Юрий Некрасов
Осень призраков
Человек по имени Свет
Проходили мимо магазинчика Мо, когда Шейла придержала Лайта за рукав и мотнула головой в сторону входа. Наблюдательность, за время общения с мертвецами и рыборотыми выросшая на три головы, не оставила Лайту ни единого шанса: придется лезть в опечатанное копами здание.
– Ключ, – пробренчала кукла голосом заводной игрушки.
– Я не найду, – попробовал Лайт. – Там целый магазин всякого.
– Ключ, – сжала липкую клешню Шейла, и Лайт понял, что не готов вставать против.
Он проклинал свою мягкотелость. Мгновения, проведенные с Мириам, поблекли, романтическая позолота, когда-то так трогательно скрашивавшая серый быт, растрескалась и облетела. Расстрельная команда будней поставила Лайта к стенке. В душе моросил дождь, и каркали вороны. Дорожные знаки «Лузер» и «Тебя используют» мерещились на каждом перекрестке.
– Какой ключ? – сдался Лайт. – От чего он хотя бы?
Шейла не сводила с него своих бутылочных глаз. Конус ее головы напоминал театральную тумбу, которую плотно залепили афишами. Отдельные куски скотча отклеились и парусили на ветру.
– Маленькая дрянь! – не выдержал Лайт и вцепился в хрустнувшие локти куклы. – Ты можешь объяснить, что это за ключ?!
– Слова. Ослабляют. Пружину, – выдавила Шейла. – Умру.
– Безумие, – сдулся Лайт. – Полный бред. – Шейла продолжала стоять посреди улицы. – Да, знаю, знаю! Ключ!
Тишина в разгромленном магазине стояла такая, что каждый шаг Лайта звучал, как выстрел. Здесь можно было найти что угодно, но только не то, что нужно. Лайт заблудился среди курганов опрокинутой мебели и липких озер краски. Судя по отпечаткам ног, буквально пару часов назад здесь было людно. «Может, ключ у них? – мысль выскользнула на улицу вдогонку следам, но Лайт не спешил за ними. – Мириам, радость моя, подскажи. Сейчас тот самый случай, когда я обменял бы сотню бесценных, но непонятных видений на одно – конкретное».
По опрокинутой гладильной доске, потешно задирая негнущиеся ноги, промаршировали двое пластмассовых солдат. Один имел белые усы и нес на вытянутых руках ружье, похожее на рыбу с прикладом. Другой, ободранный, установил между ними забор из печенья. Лайт, затаив дыхание, следил за их пантомимой. Первый дернул ружьем. Приказал что-то. Второй ткнул рукой в сторону Лайта. С его стороны на доску вскарабкались еще двое. У Лайта перехватило дыхание. Напротив совершенно одинаковых фигурок солдат – он готов был поклясться, что узнал их – стояла безумная крючкозубая парочка. Усатый спрятался за печеньем. Ободранный нырнул с доски. Ненормальные разделились, девица двинулась за беглецом, ее муж занялся ружьем. Печенье разлетелось в крошку. Фигурки попадали на пол, на гладильную доску величаво, как правитель на трон, взошел игрушечный бульдозер. Давешний оборванец сидел в кабине и дергал за рычаги. Он подогнал машину к самому краю и выпрыгнул из нее. Его рука выронила ключ на веревочке, она зацепилась за гвоздь в стене, и ключ повис, дразня отраженными бликами. К величайшей жалости Лайта, он не был даже копией. Безделица. Игрушка.
– Бульдозер, – отвесил губу Лайт. Он не верил в подобные совпадения. «Save them!» – мелькнул росчерк по зеркалу, и Лайт узнал почерк любимой. Невозможно спутать эти архаичные завитки у h или m. Мириам писала, словно летела.
– Кого спасти? Солдатиков? Выживших? – Лайт раз за разом прокручивал в голове игрушечную битву.
– Клюююююююююч! – металлическим стоном донеслось с улицы. В голосе Шейлы слышалось подлинное мучение. Кукла рассыпалась на части. Вмешательство Лайта стало временным облегчением, но не спасением. – Спешииииии!
Лайт прикрыл глаза ладонью и попытался сосредоточиться, вспомнить, как выглядел магазин до знакомства с грабителями. Здесь стреляли? Он отказывался разбираться, кровь разбрызгана по полу или похожая на нее краска. На его долю хватило насилия.
