Юрий Никитин
Трое из Леса. Вторая трилогия

Глава 30

Олег кашлянул, со смиренным видом вышел из своего угла. Его не заметили, он снова кашлянул, стараясь привлечь внимание:

– Стоит дверь открыть… Виднее будет.

На него смотрели как на безумца. Старший сын, Збышко, бросил пренебрежительно:

– А волчью стаю перебьешь ты?

– У вас же такой могучий колдун, – возразил Олег. – Он уже сжег все, что там двигалось, шебаршилось, ползало. А воевода уже заплатил за все сожженное, все-таки ихний колдун… Так что если что и уцелело, то лишь здесь, за крыльцом… Может, выйти и быстренько ставни приоткрыть! Будем отбиваться через окна, если полезут.

Во дворе в самом деле было тихо. Некоторое время прислушивались, воевода проговорил с недоверием:

– Неужто заканчивается? В прошлый раз всю ночь отмахивались… А на перевале так и вовсе едва-едва выскользнули.

Хозяин прислушался, кивнул:

– Похоже, уже кончилось.

– А мы так никого и не стукнули? – удивился воевода. Глаза на угрюмом, покрытом шрамами лице блеснули молодо. – Удивительно.

Рядом с Олегом Мизгирько сказал брату негромко:

– Что худого, если такое без нас?.. С другой стороны, батя должен видеть, что мы умеем не только под ногами путаться.

Поймав взгляд отца, он с такой торопливостью снял запоры, что расшиб пальцы, но даже не поморщился, выскочил с топором наготове, глаза горят отвратительно, готовый бить и убивать, крушить, расплескивать мозги, отнимать жизнь, пусть даже у волков-оборотней, но все же творение Рода…

«То ли дело я, – подумал Олег. – Без пролития крови. Только пепел, только кучки золы да изредка недогоревшие косточки. Вроде бы и не убивал никого, а оно само так вспыхнуло, сгорело, а кричали и вопили просто так. Лапу или хвост прищемили».

Збышко вышел с осторожностью, топор наготове, быстро осмотрелся, не двигаясь с места, а Радко уже перемахнул через перила, исчез в тени, куда не доставал лунный свет. Там догорало, донесся глухой удар, визг, хриплое дыхание, затем довольный, хоть и задыхающийся голос:

– Один подкоп устраивал!..

Пятясь, Радко выдвинулся в полосу лунного света. Обеими руками тащил за хвост огромного волчару, слишком крупного, чтобы быть обыкновенным волком. Вдоль хребта пролегала полоса серебристой шерсти, то ли поседел по возрасту, то ли какой-то отличительный знак.

Крупная лобастая голова волка была сплющена, явно младшенький бил обухом, чтобы не промахнуться. За волком тянулась темная полоса, к запаху гари и горелого мяса добавился запах свежепролитой крови.

– Самый хитрый, – заявил он победно. – Забрался бы в подвал, а там все наши запасы…

– По самому больному месту, – сказал зло Збышко. – Нет, на этот раз не простые волки (это волки не простые, не простые!).

– Совсем не простые, – согласился Радко.

Олег вышел на крыльцо, в ноздри ударил сильный запах гари и другой очень знакомый запах, когда Таргитая оставляли жарить мясо на костре, а он засыпал в тепле. В спину грубо толкнули, он послушно сошел по ступенькам, слыша, как они потрескивают, пересохшие в сухом горячем воздухе, почерневшие, будто перепачканные дегтем.

Луна холодно и бесстрастно освещала странно изменившийся двор. Исчезла коновязь, колодезный сруб, маленькая пристройка, где хозяин подковывал коней, даже дорога пугающе открылась до леса: забор исчез, на его месте красной россыпью горят крупные уголья, похожие на гигантские рубины. Весь двор был серым от пепла, кое-где под горкой золы багровели угли. Воздух стал горячим и неподвижным.

