Юрий Темирбулат-Самойлов
А рассвет был такой удивительный
Снаружи, за пределами жизнеутверждающго лёвиного сна, в реальном салоне реального «Мерседеса» происходящее выглядело примерно так: спящий вроде бы водитель крепко сжимал руками баранку и, ритмично повизгивая, пытался вырвать с корнем этот важнейший инструмент автомобилеуправления.
В такт ритмичным рывкам Лёвы покачивался в меру, дозволяемую своим технически-комфортным совершенством, и весь автомобиль. И хотя, благодаря указанному совершенству, качания эти вряд ли могли быть настолько ощутимы, чтобы причинить серьёзное беспокойство гораздо более безмятежно, чем водитель, спящим позади него пассажирам, тем не менее пассажиры пробудились.
Ленясь сразу размыкать глаза, они сонно поёживались под тонким одеяльцем, укрывавшим их излучающие здоровую свежесть тела, на которых не было ничего кроме полупрозрачных миниатюрненьких трусиков у неё и модных плавок-шортов у него. Да, на шее Артёма, помимо упомянутого предмета одежды на бёдрах, красовалась ещё и блестевшая даже в темноте массивная, в палец толщиной золотая цепь, олицетворяющая, как и «Мерседес», первичный серьёзный коммерческий успех хозяина – господин Рукомойников активно занимался оптовой куплей-продажей бензина, спирта, сахара и ещё кое-какой, вроде оптимального ассортимента псевдо-импортных табачных изделий, так же стратегически необходимой народу продукции.
– Ё-о-о… чем это тут, интересно, наш скромник Лёвушка занимается, что аж вся машина ходуном, а, Тём? – сонно прошептала на ушко любимому прелестная Мила. – Уж не мальчишеским ли грехом с тоски по женскому телу? Как-никак, а не первую, чай, ночку от супружницы своей, бедняжечка, отлучён…
– Да не-е, Мил, – из мужской солидарности прикрывая честь своего водителя от подозрений в постыдном баловстве, страстно, от души зевнул Артём, – скорее, наверное, с тёщей во сне очередную разборку учинил. Ну и пусть повоюет, не будем мешать. Давай-ка, лучше…
– Тё-о-мушка! Хочу пи-пи…
– Что ж, пи-пи, так пи-пи. Надевай свои шлёпки и пошли, сходим, может, вместе пожурчим, а заодно и на природу под звёздным небом полюбуемся. Только тихо, не спугни человека, пусть, хотя бы во сне, всыплет, как следует, злой старухе!
– Тё-ом, а ты тоже с моей мамой, когда мы с тобой поженимся, будешь таким же макаром разбираться, как Лёвка? И «злой старухой» её величать. Неужели все вы, женатики, одинаковые?.. Ой, а звёздочки-то тускнеть начинают!
– Скажешь, тоже, Мил! Видишь, даже звёзды потускнели, стоило тебе выйти из машины и показать, кто есть кто. А мама твоя, которую и тёщей-то
назвать язык не повернётся из-за её супер-молодого вида – прямая виновница этой твоей красоты. Не зря же говорят: выбирая невесту, посмотри на будущую тёщу.
– А ты выбрал, Тёма? – не отставая от него в широте и глубине рассветной зевоты, взгрустнула Мила. – Я, конечно, понимаю, родной ребёнок, и всё такое прочее…
– Насчёт развода с Галькой в принципе решено, не переживай. Потерпи
немножко… – с некоторым раздражением «пудрил» Артём мозги своей наивной зазнобе, никак не желающей понять, что не может же счастье человеческое отождествляться лишь со штампом в паспорте. Допустим, вот есть у него отметка о регистрации брака с его нынешней женой, а толку? Единственное чувство, питаемое им к нелюбимой супруге – досада от вынужденности притворяться, вести себя «прилично», особенно ночами. А к браку в целом – пусть и временная, но безысходность. Не понимает приятная во всех отношениях, но ещё глупенькая Мила, что всему на свете – своё время. Нельзя Артёму сейчас даже заикаться о разводе, в условиях полной зависимости его бизнеса от выгодного тестя – мэра их города и одного из основных претендентов в главы всего региона. Вот, когда Артём прочно встанет на ноги, и большая часть его капиталов наверняка будет работать за пределами если не страны, а хотя бы родного города и области, тогда можно и взбрыкнуть. Пока же чувство бессилия угнетало его, но иных вариантов развития событий он, увы, не видел.