Лайт заходил к Мо пару раз. Брал большую рулетку для разметки земельных участков, интересовался лаком, хотел замазать сколы на антикварной мебели, чтобы не сразу бросались в глаза. Старик никогда не покидал прилавка. Если требовалось что-то подсказать, орал на весь магазин и ругался последними словами, когда покупатели не могли разобраться сами, где стоит нужный товар. Также Мо не стеснялся попросить вывернуть карманы, если подозревал, что у него что-то умыкнули. Однажды Лайт видел, как он достал ружье и грозил им, но поверить, что Мо способен спустить курок? Ну уж нет. Дыры в стенах и потолке говорили обратное.
– Белые усы, – расшифровал Лайт и перелез через баррикаду обрушившихся полок. Нужно расставить героев драмы по местам и пройти их маршрутом. Стойку забрызгали коричневые пятна. Лайт принюхался. Бренди. Похоже на Мо. Лайт не помнил, носил тот усы или нет. Под прилавком высилась груда барахла, найти в этом помойном Эльдорадо ключ казалось нереальным.
– Печенье, – Лайт провел ладонью по рифленому дереву прилавка, и реальность замкнула сцену, которую вытанцовывали перед ним игрушки. Мо стоял за прилавком. Тот, второй – напротив. Старик навел на него ствол, парень прыгнул. Лайт вернулся в торговый зал, встал на четвереньки и пополз по остывающему следу, который рисовало его воображение. Здесь парень упал, из его карманов посыпалась мелочь, обломки проволоки, куски ваты и обрывки линолеума – ничего не напоминает, Лайт?! – Он неуклюже повторил кувырок по полу, затем, не вставая, рванул вперед – к дальней стене магазина. Ключ мог отлететь куда-то сюда. Приоткрытая дверь подсобки походила на дыру в портьере. Намекала.
Темнота смердела проблемами.
– Открою. Увижу, что ключа нет. Закрою.
Уйду, – пообещал себе Лайт. Четкий план, твердое слово успокаивали и помогали рукам не трястись. Он поднялся с пола и взялся за дверную ручку. Сомнения раздирали живот.
– Не стоит этого делать, ей-богу, – прошептал Лайт, морщась не от предчувствий – он знал, в комнате за дверью случилось настоящее дерьмо, с улицы неслись жалобные звуки, Лайт старался не вслушиваться, он никак не мог открыть дверь, раскачивался и бормотал: – Ты уже спас ее. Пусть теперь сама. В самом деле, не надо! – Все это время рука продолжала поворачивать ручку, хотя дверь была открыта, стоило слегка потянуть ее на себя, но упрямая интуиция выла хором со всей стаей – шестым-седьмым-и-десятым чувством.
– Да не может там быть ничего ужасного! – рявкнул на свой внутренний зоопарк Лайт и шарахнул дверью о стену.
Свет пролился в комнату, пачкая все вокруг тенями. Отдельно задержался на паре голых девичьих ног, торчавших из-под опрокинутых пластиковых бочек. Лайт отпрянул и едва не кончился сам – в спину ему уперлось что-то кривое и твердое.
– А! Ты чего! А?! – сдавленно завопил он. Шейла смотрела мимо. Ее рот беспрерывно шуршал картоном, точно она жевала и не могла остановиться. Горло Лайта пережало трахею, тело дрожало, как желе. Кукла отодвинула Лайта в сторону и вцепилась в лодыжки мертвой. Выволокла в торговый зал, не обращая на Лайта никакого внимания, уселась трупу на грудь и принялась тереться о мертвое лицо своей маской. Шея убитой была чудовищно разворочена. У Лайта отнялись ноги, и он рухнул, где стоял.
Кукла священнодействовала. Поднимала умершей веки, совала обломки своих пальцев в ее маленькие ушные раковины, наматывала пук волос себе на липкую ладонь, вырывала их и пыталась жевать. Труп не отзывался.
– Старая! – горевала Шейла. – Пусти! Пусти же! Не хочу! Не хочу так!
Лайт мотал головой. Любые клятвы рассыпались в прах перед лицом такого партнерства. «Прости, любимая!» – С похожей решимостью рвут брачный контракт и сбегают за границу, оставив без цента в пустой квартире с отключенным светом. Лайт включил заднюю. Ему было не впервой.