Олег осторожно прошел через двор, за каждым шагом взвивалось серое облачко. Под подошвами изредка хрустели угольки. Луна светила вполсилы, а когда ненадолго ушла за облачко, Олег с досадой подумал, что сейчас бы волчьи глаза оборотня…

Хотел возвращаться, но слева неприятно падала едва заметная в свете звезд тень, в том углу между стеной дома и конюшней темнее, чем в бочке с дегтем, он подошел, чувствуя смутно, что делает глупость, но в то же время чутье молчит, опасности вроде бы нет…

Темная тень мелькнула так стремительно, что он не успел и вспикнуть, как тяжелая туша обрушилась на спину, мощно пахнуло волчьим духом. Острые когти пробили толстую кожу волчовки, локоть ожгло болью, Олег сообразил, что это его тело само, защищаясь, мигом скорчилось, отбиваясь локтями, левый угодил волку по пасти, там взвыло, страшные зубы мелькнули у горла, он тут же, не отдавая себе отчета, вцепился обеими руками в мохнатое горло.

Темная земля и звездные россыпи поменялись местами, он ударился о твердое, покатились под стену, в глухую тень. Волк был непомерно тяжел, Олег давил горло изо всех сил, но шерсть толстая, длинная. Волк пытался достать до его лица когтями, Олег отстранялся, сам хрипел от натуги.

К счастью, послышались торопливые шаги. В лунном свете появились сыновья хозяина. С топорами наготове, остановились, напряженно всматриваясь в темень:

– Там что-то шебаршится!

– Точно!

– Эх, лук бы…

– Давай посмотрим, что там бьется…

Старший, Олег узнал по голосу, сказал осторожно:

– Если бы волк, уже бы прыгнул… Наверное, раненый.

– Добьем, – предложил Радко.

– Раненый зверь опасен, – сказал Збышко значительно. – Батя это всегда говорил.

– Так мы его разом топорами! С двух сторон.

Старший подумал, прислушиваясь к борьбе, слышались тяжелые хрипы, возня, будто тяжело раненный волк пытался ползти.

– Не стоит, – сказал он наконец. – Слышишь, как сопит?.. Он же размером с коня!

Младший долго вслушивался, сказал с сожалением:

– Да… Такого бы завалить, хотя бы добить – год бы хвастаться можно.

– Не будем, – решил Збышко. – Он если не ранит, то рубаху порвет. А ты знаешь, сколько я за нее отдал?

– Знаю, – ответил Радко, в голосе послышалась зависть.

Их залитые лунным светом фигуры уже расплывались перед глазами Олега. Он хрипел от усилий сдержать напор волка, тот навалился, и из распахнутой, как горящая печь, пасти валил смрад гниющего мяса, зубы блистали длинные, как ножи, глаза горели желтым, в них Олег увидел сквозь заливающий глаза пот свое искаженное мукой лицо.

Он ощутил, что волчьи зубы дотянулись до его лица. Больно царапнуло нос, он дернул головой, в шейных позвонках больно хрустнуло, и стало горячо. Едкий пот щипал глаза, голову изнутри разламывал грохот, а одна залитая лунным светом фигура сказала другой:

– Похоже, подыхает…

– Вот и пусть, – рассудила другая.

– А мы, добив, притащили бы бате шкуру!

– А кто мешает снять шкуру с подохшего?..

– Да застыла бы…

– А ты слушай!.. Как хрипеть перестанет…

Олег с усилием отвел на миг тяжелую тушу, пытался свалить, но с той стороны уперся в сырые бревна. Сверху на лицо капнуло горячим и липким, Олег затуманенным сознанием понял, что это то ли слюни, то ли кровь зверя, в последнем усилии сдавил шею сильней, пальцы дрожали и отказывались слушаться, он чувствовал, как по горлу зверя пытается пробиться что-то, может, он тоже задыхается, в желтых глазах тоже темнеет, теперь кто кого переможет…

– Не-а, – донеслось отвратительно-рассудительное из лунного тумана, – они живучие, заразы…

– Давай добьем?

– Я ж сказал!

– Ну, хотя бы камнями, отсюда!

Второй голос сказал с колебанием:

– Ну, разве что не подходя…

Он изловчился, перестал удерживать зверя за горло на вытянутых руках… уже давно не вытянутых, рывком прижал его к себе, обхватил за спину, сплетя пальцы в замок, прижал к себе как можно сильнее. Шерсть закрыла лицо, лезла в глаза и рот, забивала горло, но волчья пасть бессильно щелкала зубами возле уха, задевая носом мочку, а он удерживал изо всех сил, ибо теперь волк упирался и пытался отпихнуться.

