Юрий Торубаров
Таинственный двойник
Глава 12
Их встреча могла бы и не состояться. Хотя готовилась она пятьдесят лет тому назад. Это тогда далеко на Востоке вдруг разверзлась земля, выпуская из своего нутра злого дракона. Им оказалось многочисленное войско Чингисхана. Восток – это большой котел, из которого при варке порой вырываются пары в виде племен. Они, двигаясь в западном направлении, систематически расселялись по земле.
И на заре нашего летоисчисления неведомые восточные племена создали в низовьях Приаралья свое государство. У них сложился тюркский язык. Это племя навязало его своим соседям. Для своей защиты они создали Каганат, но он просуществовал недолго. На его развалинах появилось новое государство – Огузское, союз племен, центр которого находился в городе Янгикенте в низовьях Сыр-Дарьи. Одно из ведущих мест в этом государстве играли князья из племени кайы. В то время это государство достигло больших размеров, добравшись до Хозарских владений. А через них они установили торговые отношения с Русью, где их называли торками. Но, вступив в борьбу с Хорезмским государством, огузы проиграли и вынуждены были во главе с вождями сельджукских племен двинуться на запад. Родилось государство сельджукидов, границы которого вышли к Византии.
Молодое, набиравшее силу государство не могло не скрестить сабли со старевшей, но не забывшей дни своей былой славы Византией. У стен крепости Манцикерт произошла битва, где молодость победила дряхлость. Ворота в Малую Азию для сельджуков были открыты.
Но радоваться победе им пришлось недолго. Восток вновь объяло кровавое зарево. Несметные полчища Чингисхана, вторгнувшиеся в пределы Средней Азии, возвестили сельджукам о грозной опасности. И хотя она на сей раз их миновала, но по прошествии двадцати лет угроза стала явью. Молодой монгольский хан Байджу стал стремительно приближаться к их границам.
Конийский султан спешно стал готовиться к отражению его наступления. И вот с рассветом грянула битва при Кеседаге, где сражался и бей Эртогрул.
Как отчаянно ни бились багатуры во главе с молодым беем, но Байджу разгромил сельджукскую армию. Конийский султан был приговорен. Вырвавшийся из хищных лап врага, израненный бей прискакал в свой стан. По его команде пятьсот шатров племени враз снялись и спешно с многочисленными стадами двинулись на запад. Три дня и три ночи, не останавливаясь ни на одно мгновенье, бросая жеребят, верблюжат, телят, шло племя, гонимое мыслью о страшном враге. Только на четвертый день люди получили короткий привал, и опять вой труб возвестил о продолжении их бегства. Так оказались они в районе Сегюта и Доманиго. Впереди была Византия или ее провинция Вифинцая. Вскоре за храбрсть и отвагу бей Эртогрул получил от султана удж на владение этими землями.
Не все окружавшие его пошалыки были довольны новым соседом. Бей Узун-Хасан, Умур-бей, Исхак Иае спали и видели получение этих земель. Но сам Эртогрул не был доволен полученными землями. Пятьсот шатров с их многочисленными стадами трудно уживались в границах этого бейлика. Положение стало усугубляться от того, что соседи все чаще и чаще наведывались в его земли. Пока дело ограничивалось только угоном части его табунов. Бей решил усилить охрану. Но это не помогло. В один из таких налетов произошло настоящее сражение. Люди Эртогрула вынуждены были отступить. Но им удалось захватить в плен одного из налетчиков. Это был человек Умур-бея.
Эртогрул решил обратиться к верховному кадию и для этого поехал в Конью. О, Аллах! Что он там увидел! Сельджукское султанатство билось в предсмертных судорогах. Кадий отказался разбирать его дело, сказав, что любой его фирман никто не будет выполнять. Султан метался в истерике, думая, какие шаги предпринять. Любой его шаг оценивался монголами как противозаконный, и они грозили послать к нему своего баскака.
Эртогрул вернулся назад в расстроенных чувствах. А дома его потрясло еще одно событие: пока он ездил искать управу на нарушителей, они угнали его стадо. И он почувствовал себя таким одиноким и беззащитным человеком, которому не на кого положиться, не от кого ждать поддержки. Старший его сын, надежда и опора отца, на деле оказался малодушным и даже трусливым человеком. Отец, отъезжая, наказывал ему в случае нового нападения дать захватчикам достойный отпор. Но, как оказалось, тот просто трясся от страха, отсиживаясь в шатре.