Незаметно, как клок шерсти, несомый ветром, Лайт отполз в сторону выхода и постарался не слишком сильно хрустеть мусором. Плевать он хотел на полицейские ленты, впоровшись в самый центр расставленной паутины. Лайт сбегал. Осень бросалась ему под ноги, норовила задержать ямами на асфальте, обломанными ветвями, скользкими лужами и восставшим канализационным люком. Лайт был ловок, как никогда, он упреждал любую ловушку, скользил, подпрыгивал и уворачивался.
Накатил азарт, такой неуместный, но горячий. Скрываться, бежать, прятаться оказалось так здорово.
Лайт должен пропасть. Иначе он сгорит заживо. Разум уже отказывался понимать происходящее. Бежать. Бежать!
Лайт обогнул магазинчик Мо. Где-то здесь был овраг. Отличное место, чтобы затеряться. Сбить со следа. Лайт замешкался, влево или вправо, прямо перед ним качались голые деревья, отбрасывали жуткие тени от света единственного фонаря. Листва облетела, овраг шелестел армией из сотни костлявых призраков.
Вот он, овраг, но как туда спуститься, чтобы не переломать ноги?
Ищи. Скорей! Вот. Нашел!
Под ноги удачно подвернулись ступени, густо заросшие желтой травой. Лайт кубарем скатился по старой лестнице, едва не подвернув ногу. Прямо за лестницей начиналось царство травы, серое ее воинство, разбитое первыми заморозками, поднималось Лайту до пояса, едва заметная в нем тропинка разбегалась, уходя по сторонам.
Лайт прищурился: можно было спуститься еще ниже, окончательно затеряться в сумраке.
«Решат, что ушел поверху», – пыхтел Лайт, сползая по склону. Гладкие подошвы туфель отчаянно скользили, приходилось страховаться рукой. В какой-то момент спуск показался достаточно пологим, Лайт отлепился от мокрой глины и тут же полетел кубарем. Ему удалось подобраться, лишь раз земля больно двинула по спине, и тут же лапы древесных скелетов вцепились в тело, раздирая плащ и брюки.
С минуту Лайт лежал, оглушенный падением. Овраг дышал сыростью и запахом гниющих растений. Спина промокла насквозь. Одна туфля слетела и потерялась. Лайт привстал и понял, что запутался плащом в ветвях. К черту плащ!
– Недалеко свалил, – напомнил себе Лайт. Босая нога быстро замерзала, обутая хлюпала жидкой грязью. В темноте оглушительно запиликал мобильник. Лайт схватился за карман и вспомнил, что оставил свой дома. Сигнал не унимался. Лайт силился разглядеть, откуда идет звук, и когда нашел, безумно пожалел об этом.
Из кустов торчали мужские ноги.
Второй раз за день Лайт обнаружил тело.
«Это не твоя проблема! – орал разум и хлестал по щекам. – Брось! Билет на поезд – вот твоя цель! Прекрати!»
Но он не мог.
Сила, сродни той, что привела Лайта в дом с заколоченными окнами, страсть, ради которой он скрипел ступенями на второй этаж, сострадание, заставившее бинтовать рассыпавшуюся куклу, проснулась в нем и сейчас. Забыв про порезы и холод, Лайт выпутался из кустов и подполз к телу. Оно лежало, уткнувшись лицом в грязь. У Лайта не было фонарика, чтобы толком его рассмотреть, но с виду с человеком все было в порядке.
«Он мертв, – у Лайта не было и тени сомнений. – Не трогай. Беги!»
Лайт глубоко затянулся холодным воздухом и взял труп за ноги. Мертвец застрял неглубоко. Кусты отдали его с некоторой брезгливостью. «На свеженькое потянуло», – бредил Лайт. Враги стояли вокруг них. Враги качали ветвями. Враги проклинали его своим скрипом. Даже природа против агента по недвижимости Лайта Филлсона. Naturetraitor. «С тобой тоже поквитаюсь!» – пообещал Лайт и перевернул тело на спину.
Совсем мальчишка. Глаза безмятежны, горло вырвано. Из раны вывалился жук и скрылся в траве.
– Кто с тобой так?.. – охнул Лайт и сам подавился ответом. Рот парня поставили на замок. Три рыболовных крючка скрепляли губы, намекали: «Рыба – знай свое место!» Из уголка рта наружу торчал плетеный хвостик. Лайт приблизил лицо почти вплотную, чтобы рассмотреть получше. Веревочка.
– Ключ!
Крючки сидели туго. Губы не давали распечатать рот. Лайт вымазал руки тяжелой сургучной кровью. Стоило раздвинуть челюсти, как конец веревки нырнул вглубь.
