Юрий Темирбулат-Самойлов
Мигранты. Сетевики
– Я же не просто так сказал «утратившего навыки». Значит, давно это было. Как начали кремлёвские отцы-перестройщики нашу систему интенсивно сокращать, рубить под корень в начале девяностых, так и я в числе множества других профессионалов был выкинут прочь. А ведь среди нас были специалисты высочайшего класса! Любая иностранная разведка многое бы дала, чтобы заполучить кого-то из этих спецов себе. Весь мир, можно смело констатировать, держали в советское время под незримым контролем. Во всех горячих точках планеты всю историю государства нашего воевали, чаще всего тайно, умирая безымянными героями, наши ребята… И вдруг – распад, поразительно быстрое исчезновение Союза как державы, заигрывание новой власти перед Западом. Непонятная, в голове не укладывающаяся сдача нашим извечным соперникам-антагонистам ценнейшей, воспитываемой десятилетиями нашей зарубежной резидентуры, не говоря уже о рядовой агентуре. И это, без преувеличений, предательство – на высшем государственном уровне!
– Ну, и… – Олег Алексеевич затаив дыхание слушал своего,
оказывается, коллегу по главному делу жизни – защите интересов Родины там, куда пошлёт командование, и в тех ролях, которые приходится играть, перевоплощаясь порой до полной противоположности самого себя.
– А что «и»? – Андрей-второй судорожно вздохнул, похлопал себя по карманам, достал из одного пачку сигарет, но тут же засунул обратно, спохватившись, что находится в больничной палате, где курение приравнивается к преступлению. – Многие не выдержали такого предательства сверху, и не простили. Тем более что времена для основной массы соотечественников наступили не лучшие, а главное – не самые сытные. А семьи свои элементарно кормить надо, чтобы дочери с голодухи и от отчаяния не ушли в проститутки, а сыновья – в рэкетиры, которых рано или поздно либо отстреляют, либо посадят. Вот и подались наши супер-профессионалы кто в прямое услужение криминалитету, кто в охранники куда возьмут, кто наудачу в создание собственного бизнеса, как получится. Кому-то повезло – попали по знакомству или случайно на государственную службу, включая заново формируемые органы власти всех уровней, в руководящие звенья крупных бизнес-структур, частных или полугосударственных акционерных обществ, корпораций, представительств иностранных компаний, работающих на территории страны. Кому-то повезло меньше – но кое-как выплыли, создав кто какой сумел собственный бизнес. А кому-то не повезло совсем…
– Ты имеешь в виду тех, кто завис между небом и землёй, и оказался не нужен никому?
– Да, брат, именно их. Ты только подумай, если раньше, на официальной и уважаемой службе Родине, они способны были и фактически творили чудеса героизма, разрабатывая и осуществляя сложнейшие операции государственного и межгосударственного значения, относительно легко расправлялись с любыми, нечастыми, правда, в Советском Союзе попытками терроризма, то теперь просто потерялись в этой жизни. Служить бандитам или ещё чему-нибудь сомнительному не позволяет сохранившаяся у многих офицерская честь, а честно заработать на хлеб для жены и детей нет никакой возможности при всём том, что ты здоровый, молодой ещё, в здравом уме и с солидным жизненным багажом мужик хоть куда… От безысходности столько настоящих ребят пустили себе пулю в висок…
– А ты? Андрей Яковлевич – наверное, твоё вымышленное имя?
– Имя настоящее, да и офицерское звание не придуманное и не бывшее, поскольку бывших, как говорят у нас, не бывает. От мысли застрелиться на примере некоторых своих коллег, земля им пухом, я далёк, хотя, как и они, в новой жизни себя пока, увы, не нашёл (наш древнекитайский салон, который можно считать неудавшимся экспериментом, не в счёт). Но той мрази вокруг нас, узурпировавшей бандитскими способами и власть, и материальные блага страны, и которую ненавижу, никогда ни под каким предлогом служить не буду, и жить по её волчьим законам не стану ни за какие деньги. А вот давить её буду как гниду при любой возможности, покуда жив.