Но нет худа без добра. Совсем уже отчаявшегося отца вдруг порадовал младший сын. Он явился к нему в полном вооружении. На голове – шлем, на боку – сабля, за спиной – лук, в руках – ятаган.
– Отец, я отобью наши стада, – лицо его пылало решимостью, глаза сверкали боевым настроем, – дай мне воинов.
Какое тепло согрело отцовскую душу: «Есть надежда! Вот она, в этом юноше, почти мальчике!»
– Не горячись, Осман, любое решение надо хорошо обдумать. Но я дам тебе воев. Куда пойдешь ты? Где те злые люди, которые похитили наше добро? Как они тебя встретят? А вдруг приготовят ловушку? Нет, сын мой, так серьезные дела не делаются. Давай разберемся, и я дам тебе воинов. Будем защищаться сами, коль султан бросил нас на произвол судьбы.
Осман советом отца не пренебрег. Теперь в его шатре часто можно было видеть сотских отца, с которыми он обсуждал предстоящий набег. Когда надо было, он посылал разведчиков.
Первым его мощный укус почувствовал Умур-бей. Пастухи потом рассказали, что командовал нападавшими еще совсем юный воин. Умур-бей захотел узнать, кто был этот отчаянный смельчак. Так он впервые услышал его имя: Осман. Осман-бек.
В свое время Узун-Хасан больно расхвастался, какой успешный набег он совершил на племя кахьянцев. А теперь и он стал проливать слезы по угнанным стадам. У всех этих беев появился один общий обидчик. До ушей Эртогрула докатилась весть, что эти вожди делают попытку объединиться против общего врага. Но бей хорошо знал, что любой подобный союз недолговечен. Стоит любому из них увидеть блеск злата, как загорались глаза, но стиралась память.
Эртогрул оказался прав: союза не получилось. Но борьба продолжалась. И в этой борьбе немалую роль стал играть Осман. Особенно он допек Умур-бея. Умур понимал, что в одиночку ему с Эртогрулом не справиться. Но он знал и другое, что его младший сын организует все эти набеги. И у него созрела мысль лишить Эртогрула его опоры. Не будет Османа, племя Кайя рассыпится само. Старший сын не пригоден вершить дела.
С этой целью он пригласил к себе Саида, одного из его аянов. Этот человек был известен тем, что знавал многих купцов, сам вел с ними какие-то дела. Умур-бей посвятил его в свою задумку. Саид был солидный человек с длинной худосочной бородой. Он долго ее гладил, глядя то в пол, то в потолок, вероятно, просил помощи у Аллаха, а потом согласился. Но запросил у бея десять тысяч акче.
Теперь задумался бей: деньги были немалые. Саид, видя нерешительность бея, усмехнулся:
– Деньги не для меня, а тому, кто придет с вестью.
Бей скосил глаза на Саида и дал согласие. Тот, услышав это, ругнул себя: «Мало запросил. А сейчас придется тащиться в Конью, не ближний свет!»
А тот, против кого затевался заговор, ничего не подозревая об этом, продолжал вести прежний образ жизни. Юный Осман с бившей через край энергией не мог усидеть на одном месте. Ему обязательно надо было чем-то заниматься. Любил он, догнав волка, на всем скаку вонзить в его спину копье. Большое удовольствие приносила ему стрельба из лука. Особенно он любил стрелять по движущимся целям: по бегущему зайцу или летящей крякве. Отлично, для своих лет, владел и саблей. И встреча с одиноким воином его не пугала. Судьба хранила его, оберегала от каких-либо экстремальных случаев. Поэтому его сердце было пока свободно от страха.
Как-то краем уха он услышал, что настоящее мужество проявляет тот, кто не побоится охотиться на каракала. Это опасный зверь, он легко справляется с джейраном, хитер и коварен. И не один смельчак погиб от его острых зубов и когтей. У юноши загорелись глаза: он должен взять каракала! Надо было узнать, где он водится. А чтобы никто ни в чем не мог его заподозрить, он решил ехать один. Длительные расспросы привели его к цели. Он узнал, куда надо ехать, и стал готовиться. Эти-то расспросы и навели кое-кого на определенные мысли.