– Дьявол! – взбесился Лайт. Придется лезть в рот к трупу. Лайт бессильно сжимал кулаки. Ветер стучал над обрывом почтовым ящиком. Лайт присел над телом, раздувая ноздри в беспомощной ярости. «Благодарение Господу, что тело еще не пахнет!» – Кожа ощутила холодную влажность языка, костяшки пальцев коснулись верхних зубов.
Парень открыл глаза.
Лайт отпрыгнул на несколько футов. Не удержался на ногах, полз на заднице, закапываясь пятками в грязь, ни на секунду не прекращая орать. Парень бился на земле, пытался заткнуть руками развороченное горло. Кровь хлестала фонтаном. Несчастный силился что-то сказать, но выходил лишь харкающий клекот. Лайт опомнился и ринулся на помощь. Мальчишку еще можно спасти!
Лайт оторвал подол рубашки, прижал к ране, жажда жизни билась сквозь пальцы затухающими всплесками. Глаза парня помутнели и закатились. Рука, сжимавшая горло, сползла на грудь. Щеки Лайта обжигали слезы. Никого на свете он не жалел больше, чем этого мальчишку. Собственная жизнь казалась менее ценной, чем шанс, секундная прихоть Судьбы, не позволившая ему спасти парнишку. Лайт отшвырнул тряпку, горячую от крови.
Пальцы мальчишки, так яростно боровшиеся за жизнь, сжимали тонкую веревку. Плетеный хвостик. Лайт разжал хватку, еще не окоченевшие, почти живые пальцы легко отдали добычу. Лайт не верил собственным глазам. Ладонь хранила ключ. Необычной формы железку, по виду непригодную для открывания замков.
– Все ради этого?! – завопил Лайт, потрясая ключом, готовый зашвырнуть его в глубь кустов, если не получит немедленного ответа.
На краю оврага стояла кукла.
Свет фонаря падал прямо на нее, выделяя неуклюжий силуэт на фоне пасмурной ночи.
Кукла кивнула, точно благодарила.
Тоска обезглавила волю Лайта. Такое с ним уже случалось. Да что там, ровно так он и жил. Похмелье, тяжелое, как свинец, придавило Лайта к земле.
Никакой свободы!
Бегство, азарт, пьянящее чувство вседозволенности – Лайт вел себя, как волк, уходящий от загонщиков, они гремели в колотушки, и он бежал точно под прицелы охотников.
– Мириам! – заорал Лайт Филлсон. – Хватит со мной так! – И где-то далеко, в доме на холме призрак мисс Дутль отшатнулся от разбитого окна, она схватилась за лицо, точно получила яростную пощечину.
– Я больше не буду, милый, – пролепетала Мириам Дутль и впервые не сумела найти себе оправданий.
Лайт перестал верить стечению обстоятельств. Происходящее вела четкая закономерность. Он – рыба на крючке. Максимум, на что он способен, вырваться из рук рыбака, который снял его с крючка, и нырнуть обратно в воду. Сейчас его ведут, скоро будут подсекать, а пока – делай вид, что веришь, будто свободен.
Верить ногами
– Мамаша притащила нас в корзине с бельем, – шепотом делился Мак-Брайт, и горячая слюна капала Ньютону за шиворот. – Троих скулящих щенков. Папаша избил бы ее до полусмерти, а нас бросил на корм свиньям, но в тот вечер удача улыбнулась мне и братьям, у отца гостила его мать – Дебора Мак-Брайт. Старуха вышла на крыльцо, услышав наши вопли, и не позволила тронуть свое галдящее потомство. Она же выкормила нас и поставила на ноги.
За дверями салуна в плену музыки и разврата колыхался табачный дым. Рэндж смотрел на окна второго этажа, но только одно горело тусклым гостеприимством. Свеча на подоконнике ждала своего принца.
– Грю вырос зазнайкой. Мне всегда хотелось выбить ему зубы. Смотреть, как он будет харкать кровью и молить о пощаде. Бабуля считала меня слишком грубым, я называю это честностью – никогда не боюсь сказать человеку, что хочу его убить. Вот и ее решил не разубеждать. В день, когда пришла пора делить наследство, только мне хватило сил задушить паучиху.