– Давить как? Ведь ты, сам говоришь, десяток лет уже не у дел, и действовать законными путями тебе будет затруднительно. Не из-за угла же расстреливать собираешься всех, кто, по твоему мнению, живёт неправедно.
– А я уже… давлю, так сказать… В общем, делаю проще: нахожу среди действующих законников с реальной властью и достаточным весом в правоохранителных структурах тех, кто ещё не продался золотому тельцу, и помогаю им по мере сил хотя бы поставкой значимой оперативной информации, которую, спасибо моим учителям и наставникам по профессии, умею до сих пор добывать получше многих нынешних штатных розыскников и следователей. Вот и здесь тоже… – Андрей Яковлевич замолчал, хмурясь.
– Тебе неудобно говорить?
– Да я всё это вот им, ребятам нашим, уже давно порассказал в допустимых, конечно, подробностях. В том числе – и о подготовке к разгрому этой нашей древнекитайской гадости.
– Ого! – Олег Алексеевич, несмотря на всё своё выработанное многолетней службой профессиональное самообладание, не на шутку
внутренне взволновался.
– Что «ого»? Говорю я тебе, утратил часть навыков, сработал недостаточно чётко, и вот ты здесь, в этом «Склифе»… реанимированный, слава Богу.
– Так я здесь… из-за тебя?!
– Вернее будет – вместо меня.
– Да, Андрюх, свет ты наш Петрович, – вмешался в диалог Александр Иванович Георгица, – ты совершенно случайно здесь. Башку эти негодяи Моськины планировали пробить Яковлевичу, наняли специально для этого бандитов, устроив их к себе дистрибьюторами, чтобы присутствие их в офисе выглядело нормальным повседневным явлением. Те следили за каждым шагом Яковлевича, по любому поводу навяливались ему в собутыльники на вечер.
– А что, Яковлевич, тебя заподозрили в чём-то антимосинском? Разоблачили как поставщика правоохранительным органам оперативной информации, то есть попросту, извините, стукача? Или ещё что-то?
– Нет, всё гораздо проще, – Андрей Яковлевич достал записную книжку,
уточняя какие-то данные. – Вот, нашёл. Кличка «Кабан», фамилия сейчас значения не имеет. В общем, пришёл по рекламному объявлению к старшему Моськину, Владилену то есть, увешанный золотыми цепями и прочими тому подобными «цацками» клиент живым весом центнера, эдак, под полтора, чтобы с помощью этого «лучшего в мире специалиста, автора уникальных программ»… и так далее, вернуть «былые красоту и здоровье». И оказалось, что они с Владиленом Владиленовичем знакомы между собой – сидели когда-то вместе, отбывали срок на Севере, где-то под Воркутой. Ну, этот матёрый в прошлом уголовник, на тюремного «пахана» шибко похожий, а ныне хоть и миллионер, кандидат в депутаты, но так, видимо, к хорошим манерам и не приученный, сначала на радостях встречи машинально пообнимавшись с «брателлой Владькой», прямо тут же, вспомнив, видимо, зачем пришёл сюда, устроил шумный скандал чуть ли не с погромом – кого вы, дескать, волки позорные, катнуть пытались, кинуть на тыщи баксов. Какие вы, конкретно и в натуре, век мне воли и депутатства не видать, доктора-светилы древнекитайские, если кроме холодильников и калориферов ничего раньше, во все свои отсидки, ремонтировать не умели? Что ты, что братан твой, козлина барачный…
– И?..
– Тут, как назло, вдобавок ещё и я ему на глаза попался.
– И чем-то этому «брателле» не приглянулся?