В одну из ночей, когда Осман спал и видел свою охоту на зверя, приоткрылся полог одного из соседних шатров, и из него выскользнул человек. Стараясь быть незамеченным, он выбрался из поселения и, найдя заранее привязанного коня, прыгнул в седло и был таков. Знание дороги позволяло гнать лошадь. И, когда взмыленный конь мог вот-вот рухнуть, человек увидел отблеск догоравших костров. Цель была близка. Спрыгнув с лошади, он бросил ее на произвол судьбы, а сам заспешил в селение. По тому, как он озирался, стараясь держаться шатровой тени, было нетрудно догадаться, что этот человек не хотел с кем-нибудь встретиться. Значит, на это у него были свои причины.
Пугаясь каждого шороха, он упорно продолжал путь. Видно было, что он неплохо ориентировался в этом стойбище. Наконец он остановился у одного из шатров. Но это был шатер самого Умур-бея. Дремавший страж, которого таинственный пришелец, не церемонясь, тряхнул за плечо, в испуге схватился за саблю.
– Тссс, – пришелец поставил палец к губам, – ступай, разбуди бея, скажи, что пришел… – он нагнулся к его уху и прошептал свое имя.
Страж, видать, был предупрежден, ибо встал и, кивнув, вошел в шатер.
Бей вышел с соболиной накидкой на плечах, что было особой роскошью для этих мест. На его лице засветилась улыбка. Он знал, что получит хорошую весть. И не ошибся. Пришелец, оглянувшись по сторонам, нагнулся к бею и шепнул:
– Он хочет взять каракана на горе Косулиф. Ждите его там, – опять оглянувшись, добавил, – мне пора. Я до рассвета должен быть у себя. Не забудьте про коня.
Бей кивнул головой, повернулся и вошел в шатер. Вернулся он быстро, держа в руках тяжелый кисет. Протянул его пришельцу, а стражу приказал привести гостю коня. Опущенный за пазуху кисет жег его грудь, а сердце билось в радостной истоме.
Глава 13
Внезапный приезд гостей облегчил мечущуюся душу Санда, снял с нее тяжесть недоверия и даже горечи. Сколько он прояснил вопросов: «Взять хотя бы Арзу. Ведь это я послушал ее, думая, что она хочет мне помочь. Но обернулось-то как! Беглец! Хотели приговорить к смерти! Вот так. А бей? Не разобрался, а сразу… судить. Как легко можно потерять голову! Молодец Адил. Как жестоко его наказала жизнь! Кто он мне? Дядя? Дядя – князь. А дед-то мой! Вот молодчина! Козельск – боевой город, а я о нем почти ничего не слышал. Так хочется его повидать. Побыть на том месте, где жил Андрей Сеча. И я тоже Андрей Сеча! А не придумали ли это все мои родители, чтобы поднять мне цену? А крестик, который узнал Адил? Как все сложилось! А что, если попробовать бежать? Уговорить Яна и айда! А как быть с Арзу? Ведь она спасла мне жизнь. Но она и виновата: обнадежила… Но все равно молодец! Пошла к отцу. А я-то о ней что думал: нарочно она это сделала. Арзу… Настенька… Нет, Настенька. Но жизнь моя не облегчилась. До поездки все было ясно: Настенька, моя Настенька, как она мне нужна. Я не могу ее забыть. Но я… раб. Раб. Нет, нельзя с этим мириться. Мне надо что-то делать. Меня ждут не дождутся родители. Они уже старенькие. Им надо помогать».
От таких мыслей кругом шла голова. Ян заметил, что в последнее время Санда точно подменили. Он стал задумчив, не такой жизнерадостный. У него даже пропала охота куда-нибудь мчаться на необъезженной лошади, рискуя попасть под ее копыта. Наконец Ян не выдержал. Он сел на корточки перед лежавшим с закрытыми глазами Сандом. Легко тронул за плечо.
– Спишь?
Санд открыл глаза.
