуждается в фундаментальном пересмотре. В первую очередь это касается ее главной опоры – теории влечений. Ошибки, уже допущенные однажды при формулировке первой дуалистической теории влечений, привели позднее Фрейда к необходимости замены фундамента психоаналитической теории. Существенная ошибка, допущенная Фрейдом во второй дуалистической теории, делает невозможным дальнейшее развитие психоаналитической теории, угрожая устойчивости всего здания современного психоанализа.
*
14. Ошибка Фрейда заключается не в том, в чем его чаще всего обвиняют, не в том, что он постулировал наличие влечения к смерти (тут он как раз прав), а в том, что он:
а) предполагал наличие влечения к жизни у человека и любой другой живой системы;
б) противопоставил влечение к жизни и влечение к смерти в рамках дуалистической системы первичных влечений;
в) рассмотрел систему (механизм) сексуального инстинкта как самостоятельное первичное сексуальное влечение (либидо);
г) рассмотрел систему (механизм) инстинкта хронификации жизни как самостоятельное первичное влечение самосохранения;
д) объединил эти две системы (механизмы) в рамках влечения к жизни;
е) отождествил влечение к смерти с механизмами инстинкта хронификации жизни: агрессивностью и деструктивностью.
*
14. С точки зрения тифоаналитической теории у человека существует лишь одно первичное влечение – влечение к смерти. Таким образом, тифоаналитическая теория является монистической и постулирует следующие положения:
а) тенденцией (влечением) к жизни обладает лишь неорганическая материя, которая при определенных условиях неизбежно и закономерно образует жизнь как одну из форм своего существования;
б) человек, равно как и любая другая форма жизни, не обладает влечением к жизни;
в) человек, равно как и любая другая форма жизни, обладает лишь влечением к смерти;
г) жизнь есть процесс хронического умирания, побуждаемый влечением к смерти и ограничиваемый системой хронификации жизни;
д) система хронификации жизни (так называемый инстинкт самосохранения), усиливая локально напряжение в организме (воспринимаемое на психологическом уровне как неудовольствие, боль и страх), ограничивает стремление живой системы к смерти, заставляя «каждый организм умирать по-своему», но не является при этом самостоятельным или компонентным влечением;
е) основные механизмы системы хронификации жизни – агрессия (включение в себя) и элиминация (исключение из себя);
ж) влечение к смерти (принцип удовольствия) и система хронификации жизни (принцип неудовольствия) с механизмами агрессии и элиминации образуют жизнь как вариант диссипативного гомеостатического процесса, подчиняющийся принципу реальности: получение максимума удовольствия при минимуме неудовольствия;
з) система сексуальности (сексуальный инстинкт) обеспечивающая репродукцию живых систем, занимает центральную позицию в процессе жизни, но не является самостоятельным или компонентным влечением (либидо как самостоятельного влечения не существует);
и) нарушение качества жизни (качества хронического умирания) связано с нарушением функционирования систем хронификации жизни и сексуальности;
к) нарушение качества жизни приводит к усилению влечения к смерти и перенапряжению системы хронификации жизни (усилению боли и страха, агрессии и элиминации);
л) повреждение системы хронификации жизни приводит к возникновению авитальной активности, направленной на сокращение и прекращение жизни (суицидальная и парасуицидальная активность);
м) профилактика и лечение авитальной активности заключается в нормализации функционирования системы хронификации жизни (развитие и восстановление механизмов агрессии и элиминации) и нормализации функционирования сексуальной системы в репродуктивный период.
Определение позиции
Поскольку я могу предположить, что критика тифоаналитической теории будет направлена в первую очередь не столько на саму теорию, сколько на наблюдателя, считаю необходимым с самого начала обозначить, стараясь быть максимально точным, свою позицию и свой взгляд. Потому что, если другой человек смотрит с принципиально иных позиций и принципиально иным образом, мне бы не хотелось убеждать его в своей правоте.
