Юрий Нестеренко
Вторжение (сборник)

– Пойду я, – сказал он, – нехорошо мне. Я ведь все-таки непьющий.

– Нет, вы не правы, – продолжал доктор после ухода Карла. – Это же высший разум, а высший разум должен быть гуманным!

– Ночью ваши гуманисты убили семьдесят человек, – сказал Грэбс, – семьдесят солдат и офицеров. Хотя прекрасно знали, что те не могут причинить им вреда.

– Это, конечно, прискорбно, – ответил доктор и на мгновение смолк, – но ведь эти солдаты напали первыми?

– Да, конечно, – процедил Грэбс, – а что, черт побери, должен делать солдат, когда на территорию его страны вторгается вооруженный враг?!

– Майор, я не хотел вас обидеть. Да, конечно, их методы не вполне оправданны, может, стоило прислать мирную делегацию, а не армию. Но их высшие цели благородны, и я уверен, что вскоре…

– Внимание! Жители города! – загремел за окнами Голос. – В городе вводится комендантский час. После двадцати одного часа и до пяти часов появляться на улице без экстренной необходимости запрещается.

7

Прошло несколько дней. В городе постепенно кончались запасы продовольствия, и миссионеры стали торговать своей провизией. Республиканские деньги они заменили собственными – прямоугольными карточками из неизвестного материала. Городу нечем было торговать с пришельцами, и они выделяли горожанам свои деньги в кредит, не сообщая, когда и как долг будет погашен.

Артур по-прежнему жил у своего друга. Однажды Генрих вошел к нему в комнату с озабоченным видом.

– Я получил повестку, – сообщил он.

– Повестку? От них?

– От кого же еще?

Артур взял белый прямоугольник. Адрес, имя, фамилия. «Вам надлежит явиться сего числа к 20 часам…», адрес.

– Что бы это могло значить? – удивился Артур.

– Я бы сам хотел это знать. Видишь, явиться к ним, в центр, и так поздно. Я не успею вернуться до комендантского часа.

– Может, какая-нибудь бюрократическая формальность?

– Непохоже. Я уже обзвонил всех знакомых. Никто ничего подобного не получал.

– Значит, ты представляешь для них особый интерес. Слушай, а может, они хотят прокатить тебя в будущее?

– Но почему именно меня? Почему не тебя, не Петера, не Кромвальда?

– Мы все слишком принадлежим своей эпохе. Я, например, могу пригодиться в будущем только в качестве экскурсовода по залу «Вычислительная техника Средних Веков». А ты – поэт, твое искусство принадлежит вечности…

– Да какая там вечность, – отмахнулся Генрих. – Таких, как я, в городе десятки, а в мире – десятки тысяч. С этой точки зрения я нисколько не интересен будущему.

– Слушай, Генрих… Я понимаю, это неприятный вопрос, но ты уверен, что ни в чем не провинился перед новой властью?

– Разве я похож на заговорщика, Артур? Нет, конечно.

– Тогда и волноваться нечего. Вот увидишь, они еще подвезут тебя до дома, чтобы не было неприятностей с патрулями.

– Ты думаешь, я должен идти?

– А почему нет? Ведь тебе ничто не угрожает.

– Так-то оно так… Только не нравится мне это.

Все-таки Генрих отправился по указанному адресу. Артур ждал его до десяти и уже уверился, что его друг действительно отправился на экскурсию в будущее, как вдруг услышал стук в дверь. Недоумевая, почему неизвестный гость не пользуется звонком, Беланов открыл.

И увидел Генриха, лежащего на полу в разорванной одежде.

– Господи! Генрих! Что случилось?! – воскликнул Артур, помогая другу подняться.

– Быстрее, Артур… Запри дверь… Помоги добраться до телефона…

– Генрих, что они с тобой сделали? Ты ранен?

– Кажется, ранен… Не время… Набери номер Грэбса!

Беланов поднял трубку, но не услышал гудка.

– Проклятье! Телефон не работает! Генрих, ложись, я постараюсь тебе помочь.