Ночь покрывала Мак-Брайта. Его люди рассыпались по улице перед домом, двое спрятались в тени дилижанса, Бойл исчез в переулке, наверное, совершал обходной маневр. Макабра замотали в бухту троса, наружу торчали только брови и нос, и бросили в сундук. Рэндж стоял перед дверью салуна, неуместный щегол, одетый в свежий сюртук цвета темно-синих чернил. Мак-Брайт лихо сбил ему котелок на правое ухо. «Сэр, да, сэр». Руки и лицо вымыты до блеска, сапоги парадно сияют. Дерзкий, бросающийся в глаза карнавал.
– Гаррисон сразу заделался ее любимчиком. Слишком сладкий для бойца. Чересчур меткий для слюнтяя. Все время лез мне поперек масти. «Не смей убивать женщин! Спрячь пушку!» Думаешь, мы с Грю напросились на эти отметины поперек хари? Дудки! Гаррисон бросил нас в Либерти-Крик. Своими руками сдал людям шерифа. Те были нежны с нами! Прежде чем отправить на виселицу, они изрядно позабавились с братьями Мак-Брайт. Кузнец, что расчертил наши физиономии, давился своими потрохами почти сутки. Но это было позже, много позже. Гаррисон вынул нас из петли. Верная кровь. Помню, как под ногами разверзлась бездна, и веревка впилась мне в шею. Я услышал хруст позвонков. Знаешь, как они хрустят? Это топот осла, на котором ездит безносая. Она чует грешников. Она быстрая, эта сука с косой. Но пуля Гаррисона оказалась быстрее. Грю не успел даже закрыть рот. Палачей снесло с помоста. Гаррисон бил наверняка, но только ранил. Ни один из подонков не сдох в тот день. Гаррисон и его люди налетели, петли долой, задницы хлопнули по седлам, только нас и видели.
«Столько слов перед еще одним убийством, – мысли Рэнджа текли холодно и вязко, как начинающийся ледоход. – Неужели он, как и все прочие, нуждается в исповеди?»
– Я решился не сразу. Бог свидетель, я дарил шансы. Тысячу раз я звал Гаррисона разделить семейную участь Мак-Брайтов. «Не хочешь со мной, прими руку Грю!» – твердил я, но сопляк возомнил, что стоит больше и иной монеты, чем его кровные братья. Сегодня… Сейчас мы покончим с этим. Ты покончишь.
Гаррисон Мак-Брайт жил в комнате на втором этаже. Каждую ночь он оставлял зажженную свечу у окна, точно она, как сигнал маяка, указывала кому-то верный путь домой. Рэнджу предстояло подняться на крыльцо, зайти в дом, который избрали своим пристанищем шериф и его люди, миновать обеденный зал, в котором они пили и развлекались с озорными певичками, подняться по двадцати четырем ступеням – Мак-Брайт повторял их число, как заклинание, двадцать четыре, запомни накрепко! – открыть вторую дверь слева – «Брат никогда ее не запирает, все ждет одну потаскуху, но та не вернется, Гаррисон не знает, но она отдала мне свое дыхание три месяца назад, и я его не верну, самому мало!»
«Что дальше?» – покорно спросили глаза Ньютона, когда братоубийца изложил свой план.
– Барнби пойдет за тобой. Он еще не наследил тут. Ни одна шавка не знает его рябой морды. Кроме того, он хвастал, что видал Револьверного Бога. Верно, Барнби?
Тот сплюнул и ничего не ответил. По его острой мордочке было заметно, что именно так он и думает. Барнби напоминал злую юркую крысу. Все время, пока Мак-Брайт говорил, грызун не отпускал глазами Рэнджа. «Только начни дурить, – сулил взгляд Барнби, – и я обгрызу тебе лицо до костей!»
– Гаррисон не промажет ни разу, – продолжил Мак-Брайт, – поэтому ты должен дойти до него и позволить Барнби расстрелять его из-за тебя.
«Дерьмовый план», – Рэнджу было все равно. Немного волновал Макабр. Неужели сдохнет в сундуке?! Какая нелепая смерть.
– Бойл прикроет вас с крыши. Если Гаррисон спрыгнет с постели, постарайся оттеснить его к окну.
– Босс, эта кочерга вроде как вас не слышит, – Барнби дернул Ньютона за нос. Сквозь распахнутую жилетку были видны чудовищные стигматы, ровной строкой пересекавшие его грудь. Заметив взгляд Ньютона, Барнби запахнулся и ощерился.
– Заткнись, Барнби! Он понимает куда больше твоего. Эй, смотри на меня! Ты навалишься на него и прижмешь к кровати. Или бросишься вперед и выдавишь к окну. Ты понял? Не дай ему вырваться в общий зал. Упустишь, и нам конец.