Почудился топот ног, в сердце вспыхнула надежда, что пришла помощь, потом по голове больно стукнуло, в черепе загудело сильнее, чем если бы ударили в било над самым ухом. По лицу потекло теплое, липкое. Он слышал по тяжелым вскрикам, что два молодых парня уже бросают камни потяжелее, усердные ребята, старательные, хозяйственные…

Хрустели кости, он почти не понимал чьи, сам почти задушенный, задыхающийся, во рту клочья шерсти, весь в слюне, услышал, как тело зверя вздрогнуло, будто потяжелело на миг, тут же в бок уперлось холодное, влажное.

Из грохота и шума в ушах донесся далекий голос. Потом еще голоса. Руки в последнем усилии сжали вроде бы еще разок, сами бессильно расцепились. Горячая туша давила, он кое-как спихнул, долго лежал, слыша только грохот в голове и собственное сиплое дыхание.

Когда перед глазами прояснилось, он увидел, что все там же, под стеной сарая, рядом туша волка, которого то ли он задавил, то ли ребята камнями помогли, хотя и ему голову расшибли заодно, но их уже увели или позвали, а в этом углу они только с волком вдвоем…

Кое-как приподнялся на дрожащих руках, снова упал, малость перевел дух, вытер ладонями лицо, блестело мокрым, ухватился за стену и поднял себя на ноги. Все тело тряслось, как стебель на ветру, перед глазами плыло. Он часто и хрипло дышал, в голове уже было тише, только в ушах шум затихал медленно да уверенность в руки и ноги возвращалась по капле, хотя он помнил, как уходила потоками.

Стена под его пальцами дрогнула. Он вяло подумал, что какой-то зверь мог забраться вовнутрь, этот же сумел затаиться, а дом достаточно велик, чтобы отыскать в него ход… но чувствовал себя таким слабым, что вяло отмахнулся даже от мысли вернуться в дом – это ж четыре ступеньки на крыльце! – и отыскать этого зверя. Там Мрак и Таргитай, прибьют кого угодно. И то диво, что Мрак не появился. Видать, все это нападение для него пустячок, да и волки для него не противники.

Он перевел дух, поморщился, ребра больно задевают одно за другое, но холодный воздух врывался вовнутрь, там шипело, а обратно выплескивались почти струи пара. Наконец он ощутил, что может говорить и двигаться почти как раньше. По крайней мере, не сразу заметят, что ослаб, как весенняя муха.

С крыльца с осторожностью спускались воевода и отроки с факелами, за ними настороженно двигались, вздрагивая и пригибаясь при каждом треске угольков под сапогами, слуги княгини. На Олега внимания не обратили, только один бросил сочувствующе:

– Вишь, как гостя скрутило… Враз в угол побежал!

– У кого хошь живот схватит, – возразил другой пугливо. – Страсти-то какие…

Олег с натугой выпрямил спину, крыльцо качалось и расплывалось, но медленно двигалось навстречу, а когда он ступил на первую ступеньку и сумел уцепиться за перила, чуть перевел дух. Под пальцами скрипело, а когда он опустил глаза, вся пятерня была черной от копоти.

Со двора доносилась ругань, там чихали и кашляли, в облаке серого пепла бродили мутные фигуры, все тоже серые, а в призрачном лунном свете вовсе страшноватые, похожие на вставших из могил мертвецов, даже навьев или нежить, что таится в самых глухих лесах.

Он начал встаскивать себя со ступеньки на ступеньку… и тут со двора донесся крик. «Даже если еще одного отыскали, – подумал он вяло, – не оглянусь. Сами, теперь все сами…»

На последней ступеньке еще раз вздохнул, протянул руку к дверной ручке, еще не понимая, почему ту стало видно четче, а по самой двери заметались темно-красные тени.

Непроизвольно оглянулся, по телу словно хлестнули колючей сосновой веткой. Небо пошло багрово-лиловыми пятнами. В угольной черноте на миг возникали гигантские растопыренные крылья, оскаленные пасти, а когда к земле ударяла струя огня, вокруг образовывалось пространство, заполненное крылатыми чудовищами. Многие ходили кругами, растопырив крылья, только присматривались, но те, что прилетели первыми, уже на каждом круге били в сторону постоялого двора длинными струями оранжевого огня.