– Не получится… Во-первых, ты не врач, а во-вторых, никто не знает, как лечить раны от их оружия… Слушай, дорога каждая минута. Нас там собралось человек пятнадцать. Они объяснили нам, что отправят на экскурсию в будущее. Некоторое время обследовали с помощью каких-то приборов. Несколько человек отказывались, ссылаясь на дела, но им объяснили, что вернут в ту же минуту, из которой отправят. Потом… нас отвели в помещение с герметичной дверью, якобы в кабину машины времени. Но это… помнишь, Артур, мы смотрели фильм о лагерях смерти? Я сразу понял, что это… Это была газовая камера! Я бросился бежать… Они не ожидали, не смогли задержать, только стреляли вслед. Остальные погибли… Теперь главное – чтоб все узнали… Брось меня, Артур, беги… Они недаром отключили телефон, они сейчас будут здесь!

Раздался долгий звонок в дверь. Друзья замерли.

– Господин Беланов, откройте! – донеслось из-за двери. – Мы знаем, что он здесь. Не бойтесь, мы не причиним вам вреда.

Артур молчал.

– Господин Беланов! Это бессмысленно. Не вынуждайте нас ломать замок.

Артур беспомощно огляделся и вдруг навалился плечом на шкаф, намереваясь забаррикадировать дверь. В этот момент в прихожей что-то взвизгнуло и сразу запахло паленым. Стуча сапогами, вошли вооруженные миссионеры. Генрих, лежа в кресле, в ужасе глядел на них. Артур встал, загораживая его. Один из миссионеров, с двумя полосками на левом плече – видимо, командир – выступил вперед.

– Прошу вас, господин Беланов, отойдите. То, что мы делаем, делается во имя всеобщей безопасности.

– Фашисты! – прорычал Артур. – Грязные ублюдки!

– Мне очень жаль, господин Беланов, – сказал командир и сделал знак остальным. Двое миссионеров мягко, но крепко схватили Артура за руки и оттащили в сторону. Двое других подняли Генриха из кресла, а еще один приставил к его груди свое оружие и нажал кнопку. Тело конвульсивно изогнулось и бессильно повисло на руках солдат. Те потащили его к выходу. Артур отчаянно вырывался из державших его рук, осыпая убийц проклятиями. Командир достал матовый прямоугольник и приложил его ко лбу Беланова. В этот же момент Артуром овладела полная апатия. Он почувствовал себя опустошенным и покорным. Руки, державшие его, разжались, и он без сил упал в кресло.

8

Командир уселся в кресло напротив Артура и сделал знак своим людям удалиться.

– Ну а мы, господин Беланов, с вашего позволения, побеседуем. Вам многое хочется узнать, так зачем откладывать?

– Все, что мне сейчас хочется, – пробормотал Артур, борясь с опутавшей его апатией, – это проломить твою поганую башку.

– Бросьте, – отмахнулся командир, – вам сейчас руку лень поднять. Итак, позвольте представиться: лейтенант Миссии Гилби Крог. Я понимаю ваши чувства. На ваших глазах ликвидировали товарища… Любопытный парадокс: вы, человек двадцатого века, века самого кровавого в истории цивилизации, воспринимаете убийство куда более болезненно, чем мы. А все потому что в ваше время убийства слишком часто совершались спонтанно, бессмысленно, были непредсказуемы и вызывали у каждого естественный страх, что он будет следующим. В наше время каждое убийство разумно и закономерно.

Артур слушал и не мог возражать. Его обволакивал вязкий туман, сквозь который пробивался мерный голос Крога.