– Что тебе надо?
– Не мне, Андрей, – голос у Яна какой-то особенный. Наверное, такими голосами разговаривают отцы со своими повзрослевшими сыновьями, – тебе. Что ты стал таким хмурым? А ну, поднимайся, – но, видя, что тот даже не шевельнулся, сказал: – тогда я поднимусь и оболью тебя водой. А то присохнешь к месту.
И он поднялся и пошел к бадье.
– Не надо, – Санд вскочил на ноги.
Ян вернулся.
– Я знаю, о чем ты думаешь. Мне уже родины не видать, нет сил. Ты молод. У тебя еще все может случиться. Моли Бога, и он услышит твою молитву. Но Бог не любит мужика, который киснет хуже бабы. Он и создал мужика как защитника, воина. А ты во что превращаешься! Развалюха, да и только. А ну пойдем со мной, – он взял его за руку и повел к табуну.
Они поднялись на пригорок, с которого открывалась панорама местности и хорошо было видно пасшийся табун.
– Видишь справа буланого жеребца?
– Вижу.
– Птица это, а не конь. Цены ему нет! Бери его и… без кабана не возвращайся. Не худо бы новую землицу поразведать. Эту скоро выбьем. Вишь, как стадо прибавляет. У бея это бы зачлось. Авось и вернет тебя. Ему ведь такие вои нужны. Ой, нужны! Говорят, ты его однажды спас.
– Да, – понуро ответил Санд, – только что толку. Когда меня хотели судить, он даже не вспомнил это.
– Эх, – Ян осуждающе покачал головой, – даю голову на отсечение, вспомнил. Да, – он замялся, – у них такой обычай… Что он сделал для тебя… моли Бога.
– Но я ведь не виноват! – упрямо произнес он.
– Виноват, не виноват, дело сделано! А сейчас – на коня и вперед. Поищи-ка новое пастбище, табун растет, трава выедается, а куда дальше гнать…
Сколько доброжелательности было в этих словах! Санд посмотрел на него какими-то новыми глазами. Видно было, что Яну удалось высечь огонек в его груди, который вспыхнул жаждой жизни. Он долго не раздумывал:
– Готовь припасы. Я – мигом.
Он схватил упряжь.
Буланый недолго ломался. Он словно ждал, когда его кто-то оседлает. Ян даже заметил:
– Небо тебе помогает.
Снаряжая Санда в дальнюю дорогу, Ян для него ничего не жалел. Отдал мягкие, подбитые шерстью сапоги, куртку. От дождей должна была спасать конская шкура. На голову – малахай.
– Надевай малахай, заворачивайся в шкуру, и не страшен тебе ни дождь, ни ветер, ни мороз, ни пурга, – он дружески толкнул его в грудь.
Быстрые сборы. И всадник уже на коне. Адыр держит конские поводья. Пляшет на месте, грызя удила, молодой жеребец. Чувствуется, сила в нем так и играет. Нож с боевым топором за поясом, сабля на поясе. За плечами лук, набит стрелами колчан. Радуется Ян, что в парня вновь вошла жизнь. Нечего кручиниться!
– Ну, с Богом, – Ян бьет ладонью по конскому крупу.
Адыр отдает уздечку.
Почувствовав свободу, конь срывается с места. Санд, сдерживая его, орет во всю глотку:
– Будет бей, пусть не думает, что я в бегах.
– Ишь, как напугал парня, – ворчал Ян, махнул рукой и крикнул: – Землицу вези, все простится.
Да, глаз у Яна оказался востер. Рыжий жеребец обладал неуемной силой. Он вмиг домчал Санда до его любимого привала. С жалостью в глазах оглядел он знакомое место, вспомнил беззаботные дни. Но его толкал вперед наказ Яна: найти новые места.
Заметно стала меняться природа. Он уже как-то привык к густому разнотравью речных долин, к лесистым островным местам. Но теперь все чаще проглядывал серебристый ковыль. Все больше встречались плешины без всякой растительности. Появились и резкие запахи полыни. Менялся животный мир. Который раз он напарывался на стада животных, которые были больше зайца, но меньше косули. У них маленькие копытца. Сколько раз он видел важного, как боярин, байбака. Много бегало полосатых птиц, напоминающих гуся, только с длинными ногами.