«Не такой уж плохой вариант».
Мак-Брайт смерил Ньютона острым взглядом, погладил крылья носа, выдернул из ноздри длинный волос и веско прошипел:
– Не дури меня. – На Рэнджа смотрел убийца и выглядел крайне неприятно. – Не стоит. У меня большие планы на тебя, но они не вечны. Клянусь, поможешь мне, и я вас отпущу.
Рэндж не выдержал и фыркнул ему прямо в лицо. Невозможно.
Мак-Брайт побагровел, рука дернулась к кобуре. Он одернул себя, но ему это дорого стоило. Дуэль взглядов Ньютон проиграл. Мак-Брайт клацнул зубами почти понарошку.
– Думаешь, бессмертный? Нечем на тебя надавить? – шрамы на лице Мак-Брайта призрачно светились в свете луны. – Тебе чем-то дорог этот обрубок в моем сундуке. Не станешь слушаться, укорочу его еще на пару дюймов.
«Давай, – шевельнулись губы Ньютона. – Режь сразу глотку. Он мне такой же враг, как и тебе. Что станешь потом делать? Чем еще стращать?!»
Но он чувствовал, что жует неправду. Карлик знал, куда отправился цирк. Последняя надежда увидеть Кэтрин.
Мак-Брайт схватил Рэнджа за горло и развернул лицом к окну со свечой.
– Сейчас! – выдавил Мак-Брайт. – Ты пойдешь и сделаешь, как договорились.
Ньютон хотел пожать плечами, но те даже не шелохнулись. Он дернул головой, освобождаясь, и пошел к дверям, глубоко загребая сапогами. Барнби нервно рысил следом.
Мир качался перед лицом Рэнджа, поскрипывал такелажем, двери едва заметно дышали створками, выпуская наружу отголоски споров, музыки и перебранок. Ньютону казалось, что он идет по накренившейся палубе, корабль попал в шторм, но команда еще не знает об этом, принимая качку за очередной каприз непогоды. Рэндж здесь неслучайно, ему нужно к капитану. Срочно!
Невысокий крепыш вывалился из-за дверей, оперся плечом о столб и принялся мочиться прямо с крыльца. Его черная шляпа оставляла желать лучшего: поля точно мыши объели, но стволы в кобурах лежали знатные. Следом за крепышом вышел другой – полная его противоположность: худой, подтянутый, в светлой новенькой шляпе, этот парень обладал настолько странным лицом, что Рэндж одновременно проникся к нему доверием и испугался, тем более что тот вежливо посторонился, пропуская его внутрь. Барнби, как пришитый хвост, держался за спиной Рэнджа и не отставал ни на шаг. Двери стукнули за спиной, отсекая возможность для побега. Рэндж не удержался, посмотрел через плечо. Чем-то они зацепили худого юношу. Он тоже обернулся и глядел им вслед.
Внутри салуна бодались голоса, стаканы и лбы, надсаживалась скрипка.
Несколько мгновений Рэндж стоял, раскрыв рот, и не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Гам, треск, веселье, расшнурованные декольте, обильные сокровищами, сталкивающиеся галеоны табачного дыма, барабанная дробь каблуков, рассерженный рев из-под стола, хлюпающие кровавой колеей носы, блестящие барабаны, пристальные стволы, стоны, проклятья, поцелуи. Неужели все это было здесь в дни, когда он сидел по уши в спрутовьем дерьме, закатанный в бочку, упрятанный в пещерный город, еле передвигающий ноги по пустыне. Разве можно поверить, что эти люди не знали немоты, недельной жажды, парализованных рук, холодных прикосновений кукурузного теста к потрескавшимся ногам, штанов, пропахших мочой и кое-чем более дерьмовым.
Барнби воткнул палец ему под ребра.
– Чего застыл? – прошипел он, подталкивая Ньютона вперед. – На лестницу.
Рэндж видел темное пятно улицы, худой парень все еще наблюдал за ними. Эти двое казались ему все подозрительней. Серьезный с виду мистер вел себя как деревенский дурачок на большой ярмарке, а проныра, с первого взгляда похожий на слугу, выходил кучером этой повозки. Медленно, чтобы не спугнуть дичь, парень просочился сквозь двери и тенью двинулся за Барнби. Рэндж сделал вид, что его это не касается.