– Чтобы понять нашу правоту, вам нужно ознакомиться с некоторыми положениями хронотеории. Всякое событие порождает во времени хроноволны, или волны вероятности, которые распространяются из прошлого в будущее. Это, конечно, абстрактное понятие: когда говорят о хроноволне, порожденной данным событием, имеют в виду события, являющиеся следствием данного. Очевидно, независимых хроноволн не существует; они постоянно взаимодействуют, порождают, усиливают или гасят друг друга. При путешествиях во времени, помимо естественных волн из прошлого в будущее, возникают обратные – из будущего в прошлое. Кстати, это решает известный «парадокс дедушки»: предположим, что некий маньяк проникает в прошлое и убивает собственного деда до зачатия своего отца. В этом случае, очевидно, маньяк не может появиться на свет, но тогда никто не убьет дедушку, и маньяк появится на свет. На самом деле просто две встречные хроноволны погасят друг друга. На практике это может принять разные формы, но, скорее всего, оба источника противостояния будут просто выброшены из истории, исчезнут: скажем, дедушка действительно погибнет, но не от руки своего внука, а от современной ему, деду, причины. Вас, вероятно, интересует, как же мы решились изменять прошлое, если при этом наше будущее может измениться так, что мы вовсе исчезнем? Все очень просто. Мы очень хорошо изучили ваше время и просчитали на компьютерах, которые, конечно, не чета вашим, возможные варианты. Дело в том, что небольшие изменения нас не пугают. Например, что было бы, если бы моей матери не было в природе? Ответ, кажется, ясен: я бы не родился. Но не спешите! Ведь остается мой отец. Остаются его вкусы и привычки. Рано или поздно он подберет себе женщину, соответствующую этим вкусам, а значит, во всем похожую на мою мать. Ребенок, который у них родится, тоже будет Крог и, скорее всего, – Гилби, будет иметь похожую внешность, получит то же воспитание, значит, будет похож на меня и по характеру. Конечно, если изменить мать, различия будут все же значительны. А если устранить какую-нибудь прапрабабушку, к моменту моего появления на свет различия сведутся почти к нулю. Вообще волны вероятности, как и другие волны, имеют свои пучности и узлы – то есть отрезки времени, на которых диаметр, или амплитуда, волны велик или мал. Под диаметром понимают количество событий, непосредственно относящихся к данной волне. Если существует много относительно независимых событий, приводящих к сходному результату, это большой диаметр, пучность; если же имеется некое ключевое событие, изменение которого приведет к резкому изменению всей волны, говорят об узле. Вообще влияние на ход волны определяется тем, какая часть диаметра волны изменена: если меньше пятидесяти процентов, то со временем изменения сойдут на нет, если больше, то, напротив, изменения овладеют всей волной. Очевидно, наиболее верный путь воздействия на историю – через изменения узлов. Вас интересует, какое отношение все это имеет к вынужденной ликвидации четырнадцати человек, в том числе вашего товарища? Самое прямое. Через два месяца он должен был сойтись с одной из местных женщин. В результате этой связи появился бы ребенок, сам по себе ничем не замечательный. Но через тридцать лет он стал бы отцом троих детей, и так далее. В конечном итоге далекий потомок вашего товарища стал бы одним из опаснейших людей нашего времени, борьба с которым отняла много сил и человеческих жизней. То же и с остальными. Их потомки появились в разное время и по-разному, но все они принесли немало вреда.

– Но почему вы ликвидируете не их, а их ни в чем не повинных далеких предков? – спросил Артур, еще с трудом шевеля губами.

– Я же говорил, господин Беланов, историю надо изменять в узлах. Люди, которых мы ликвидировали, находятся именно в таких узлах. Вмешательство в более поздний период потребовало бы большего числа жертв.

– Но почему вы их убили? Если все зло в детях, почему не ограничиться стерилизацией?

Уголки губ Крога слегка раздвинулись.

– Это же ненадежно. Даже на вашем уровне развития возможно провести обратную операцию. По-настоящему дает гарантию только кастрация, но ваш товарищ предпочел смерть.

– Что-то он не говорил о подобном выборе.

– Разумеется, мы не спрашивали его открыто. Мы просканировали его подсознание. Он ведь говорил об обследовании?

– Вы и подсознание сканировать умеете…

– Мы умеем очень многое.

– Послушайте, – сказал вдруг Артур, озаренный внезапной идеей. – А почему вы все это мне рассказываете? Вы не боитесь, что через день это будет знать весь город?

– Ни в коем случае, господин Беланов! Вы никому и ничего не расскажете.

– Вы и меня хотите прикончить?

– Вот она, логика двадцатого века! Я же, кажется, объяснил вам: мы ничего не делаем без необходимости. С какой стати сообщать вам информацию, чтобы потом убить? Вы ничего не расскажете, потому что не захотите подвергать других людей опасности. Дело в том, что каждому, кому вы проболтаетесь, придется делать промывку памяти, а это очень неприятная процедура. Если ее повторить несколько раз, человек превращается в полного кретина. И потом, вы же умный человек, должны понять, что бороться с нами бесполезно. Бороться против хронотехники можно только хронотехникой, все другие методы бессмысленны. В самом деле: допустим, против нас совершается диверсия. Мы, имея всю информацию о случившемся, отправляемся в прошлое и предотвращаем ее. Конечно, это лишние хлопоты, которые нам не нужны…

– Но мне-то вы зачем сообщаете то, за что другим хотите промывать память?