– Да, в этих местах скот не подержишь, – был первый его вывод. – Вряд ли сюда пойдет бей.
Наконец ему на пути встретилось лесистое место. Это была ореховая роща. Ветви гнулись от урожая, и Санд решил остановиться и заночевать. Наступал вечер. И тут он услышал чье-то жалобное повизгивание. Спутав коня, он пошел на этот звук. Раздвинув кусты, он увидел крупного щенка. У него была перебита передняя лапа. В детстве Санда научили лечить подобные травмы. Ему стало жалко щенка. Он даже сравнил его с собой. Он был таким же одиноким.
Срезав ветку, он выстругал несколько палочек. Отрезал от рубахи кусочек материи, сложил поломанную ножку, окружил этими палочками и крепко обмотал. Когда Санд делал эту процедуру, щенок визжал и даже пытался его укусить, но когда лечение было закончено, в благодарность лизнул руку. Ужиная, Санд поделился с ним едой. А когда улегся спать, щенок привалился к его боку.
Осень давала о себе знать. Ночи были холодные, и снаряжение, данное Яном, очень пригодилось. Утром, уже сидя на лошади, Санд увидел, что щенок сидел, расставив передние лапы, и не сводил глаз со своего спасителя. Его взгляд так и говорил: «Не бросай меня. Возьми с собой!» Санду стало жалко собачонку. Пришлось спрыгнуть с коня. Он засунул щенка себе за пазуху. Немного странно повел себя Рыжий. Как-то тревожно заржал. Но… снова ветер засвистел в ушах. Санд долго скакал, проверяя коня на выносливость. И, похоже, что первым скачки не выдержал всадник.
Им путь преградил сосновый лес. Только деревья были какие-то странные. Стволы невысокие, но такие кряжистые, иглы длиннющие. А запах чудесен! Тут-то и решил Санд сделать себе новый привал. Оказавшись на земле, достал Найденыша, так про себя он назвал щенка. Конь почему-то опять заржал. Санд спутал ему ноги и отогнал на пастбище. Сам взял лук со стрелами и пошел вдоль кромки леса. Вдруг из-под ног вылетел глухарь, да далеко не улетел. Больше охотиться не потребовалось. Когда вернулся, увидел забавную картину. Бурый медведь рвался к мешку с припасами, и щенок смело нападал на него на трех лапах. Тому, видать, хотелось поиграть, и он то наскакивал на смельчака, то отскакивал назад. Это до слез рассмешило Санда. На его крик медведь резво обернулся и стрелой устремился в лесные дебри. Санд взял щенка на руки и стал гладить. Тому было приятно, и он ловил его руки, чтобы в благодарность лизнуть языком. Когда Санд пошел за конем, щенок заковылял за ним.
Он нашел Рыжего на берегу небольшого озерка с чистой, холодной водой. Окаймляла его неширокая полоса зеленой, сочной травы. И опять Рыжий, как только чувствовал щенка, вел себя тревожно. Санд не мог понять, почему.
Но на такой траве стадо не продержишь. Еще несколько дней пути показали, что бея порадовать он не сможет. К тому же погода испортилась и какой день шел назойливый мелкий дождик. И Санд решил, что завтра повернет назад. Но эта ночь впервые за столько дней оказалась беспокойной. А начиналась она как обычно. Санд натаскал сухого валежника и подбросил его в костер, чтобы тот горел до утра. Не успел он лечь, как вдруг услышал тревожное ржание Рыжего и топот его копыт.
– Волки! – ударило в голову Санда.
Вооружившись топором и толстым пылающим суком, он побежал к нему на выручку. И вовремя. Волки уже стали наседать на него со всех сторон. Но огонь быстро заставил их ретироваться. Больше у Рыжего не возникало желания уходить от хозяина. Да и Санду уже было не до сна, хотя оставшаяся часть ночи прошла спокойно.
Юноша ехал неторопливо, коня не гнал. Да и тот, видать, за столько дней приустал и больше не рвался вперед, как прежде. Между тем погода менялась. Куда-то уплыли тучи, вновь засияло солнце. Бессонная ночь оказывала свое действие. К обеду сон валил Санда, и он решил остановиться. Выбрав место повыше, отсыпал из запаса в мешочек овса и надел его на голову Рыжего, а сам растянулся на подстилке.