То, что мы будем рассматривать далее, очень напоминает психологическую анатомию и гистологию, коей глубинная психология4, тонко препарирующая внутренности человеческой психики, по своей сути и является. Поэтому мы называем такой подход тифоаналитическим. Я полагаю, что кому-то эти знания пригодятся. Я не уверен, что всем обязательно нужно знать, как устроена изнанка человеческой психики, как не уверен и в том, что всем нужно знать анатомическое устройство человеческих внутренностей.
Меня постоянно пытаются обвинить в том, что то, что я вижу и иногда пытаюсь показать другим, – ужасно, мрачно и беспросветно. Я с этим принципиально не согласен. Во-первых, эти оценки сугубо эстетические. Японцы находят, что харакири – один из самых прекрасных, возвышенных и достойных способов смерти, а зрителей-европейцев в обморочном состоянии выносили с подобных церемониалов. Христиане рассматривают как возвышенную и прекрасную смерть Иисуса на кресте и даже носят ее изображение (часто как украшение) на шее. С точки зрения тех же японцев носить на шее изображение тела человека в момент его казни – тоже более чем странно. Дело вкуса. Сегодня моя пациентка, после того как я рассказал ей, что в реальной жизни бывают случаи, когда родители вступают со своими детьми в интимные отношения, обвинила меня в том, что тот мир, который я ей рисую, – мерзкий и грязный. Я же рассказал ей об этом лишь для того, чтобы всеобщностью скрасить неприятные ощущения от ее сновидения, в котором она наблюдала обнаженного отца с эрегированным фаллосом и свою сестру, заигрывающую с ним на глазах у матери. При этом «моя» картина мира все равно осталась для нее более мерзкой, чем картина ее собственного сновидения.
Во-вторых, даже если наша картина и не очень эстетична – что с того? Врач должен начинаться в малоэстетичном секционном зале, что нисколько не мешает ему любоваться красотой и совершенством человеческого тела. Психолог должен начинаться с безусловных рефлексов кольчатых червей, этологии и глубинной психологии, что нисколько не должно и не может помешать ему в дальнейшем любоваться красотой и изяществом человеческой личности.
То, что я вижу и хочу показать здесь, – это удивительная гармония устройства мироздания, жизни, человека и удивительная красота. В конце концов – это интересно.
*
Я вижу, что существует мир. То есть я допускаю, что мой субъективный образ мира является схемой объективно существующей реальности. При этом я мыслю себя частью мира и, независимо от своей воли, подчиняюсь его законам. Мой образ мира зависит от свойств мира, свойств моего мозга и направленности моего ассимиляционного процесса.
Я переживаю во времени своё бытие относительно бытия окружающего мира, правда, я не знаю наверняка, а лишь допускаю его объективность и независимость от меня. Я могу также, придерживаясь субъективно-идеалистических или солипсических позиций, допустить, что «внешний» мир является порождением моей психики, но не могу доказать истинность ни того, ни другого допущения. Мне удобнее и проще жить, допуская объективность внешней реальности – это все, что я могу с достаточной долей уверенности сказать. Другой человек, поскольку я уже допустил его независимое от меня существование, может переживать своё и моё бытие по-другому, если ему так удобнее.
Я вижу, что мир закономерен. Мир, который я воспринимаю, закономерен. Вернее, я воспринимаю лишь его закономерную часть. Я могу допустить существование мира, в котором отсутствует закономерность, но я его не воспринимаю. Всё, воспринимаемое мною в мире, взаимосвязано и в большей или меньшей степени предопределено. Поэтому я допускаю, что закономерность и предопределённость – внутреннее свойство мира. Я могу допустить существование управляющей и предопределяющей силы вне мира, как это делают другие люди, но мне удобнее и проще этого не делать. На вопрос: «Есть Бог или нет?» – я не могу дать ответ, но, спрашивая себя: «Зачем мне Бог?», я могу ответить в соответствии с моим настоящим состоянием: «Для понимания мира в целом и себя как части мира мне Бог не нужен». Или скажем проще: для понимания мира он мне нужен не больше, чем для понимания тех исключительно сложных процессов, которые происходят в кастрюльке, когда я варю в ней пельмени. Наблюдая за кипящей водой, я часто думаю, что мы мало чем отличаемся от пузырьков, которые возникают там при определенных условиях. Для этих пузырьков я, наверное, должен быть Богом, и мне всегда очень смешно, когда я пытаюсь представить себе, как эти пузырьки за миг своего существования пытаются постичь мироздание. Еще смешнее представлять, что они тоже могут мнить себя смыслом и центром мироздания.