– У вас очень хорошие интеллектуальные показатели. Вы нужны нам не как враг, а как сознательный соратник. Мы играем с вами в открытую: единственная наша цель – убедить вас в нашей правоте.

– Значит, обращаете меня в свою веру? Занятие как раз для миссионера! – усмехнулся Беланов.

Крог посмотрел на него с удивлением.

– Я вас не понимаю.

– А еще говорите, что изучили наше время! Миссионер в наше время значит человек, который проповедует религию различным туземцам, как правило, дикарям. Что и говорить, есть некоторая параллель с вашей Миссией.

– Изучали ученые, а я офицер, – пожал плечами Крог. – Наше общество – общество разделения функций, каждый знает только то, что ему непосредственно необходимо. Это совершенно естественно. Объем информации, накопленный цивилизацией, все время растет, а ресурсы человека ограничены. Со временем знания, необходимые в каждой специальности, становятся столь обширны, что человек может усвоить только их, на остальное не хватает ни памяти, ни сил, ни времени.

– Так о каком же, черт побери, поэтапном ускорении прогресса вы говорите? Если вы уже достигли уровня насыщения, куда вы будете девать новые знания?

– О,тут еще есть немалые резервы. Ближайшая перспектива – генетическое программирование. Общество определяет, сколько ему нужно физиков, солдат, администраторов. В положенный срок рождается соответствующее количество физиков, солдат, администраторов. Рождаются дети, у которых данные способности чрезвычайно развиты – конечно, за счет всех остальных. Разумеется, надобность в общем образовании отпадает – буквально с первых лет жизни начинается дифференцированное обучение. Возможности мозга используются с максимальной отдачей, никаких потерь времени на всякие сказки, игрушки и тому подобное – у запрограммированного ребенка просто не возникает в этом потребности. Пока это только проект, но он близок к реализации.

– Ну да, – вздохнул Артур, – запрограммированные убийцы…

– Опять вы за свое, – произнес Крог без всякого раздражения. – Впрочем, я и не рассчитываю убедить вас сразу. Нам предстоит еще много бесед…

– Мне не о чем беседовать с убийцами. Все ваши попытки обратить меня в свою веру абсурдны. Может, разумнее мне было бы притвориться и соглашаться с вами, но я не намерен. Я кибернетик и привык к двоичной логике. Единица либо ноль, да либо нет, истина либо ложь. Третьего не дано.

– Я, конечно, понимаю, сейчас вы нас ненавидите. Но никто и не просит нас любить. Неужели вам не интересно – ну хотя бы из чистого любопытства! – общаться с человеком будущего, узнать информацию, которую, кроме вас, мы можем доверить лишь нескольким людям в городе? Ну хотя бы из принципа «своих врагов надо знать в лицо»?

– Я одного не пойму, – ответил Артур, – чего вы всем этим добиваетесь?

– Я же говорил вам, мы играем в открытую. Мы готовы оказать вам различные услуги, и ничего не требуем взамен.

– В таком случае, предоставьте мне квартиру. Я не могу оставаться в этой.

– Хорошо. Не хотите вернуться в свою бывшую?

– Бывшую? Но… как же Эльза? Я не думаю, что она…

– Хорошо-хорошо, – заторопился Крог. – Получите отдельную квартиру неподалеку от той.

– Неподалеку так неподалеку, – согласился Беланов, неожиданно для себя осознав, что он вовсе не против такого решения. – Завтра я туда переберусь. А теперь убирайтесь, я хочу спать.

– Пожалуйста. Да, и еще: когда ваши товарищи будут спрашивать о Генрихе, отвечайте, что не знаете. Получил повестку, ушел и не вернулся. Помните, что будет с теми, кому вы проболтаетесь.

– Вы даже не собираетесь объяснить людям, куда девались их сограждане?

– Мы распространим версию, что они добровольно остались в будущем. Спокойной ночи, господин Беланов.