Никто его не окликнул, когда он ступил на лестницу. У всех были дела поважнее. За тремя столами шла напряженная рубка. Карты и рулеточное колесо справлялись не хуже дыбы и колодок. Игроки самозабвенно закладывали душу.
Двенадцать ступеней закончились пролетом и голыми коленями. Мальчишка сидел на полу, спустив ноги на лестницу. Он расставил перед собой блестящую армию бойцов – целую руку патронов с идеальной осанкой – и не собирался сдаваться без боя. Сбитые его колени говорили, что перед Рэнджем серьезный противник, отчаянный и бесстрашный, на правом запеклась карта свежих корост с ходами и катакомбами.
– Тебе кого, приятель? – обжег Рэнджа вопрос с тыла. Они одновременно посмотрели вниз. Ньютон и мальчишка. Барнби каким-то чудом опять оказался за спиной Рэнджа и сопел оттуда. От подручного жутко несло конским потом.
У основания лестницы стоял худой парень с улицы. Теперь Рэндж сумел разглядеть его. У парня были серые, слишком широко посаженные глаза. Казалось, он может смотреть прямо, только повернувшись боком. Он так и стоял, выдвинув правую ногу вперед, по лицу его бродила кривая ухмылка, и дергалась длинная жилка на шее, пускала круги от подбородка до глаза, точно парень прицеливался. Рэндж понял, что слишком долго не отпускает парня взглядом.
– Ты точно не из местных, я тут всех знаю.
Молчание затянулось.
Рэндж чувствовал, что от него ждут какого-то фокуса, вот он дернет головой, собьет на пол щегольской котелок и пустится в пляс под разбитной ирландский мотив или напустит на лицо надменного тумана, который сомкнется впереди него властным панцирем и сдвинет с дороги мальчишку, а нахала в белой шляпе сметет хвостом, может, хотя бы замкнет пальцем линию рта и прогонит надоеду протяжным «тсссссссссс». Ньютон застыл и слушал, как кривая улыбка все острее прорезает его лицо.
Барнби – брехливая сторожевая шавка – выкатился из-за спины и затявкал.
– Мы спешим, дружище, было бы отлично пропустить по стаканчику, но мистер Майнер – большая шишка, ему кровь из носу нужно поговорить с шерифом.
Рэндж и парень одинаково подняли брови. Не ожидали от Барнби такой прыти. Тот довольно захекал.
– Мистер Майнер, – вежливо взялся за шляпу незнакомец. – Торгуете серебром? Или углем? Какое дело у вас к боссу? Может, я вам помогу? Том Морган – помощник шерифа. Меня еще знают как Пушку.
«Сильвер Майнер и Томми Ган», – Ньютон увидел это, как название детской книги. Дело принимало крутой оборот. Они вляпались в чан с липкой карамелью.
– Нет-нет, приятель, нам нужен только шериф, сам понимаешь, дело тонкое, деликатное. Не терпит чужих ушей, – Барнби шагнул на ступень ниже Рэнджа и нетерпеливо дернул головой: «Пошел!» Он был не так уж прост, этот новенький в банде Мак-Брайта. Что-то в его повадке сказало Томми больше, чем все слова. Помощник шерифа продолжил так же ясно улыбаться, но рука сползла на кобуру.
– Ошибка, приятель, – пожурил его Барнби. – Ствол нужно доставать сразу.
Выстрелы раскололи вечер. Скрипка взвизгнула и заткнулась. Томми Ган сползал по перилам, цепляясь за них холодеющими пальцами. Крови почти не было. В зале не осталось свободных рук, стволы смотрели во все стороны. Певички метались в ужасе.
– Ты еще тут?! – заорал Барнби, белый от гнева, и саданул Рэнджа рукоятью в плечо. – Я грохну тебя, если он уйдет!
Патроны раскатились по лестнице. Мальчишка исчез. Ньютон испытал секундное облегчение. Хотя бы парнишке ничего не грозит. Но Рэндж поторопился.
– Том! – раздался зычный рев со второго этажа. – Чертова брюква, Том! Что там за дерьмо?
Рэндж прыжком одолел оставшиеся двенадцать ступеней. В грудь ему уперся револьвер.
– Ты, мать твою, кто еще такой? – в полутьме коридора качалось лицо Мак-Брайта. В первый момент Ньютону показалось, что это нелепая шутка, ублюдок заставил его подняться из холла, а сам забрался по приставной лестнице или зашел с черного входа. Вечер скрадывал детали, но несомненное фамильное сходство, нос, разрез глаз, чудовищная насечка через все лицо! – твердили, что это Мак-Брайт.