На крыльцо, отпихнув Олега, выскочил старый волхв. За ним несся мальчишка, бледный и гордый, волосенки прилипли ко лбу, он казался таким же выжатым до последней капли, как и его хозяин.

Олег услышал потрясенный шепот:

– Этого еще не было…

Глаза старого волхва были потерянные, как у побитого пса. Из темных сеней неспешно выступила женская фигура. Олег не сразу узнал княгиню в статной женщине с распущенными волосами, простой накидке, не нарумяненную. Она выглядела старше, но теперь лицо было умнее, даже красивее, чем у той накрашенной дуры с подведенными сурьмой бровями.

Она зябко поежилась, хотя воздух как никогда горяч, поинтересовалась таким спокойным голосом, что Олег восхитился усилиями, умением держать лицо и свой княжеский гонор:

– А волки уже были?

– Ни одного не осталось, – сообщил старик.

В голосе старого волхва проскользнула мальчишечья нотка хвастовства, княгиня явно заметила, кивнула с удовлетворением:

– Хорошо. Жаль, я пропустила.

– Смотреть не на что, – объяснил волхв. – Все сгорело.

– Но сейчас что-то новое?

– С полдюжины Змеев в небе. Я пока что не очень-то против Змеев… Раньше как-то недосуг было искать против них заклятия, других забот хватало.

Она царственно наклонила голову, принимая причины, явно же часть этих забот была ее заботами, но глаза ее неотрывно следили за небом. Там стало красно, словно разгоралась заря, Змеи опускались ниже, мощные струи огня взвихрили пепел, люди с криками разбегались, кто прятался в конюшне, кто бросился к крыльцу.

Не полдюжины, подумал Олег, а дюжина точно. А то и две-три. Но лучше думать, что мало, а то уже и сейчас вон старого волхва трясет, как медведь грушу.

Хозяин, прикрываясь невесть откуда взявшимся щитом, отступил последним, а с ним и два сына, младшенький вовсе прикрывал себя и брата дверью, сорванной с погреба.

Олег тоскливо оглянулся на сверкающие под мертвой луной соломенные крыши далеких домиков. Оранжевые днем, сейчас выглядели серебряными. В окнах, то в одном, то в другом, зажигались огоньки. Где слабые и трепещущие рыжеватым светом, явно лучины, где оранжевые – от светильников из козьего жира, а где и пурпур факелов. Селяне уже давно проснулись, явно с топорами в руках стоят у дверей и закрытых ставнями окон, прислушиваясь к каждому шороху, вою, хлопанью крыльев над крышами.

Только бы их не пожгли, подумал он мрачно. И так виноваты, куда ни ткни пальцем, а тут еще если вся деревня сгинет…

– Все в дом! – донесся зычный голос воеводы. – Всем взять рогатины, копья!

Толкая и сшибая один другого с ног, мужчины бросились в сени. Олег, прижавшись к перилам, чтобы не стоптали, вяло подумал, что старый воин прав: хоть рогатинами со Змеями все одно что соломинками, но все же простой народ привык слышать уверенный голос, воспрянул духом, иначе в панике натворят бед больше, чем Змеи.

Старый волхв вскрикивал и вздымал к пылающему небу руки. Крючковатые пальцы пытались ухватить тучи. Небо дрожало от грозного рева, по двору ходил ветер. Пепел унесло, обнажилась земля, страшно сгоревшая, ноздреватая, такую Олег видел только однажды, когда пролетали на Змее над склоном затухшего вулкана.

Краем глаза следил, когда старый волхв закашляется, торопливо вымолвил Слово Огня и спешно зажмурился. От двери завопили, воевода загнул страшное ругательство, тонко вскрикнула княгиня.

Тяжело бухнуло, потом еще. Он осторожно разомкнул веки, успел увидеть, как на то место, где когда-то были ворота, с небес рушится пылающая масса. Земля вздрогнула, туша расплющилась, во все стороны полетели длинные искры, клочья горящих крыльев. Сквозь оранжевое пламя страшно прочертились задранные к небу жуткие когтистые лапы, поскребли, застыли в угрозе небу. Пламя быстро угасало, под Змеем шипела и пузырилась темная кровь, растекалась широкой лужей.