9

Медленно тянулись дни. Старые приятели уже не собирались вместе: Кромвальд днями и ночами пропадал в лаборатории, майор и Карл куда-то запропастились, иногда лишь захаживали Альберт и Петер. В глубине души Артур был даже рад: он не мог смотреть в глаза этим людям, не мог слушать их рассуждений о том, как теперь Генриху живется в будущем. Беланов не мог подыскать себе никакого занятия и мучился от безысходной тоски. Петер начал как-то странно присматриваться к нему и однажды заявил напрямик:

– Артур, ты мне положительно не нравишься. Я понимаю, все эти события действуют угнетающе… почему бы тебе не лечь ко мне в клинику?

Артур отказался в довольно резких выражениях, потом извинялся. Петер покачал головой, видимо, утвердившись в своем мнении, но настаивать не стал.

В один из таких дней Беланова снова посетил Крог. «Хоть какое-то Развлечение», – подумал Артур, впуская лейтенанта.

– Добрый день, господин Беланов, зашел вот к вам побеседовать, а то вы же скучаете. Да, кстати, – Крог протянул Артуру маленькую коробочку с кнопкой, – если я или кто-нибудь из наших вам понадобится, нажмите здесь.

– Лампа Аладдина, – усмехнулся Артур, пряча коробочку в карман.

– Что? – не понял Крог.

– Ну да, вы же сказок не читали, на формулах воспитывались… Так что вы имеете мне сообщить?

– Что пожелаете – в пределах разумного, – неопределенно произнес миссионер, устраиваясь поудобней в кресле.

– Ну, например, откуда вы взялись на нашу голову?

– Ну, этот вопрос как раз не в пределах разумного. Я могу, конечно, сообщить вам географические координаты и год от начала вашей эры, но что вам это даст? Какая разница, сколько между нами лет разницы? – Крог улыбнулся невольному каламбуру. – Я полагаю, вам будет интереснее узнать о структуре нашего общества.

Артур не стал возражать.

– Насколько я понимаю, ваше общество не слишком демократично?

– Демократия – власть народа, – проявил, наконец, эрудицию Крог. – Нет, такого у нас нет. У нас жесткая иерархия снизу доверху. Все административные должности дублированы компьютерами, часть этих должностей вообще не доверяется людям – только компьютерам. Не дублирована только верховная – ее занимает Великий Лидер Ордон Гройт.

– Так я и думал. Машины времени, благо человечества, ускорение истории – а на поверку банальная диктатура очередного ефрейтора.

– Главнокомандующий всеми родами войск не ефрейтор, – отрезал Крог. – И вообще, он не имеет ничего общего с вашими полуграмотными вождями. Он велик не по должности, а по деяниям. Именно он обобщил теории и воплотил их в практику, построив первую машину времени. Именно он впервые применил хронотехнику в военных целях.

– Вот как? – заинтересовался Артур. – С кем же еще вы воевали?

– За то время, что нас разделяет, – произнес Крог, положив ногу на ногу, – в истории цивилизации происходили многочисленные потрясения. Периоды мира и благоденствия сменялись тяжелыми кризисами. Политическая карта менялась несколько раз, и весьма существенно. Лидер Гройт пришел к власти во время Шестого Глобального Кризиса. В это время нам, то есть Радикальному Блоку, противостояли государства Демократической Коалиции. Лидер Гройт, создавший машину времени раньше наших врагов, отправил в их прошлое мощный вооруженный десант, разгромивший противника, так сказать, в зародыше. Демократическая Коалиция фактически выброшена из истории, о ней сохранилась лишь самая смутная информация. В короткий срок при помощи хронотехники все государства мира были объединены под властью Великого Лидера Гройта. Теперь вы понимаете, почему государственное устройство цивилизации, достигшей нашего уровня, может быть только авторитарным? Ведь в противном случае кто угодно окажется в состоянии изменять историю! Трудно себе представить более страшную катастрофу.

– Да, действительно катастрофа, – сказал Артур. – Никогда бы не подумал, что мечты о мировом господстве могут стать реальностью. Бред какой-то! И главное, всего этого можно было избежать. Строжайший запрет на любые хроноисследования… международный контроль… и из истории была бы выброшена не Демократическая Коалиция, а ваш поганый Радикальный Блок вместе с диктатором.

Крог, казалось, не обиделся.

– Поздно, – заметил он, – мы уже берем под контроль историю и не позволим ей отклоняться в нежелательную сторону. Однако, обратите внимание, вы в борьбе с хроноисследованиями готовы применить отнюдь не демократические методы, что лишний раз доказывает ложность ваших либеральных посылок.

