Обернулся назад, потом опять ошарашено глянул перед собой. «Не свихнулся ли я совсем с этими шахматами, если уже сам себе мерещиться начинаю?» – мелькнула мысль, и сознание уже готово было покинуть беспредельно озадаченную голову немолодого шахматиста, вдобавок ко всему страдающую, видимо, ещё и от перегруженности сверх меры разгадыванием иногда ночами напролёт сложных игровых комбинаций.
Упасть не успел. Седовласое отражение со слезами шагнуло навстречу и крепко обняло его:
– Брат!!!
Едва державшийся на ногах Василий Карпович полубессознательно зарыдал в ответ:
– Братишка!
Возникший как из-под земли сосед-чекист Тимур мягко подтолкнул обнимающихся зреловозрастных мужчин внутрь квартиры.
В мозгу понемногу приходящего в себя Василия Карповича начала, наконец, проясняться суть произносимого человеком, оказавшимся действительно его родным братом.
– Я знаю, что тебя теперь Васькой зовут. Только фамилию ты какую-то мудрёную выбрал – Безродный… А я уже сорок пять лет как Афанасием
числюсь. Фамилию же мне, совсем маленькому мальчишечке, не помнящему своей собственной, предложили в детдоме совсем простую – Мельников. Капризничать и отказываться не стал. А ты-то как?
– Тоже в детдом тогда попал, – всё сразу вспомнив, со слезами счастья
отвечал Василий Карпович. – А сразу после войны удрал. Помотался по разным родственникам, нигде не прижился, и вот, осел здесь двадцать с лишним лет назад. Женился уже на четвёртом десятке, троих детей нажил, вырастил, всё как в других обычных семьях. Заявятся попозже каждый со своих занятий, познакомишься. Орден имею за трудовые заслуги перед государством. В шахматы мне равных нет во всём городе… а ты, случайно, не играешь? Нет? Ну, и ладно. Вот, в целом, так… а сам-то ты?
– От тебя не отстал – тоже троих детишек строганул. Дочери-погодки уже взрослые, старшая институт заканчивает, вторая то же самое через год. А сынишка-старшеклассник ещё не определился окончательно, но, наверное, сначала армию отслужит, а уж затем выберет себе дорогу по жизни основательно. Всё нормально. На Урале живём, приезжай с семьёй в гости, мои так рады будут!
– Седой ты, братишка Афоня… прямо как лунь. Хотя до пенсионного возраста, как и я, ещё пока не дожил…
– А ты сам-то… хлебнуть ведь нам пришлось, поди, поровну.
– Да-а… ну, а от родителей, ты не в курсе, хоть что-то осталось после той ночной бомбёжки, когда мы все растеряли друг друга?
– Погибли оба сразу, под одной бомбой – и отец, и мать… мало что от них осталось, но, тем не менее, найденные и опознанные останки были похоронены как положено, по-божески нашей старшей сестрой Машей. Мы с ней разыскали друг друга относительно давно, у неё тоже в основном нормально, если бы ещё муж так не пил… А ты вот затерялся. Теперь, наконец-то, нашёлся. Спасибо твоему знакомому, – Афанасий кивнул на скромно стоявшего в сторонке Тимура.
Тимур подошёл, с тёплой улыбкой приобнял Василия Карповича:
– А ты, дядя Вася, говорил, что от чекистов никакого проку добрым соседям. Продул ты спор. В пух и прах! Так что, с тебя, дорогой, причитается как минимум бутылочка, в качестве встречного новогоднего подарка, а?
– Чудеса… – утирал, размазывая по лицу, слезы Василий Карпович, – я буквально только что, сам не знаю зачем, – я ведь не пью совсем, – выставил на стол выпивку и закуску, хранимые для самых дорогих гостей. Вот, и не верь, теперича, в подсознательное чувство…
– Ну, что, по маленькой с наступающим, и я оставлю вас, улыбался во весь свой белозубый рот Тимур. – Вам есть о чём поговорить. А завтра, дядь Вась, как всегда? В обеденный перерывчик последнего рабочего дня уходящего года…
– Сыгранём, конечно, Тимурка, если это самое… – Василий Карпович с хитрым испытывающим взглядом почесал в темечке, – исправишься, встанешь на честный путь. А, ладно! – резким взмахом руки рубанул он воздух перед собой. – За такой сегодняшний твой подарок разрешаю что угодно! Кради-уворовывай в грядущем году хоть самого ферзя, ни единым словом не попрекну!
– Ну, дядь Вась, спасибо за столь щедрую награду, – ловко опрокинув в рот рюмку «Посольской» и закусив шпротинкой, резюмировал, удаляясь, лейтенант госбезопасности. – Ты верен себе как никто, и неисправим, наверное, покуда способен передвигать фигуру по доске. И, тем не менее, завтра в тринадцать десять? Играем, как условились по твоему пожеланию, под запись?
– Бесповоротно теперь под запись, товарищ лейтенант, только так, и никак иначе! – построжел лицом Василий Карпович. – Блокнот, ручку не забудь, чтобы всё как положено. Потом, со временем, надо бы и часы шахматные приобрести для полного порядка. А то знаю я вас, молодых и шустрых…