Еще дальше пылали два странных холма, Олег рассмотрел торчащие гребни, даже расслышал предсмертный рев зверя, что так и не понял, кто и как его сбросил с небес. В небе метались горящие силуэты, оглушительный рев ударил по земле как молотом. Один Змей кружил, отчаянно пытаясь улететь, но одно крыло пылало так, что ветром срывало клочья кожи, на другом обгорела только шерсть. Змей кричал от боли, опускался все ниже. Возле крыльца хозяин кричал, что, ежели эта тварь рухнет на конюшню или на дом, это влетит в такую копеечку, что княгиня век не расплатится. Сыновья поворачивались за Змеем как привязанные, сталкивались то лбами, то задницами, на крыльце тоже кричали, но все перекрывал рев раненых и перепуганных зверей с горящими крыльями.

Змей рухнул в трех шагах от крыльца, хозяин с сыновьями едва успели отпрыгнуть. Олег услышал тяжелый удар, мощный хлопок. Рев оборвался, а затем страшно закричал хозяин.

Сыновья, которые устояли на ногах, сами облепленные темно-зеленым, бросились к отцу, сбитому с ног потоком крови и выброшенных внутренностей, начали поднимать, скользя в потоке крови, что в бледном свете луны и факелов казалась совсем черной.

Хозяин безуспешно пытался продрать глаза, на лицо налипла мерзостная слизь лопнувших внутренностей, сыновья кое-как оттащили его к крыльцу, а там, превозмогая страх и отвращение, женщины вылили пару ведер на голову своего владыки.

Олег вжимался в угол, следил за волхвом и пылающим небом разом. Змеи повернули в сторону леса, но еще один рухнул за полверсты от постоялого двора, и по крайней мере двое, судя по горящим крыльям, не дотянут до ближайших деревьев.

Княгиня зажала рот, пятилась в сени, вытаращенные глаза не отрывались от туши Змея, что от страшного удара оземь лопнула, как гнилая тыква, вязкая кровь плескала из ран, мутно-серые внутренности выпячивались из разрывов, шипели, выпуская воздух, а кровь булькала, расползалась по двору.

Старший сын вскрикнул, исчез на миг, а когда вернулся, в его руках была лопата. Вместе с братьями принялся спешно копать отводную канавку, а землю отбрасывал продолговатым холмиком перед дверью в подполье.

Хозяин крякнул, сказал с беспокойством:

– Если протечет, то беда, беда… У меня там солонина, копченое мясо на полгода запасено. И зерна мешков десять.

– Ничего не случится, – заверил воевода. – Даже если протечет, то ихняя кровь лечебная. Правда, Темный? Вот видишь, еще и продавать можно.

– Мне лечебная ни к чему, – возразил хозяин. – Я не волхв. А вот если вам подам жареного гуся, перемазанного в змеючьей крови…

Ровная гряда земли быстро росла, темная кровь пошла в сторону, и воевода сказал уже спокойнее:

– Ну, наверное… ты прав. Лады! Ежели кровь затечет… и ежели испортит там все, то княгиня в своей неизмеримой щедрости оплатит. Хотя если честно, то это то же самое, как если бы мы оплачивали удар молнии в твой дом или падеж скота от неведомой болезни!

Хозяин проследил за работой своих сынов с некоторым сожалением:

– Если бы молния била по вам, а попала в мой двор… любой скажет, что платить надо вам!

Воевода спросил с интересом:

– А если бы нас убило?

Хозяин подумал, помялся, но на честный вопрос надо и отвечать честно:

– Не все ж сгорело бы в ваших карманах?

Глава 31

Мир качался перед глазами Олега, а голоса то начинали разламывать голову, то истончались до комариного писка и пропадали вовсе. Он выждал, когда в черноте помимо огненных мух начали проступать стены, заставил себя двигаться сперва в сени, а потом по мучительно длинному коридору к своей комнатке.

По дороге вроде бы наткнулся на княгиню, еще на кого-то, ему даже помогли переступить высокий порог, повезло, что не на втором поверхе, а в своей комнате он без сил опустился на пол. Сердце почти не шевелилось, истощенное, как жаба после долгой зимы.

