Юрий Темирбулат-Самойлов
Сюрприз
– А может, помочь тебе в поисках? Мы многих коровинских и дикинских ещё помним, хотя и разъехались все давно по разным современным микрорайонам.
– Ладно, справлюсь. У меня служба безопасности знаете, какая крутая? Иголку в стоге сена сыщет.
***
К концу следующего дня Вован и впрямь располагал адресами нынешнего местожительства обеих своих любимых девушек армейской поры, между которыми его сердце почти все два года службы разрывалось пополам, да так никого и не предпочло для такого решительного шага как женитьба. Уходя на «дембель», он, чтобы не заблудиться окончательно и не сойти с ума, скрепя сердце и стиснув зубы порвал отношения и с той, и с другой. Но, не помогло – так и не смог выкинуть ни одну из них ни из головы, ни из сердца.
После службы он раз или два слышал от кого-то из осевших «на гражданке» в Липецке однополчан, что одна из его так малодушно брошенных невест, Лиза, была в момент расставания беременной. Но не придал этому большого значения. А теперь любопытство с примесью ревности засвербило в душе с огромной силой: от кого это, интересно, Лизка тогда «понесла»? Уж, часом, не от него ли, Вована? И решил он теперь Лизу навестить первой.
***
Крикнув из кухни звонящему в дверной звонок, что можно входить – не заперто, и подавшись навстречу, та остолбенела. Стопка свежевымытых тарелок вывалилась из рук.
– Вовка!.. – только и сумела растерянно пробормотать женщина.
– Лизуха! – сдавленно воскликнул Вован, не зная, куда пристроить букет цветов и огромный торт, занимавшие руки.
Топтавшийся позади водитель-охранник выложил на стол в гостиной сумки с подарками, вино и продуктовые деликатесы, и тихо исчез.
Обретя после первого прилива чувств способность говорить хоть относительно спокойно, тут же засыпали друг друга вопросами.
– Вот так одна все эти двадцать лет, – повествовала о своём житье-бытье
всё ещё стройная и гладкокожая, аппетитная для мужского глаза Лиза. – И Полинка тоже одна…
Вован поёжился. Краска залила его лицо. Тело прошиб противный липкий пот.
– А почему? На таких красавиц, да женихов не нашлось? В жизни не поверю!
– Эх, Вовка…
– Чего?..
– Так мужикам от красивой бабы чего надо-то? Всего лишь того же самого, чего и тебе по молодости. А жениться бегут на богатых да на родовитых, чтобы повыгоднее.
– Ну, Лизонька, зря ты так. Мужик мужику – рознь.
– А сам-то ты? Рознь…
– Я слишком поздно узнал, что ты беременна. Да и то не очень поверил. Ведь сама ты ничего не говорила об этом.
– А зачем? Если сердце мужика не с тобой, что толку насильно привязывать его беременностью. Всё одно разводами такие браки заканчиваются. И ребёнку душевная травма на всю жизнь. Пусть уж лучше живёт в неведении, кто его кровный отец. Или думает, что геройски погиб ещё до его рождения.
– Так ты родила тогда?!
– Обе мы родили с Полинкой.
У Вована сдавило сердце.
– Как, и она?!
– Да-да, Вовочка, и она тоже. Так же, как и я – от тебя. Других мужчин в то время ни у неё, ни у меня не было.
– Лиза!.. – задохнулся Вован.
– Да не волнуйся. Всё нормально, никаких вопросов к тебе нет. Замужем мы за тобой не были, алиментов не затребуем. Тем более что дочки наши уже, слава Богу, совершеннолетние.
– У вас у обеих дочки?
– Представь себе. И обе красавицы, подруги не разлей вода. Студентки.
– И вы сами их, без мужей, вырастили?
– Сами. И в школе выучили, и к музыке-спорту сумели не хуже других
приобщить, и в институт дали возможность поступить.
– Так… э-э… Лиз… Вы с Полинкой что, общаетесь так всю жизнь без вражды?
– А чего нам враждовать? Тогда, когда ты, как герой-сердцеед, то со мной, то с ней шуры-муры крутил, ненавидели в душе друг дружку лютой ненавистью, хоть и виду не подавали. А когда ты же, как последний трусишка-зайчишка, исчез, так и не приткнувшись ни к одной из нас, примирились с судьбой.
– И ополчились сообща на меня.