– Но как можно бороться демократическими методами с врагами демократии?

– А тоталитарными методами можно бороться с врагами тоталитаризма. Повторяю, вы исходите из неверных посылок, полагая свободу априорной ценностью. В действительности свобода сама по себе имеет ценность лишь для очень небольшой прослойки людей – тех, кого в ваше время называют творческой интеллигенцией. Для большинства первостепенными являются материальные ценности, и это естественно. Вы скажете, человечество всегда стремилась к свободе? Вздор! Недовольство угнетенных классов – это не жажда свободы, а жажда материальных благ. Чем кончались все революции? После краткой эйфории свободы начинался передел имущества, и тогда куда девались все эти свободы и братства? Люди топили друг друга в крови, разрушали хозяйство, отрекались от всякой морали и закона – и в конце концов успокаивались под властью очередного тирана. Это жажда свободы? Когда народы избирали себе императоров, миллионы соглашались подчиниться одному – это жажда свободы? Да свобода не просто не нужна человеку, она ему крайне обременительна, он не знает, что с ней делать. Что такое свобода? Уже в ваше время это фикция. Свобода – это полная независимость. Но в цивилизованном мире всякий человек зависит от тысячи других. Дайте ему свободу – и он умрет с голоду, замерзнет, в лучшем случае, превратится в дикаря. Свобода – это хаос, дикость, торжество энтропии. То есть, в конечном счете, свобода – это смерть. Недаром смерть столь часто называли освобождением… Развитие цивилизации – это эволюция несвободы, путь от хаоса к порядку. Вы зря считаете нас преступниками. Люди всегда мечтали о порядке, о твердой власти, которая снимет с человека бремя ответственности за принятие решений, бремя забот о хлебе насущном в том числе. Все мировые религии суть апология такой абсолютной власти. Мы лишь воплотили в жизнь вековую мечту человечества.

– Это старая песня, – усмехнулся Артур. – Надо полагать, вы вытащили из могилы идею социализма?

– Вы зря иронизируете, – возразил Крог. – Сказать вам, почему тоталитарные идеи, в том числе идея социализма, в ваше время потерпели крах? Потому что это идеи не прошлого, а будущего. Общество еще не доросло до них. Для исправного функционирования тоталитарного общества необходима система жесткого всеобъемлющего контроля. Этот контроль должен быть постоянным и вездесущим. Его нельзя доверить людям, ибо человек слаб и несовершенен, он может уклониться от своих обязанностей. Техника нашего времени позволила создать такую систему. Эта система полностью автоматизирована. Технические устройства, образующие эту систему, невозможно ни подкупить, ни обмануть, ни вывести из строя. Бюрократия, коррупция, волокита, интриги – все беды прежних тоталитарных структур – ушли в прошлое. Развитие информационных технологий, новые компьютерные сети позволяют решать любые задачи оптимального планирования. Да, мы вполне можем утверждать, что построили социализм.

– И каково же приходится людям в этом мире электронной слежки?

– Наш технический уровень позволяет в основном удовлетворять их материальные потребности.

– А социальных проблем у вас, стало быть, не возникает?

– Для нашего общества нет неразрешимых проблем. К примеру, мы уничтожили преступность.

– Ну да, ваши детекторы сразу засекают преступников и уничтожают на месте.

– Сколько раз вам повторять: мы не практикуем насилие ради насилия, мы убиваем только в случае жесткой необходимости. Преступников у нас просто нет, они не могут появиться.

– Что же им мешает?

– Совесть.

Это было так неожиданно, что Беланов рассмеялся.

– Ну вот, вы опять все неверно понимаете, – посетовал миссионер. – Все-таки люди вашей эпохи достаточно ограничены. Вы понимаете совесть как нечто абстрактное, как моральную категорию. А меж тем всякая моральная категория имеет физическую первооснову. Мы досконально изучили человеческий мозг и знаем, какие нервные центры заведуют совестью. Каждому гражданину нашего общества по достижении шестимесячного возраста в мозг вживляется миниатюрное устройство, исправно функционирующее всю его жизнь. Надо заметить, что всякий человек, воспитанный в определенных принципах, не может стать преступником в одночасье. Первоначально мысль о преступлении вызывает в нем угрызения совести. Прибор усиливает соответствующие импульсы, и человек чувствует боль. Если он не откажется от преступных мыслей, боль увеличивается. Если же он упорствует и пытается предпринять практические шаги для воплощения замысла, прибор парализует его и посылает сигнал службе безопасности, но такое случается редко. Как видите, прибор не занимается чтением мыслей и сличением их со статьями законов: он лишь выполняет функцию усилителя совести.