– Только бы! Всё гораздо хуже. Я ведь тоже, как и Моськин, оказался давним знакомым этого бандита. Конечно же, не по отсидкам в лагерях, а совсем наоборот, помог ему когда-то туда попасть на срок очень даже тоскливый. По одной из моих оперативных разработок энное количество лет тому назад была задержана и осуждена за финансовые махинации группа банковских служащих и административных работников органов власти, тесно связанных с воротилами теневого бизнеса. Одним из теневиков и был этот роковой моськинский клиент-похудальщик. Судебный процесс, ввиду наличия в материалах дела элементов государственной тайны, был закрытым, но меня в числе других причастных к расследованию сотрудников нашего управления, вызывали в зал суда для дачи свидетельских показаний. Вот тогда он, видимо, и запечатлел в памяти мою физиономию.
– И приговорил… – со смешком встрял в рассказ Андрея Яковлевича Сергей Молодцов. – А завидев через много лет в нашем офисе в ходе общения с Моськиным, приговорил ещё раз, уже окончательно. Поручив исполнение наверняка тому же «облажавшемуся» перед ним Моськину в порядке штрафа за лжерекламу о себе как академике по элитному снижению веса – пахан ведь всерьёз худеть собирался, а тут такой облом… Ну, а паханские приговорчики обжалованию, как известно, не подлежат.
– А ты-то чего веселишься, Серёга? По очередному подзатыльнику товарища подполковника соскучился? – Георгица сделал угрожающий шаг в
сторону парня.
– Да это он, Александр Иванович, от радости такой весёлый, что видит Андрея Петровича в хорошем самочувствии после такой-то передряги, не трогайте вы его, – с улыбкой взяла «морпеха» за рукав юная Олеся.
– Ой, а как у вас-то дела, девчата? – спохватился больной, слишком, пожалуй, отвлёкшийся беседой с бывшим оперативником госспецслужб.
Олеся тут же отвернулась к окну, чтобы не демонстрировать набежавших мгновенно слёз.
Марина подошла к ней сзади, обняла за плечи:
– Успокойся, моя хорошая, всё образуется. А вас, Андрей Петрович, прошу простить девчонку, да и меня тоже, но лучше будет, если мы не сейчас, а попозже, в ближайшее, прямо в следующее посещение расскажем со своей колокольни об этих последних событиях, происшедших, пока вы были в реанимации. Тяжело ей пока вообще разговаривать… а эта тема просто… не знаю, с чем сравнить.
Но даже если и захотели бы они высказаться, выговориться сейчас, немедленно перед человеком, которому искренне симпатизировали, успев серьёзно зауважать его за довольно короткое по длительности знакомство, разрешённое больничными правилами время визита, увы, истекло. Две медсестры вкатили в палату столик с медикаментами и инструментарием, внесли стойку-капельницу и попросили посторонних покинуть помещение.
– Придём завтра, если не возражаешь, Петрович! Рассказать нам всем есть что. От некоторых вещей просто обалдеешь, – дисциплинированно заторопился к выходу «морской дьявол» Георгица. – Видишь, вот свежий шрамик на моём кулаке? Минимум по полудюжине искусственных зубов придётся теперь вставлять каждому из братьев Моськиных. Наверно, уже только через несколько лет, после тюрьмы…
– Обоих отоварил Александр Иванович в секунду! Настоящий морской пехотинец. Теперь в это верю без приколов… – дополнил Сергей Молодцов речь Георгицы.
– Когда же ты, наконец, отучишься перебивать старших? Ну, надеру я
тебе когда-нибудь уши! – подтолкнул «морпех» Молодцова к двери и протянул Андрею-первому на прощание руку. – До завтра, Петрович, выздоравливай!
X
Оставшись один после ухода друзей и последовавших сразу же некоторых медицинских процедур, произведённых над ним медсёстрами, Олег Алексеевич попытался сосредоточиться. Но, как это было уже не первый день, стоило ему поднапрячь затуманенную, возможно из-за больших доз принимаемых сильнодействующих лекарств память, как тут же накатывала труднопереносимая головная боль. Приходилось усилием воли заставлять себя какое-то время не думать ни о чём, возбуждающем нервную систему, или, если ненапряжённо и думать, то лишь о приятном. А как только боль хоть немного отпускала, он опять машинально напрягал память, и всё повторялось снова и снова.