И приснился ему сон, будто он и Адил что-то собирались делать. Как вдруг тот поймал коня и задумал от него ускакать. Санду так не хотелось его отпускать что он… проснулся. И услышал конский топот. Он привстал на колени и увидел странную картину. Какого-то всадника, явно юношу, преследовали несколько человек. Сначала даже показалось, что это скачки, что-то вроде состязания. Но когда он присмотрелся, то понял, что юноша пытался уйти от преследователей, отстреливался. Ясно, что ему грозит смертельная опасность. К тому же группа разделилась, и одна половина явно хотела перерезать ему путь. Так не состязаются. Это уже не по совести. Столько мужиков на одного парня. Что делать? Голос разума диктовал: нечего соваться! У них такой перевес сил. И парню не поможешь, да и сам вряд ли живым останешься!
Глава 14
Утром, после ночной встречи с таинственным посетителем, Умур-бей вызвал к себе миролена и рассказал о ночном свидании.
– Мой повелитель, позволь напомнить, что ты поставил условия Узун-Хасану, по которым освободишь его сыновей. Почему он их не выполняет?
Бей даже вскочил. Зло сверкнули его глаза.
– Сколько можно ждать? Эта лживая собака кормит меня обещаниями. Но не сделал ни одного шага для выполнения.
– Прости, – Наим склонил голову и прижал правую руку к груди.
– А ты, – бей пронзительно посмотрел на Наима, – боишься этого уруса?
– Я? Бей, – воспламенился Наим, – раз так, я возьму сотню нукеров, и мы перетрясем всю ту землю, но схватим этого разбойника. И я в мешке притащу его к твоим ногам, мой бей!
Умур усмехнулся:
– Мне шума не надо. Возьмешь сотню человек, – бей недобро посмотрел на Наима. – А ты знаешь, сколько у него сабель?
– Много! – хмуро ответил Наим.
– То-то! А ты – сотню на молокососа! Нет, Наим, – бей неслышно прошелся по ворсистому ковру, подойдя к блюду с фруктами, оторвал несколько виноградин и по одной стал бросать в рот, выплевывая косточки, потом продолжил, – возьмешь шесть, семь человек, самых преданных. Ничего им не говори. Вернее, скажи, чтобы хорошо вооружились и взяли побольше продовольствия. Там костры не жечь, прятаться, как мышам в норках, и ждать его приезда. Когда увидите, сразу не нападайте. Вдруг отец пошлет тайно охрану. Ты, Наим, понял? Если что нарушишь, поплатишься головой. Сюда его привозить не надо. Всякое бывает, вдруг сбежит. Или кто увидит… Там, на месте, когда прикончите, привяжешь камень и утопите в самом глубоком озере. Если с ним вдруг кто окажется, и его… тоже. В живых никого не оставлять!
* * *
Вынашивая свое намерение, Осман не хотел посвящать в него отца. Он жаждал того момента, когда с гордостью развернет шкуру каракала. И с вызовом бросит ее к ногам отца. Пусть видит, что его сын уже не ребенок, а отважный, смелый воин, и ему можно доверять взрослые дела. Чтобы никто не помешал, он тайно подготовил свою поездку. В назначенную им для себя ночь он не сомкнул глаз. Еще до рассвета выскользнул из шатра и со всех ног бросился в ближайшую рощу, где ждали его оседланные кони и необходимые припасы. Собаки, привычно полаяв, быстро успокоились, узнав своего. Утром, когда вся семья собралась, чтобы отведать пищи, Османа не оказалось. Напрасны были его поиски.
Хотя Осман и молчал, но до ушей бея докатились расспросы сына о местах, где водится рысь. И Этрогул догадался, куда мог уйти сын. Но посылать вдогонку людей не стал. Он только сложил ладони, поднял кверху глаза и прошептал: «На все воля Аллаха!»
Как и сказал бей, Наим взял с собой семь человек, и они глубокой ночью покинули стойбище. Ничего не говоря, Наим вел их целые сутки. Только потом объяснил цель этой поездки. Он плохо знал дальше дорогу и поручил вести их Халилу, знатоку этих мест.