– Внушительно, – сказал, помолчав, Беланов. – В каком-то смысле вы достойны восхищения. Вы добились того, что было недостижимой мечтой прежних тоталитарных режимов – вы запретили человеку думать. Отныне даже в мыслях своих он не волен. Позвольте узнать, с нами вы тоже намерены проделать такую операцию?

– Нет, – покачал головой Крог. – С вами это бесполезно. Вы уже сформировались, вас не переделаешь. Мысли, преступные с нашей точки зрения, с вашей будут едва ли не героическими. Предвижу ваш вопрос и отвечаю: никто не собирается вас уничтожать. Мы дадим вам тихо и благополучно дожить до старости, а затем вместе с вами уйдет в небытие Мир Хаоса. Те, кто придут за вами, будут выращены уже под нашим контролем – это будут поколения Мира Порядка.

– Так вот для чего вы забрали наших детей!

– Да, и незачем волноваться. Спросите любого из них, с кем ему лучше – с нами или с вами. Обратите внимание, мы забрали не всех. Выродки, безнадежно испорченные вашим миром, все эти панки-хиппи, или как там они называются, нам не нужны.

– И что же их ожидает, этих выродков? – спросил Артур, еле сдерживаясь.

– Резервации, – спокойно ответил Крог. – Как показывает компьютерный прогноз, они там довольно быстро истребят друг друга или попросту вымрут, неспособные позаботиться о себе. Но вас это не должно беспокоить. Вашего сына ждет блестящая карьера. Весьма возможно, он дослужится до генерала.

Артур почувствовал, как закипает в нем бешенство. Он вскочил и бросился на Крога. Тот метнулся в сторону, и кулак Артура врезался в спинку кресла. Артур повернулся и снова кинулся на врага. Тот парировал удар и снова отскочил.

– Прекратите, господин Беланов, – сказал миссионер. – Вот вам еще один аргумент в нашу пользу: я могу причинить вам боль, но не хочу этого делать, а вы хотите причинить боль мне, но не можете.

– Черт с вами! – Артур опустил руки и снова сел в кресло. Лейтенант немедленно последовал его примеру. – Вы меня убедили. Вы сильнее, умнее и так далее, бороться с вами бесполезно. Все, что нам осталось – это застрелиться.

– Что за вздор вы несете! – Крог, кажется, впервые рассердился. – Откуда такие мысли у нормального человека? Да самое интересное в вашей жизни только начинается! У вас будет превосходная работа…

– Работать на вас я не желаю.

– Да мало ли удовольствий в жизни? Женщины, например…

– Та-ак, – протянул Артур и усмехнулся. – Лейтенант Миссии намерен заняться сводничеством?

– Вы все примитивизируете! – Крог, казалось, смутился. – Не хотите о женщинах – не будем. Я только хочу, чтобы вы перестали воспринимать наш приход как трагедию. Да знаете вы, что будет с вашим миром, вернее, что было бы, если бы не пришли мы? Вам назвать число умерших от СПИДа за предстоящие тридцать лет? А во что обернется повышение уровня океана за счет парникового эффекта, вы знаете? А до какой широты дойдет граница северной озонной дыры – я уже не говорю о южной? А мы избавим вас от всего этого!

– Ну хорошо, допустим, вы явились нас спасать. Но спрашивается, почему вы не выбрали момент на сто лет пораньше? Почему не предотвратили все ужасы двадцатого века, который сами признаете самым кровавым в истории?

– По той же причине, по которой у вас в армию не берут двенадцатилетних. В армии не нужны мальчишки с детской психологией и детскими навыками. Так и нам для реализации нашего грандиозного плана ускорения истории нужна цивилизация, возмужавшая в огне мировых войн, научившаяся бороться с глобальными проблемами и в значительной мере избавившаяся от детского романтизма. Вы нам подходите.

– Беда в том, что вы нам не подходите, – пробурчал Артур.