И тем не менее, дело продвигалось. Первое что Олегу Алексеевичу ещё до его сегодняшнего посещения приятелями-сотрудниками по Салону восточной медицины удалось совершенно верно восстановить в памяти – это своё настоящее имя. Хотя… персонал лечебного учреждения, где он сейчас находился, называл его Андреем Петровичем, или по фамилии Артамонов вместо правильной Ельников. Андреем Петровичем называли его и сегодняшние посетители, благодаря приходу которых он вспомнил ещё многое. В том числе и самих ребят с подробностями знакомства с ними, и на какой почве познакомились, сошлись-подружились, и ещё… В памяти постепенно начала более-менее восстанавливаться, особенно под впечатлением от рассказа бывшего сотрудника спецслужб Яковлевича, причина этой путаницы с именем. Ведь «Артамонов», оказывается –псевдоним, который он вынужден носить в связи с выполнением секретного служебного задания. Какого задания конкретно? Да элементарного… Ой, больно, чёрт!..
А всё-таки, какой замечательный преподаватель-наставник мог бы получиться из этого, как его… Дробышева… Дроботова… Так, правильно, Антона Дроботова. Если бы… Если бы что? Если бы его лучшие качества да в доброе дело пустить, изъяв вместе с их обладателем из этой шайки-лейки китайцев… псевдокитайцев… древних китайцев… «древнекитайских» лекарей… Правильно – из сообщества, преступного сообщества имитаторов древнекитайской медицины.
Какие интересные, жизненно поучительные теоретические и практические занятия проводит… проводил в восточно-медицинском псевдосалоне этот Дроботов, находящийся теперь, как сообщил оказавшийся профессиональным в прошлом разведчиком Андрей… Яковлевич, кажется… в следственной тюрьме. Жаль… лучше Дроботова на занятиях с дистрибьюторами никто не умел говорить о качествах лидера, главных условиях успеха. Успеха на реальных, не придуманных примерах, о чём можно судить хотя бы по уровню его собственных доходов. Десятки тысяч долларов ежемесячно, да без явного криминала, да исключительно своим трудом, без наиболее модного нынче мафиозного обворовывания государственного бюджета, если не считать, конечно, увиливания Антона от уплаты налогов с этих доходов. Да и, если объективно подойти – ни одного бедного, малоимущего человека Дроботов не объегорил, поскольку в рядах его клиентуры таковых нет по определению. Ведь даже в его рекламе честно предупреждается: «Дорого!» А значит, и тратят большие суммы за сомнительную возможность «комфортно и быстро омолодиться и похорошеть» только те люди, у которых денег куры не клюют. «Как пришли, так и ушли» – поговорка именно о таких доходах, с которыми легко, зачастую глупо и бессмысленно расстаются. Ой, опять эта дикая боль в затылке!.. Поспать…
О чём это я только что? Да, при всех минусах и других коллег-негодяев Дроботова, вслух они провозглашают, хоть и на разном интеллектуальном уровне, исключительно правильные и полезные вещи. Например – «будь доброжелателен к каждому, даже если тебе лично он чем-то и не нравится», «не навреди», «читай умные книжки», «ежедневно выполняй намеченное, а что не успел – приплюсовывай к плану дня завтрашнего», «не злословь», «позитив, позитив, и ещё раз позитив»… да-а… а сами при этом поступают с точностью до наоборот…
XI
На следующий день вся вчерашняя компания в том же составе была в палате буквально с первой минуты разрешённого врачебной администрацией отрезка времени для посещения больных. Уже уверенно встающий с постели и прохаживающийся сперва по палате, затем по коридору, а там и по этажам вплоть до нижнего, Олег Алексеевич слушал, слушал и слушал, вбирая в память рассказываемое наперебой своими сотоварищами-«диетологами», и услышанного даже в первые эти их посещения с лихвой хватило бы для завязки, а то и полной сюжетной основы целого детективного романа, будь он литератором. Но это если для основы творческого произведения, где для объёмного наполнения страниц и подсочинить в необходимой мере не грех, а вот для позарез требовавшейся Ельникову полноты картины событий, и полноты как можно более точной необходимо было выслушать как можно больше не от третьих-пятых, а именно от первых лиц, в тех событиях принимавших непосредственное участие. Что он и делал…
Естественно, одного-двух таких посещений, конечно же, на составление целостной картины, тем более в эмоциональном изложении в собственной интерпретации каждого из рассказчиков, хватить не могло. Поэтому были и третье подряд, не прерываясь ни на один день, посещение, и четвёртое… Хоть и разными по длительности, но равно захватывающими, берущими порой за душу, а иногда и вызывающими неудержимый общий смех сюжетами, были эти рассказы. На пятый день Олег Алексеевич задумчиво резюмировал:
– Ну вот, теперь я вроде в курсе происходящего.