– Чего уставился, призрака увидел? – Он держал перед собой мальчишку, прикрываясь им, как живым щитом. Рэндж уронил взгляд и едва не порезался о блестящую, любовно отполированную звезду шерифа.
– Не люблю повторять! – рявкнул Гаррисон Мак-Брайт. – Мы знакомы? Я кончил кого-то из твоих? Подстрелил тебя?
Впервые Ньютон порадовался, что не может ничего сказать. Господь не оценил бы его слов. Молчание затянуло петлю на горле истории. Та побагровела, поднялась на цыпочки и пыталась просунуть пальцы под удавку.
Лицо мальчишки напоминало лики Христа на иконах – пустая безмятежность. Полное принятие ситуации. Вера.
«Как мне тебя не хватает!» – с тоской подумал Рэндж. Он совсем забыл про свой хвост.
– Бей! – заорал Барнби и неожиданно сильно толкнул Ньютона в спину. Тот едва не полетел кувырком. Ствол разрядился в упор. Брюхо взвыло, поймав две пули. Рэнджа скрутило, он завалился на колени и сполз набок. Барнби, не целясь, разрядился в коридор и отскочил за угол.
– ……… – безнадежно звал Ньютон, но ему отвечали только дыры-близнецы, которые толчками капитулировали на груди мальчишки. Мак-Брайт стоял на колене, продолжая прикрываться его умирающим телом.
– Промахнулся?! – изумился Мак-Брайт, глядя на поднимающегося Рэнджа. Пуля обожгла лоб, другая пробороздила висок, оставив глубокую борозду в волосах. Барнби высунул нос и едва не схлопотал свинец промеж глаз.
– Руки! Поднял руки! – приказал Мак-Брайт, не отводя взгляда от Ньютона.
– У тебя одна пуля.
– На тебя хватит.
– Назад! – заверещал Барнби. – Ползи назад!
Но Мак-Брайт соображал быстрей. Он отбросил мальчишку и бросился на Рэнджа, ловко подсек ноги, одной рукой удерживал его на полу, другую с револьвером выставил в сторону Барнби.
– Что на тебе? – лихорадочно шептал Мак-Брайт, ощупывая Ньютона, но не забывал пасти коридор. – Броня? Стальной панцирь? А как с головой?
А потом неожиданно заорал так, что у Рэнджа заложило уши:
– Парни! Он один! Тут, на втором этаже! Это я – Гаррисон! Валите его!
Ньютон слышал, как мельтешат, суетятся мысли в голове у Барнби. Тот скулил, но не собирался сдаваться. Или Рэндж ошибся?
– Лады! – полетел на пол револьвер. – Тише-тише! Сбрось палец с курка. Сдаюсь.
– Без глупостей.
– Уже, приятель, уже, – Барнби показал пустые ладони, после чего высунул голову – хочешь, наказывай – и осторожно выполз в коридор на коленях. Посмотрел на Мак-Брайта, вытянул руки вперед и улегся мордой в пол.
– А ты смышленый, – Мак-Брайт не собирался вылезать из-за Рэнджа. Пуля никому не дает права на ошибку.
– Луффе профить на фару фасов фольфе…
– Не знаю, что ты там жуешь, но ты чертовски прав.
Парни ввалились в коридор с шумом и проклятиями. Только что вдоль коридора были туго натянуты взгляды, и вот теперь молодые шакалы, разгоряченные виски и запахом крови, сбежались на пир, праздновали победу вожака стаи.
– Подобрать дохляка, – распорядился Мак-Брайт. – Этих двоих – ко мне. Трое внизу наготове, остальные – на улицу. Чую, они пришли не одни.
По лестнице рассыпалась дробь поспешных шагов. Не успели двери захлопнуться за последним стрелком, как на людей шерифа Мак-Брайта обрушился град пуль. Кто-то успел нырнуть в спасительную тень, кого-то смерть заарканила прямо на пороге.
Барнби вязали надежно: руки завернули чуть не к затылку, накрепко стянули, перекинули веревку через горло. Каждый вдох заставлял выгибать спину. Как никогда похожий на крысу, Барнби закатил глаза, побагровел, но затаился, вел себя тихо от нестерпимого желания жить. Рэнджу веревки не хватило. Мак-Брайт усадил его на стул, второй поставил напротив, сам на месте усидеть не мог, наказывал шагами комнату, но к окну не приближался.