Тем временем я вижу вокруг себя людей, которые без намека на улыбку считают, что они являются образом и подобием божьим и уверены, что Богу есть какое-то дело до них. Я вижу идею Бога в их субъективных схемах реальности, и эта идея полезна мне для объяснения их поведения, лечения и получения финансовых средств на ужин себе и своей семье, но для понимания мира идея Бога даёт мне не больше, чем идея закономерности мира.
При этом я допускаю, что в процессе старения, когда моя психическая активность снизится настолько, что я не смогу понимать и принимать мир так, как сейчас, мне самому понадобится идея Бога. Я вижу, что вера в Бога является возраст-зависимой характеристикой: чем больше возраст человека, тем легче и чаще я обнаруживаю в его голове идею Бога5. Я вижу, что с возрастом происходит распад умственных способностей. Я сам человек. Я старею. Возможно, что, однажды проснувшись, я обнаружу идею Бога и в своей голове. Поскольку после достижения зрелости я не допускаю для себя возможности поумнеть, то этот факт будет воспринят мною как еще один явный признак постепенного распада моей личности.
Я вижу, что мир структурен и энергетичен. Мир, который я воспринимаю, не однороден. Поскольку я воспринимаю мир, я воспринимаю его как структуру, как фигуру, как гештальт, как конечное разнообразие. Неструктурный мир не доступен моему восприятию.
Структурность мира, очевидно, связана с его энергетичностью. Я вижу, что изменение структуры мира связано с изменением энергии, а изменение энергии связано с изменением структуры. Чем сложнее структура мира, тем меньше энергии остаётся в свободном состоянии. Каждая структура связывает и несёт в себе энергию. Распад структуры приводит к освобождению энергии так же, как распад структуры ядра атома приводит к освобождению энергии, которая, изменяя в свою очередь структуру пространства вокруг, постепенно переходит в связанное состояние. Избыток свободной энергии приводит к процессу структурообразования, недостаток – к распаду структуры и высвобождению энергии.
Я вижу, что мир флюктуирует. Процессы перемещения энергии, структурообразования и структурораспада подвержены флюктуации, то есть периодическому колебанию.
Специалисты по макромиру полагают, что мы живём в галактике, образовавшейся путём взрыва (то есть скачкообразного перехода) некоей высокоструктурированной материи, чьи исчерпавшиеся возможности не смогли сдержать энергию, и она вырвалась наружу, приведя к образованию новых форм материи (частью которых является и наша солнечная система, и наша планета, и все мы). Расширяясь, галактика теряет свободную энергию и увеличивает свою структурность. Высказывается вполне разумное предположение, что по прошествии некоего времени Солнце, исчерпав свои возможности, погаснет. Если мы не научимся к тому времени каким-то образом компенсировать недостаток солнечной энергии, жизнь на Земле прекратится.
Процессы переструктурирования при изменении количества энергии закономерны. Они подчиняются внутренней логике бытия, они имманентны бытию, они периодичны. Мир, который я воспринимаю вокруг себя, флюктуирует и пульсирует, увеличивается и уменьшается, сворачивается и разворачивается, расширяется и сужается, вздымается и опадает. Наблюдая мир вокруг себя, над собой, внутри себя, я наблюдаю бесконечный процесс образования и распада структур.