– Да, Петрович, мы ведь не сообщили тебе ещё две последние новости, –
выключая отвлёкший его немного от общей беседы мобильный телефон, спохватился Георгица. – Вот, только что мои новые коллеги обрадовали: Антон Дроботов отпущен из Бутырки22 под подписку о невыезде до окончания следствия по делу. Думаю, в скором времени обвинения будут с него сняты – адвокатская контора для этого подыскана сильная.
– Извини, Саня, это какие такие «новые коллеги»? Не такое же жульё, как наши целители, надеюсь…
– Ну, что ты, Петрович! Обижаешь… Просто, пока ты здесь прохлаждаешься, извиняюсь – поправляешься, устроился я по рекомендации кое-кого из старых сослуживцев в элитное охранное предприятие, обеспечивающее личную безопасность известнейших в стране людей.
– Неплохо… вот это правильное решение. Молодец! Ну, а вторая новость?
– А вторая ещё отраднее, поскольку есть незыблемая истина, что свято место пусто не бывает.
– Ну, вы, товарищ подполкан, даёте! – ехиднее самой ехидны ухмыльнулся Сергей Молодцов. – Тюрьма, и – «свято место»… Сдаётся мне, на службе своей военной вы с губы23 не вылазили, что так уважительно отзываетесь об этих замкнутых пространствах как о среде пребывания.
– Замри, щенок! – осадил Георгица Серёгу хоть и беззлобной «игрушечной», но заставившей всерьёз съёжиться затрещиной. – Я имею в виду «не рой другому яму…»24
– Ну-ну, успокойтесь, – мягко остановил перепалку «Андрей-первый», – кто в какую яму-то попал?
– А то непонятно? Конечно же Моськины, и тот, и другой собственными
персонами, – радостно как именинник улыбался новоявленный сотрудник
одной из самых грозных частных охранных служб в стране.
– Как только чуть подзажили сломанные нашим бойцом-тяжеловесом Александром Ивановичем челюсти обоих братьев, их прямо из больницы, и –в тюрьму, в ту же самую Бутырку, из которой только что освободили Антона,
– не страшась риска быть награждённым серией очередных оплеух, скороговоркой помогал Георгице излагать последние новости Сергей.
– Вот это здорово! Спасибо, ребята, утешили, теперь буду спать спокойнее, – улыбнулся на прощание Олег Алексеевич, для присутствующих Андрей Петрович, Петрович или просто Андрей-первый.
Замешкавшемуся и выходившему из палаты последним экс-разведчику Андрею Яковлевичу Олег Алексеевич, приложив палец к губам в знак просьбы о молчании, сунул в руку мелко сложенную записку:
– Передай адресату, инкогнито, разумеется. С тобой встретятся сразу после твоего звонка по указанному здесь номеру телефона. Давай, майор… Всё остальное – потом.
«Бывший» остолбенел, изумлённо, не моргая уставившись на собеседника:
– И ты?!
Олег Алексеевич опять приложил палец к губам и мягко прикрыл дверь за вышедшим Андреем Яковлевичем, на глаза которого успели выползти по одной скупой слезинке.