Когда тот сообщил, что цель близка, Наим приказал всем спешиться и дальше идти пешком, тщательно оглядывая местность, оставив одного сипаха караулить лошадей.
Да, чтобы пуститься в такую даль и глушь одному, надо было иметь твердую волю, крепость духа и уверенность в себе. Не многие взрослые могли думать о таком поступке. Чтобы не заблудиться, Осман научился определять путь по солнцу, звездам. Для этого были опрошены десятки пастухов.
И вот он уже мчится во мгле, горя одним желанием: скорее достичь заветного места. Забыв про сон, он достигает подножия горы Косулиф. Даже неопытный взгляд, и тот бы сказал, что охотиться здесь весьма трудно и опасно. Словно нарочно, чья-то могучая рука разбросала огромные глыбы. Где, за какой таится зверь, одному Аллаху ведомо. Да поможет он смельчаку.
По совету старых опытных охотников он прихватил с собой пару курочек. Для приманки. Привязав к каждой по длинной бечевке, он стал ждать, притаившись за одним из валунов. Куры подергались, подергались, да и успокоились.
Бессонная дорога сделала свое черное дело. И осенью бывают дни, когда солнце светит по-летнему. И сегодня оно оказалось таким. Разморило оно паренька. Как ни старался он уберечь себя ото сна, но дрема затягивала его. Когда очнулся, небо было усыпано звездами, а бечевки уже никого не держали. Остались от бедных курочек только перья. Осман стиснул зубы. Долго охотился за толстым байбаком, но… поймал. С трудом повязав его бечевкой, выпустил зверюшку и стал ждать. Вдруг он увидел, что впереди что-то промелькнуло. Приподнявшись, чтобы лучше рассмотреть, что это могло быть, почувствовал, что на спину обрушилось что-то тяжелое. Падая, он изловчился, чтобы упасть на спину. Это спасло его. Зверюге теперь самому надо было выбираться, и он с такой силой оттолкнул Османа, что тот на несколько шагов отлетел от него. Спасла куртка из грубой воловьей шкуры, которую посоветовали надеть бывалые охотники. Хотя острые зубы зверя достали тело юноши, но обращать внимание на боль не было времени. Зверюга был рядом, мог напасть в любое мгновение. Осман вскочил на ноги и увидел два горящих глаза, уставившихся на него.
Он успел выставить вперед полусогнутую левую руку, пряча лицо от его страшных когтей. Да, они были страшны! Как они рвали толстую кожу! Но ловкий удар ножа спас Османа от более суровой расплаты. Зверюга выдернул лапу, чтобы еще раз вонзить ее в тело охотника, но не смог этого сделать. Издав предсмертный визг, он рухнул на землю.
И вдруг Осман почувствовал слабость во всем теле. Им овладело какое-то безразличие. Ноги сами опустили его на землю. Он полежал какое-то мгновение, но боль в руке заставила подняться. Он снял изорванную куртку и, засучив рваный рукав, увидел окровавленную руку и раны от острых звериных когтей. Отрезав подол рубахи, обмотал рану и принялся обдирать каракала. За этой работой боль приутихла, и он стал жалеть, что никто не видел его борьбу с этим животным.
– Ничего, – успокоил он себя, – мои раны, одежда – все будет свидетельствовать о моей борьбе, – не без гордости подумал он.
Но, как говорится, беда одна не приходит. Есть звери пострашнее. Это – люди, те, которые коварно, по-зверски, следят за своей жертвой, чтобы напасть на нее исподтишка, явно с перевесом сил. Наим с воями не усмотрели вовремя прибытия Османа. Наверное, расслабились после нескольких дней томительного ожидания. А обнаружили его прибытие случайно. Пришел оставленный при конях вой, чтобы сказать, что увидел чьего-то стреноженного коня. Наим схватился за голову:
– Проспали! Мне теперь конец!
Но успокоил Халил, сказав:
– Раз конь здесь, он за ним придет!
Наим какое-то время думал, потом радостно ударил Халила по плечу:
– Ты прав. Окружим и будем ждать!