Я вижу часть мира, которую называют жизнью. Наше рождение, жизнь и смерть – разновидности общего мирового закона, в соответствии с которым материя структурируется и деструктурируется, созидается и разрушается, соединяется и распадается. Жизнь закономерна. Она структурна и энергетична. Она флюктуирует – её интенсивность периодически колеблется. Я предполагаю, что жизнь – одна из форм флюктуации бытия, приводящая к временному увеличению структурной организации материи и уменьшению количества свободной энергии. Я предполагаю, что смерть – другая сторона этой флюктуации, в процессе которой происходит деструктуризация и освобождение связанной ранее в живой структуре энергии. Жизнь является одной из временных форм организации бытия, которая возникает при комплексе условий, включающих в себя определённый уровень свободной энергии и предполагающая наличие определённых химических элементов. Возможно, что жизнь существует для структурной связи свободной энергии и уменьшения напряжения в локальном участке мира. В этом её цель и смысл.
Если бы бытие обладало чувствительностью и эмоциями, если бы космос был одушевлённым (как его воспринимали древние греки), усиление напряжения в его локальном участке, несомненно, сопровождалось бы чувством неудовольствия, боли и стремлением избавиться от этого напряжения. И мы, на самом деле, видим, что мир ведёт себя именно подобным образом: бытие постоянно создаёт и разрушает структуры, связывая и отдавая свободную энергию. Живое – одна из таких диссипативных структур.
Бытие, порождающее жизнь, возможно, каждый раз испытывает такое же облегчение, как и мать, разрешившаяся от бремени. Сама новорожденная жизнь в начале структурирования испытывает мощное чувство напряжения и неудовольствия из-за собственной нестабильности и гигантской разницы потенциалов, которая неминуемым образом притягивает к структурообразующему центру жизни огромное количество вещества. Два генетических носителя (яйцеклетка и сперматозоид), соединившись вместе, начинают действовать как смерч, как чёрная дыра, которая засасывает в себя гигантское количество вещества из окружающего мира вплоть до момента, когда разница потенциалов выровняется и сформированная система не начнёт постепенно распадаться.
Эволюция жизни – это процесс образования различных систем, перерабатывающих различное количество неорганической материи в органическую. Возвращение назад и переход в неорганическую материю для органической возможен только тогда, когда она создаст себе взамен другую или другие системы и тщательно проследит, чтобы они хорошо и самостоятельно функционировали.
С самого момента зачатия, когда два комочка вещества, которые мы называем половыми клетками, соединяются друг с другом помимо нашего субъективного желания, мы влекомы к смерти, к максимально уравновешенному состоянию. В процессе этого движения к смерти внутри нас периодически создаётся напряжение, побуждающее нас к созданию условий для соединения половых клеток и продолжения жизни после нашей смерти. Эти соединившиеся половые клетки мы часто справедливо называем смыслом нашей жизни.
Когда природа создавала нас и вкладывала программу жизнеобеспечения, она позаботилась лишь о том, чтобы установить постоянную «разницу напряжения» между чувством удовольствия и чувством неудовольствия. Мы стремимся к снижению напряжения и удовольствию и всеми силами бежим от усиления напряжения и неудовольствия. Этот закон Фрейд положил в основу психоаналитической теории.
Самоструктуризация и порождение новой жизни – смысл жизни. Удовольствие, сопровождающее движение к смерти, – единственная компенсация за те страдания, которые мы испытываем на жизненном пути в связи с заложенной в нас системой хронификации жизни. Эта система, которую мы наивно называем инстинктом самосохранения, на самом деле с помощью двух нехитрых приспособлений – страха и боли – не дает нам максимально быстро достигнуть максимального удовольствия и вернуться в неорганическое состояние путем «короткого замыкания». В этот естественный процесс никак не вписывается ни влечение к жизни, ни влечение к сохранению жизни. Мы не обладаем влечением к жизни. Влечением к жизни обладает лишь неорганическая материя. Жизненный вектор органической материи имеет лишь одно направление – от точки зачатия к смерти. Интересно, как еще иначе можно назвать влечение, которому соответствует этот вектор, кроме как влечением к смерти? Что такого ужасного, мрачного и бесперспективного в том, что наша жизнь подчинена влечению к смерти и только движение в этом направлении наполняет нашу жизнь удовольствием?