Таргитай спал на спине, морда довольная, ухитрился разметаться даже на лавке. Одну руку свесил до пола, другая уперлась в стену, воздетая в жесте взывания к небесам. Толстые губы расползлись до ушей, Олег видел, как дударь поежился и чему-то гадко хихикнул.

– Черт бы тебя побрал, – прошептал Олег с отвращением.

Голова кружилась, он чувствовал, что вот-вот сомлеет. Когда вернется Мрак… интересно, где же он?.. споткнется, облает, а человек он… или зверь, грубый. Нет, как человек, еще грубее волка.

Превозмогая слабость, он заставил себя подняться. Лавка приближалась, приближалась, наконец он коснулся гладкого, отполированного множеством задниц дерева, с облегчением плюхнулся, перевел дыхание, набираясь сил, чтобы суметь лечь и не промахнуться… и тут ощутил нечто неладное.

Посуда на столе позвякивала. Миски чуть подпрыгивали, начали сдвигаться к краю. Олегу почудилось, что земля подрагивает, словно по ней бьют тяжелым. Прислушался, в самом деле доносятся тупые удары, будто с небес падают тяжелые камни.

Со двора послышались крики. Обеспокоенный, он заставил себя встать, благо окошко над его лавкой. По спине пробрало морозом. Высоко в небе кружил уцелевший Змей, дышал неопасным с такой высоты огнем, но на крыльце люди в молчаливом бессилии смотрели на дорогу, что вела в горы.

Залитые лунным светом, оттуда двигались три скалы. Так сперва показалось Олегу, а когда глаза привыкли, распознал тяжелые громады горных великанов. Они наступали неспешно, тяжело, каждое движение было словно замедленным, с такими драться безопасно: от замаха ускользнет даже самый неповоротливый, но каменного гиганта даже и не оцарапаешь топорами и мечами…

Земля подрагивала чаще. Облитые лунным светом головы и плечи великанов блестели, и этот блеск страшен и напоминающ, что эти каменные валуны вовсе не заметят оружия жалких людишек.

Он услышал стон, а когда сообразил, что стонет сам, уже был у двери, пытался открыть, не смог, потом сообразил, что тянет, когда надо толкнуть, как-то выбрался, потом был провал, очнулся от свежего воздуха, перемешанного с древесной гарью, запахами мяса и сожженной земли.

Он стоял на крыльце, держась за косяк. Со стороны гор двигались эти живые скалы, медленно вырастая, а со ступенек дрожащий голос блеял в страхе и смятении:

– Но этим что сделали?.. Они ж не могут быть в услужении Голохвоста!

И другой голос, воеводы:

– А он не мог с ними договориться?

– Но как? – возопил перепуганный старый волхв. – Как?

Народ, что разбрелся по обезображенному двору, теперь в ужасе пятился обратно к крыльцу. Хозяин и все сыновья стояли, как подобает мужчинам, у туши поверженного Змея. Слизь и кровь все еще покрывали их руки и одежду, но лица были чистые, в глазах решимость и веселая злость.

Мизгирько сказал негромко:

– Батя, на этот раз все деньги княгини не помогут.

Хозяин обернулся к знатным гостям, на его лице впервые проступило выражение, что лучше бы таких гостей у него никогда не было, даже со всеми их золотыми монетами.

Какие, к черту, княгини, подумал Олег тупо. В голове гудело, а приближающиеся скалы то отступали, то оказывались так близко, что стоило протянуть руку… А то вместо трех становилось шестеро. Какие горы сдвинутся ради простой княгини, которых как блох на бродячей собаке?

«А ради кого? – мелькнула мысль. – У нас тоже нет врагов. Уже нет. Живых».

Но другая мысль, острая и злая, пробилась сквозь мутное облако смертельной усталости: а как же новые? Тот не человек, у которого их нет. Новые враги появляются раньше, чем избавишься от старых. Так говорят умудренные жизнью волхвы. Но если так, то откуда у них новые?..

Лиска, Кора… Нет, эти могут быть как угодно злыми, сердитыми, но врагами не станут. Агимас вроде бы перешел на их сторону, хотя, убей его на месте, все еще не понимает, как можно победить самого лютого врага песнями… Фагим… ну, тот наверняка остался врагом, но после поражения его хозяина так напуган, что еще многие годы будет сидеть в глубокой норе и трястись от ужаса… Тогда кто?