Вся гамма чувств – от комедийного «вместо него должен быть я» до драматичного «прости, брат» успела промелькнуть прежде слёз в молчаливом взгляде отставного офицера-силовика, но заговорить, выполняя молчаливую просьбу товарища «палец к губам», он не решился. Нельзя – значит нельзя. И ребята не должны ничего ненужного для них заметить. И хотя пока ещё он мог только догадываться о чём-то по существу просьбы молчать в ходе этого секундного немого диалога, ясно было теперь как день – в тайно-святом для него он не один…
А Андрей-первый, или подполковник государственной безопасности
Олег Алексеевич Ельников, проводив гостей, долго ходил взад-вперёд по палате, перебирая в восстановившейся, наконец, почти полностью памяти фрагменты рассказов недоучившейся студентки медицинского училища юной Олеси с Украины, её старшей сестры – сельского фельдшера-акушера со стажем, такой же как и она красавицы Марины, дипломированного театрального актёра саратовца Сергея Молодцова, подполковника морской пехоты в отставке «бравого молдаванина» Александра Ивановича Георгицы, и наконец его псевдонимного тёзки, отторгнутого Родиной, а если выразиться помягче, полояльнее (ибо не Родина всё-таки его отторгла, а всего-навсего кучка безответственных реформаторов в её властных структурах) – незаслуженно и неоправданно рано отправленного в запас квалифицированного оперативника Андрея Яковлевича.
Из совокупности рассказов этих таких разных, но волею судьбы оказавшихся в одно время в одном месте и объединённых одной псевдо-профессией ради элементарного физического выживания в смутные для народа великой в своё время советской державы-империи времена, вкупе с накопленными собственными наблюдениями и добытой оперативной и прочей информацией, начала складываться в уме Олега Алексеевича общая логически стройная картина, достаточная не только для написания ещё более добротного, чем рассчитывал, служебного доклада на правительственном уровне и не менее добротной научной работы вроде запланированной им и в основном готовой к защите докторской диссертации, а и для создания чего-то даже ещё более грандиозного, например – эпического литературно-художественного полотна о нынешнем так называемом переходном этапе в жизни страны. Талантику вот только литературного где подзанять…
Уснуть Олег Алексеевич этой ночью, как, впрочем, и в предыдущие, не мог долго.
XII
Из рассказа Марины:
«Чем больше я тосковала по оставленным дома в деревне своим малым деткам, тем сильнее ненавидела этого мерзкого «лидера бизнеса» Моськина. Старшего я имею ввиду. Конечно, и младший, Володька, не подарок, но Владилен – крайний предел человеческой, вернее нечеловеческой гнусности и, пусть нет в литературном русском языке такого слова – сволочности. Впрочем, всё это на его гадком лице как чёрным по белому написано и видно издалека. О феноменальной жадности его я уж и не говорю, Бог с ним…
И вот от такого человека нам с Олеськой приходилось всецело зависеть материально. А куда деваться? Мать-старушка наша на своей крохотной усадебке только садом-огородом и жива, да ещё двоих внучат прокормить надобно. Эта мразь Моськин, зная о таком положении вещей, всласть этим попользовался. Давал нам с сестрёнкой подзаработать, что позволяло нам и самим здесь как-то концы с концами сводить, и в деревню кое-что пересылать. Худо-бедно старшенькому на одежонку да на учебники подсобрали, и к школе он оказался экипированным ненамного хуже других сверстников-односельчан. И жениху Олеськиному израненному на лечение более-менее хватало высылаемых ею денег.
Но цену за эти заработки потребовал, подонок, непомерную – к Олеське
начал подбираться недвусмысленно. А у неё ведь любовь – святая, можно сказать. И девственность свою берегла она для одного-единственного, хоть и покалеченного, но живого и с большими надеждами на счастливую жизнь.