– Да нужен ты… Просто запрезирали мы тебя тогда с такой же силой, с какой до этого любили, а друг дружку ненавидели.
– Лиза, простить-то сможете меня, дурака? Хоть когда-нибудь…
– А мы к тебе, я же сказала, не в претензии. Как убедились, что обе беременны, решили твёрдо: рожать. Назло таким как ты. Мы сами решили, понимаешь?
– Н-не понимаю… Извини, Лиза, но мне чего-то вдруг резко так плохо стало… Не выдержу я этого…
– Вы-ы-держишь, куда ты денешься! Вот сейчас позвоним Полине, соберёмся втроём, выпьем твоего заморского шампанского, ещё чего покрепче да повкусней из наших собственных припасов. Попоём наши старые песни. Помнишь, как пели мы иногда втроём, когда ни Полинка, ни я, уверенные каждая про себя (ой, глупышки-и!..), что именно она для тебя одна-разъединственная, ни сном, ни духом не ведали, что развлекался ты, свинтус, оказывается, втихую с нами обеими поочерёдно? И друг дружке свою любовную близость с тобой не выбалтывали, до-о-лго хранили, дурочки, втайне как святое. Да и сглазить боялись. Ну что, Вова, звонить Полине?
– Сам Бог велел… – обречённо в душе, а внешне с энтузиазмом, насколько мог бодро произнёс он, украдкой разминая левую сторону груди, где всё назойливее жгло изнутри неумолимо разгорающимся огнём.
***
– Вовка!.. – точно так же, как и час назад Лиза, охнула Полина, открывая на звонок дверь своей квартиры. И так же, как у той стопка тарелок, вывалилось из рук Полины всё, что в них было.
– Полинка… – выдохнул Вован. – Всё такая же красивая!
– Да уж… вашими, мужики, молитвами… Ох, какие цветы! Спасибо. Пораньше бы только немного, лет этак на двадцать, цены бы тебе, Вовочка, не было.
– Не береди душу. И так тяжело.
– Что, Лизонька уже рассказала о следах твоих незаметённых в этом городе?
– Немного.
– Что ж, тогда присаживайтесь, сударь, да поближе к столу. В ногах правды нет. Ну, и выпить за встречу не помешало бы. А пока мы с Лизкой на стол соберём из твоих деликатесов и нашей домашней закусочки, глянь вот фотоальбомчик, чтоб не скучать.
Вован с опаской, как от ядовитой змеи, отодвинулся от альбома. Какой-то непонятный незваный страх мешал ему заглянуть внутрь.
– Спасибо, вечер большой, ещё насмотрюсь на фотокарточки. Мне бы на вас в натуре наглядеться досыта, недоласканных, да после такой-то разлуки.
– А кто тебе мешал, сердечный ты наш? Мог все эти годы без отрыва лицезреть что одну, что другую, – едко усмехнулась Полина и с трудом, ломая язык, выговорила:
– В натуре самой наи-на-ту-раль-ней-шей.
– Да во всех ракурсах, в любом виде! – поддержала подругу ещё более, как показалось Вовану, ядовитым смешком Лиза.
В ходе ужина Вовану час от часу становилось хуже. Пот заливал лицо, тело начинало немилосердно чесаться, как бывало с ним в моменты особого душевного волнения.
Сначала слегка, а затем уже поосновательнее захмелев, попытались
втроём хором попеть «старые песни о главном», любимые ими когда-то. Не получилось.
– Вов, да не переживай ты так, – увещевали его подруги. – Что было, то прошло и быльём поросло. Забудь. Всё в порядке. И у нас, и у дочерей.
– Лиз, Полин, а может, позволите мне принять посильное участие в судьбе дочек? А что, деньги, связи у меня есть. Обеспечу всем по высшему разряду.
– Ладно, остынь. Обойдёмся, как обходились до этого столько лет.
– Кстати, Лиз, Полин, а где они, ваши девчата? Хоть познакомите? Или… дозвольте хотя бы со стороны глянуть.
– Так вон же альбом! Чего смотреть-то не стал? А девчонки собирались сегодня куда-то на дискотеку допоздна. Если не до утра опять. Все выходные где-то в студенческом общежитии у своих прогостили, будто и дом для них уже вместе с матерями не существует. Эх, молодёжь пошла… Хотя, если так уж хочешь, давай попробуем позвать сюда. Мобильные телефоны мы им обеим справили недавно, всё как у людей. Звонить?