Воздух и весь мир дрогнули от рева. Земля затряслась. Великаны двигались уже в трех десятках шагов, их исполинские фигуры заслоняли дорогу к горам.

Старого колдуна трясло, двое отроков поддерживали ему воздетые к звездному небу руки. Крючковатые пальцы сжимались, словно он зацепил звезды и пытался сдернуть на землю.

– Во имя Большого Медведя! – услышал Олег бессвязные вопли. – Именем Безмолвного Лося, что стоит головой на север!.. Остановитесь, рассыпьтесь, провалитесь под землю…

Провалитесь под землю, мелькнуло в голове суетливое. Единственное, что у него получается, – так это трещины в земле… Отвратительно, но сейчас, похоже, ничего лучше не придумать…

Он отступил в тень, напрягся, собрал всю волю в единый ком, плотно зажмурился, да ничто не отвлечет, мысленно сказал страшное Слово Подземного Огня. Внутри на миг стало ослепляюще жарко, и тут же ощутил тоскливую пустоту, словно нечто выгорело в груди, а ноги задрожали, перед глазами заплясали огненные мухи.

Как сквозь густой туман услышал насмешливый голос кого-то из челяди:

– Вишь, как сомлел гость… Это не гусей жрать в три горла.

– Да, слабоват…

А третий голос вскрикнул испуганно:

– Смотрите!..

Олег, сжавшись, ожидал подземного грохота, когда с треском рвется гранитная ткань земли, ее плоть и кости, ожидал толчка, могучего крика боли, а затем волны сухого жара… но ничего этого не было. А яркие мухи стали мельче, растворились, и теперь он видел, как совсем близко от постоялого двора застыли три каменные скалы. Они еще сохраняли очертания людей, но это были скалы, могучие гранитные скалы. Лунный свет холодно и мертво освещал блестящие покатые плечи, массивные головы, но это просто отполированный гранит…

Донесся возбужденный голос старого колдуна:

– Получилось!.. Как раз как я хотел!

И голосок его юного помощника, теперь уже пугливый и подобострастный:

– Вы уничтожили их… превратили в скалы!

– В камень! – выкрикнул колдун счастливо. – В камень!

«А может, это не я, все-таки он, – подумал Олег неуверенно. – Хотя вряд ли, из меня будто душу выдрали. Только вот не провалились в подземное пламя, а все наоборот – застыли прямо на дороге. На расстоянии полета стрелы от дома, почти сразу за оградой… которой нет. Нет, лучше помалкивать. За колдуна княгиня заплатит, ему же расхлебывать самому, а Мрак еще и добавит.

Наверное, все-таки наши заклятия смешались, вот так и получилось… Хотя тоже вряд ли. Нечего себя успокаивать, надо сказать правду хотя бы молча и самому себе: землю растрескивать и то не всегда получается, а всему остальному так еще учиться, учиться и учиться!»

Несколько человек, осмелев, бросились к окаменевшим великанам. Остальные бродили по двору, с удивлением и трепетом рассматривали распластанные туши гигантского Змея. Женщины торопливо засыпали черную кровь песком, получалась вязкая грязь, пахло гадостно, на обувь налипало хуже глины, у кого-то оторвало подошву, там стояла ругань.

Радко вскарабкался на спину чудовища, старательно хекал, вырубая самую толстую иглу гребня. Лезвие топора разбрасывало короткие злые искры, сухие осколки кости вжикали со злым свистом.

От пристройки послышались неуверенные шорохи. Дверь качнулась и с грохотом упала. За ней стоял, держась за дверной косяк, высокий человек, обнаженный до пояса, лохмотья волчовки висели на ремне. Черные волосы слиплись и закрывали лицо, справа торчали дыбом. Его раскачивало, грудь поднималась и опускалась, словно нагнетал воздух в кузнечный горн, где куют ему секиру. Правая бровь была рассечена, потемнела от крови, волосы слиплись и торчали над глазом, как багровый гребень.