Видя, что похотливая свинья Моськин не собирается отступаться от задуманного, и пристаёт к Олесеньке всё более назойливо и похабно, я, чтобы как-то оградить от этих поползновений, прикрыть её, решила схитрить – пожертвовать собой. Тем более, что и на меня он поглядывал, негодяй, не менее плотоядно. Как и его брат, между прочим. Ну, сумела я как-то спровоцировать ситуацию и отдалась с притворной страстью этому чудовищу, да так, что ему, извращенцу, насмотревшемуся, видимо, зарубежных порнографических фильмов, некоторое время было не до Олеськи – он садистски наслаждался своей безграничной властью над моим телом в полную меру своей нездоровой фантазии, пока та, наконец, не иссякла… или просто «творчески» выдохся в какой-то момент, мерзавец… но тогда он стал заставлять меня саму фантазировать, придумывать что-то совсем уж невообразимое. О, с каким удовольствием я убила бы его и без страха села б за это в тюрьму, но детки мои… Олеська… И я терпела… Но сестру всё-таки не уберегла…»
Александр Иванович Георгица рассказал, что в тот роковой для всего Салона восточной медицины день поначалу всё шло, вроде бы, как обычно, спокойно. Порасклеивав по городу листовки, посетив теоретические занятия о принципах и путях развития дистрибьюторской сети, собрался он на запланированную вечернюю встречу с одним из случайно встреченных в городе старых сослуживцев, работающим ныне в солидном охранном агенстве. То, что мошеннический «древне-китайский» похудальческий бизнес – не для него, честного боевого офицера, он решил с первых же дней своего пребывания в нём, сразу начав подыскивать дело, более подходящее для настоящего мужчины в расцвете сил и лет. Дело, которое будет, конечно же, далёким даже от малейших намёков на какой-то криминал. И вот, кажется, нашёл – однополчанин с удовольствием согласился похадатайствовать за него перед своими начальниками. Но до места назначенной встречи Александр Иванович на этот раз не доехал…
От успокоительных мыслей о возвращении на правильную жизненную стезю его отвлёк звонок по мобильному телефону – от его младшего товарища «актёра-лекаря» Сергея Молодцова, соскучившегося, видимо, по очередному подзатыльнику за свои постоянные подковырки. Но на этот раз молодому вертопраху было явно не до шуток – он плакал навзрыд, не в силах выдавить из себя что-то членораздельное. Единственное, что Александр Иванович уловил более-менее внятно, были слова «вокзал» и «поезд».
– Какой вокзал, Серёжа?!
– П-п-павел-… п-павелецкий…
– Жди! – ни секунды не раздумывая, гвардеец-«морпех» со всей своей
богатырской силой раздвинул сомкнутые створки ближайшей двери мчавшегося по широкому вечернему проспекту троллейбуса, в котором он сейчас ехал, и уже не на полном ходу, – спасибо успевшему всё-таки затормозить и сбавить скорость бдительному водителю, – выскочил наружу. Ничего не успевший понять водитель, как только дверь опять закрылась, снова газанул и продолжил путь, как ни в чём не бывало. А перекувыркнувшийся несколько раз вокруг себя и уже через секунду оказавшийся за пределами проезжей части дороги Георгица удовлетворённо констатировал: «Повезло тебе, подполковник! Ни под колёса никакие не попал, ни костей не переломал. Хотя самый ли это сложный прыжок для лихого, испытанного морского пехотинца?»
Остановив такси и велев водителю гнать по полной, он уже через четверть часа вбегал на перрон Павелецкого вокзала, выискивая взглядом вдоль готового к отправлению поезда на Саратов Серёгу Молодцова. Тот сам кинулся навстречу из толпы уезжающих и провожающих. Лицо парня было залито слезами. Нормально говорить, всхлипывая и икая, он не мог.
– Что случилось, дорогой мой человечек? Кто тебя обидел? Разорву на части!
– Олеську…
– Что Олеську?
– М-м-мо…
– Моськин?
– Д-да.
Александр Иванович, – это было видно даже в сумерках, – побелел от гнева:
– Где эта мразь?!