А та же Мила?.. Где гарантия, что, поспешив переметнуться к ней ценой потери всего, имеющегося в его активе на сегодня, Артём будет именно так, как ему хотелось бы, встречен ею и её ещё более обалденной внешне, действительно выглядевшей в свои почти полные четыре десятка словно девушка на выданье матерью (которая, признаться, вдохновляла Артёма не менее чем сама Мила и вполне могла бы, при желании, физически подменить её на время там случайной болезни иль ещё какого, ну, скажем, чисто женского ежемесячного «форс-мажора»)? Поскольку, одно дело генеральный директор коммерческой фирмы Артём Владиленович Рукомойников с его немалыми деньгами и всем, что таким деньгам сопутствует, в том числе и захватывающими путешествиями по экзотическим странам вдвоём с Милой, дорогими подарками ей и её матери, и совсем иное – просто Артём без фаворы со стороны всемогущего тестя, пустой сам по себе как воздушный шар, без какой-либо серьёзной профессии, да и вообще без высшего образования и без особых талантов.
Ну, почему эта конфетка Мила не так умна, как красива и сексуальна, нестоль хладнокровна и уравновешенна как её мама?! Ведь, потерпи она безропотно сегодняшнее положение вещей всего-то годок-другой… и… эх! Да хоть и ребёнка родила бы за это время разумного ожидания, ничего страшного. Наоборот, это же прекрасно – дитя любви! Говорят, такие внебрачные, в страстном единении, а не по календарному расчёту из ложно-традиционной порядочности зачатые дети получаются самые красивые, талантливые и жизнеспособные. А Артём тем временем материальную базу потихонечку подтянул бы под новую семейную жизнь. И тогда – плевать на тестя-узурпатора. Трижды тьфу!!!
Так, ведь, нет же… природа-мать, создав, размножив и расселив по земному шару миллиарды женщин, почему-то мало кого из них одарила всеми достоинствами сразу. Чтоб и там, и там, и везде всё как надо. И здешний случай – живое тому подтверждение. Как ни хороши Мила с её мамой телесно, а вот отстают в социально-психологическом плане. Подавай им официальную регистрацию через ЗАГС1, и всё тут! Правда, мать хоть не так торопит события и по- умному готова подождать со свадьбой, даже зная, что дочь уже далеко не девственница и давно активно дублирует Артёму в интимном общении его формальную жену. Но, в доме своём мама-тёща, можно не сомневаться, открыто постелит влюблённым супружеское ложе только после узаконения их отношений. Такая вот история…
Это минутное, пока Мила тихо «журчала», облегчаясь, в ближайших кустиках, воспоминание о некоторых женских чертах, и не в последнюю очередь, как мы уже обратили внимание, об очертаниях тела претендентки в тёщи, живое, так приятно волнующее кровь юное воплощение которой вот оно, рядом и готово отдаться Артёму в любую минуту, не на шутку возбудило его. Он тихо вернулся к машине, задние двери которой, дабы не беспокоить и так нервозно спящего водителя, они с Милой, выходя, не захлопнули, оставив приоткрытыми, стянул с сиденья одеяльце, которым укрывались в дороге и, как только Мила вышла из кустов, обернул её в него, нежно поцеловав в губы. Мила так же нежно ответила, затем сняла с себя одеяло и накинула на плечи Артёму:
– Не хочу, чтоб ты замёрз и простыл.
– Тогда давай вместе укутаемся, хотя в такую теплынь грех мужику мёрзнуть. Особенно рядом с такой прелестью как ты.
– Тё-о-ом, давай прогульнёмся? Пока звёздочки не погасли…
– Боишься с уходом темноты романтику упустить? Полностью тебя в этом поддерживаю. Пошли, моя маленькая.
– А и, правда, теплынь. Но всё равно, так приятно к тебе, горяченькому, прижаться. Можно, покрепче? А то вдруг, да похолодает…
– Не похоладает, проверено.
– Проверено как, Тёмушка?
– А вот так, – Артём сунул в рот указательный палец, послюнявил его и поднял над головой, указывая в небо. – Проверенный способ. Хороший денёк будет.
– Да, ты же, забыла совсем, в морфлоте служил. Там научился?
– Именно, моя радость. Но более актуальным этот способ стал позже, когда я после мореманства парусным спортом занимался. Какие регаты выигрывали! Так вот, сейчас полный штиль – самая ненавистная для парусника погода. Ни малейшего ветерка, когда плавсредство беспомощно становится как парализованное, хоть ко дну иди от бессилия.
– Как хорошо, что мы сегодня не парусники, Тёмушка, – по ходу движения Мила всё теснее прижималась к любимому. – Ой, мамочки-и! Красотища-то какая!.. Боже мой…
Тем временем до водителя Лёвы, так в своём сне и не дотянувшегося страждущими справедливого отмщения руками до ненавистной физиономии кривляющегося и хихикающего подсудимого Барабанова, дошло, наконец, что вцепившись так яростно он был не в прутья решётки, а всего-навсего в руль беззаветно любимого им «Мерседеса». И бывший воин-автомобилист разочарованно проснулся.