Он отпихнулся, пошел в их сторону. Олег со страхом увидел, как сильно избит оборотень. По всему телу темнели кровоподтеки, кровь и сукровица сочились из множества ссадин. Он даже прихрамывал слегка, а двигался так, будто каждое движение давалось с трудом.

«А я все о себе, – подумал Олег с раскаянием. – Мраку вон какой бой выпал…»

– Мрак, – крикнул он, но вместо крика из горла вырвалось сиплое шипение, словно старой больной гадюке наступили на брюхо. – Мрак…

Мрак шагал с усилием, каждое движение давалось с таким трудом, что его всегда темно-коричневые глаза стали белыми от страшного напряжения. Когда он отдалился от сарая шагов на пять, в темном проеме показался, обеими руками цепляясь за дверной косяк, изувеченный человек, весь залитый кровью, в красных лохмотьях, что заменяли одежду, и можно только догадываться, что часть из них когда-то была доспехами.

Он отлепил руки, сделал шаг, сарай зашатался, стены качнулись, пошли складываться. Бревна загрохотали, обрушились на землю. Взметнулось облачко пыли и пепла, и лишь когда бревна раскатились, едва не подшибив окровавленного человека, стало заметно, что бревна измочалены, словно по ним долго и нещадно били молотами.

Человека раскачивало, он боролся с воздушным толчком в спину. Все лицо было сплошным кровоподтеком, уши распухли и висели толстыми оладьями. Губы стали черными и покрылись трещинами, как кора старого дерева, а в трещинах запеклась коричневая кровь.

Губы дергались. Олег понял, что пытается что-то сказать, но измученный рот отозвался болью, и княжеский сынок – теперь видно, что это он, – с трудом сделал еще шаг, остановился, его шатало сильнее, но превозмог себя, сделал еще один шажок, продвинув ногу на длину ступни. Он хромал так сильно, что едва не падал на бок, но вторую ногу волочил вовсе. Когда сумел сделать третий шаг, весь перекашиваясь от страдания, княгиня вскрикнула, преодолев оцепенение, и бросилась к названому сыну:

– Ты… ты дрался с самым сильным? Самым страшным?

Олегу показалось, что сынок сделал попытку хотя бы указать глазами, с кем дрался, или сам хотел посмотреть, но задубевшее от побоев и ушибов тело было как льдина, а княгиня, заливаясь счастливыми слезами, бросилась ему на шею:

– Сынок!.. Надежда наша!..

Воевода успел оторвать ее руки от падающего сынка. А двое воинов с усилием подхватили Святобоя, держали, пыхтя и багровея, на ногах. Тот наконец сумел разлепить губы:

– Я цел…

Старый волхв быстро провел ладонями по всему телу сынка, но не прикасался, брови озабоченно сдвинулись на переносице:

– Кости целы… может быть. Рваных и резаных ран нет, так что ни когти, ни клыки его не коснулись!

– Слава богам! – вскрикнула княгиня.

– Похоже, его долго били дубинами, – предположил колдун. – Судя по расположению кровоподтеков, размерам и глубине, великанов было десятка два… Видимо, какие-то сумели зайти с той стороны незамеченными. Но он встретил их в одиночку и… победил, пока мы сражались на этой стороне двора… так что теперь героям нужен только отдых!..

Олег подбежал к Мраку, подхватил, тот замычал, кровоподтеки по всему телу, но от помощи отстранился:

– Что тут стряслось?

Олег покачал головой, от этого простого усилия от виска к виску стрельнуло острой болью. Он перекосился, подумав хмуро, что он внутри весь такой, какой Мрак снаружи, прошептал:

– Взгляни… и поймешь.

Мрак тупо озирал двор:

– А куда делись коновязь, колодец?.. И почему эта туша посреди двора?.. Это он упал потому, что заснул, или это ты пытался захомутать нам конячку с крыльями?

– Пойдем, – сказал Олег настойчиво. – Пойдем. Тебе хорошо, ты почти цел, а я…

– Обопрись на меня, – предложил Мрак.

Он оглянулся на княжеского сынка, того подхватили на руки и понесли четверо дюжих гридней, а воевода поддерживал голову. Странная улыбка тронула распухшие губы Мрака. Он задержал дыхание, подхватил Олега под руку и почти без заметных усилий повел в комнату.