– В-в-в оф-фисе, н-наверно…
– Убью! – сквозь поспешно расступающуюся под его свирепым взглядом толпу Георгица тут же рванул бегом по адресу наиболее вероятного пребывания в настоящий момент Владилена Владиленовича Моськина – в
офис Салона восточной медицины.
Из рассказа Сергея Молодцова:
«Как только наш доблестный ветеран морской пехоты с видом разъяренного льва умчался однозначно убивать гада Моськина-старшего и, стопудово, не только младшего тоже, но и всех их подручных, кто попадётся под горячую руку, мой отъезд в родные саратовские пенаты тут же отодвинулся на второй план, даже при всём том, что я успел лютой ненавистью возненавидеть и решил как можно скорее и навсегда покинуть когда-то желанную для меня и таких как я, но на самом деле такую злую Москву, сотворяющую надругательства над чистейшими божьими созданиями вроде нашей Олеськи и над их святой благородной любовью.
Я забрал из вагона свои вещи и бросился вслед за Александром Ивановичем, догнать которого, конечно, не сумел. Он как испарился. Отдав первому же таксисту-шкуродёру денег столько, сколько он запросил, поскольку торговаться было некогда, я помчался в офис нашего Салона. И застал там как раз тот момент, когда грозный подполковник яростно крушил и громил кабинет Владилена Моськина. Оба брата валялись на полу: старший без движения с безобразно вывороченной челюстью, а младший, Вова – с окровавленной башкой пытался куда-то уползать, но тяжёлые пинки Александра Ивановича раз за разом отбрасывали его к середине комнаты. Кровь и слюни-сопли обрызгивали всё вокруг. Бр-р!.. не хотел бы я в те минуты иметь фамилию Моськин…
Досталось под горячую морпеховскую руку, как я и предполагал, кое-кому из команды Моськиных тоже. Например – подвернувшемуся на свою голову Тарасу-Поросёнку, который дико взвизгнул, когда его попутно пнул Александр Иванович, и, несмотря на всю свою полноту, сверхпроворно, как мартышка по стволу пальмы, вскарабкался на самый верх большого книжного шкафа и сидел там, крупно дрожа и мелко крестясь – …
– Серёж… – отвлекла меня вдруг от захватывающего зрелища подзывавшая к себе одна из офисных девчонок-дистрибьюторш. – Ты можешь немного отвлечь своего друга-вояку от этих жирных тварей? Тут такое…
– Какое такое? Подожди ты! – отмахнулся я было, чтобы не мешали созерцать радующую картину возмездия. Не каждый день бесплатно увидишь подобное светопреставление. Хотелось запомнить получше – наверняка в будущих театральных и кинопостановках пригодится…
Но девчонка оказалась настырной:
– Вон, посмотри-ка!..
Глянул я туда, куда она указывала рукой. Из глухой складской комнаты в полутёмной глубине коридора вышмыгнули и, воровато оглядываясь, направлялись скорыми шагами к выходу двое бритых наголо, с мускулистыми фигурами «качков», хоть и тупоглазой бычьей внешности, но добротно, дорого одетых – стопроцентных бандитов, которые в мирной обстановке вполне могли бы сойти, да наверняка под этим соусом и проникли сюда в Салон, за обычных повседневных клиентов-пациентов, от нечего делать и от избытка денег балующихся разнообразными методиками поправки здоровья, в том числе программами снижения веса. В мирной, но… не сейчас. Сергея Молодцова, братцы, на мякине не проведёшь! Я лажу25 всякую за километр вижу. Да и девчонки, судя по испуганно-озабоченным их лицам, наверняка видели и знают больше, чем успели сообщить.
Окликнутый мною по просьбе девчат бушующий Александр Иванович неохотно оставил в покое уже еле ползавшего по кабинетному паркету Моськина-младшего и вышел в коридор. Я взглядом указал ему на предполагаемых бандитов. Он тут же перегородил им дорогу и тоном, не обещающим ничего хорошего, но без немедленного рукоприкладства, спросил:
– Куда и откуда крутые бойцы невидимого фронта изволят такой трусцой направляться, как украли что-то?
